Холодная Амазония. Алтай

Дождь рушился потоками, и потоками же скатывался с плаща химзащиты; я пригибала голову, пряча лицо, и поминутно заправляла полы плаща так, чтоб вода не текла в сапоги: мне не хотелось промокнуть до нитки в первый же день похода. Конь медленно, с усилием одолевал крутой, совершенно размокший  подъем, а я, поглощенная борьбой со стихией, почти не видела обступающих меня дебрей «холодной Амазонии», как про себя позднее я назвала алтайские долины. Почему Амазония? – из-за огромного количества влаги, сочащейся из-под каждого камешка и питающей невероятно могучую, цветущую и блистающую глянцевыми листьями и иглами, гигантскую растительность. А почему холодная? – сейчас расскажу.
Щелканье капель по капюшону ослабло, я выглянула из-под плаща и удивилась: с чего бы это богатейшая трава на полянах вся легла, будто ее катком прикатали? Чуть выше стало понятно, почему. Здесь еще не успел растаять могучий снежный заряд, согнувший и смявший цветущие стебли. Особенно хороши были синие, совершенно аквамариновые цветы, названия которых я так впоследствии и не смогла ни у кого узнать, и окрестила их алтайскими колокольчиками. Что удивительно – они росли повсюду, от верхней границы лиственных лесов и до нижней границы горных тундр, словно их не касалась фенологическая сезонность, которой подчинялись все прочие цветы. Синих этих колокольчиков в алтайских межгорьях оказались миллионы, миллиарды, моря разливанные… Но впервые я увидела их этакими  первоцветами, удивленно выглядывающими из-под белейших, сахарных шапок тающего снега… Был июль.
- Ну что, народ, в палатках сегодня ночуем или в избушке? – зычно вопросил Мишка Зырянов, наш конюх, а точнее, проводник, руководитель и опекун – двухметроворостый, точно родившийся в седле, этакий сибирский ковбой, грубовато-обаятельный, неунывающий, все умеющий и всегда готовый помочь.
Народ хотел в избушке.
Как позднее выяснилось, единственной по маршруту.
Мы спешились.
Мишка нащепал щепок от огромного, живого, но обреченного на истребление «кострового» кедра, и между двух монолитных, сросшихся корнями пней мгновенно заплясал огонек. Ишь, как удобно котелок вешать, кухарничая, удивлялась я, еще не зная, что здесь большинство кедров растет именно так – намертво сросшись корнями со своей «половиной», отстоящей метра на полтора, два, а то и на четыре. Так им легче на каменистых склонах, под бурями и ветрами удерживать от падения свои огромные тела; действительно огромные, как и все в этих краях. Сопоставлять их с привычным для нас равнинным кедром – что баклажан сравнивать со стручком фасоли.
Я впервые в жизни расседлала коня – старого мирного Бурушку, которого совсем не нужно было бояться, в отличие от Мишкиного дьявола Куюма, одинаково опасного и сзади, и спереди. Вместо потника у Бурки оказался добрый кусок косульей шкуры – мягкий, упругий и водоотталкивающий, не идущий ни в какое сравнение с грязным и сырым байковым одеялом, снятым с соседнего коня.
Эта косулья шкура спасала меня потом во время ночевок: я, как матрасик, засовывала ее под дно палатки, потому что ночи – и земля, и воздух - были ледяными. А дни были разными – жаркими и солнечными до обгоревших носов, туманными и дождливыми…. Всякими.
Наш маленький караван двигался от стоянки к стоянке. Свои стоянки на берегах хрустальных ручьев Мишка «придумал» и обустроил сам, и ему было чем гордиться! Каждая из них была хороша по своему, и каждая открывала новую грань алтайской природы. Ведь в этих горах удивительно близко от друга самые разные природные пояса. Пересекаешь ветродуйный, покрытый снегом перевал – а через полчаса оказываешься в роскошных альпийских лугах, где, не наклоняя головы, твой конь срывает то белую шапку вроде борщевика (но не борщевик), то лиловую кисточку вроде татарника (но не татарник); сворачиваешь в долину, где жарко печет солнце и рассыпает по камням брызги веселый водопад; выезжаешь в редколесье, где великанские сдвоенные кедры высятся на общих корнях-фундаментах, точно близнецовые башни готических соборов; повернешь коня вверх по склону – и вот уже вокруг тебя суровая каменистая горная тундра, украшенная крохотными – меньше спички – растеньицами с филигранными, нежными цветочками; а внизу уже манит цепочка озер, нанизанных на бегущую вдоль долины ниточку-речку… А  затем – дремучий лес с белесыми космами лишайника, где каждая коряга –как застывшее в движении чудище; а затем - головокружительные скальные обрывы и зубчатые вершины…
По дороге встречаем всякие дива дивные. То огромный снежный «мост» над бурным потоком – похоже, он так и не успеет растаять до осени. То пещера, точь-в-точь похожая на полое изнутри тело дракона. То кедр, сучья которого петлями изогнуты вниз и снова вверх, подобно лианам. То сусличий «город» посреди леса…То «Замки горных духов» - два иззубренных огромных останца, где, по легенде, тихой и таинственной смертью погиб от инфразвука целый красноармейский отряд…
А вечера? Медленно холодает прозрачный воздух, и лиловая тень гряды наползает на противоположный склон, на глазах «съедая» сияющий гребень – пегий, в пятнах снежников. Кони, насытившись и навалявшись в пышных травах, пришли к стоянке, замерли в струе дыма: комарики покусывают, а тут хорошо! А над головой среди первых звезд носится и носится кругами, вереща, какой-то сумасшедший вальдшнеп…
И вот что странно: день за днем ни жилья человеческого вокруг, ни табуна или стада, ни путника… никого. Однажды прошла параллельной тропой такая же туристская группа, легко опознаваемая по одинаковым желтым арчимакам; однажды далеко-далеко на противоположном склоне долины зоркие Мишкины глаза разглядели какое-то движение: человек! Даже двое… И долго присматривался наш Дерсу Узала, прикидывал: странно, странно… откуда ж здесь взяться людям? Не бывает их тут.
Но чем ближе мы к цели нашего путешествия – Каракольским озерам – тем «цивилизованнее» становится местность, и вот уже копыта коней чавкают в колеях, проложенных внедорожниками. Странно видеть это – оказывается, за несколько дней, проведенных в первозданной чистоте природы, из нашего кругозора как бы выпало понятие «грязь». Слышится звук бензопилы – дорогу прокладывают, поясняет Мишка, скоро на машинах сюда гонять будут… ну, слава Богу, еще не очень скоро.
Каракольские озера – каскад из семи крупных и не очень водоемов - притягивают массу туристов. Озера располагаются как бы на ступенях гигантской каровой лестницы, самое нижнее из озёр находится на высоте 1640 м над уровнем моря, самое верхнее — на высоте около 1800 м. Площадь самого большого из них -12 га, но с увеличением высоты размер озёр и температура воды в них становятся всё меньше. Озера, соединенные ручьями, представляют собой единую систему, но удивительным образом химический состав воды во всех озёрах различается. Вода озера № 2 (если считать снизу) содержит повышенную концентрацию серебра (попить, умыться!), вода озера № 5 — железа: плоские камешки на дне - в рыжем налете. Ни рыбы, ни водорослей тут нет: слишком чистая вода, нечем питаться.
И мы наслаждаемся красотой Каракол. Из зоны кедровой тайги, где цветут роскошные многоцветковые лилии-саранки, и утка вспархивает прямо из-под ног с гнезда, движемся к последнему, верхнему озеру, в которое со склона должен спускаться ледник, да вот подтаял из-за общего потепления климата и отступил маленько… Самый мужественный из нас решается окунуться в воду с температурой всего на 2 градуса выше нуля, и мы не сомневаемся, что теперь-то горные духи на веки вечные избавят его от всех недугов, но повторить подвиг не решаемся…
Место это, да и вся местность кругом -  непростая, много загадок таит в себе. Ведь именно здесь, в селе Каракол, были обнаружены следы культуры – ровесницы египетских захоронений; здесь, на Алтае, за шесть тысяч непроходимых километров от берегов Нила, неведомый народ хоронил умерших в камерах из гладко обтесанных и тщательно подогнанных каменных плит, которые изнутри покрывали яркой росписью, в сюжетах которой в числе прочих фантастических существ присутствовал собакоголовый бог Анубис, владыка загробного мира…
Чудны дела твои, Господи!
А наш путь уходит теперь в обход озер все выше и выше, вот видна уже вся панорама горной страны, а вот и Караколы лежат уже под нами совсем небольшой цепочкой… Этот перевал примечателен тем, что здесь «ловится» МТС, и мы, обходившиеся весь путь без мобильной связи, с радостью выясняем, что дома у каждого из нас все нормально. Лишь Михаил, мрачнее тучи, отчаянно ругает кого-то в трубку.
- Жеребенка медведь задрал! – поясняет он, - недосмотрели!
Оказывается, наш конюх – еще и владелец собственного табуна… ну, ладно, табунка. В котором и произошел сей печальный инцидент.
Коней держать на Алтае не так уж трудно. Почему? Да потому, что корм им на зиму не заготавливают, стойла им не предоставляют… Натрудившиеся за лето бедняги-лошади всю  зиму копытят траву из-под снега! И выживают каким-то непостижимым для меня образом.
Мы с Людмилой поражаемся такому бесчеловечному обращению с конями. Михаил, которому уже вот где наша городская сентиментальность, ворчливо успокаивает: ну не всех, не всех… Молодых, либо наоборот, пожилых, или кто приболел, ставят все же в стойло, а то не выживут. Пока они могут работать, их надо сохранять.
- А когда не смогут?
- На колбасу!
На такой вот ноте нам предстоит проститься с конями. Мне – со старым Бурушкой, которому явно уже недолго работать…
Но такова здесь жизнь. Конина веками была пищей алтайцев.
Вот и сейчас на конной базе Сугойное пятилетний раскосый и круглолицый черноглазик гордо отказывается от йогурта и прочей городской еды и впивается зубами в жесткий непрожаренный шашлык, поясняя: «Я – алтаец! Алтайцы едят мясо!».
Это что! Поглядели бы вы, как он держится на коне! И стремена ему не нужны…
А осталось алтайцев, между прочим, в мире сейчас меньше 70 тысяч.
А сколько их было раньше? Не знаю.
- И все-таки, почему в такой благодати никто, совсем никто не живет? – снова пристаю с вопросами.
- Так здесь же ни дорог, ни электричества – объясняет Михаил.
- Это следствие, а не причина, - отвечаю я, и вспоминаю дагестанские высокогорья, где и леса нет, и трава гораздо хуже, и зима суровейшая – непрерывный бешеный ветер при двадцатиградусном морозе – а аулов кругом полно, только оглянись, с одной точки десяток насчитаешь. А с ними, соответственно, и дороги, и столбы с электропроводами, какими-никакими… Не люди ведь селятся там, где есть дороги и электричество, а инфраструктура появляется там, где поселились люди!
А раньше? Давно, в древности? Здесь тоже царило безлюдье? Вряд ли! Люди поселились в межгорных долинах Алтая в древнекаменном веке, около 1,5 млн лет назад. Именно таков предполагаемый возраст всемирно известной Улалинской стоянки, обнаруженной в Горно-Алтайске. Ученые говорят, что Алтай — прародина всех современных тюркских народов мира, здесь сформировался первозданный язык тюрков, получивший распространение благодаря появлению письменности, известной сегодня как «орхоно-енисейская руническая письменность». Существует даже термин «алтайская семья» языков (куда входят 3 большие группы: японо-корейская, тунгусо-маньчжурская, тюрко-монгольская). Еще до нашей эры Алтаем владели гунны, затем алтайские племена попали под власть Тюркского каганата, после - уйгурского ханства, за которым последовали енисейские кыргызы, взимавшие дань с алтайцев, за ними – кидани, найманы, монголы… Во все времена Алтай был лакомым куском, во все времена за него боролись и проливали кровь. Почему же сегодня эта земля так девственно пуста? А совсем неподалеку бурлит-развивается Китай, динамичный, перенаселенный, предприимчивый, отчаянно нуждающийся в ресурсах…
Впрочем, да не создастся у вас впечатления, что Горный Алтай безлюден весь. Чтобы убедиться в обратном, достаточно проехать по долине Катуни, которая освоена снизу доверху, и продолжает застраиваться – отелями, кемпингами, гостевыми домами, конно-спортивными базами и прочими благами туристического бизнеса на любой вкус и кошелек. Сплав любой сложности? Пожалуйста! Конные походы? Рыбалка? Полетать на параплане? Поиграть в гольф? Съездить на экскурсию? Выпить? Покушать? Переночевать? Закатить банкет? Не вопрос!
По количеству объявлений, баннеров, информационных щитов и столиков под зонтиками, по роению праздной публики в шортах и майках долина Катуни здорово-таки напоминает сегодня Черноморское побережье Кавказа!
Вот и хорошо, думаем мы, по крайней мере, местному населению не придется искать заработков на стороне. Однако при ближайшем рассмотрении все оказывается не совсем так. Команда, организующая сплав – сплошь из Новосибирска; хозяйка фирмы «Маяк Алтая», обеспечившей наш тур – москвичка, и на зиму уезжает на свою основную работу. Зато наш великолепный Михаил, хоть и местный,  проводит зиму в Екатеринбурге, работая на стройке. А почему бы не держать свою фирму ему или таким, как он? Оборотистости, что ли, столичной не хватает? Кругозора? Даже обидно: что не предприниматель в Горном Алтае, то «варяг»!
А между тем, только позавидовать можно тем, кто находит возможность жить и зарабатывать деньги прямо здесь! Хозяйка, у которой мы остановились – Любовь Петровна. Ее хозяйство на берегу Катуни – 40 соток, здесь два гостевых дома под мачтовыми соснами и свой дом, куда тоже в случае необходимости понемногу подселяются постояльцы; просторная беседка, нависающая над зелеными бурными водами, качели, мангалы, цветники; а попутно - ухоженные грядки, молоко и сметана от своей коровы, веселые и довольные внуки… Дом – полная чаша!
А сказать вам, сколько стоит сегодня такое домовладение по-над берегом… Если кто-то хочет скупать здесь недвижимость, то он уже опоздал.
Оно и понятно: люди едут сюда и будут ехать. Миллион человек в год посещает Алтай! Кто-то идет к мистической Белухе, кто-то любуется знаменитым Телецким озером, кто-то (как мы) на коне мерит алтайские долины и перевалы, устремляясь к Каракольским либо Шавлинским озерам… А можно просто остановиться в любом из прибрежных поселков и день за днем любоваться красотой окружающего мира, красотой столь грандиозной, что ее не застят никакие «блага цивилизации»!
Прогулка по берегу Катуни. Говорят, ее название происходит от тюркского «женщина». Каждый изгиб ее берега – чудо. Я немало поездила по свету, но не встречала такой красивой реки. Прямо у моста – несколько скал, торчащих из бешеных вод, выстроились на стрежне, как окаменевшие струги… А вон там, поодаль, гряда-дракончик с острым лесистым гребнем вдоль хребта… А под ногами-то что: весь берег сложен из слоящегося зеленого плитняка, тонкого, красивого, как малахит, и совершенно не требующего обработки. Так вот почему здесь повсюду такие красивые дорожки, столбики, фундаменты – отделочный камень прямо под ногами валяется!
Зеленоваты и воды Катуни: ледники в ее верховьях в пыль перетирают камень, и этот-то ледниковый краситель и несет река до самого устья.
Переходим на другой берег, спускаемся к воде и удивляемся еще больше: камень, слагающий берег, настолько похож на залежавшиеся в воде бревна, наваленные друг на друга, кажется, что даже годовые кольца просматриваются на сломах. И на ощупь он, выступающий из ледяной Катуни, гораздо теплее, чем обычно бывает камень. Это будто живое тепло дерева…
Размышляем над геологической историй Алтайских гор. А история эта столь же разнообразна, как и порожденные ею формы рельефа, полезные ископаемые Алтая, горячие источники и прочее… столько раз уходил на дно этот участок земной поверхности, столько раз вновь поднимался горными складками, что теперь просто нет ничего такого, чего бы здесь не было! И вполне может статься, что мы и впрямь сидим на окаменевших кайнозойских деревьях!
Ну, что, на следующее лето куда? Может, снова на Алтай?
Конечно, мир велик и почти совсем еще не видан… Но Алтай стоит того, чтобы повториться!


фотки здесь http://foto.mail.ru/mail/sheveleva-o/833/917.html#887
еще на ту же тему http://www.stihi.ru/2011/07/15/8018