Как Вовка Красноярск строил

Владимир Иванов, студент гуманитарного факультета обычного Красноярского вуза, для друзей Вовка, любил читать фантастику. Любую – фентези, научную, стимпанк, постапокалипсис, короче все. Читал везде - дома на диване, за кухонным столом, сидя на унитазе, лежа в ванне, мог читать и в маршрутке (если конечно удавалось забиться куда-нибудь в угол и приземлить свою пятую точку на что-то напоминающее сиденье), на лавочке в сквере, на переменах в институте. За это свое увлечение (немного странное для большинства студентов) он и получил среди одногруппников погонялово «Сказочник». А больше всего ему нравились приключения различных «попаданцев». Это ж так круто используя знания и умения двадцать первого века раздолбать Гитлера за пару месяцев или собрать в средневековье пушку и превратить Россию в сверхдержаву, заполнившую всю Евразию и еще пол Америки в купе с Австралией и Новой Зеландией, или же охмурить какую-нибудь эльфийку, али прЫнцессу (ну как же без них то) и завалить по ходу очередного Темного Властелина. Ну не жизнь, а просто праздник какой-то. Он для себя даже прикинул, что вот бы попасть куда-нить в средние века, уж он то бы разошелся: по истории в школе и институте твердые пять баллов (в школе ЕГЭ написал чуть ли не на сто баллов), химия и физика - такая же картина, физкультура вообще любимый предмет, так что не пропадем. Он и имя себе уже переделал на старославянский манер – Володимер, и на Руси звучно и красиво, и в эльфийских мирах тож нормально впишется. В общем подготовился, как следует.
Но как сказал кто-то наверняка умный, испытавший на себе (ну не мог не испытать) - «Бойся своих желаний, ибо они исполнятся».
***
Комары мешали спать, но Вовка стойко не открывал глаза, пытаясь вырвать еще пару минут сна, лупя себя по лицу в тщетной попытке прихлопнуть надоедливых гадов. Потом сквозь тягучую пелену сна стала пробиваться мысль, что в его комнате просто напросто не могло быть столько насекомых. Если в их многоэтажке и появлялись комары, то по одному или по паре-тройке и те были вялыми и неагрессивными (издержки индустриального города, хотя большинство это только радовало), а эти экземпляры гудели, как самолеты, и жрали, как Дракула после столетней спячки. Да и Вовкина щека ощущала не мягкость его любимой ортопедической подушки, а что-то мягкое, но колючее и щекочащее. Короче дискомфортно было Вовке.
Вовка резко сел и обмер. Нет тебе ни ортопедической подушки, ни пухового одеяла, да что уж мелочиться, даже дома его нет. Сидит он в костюме Адама посреди дичайшего леса, скорее всего тайги (природоведение - пятерка) и вокруг ни души (если не считать, конечно, кровососущих гадов, которые серьезно уже достали Вовку). Сначала Вовка заорал, заорал громко и даже стыдно для взрослого то мужика (как же тут не заорать, когда засыпал в постели, а проснулся голый посреди леса). Вопил он минут пять, потом стал кончаться воздух, да и горло заболело. Вовка замолчал, и, наверное, не зря. Сзади затрещали кусты. Вовка обернулся.
Мать честная! Едрить колотить! Хотелось снова заорать, но у Вовки все только сжалось. Медведь! Нет, не медведь. Медведи - это в «Роевом ручье», куда он водил одну из своих подружек, большую любительницу дикой природы. Вот там – медведи, а этот монстр раза в два больше и свирепее, морда поперек себя шире и пасть огромная, Вовку схарчит и не заметит. А тут еще этот экземпляр поднялся на задние лапы (Годзилла отдыхает) и не глядя на Вовку (презирает, наверное, мелькнула у него тупая мысль) как зарычит. С бедным Вовкой чуть не случилась «медвежья болезнь» (а и случилась бы, он не устыдился). Он хотел пулей сорваться в кусты, но все члены будто парализовало и получилось какое-то дерганье в сторону зарослей. И о чудо! Хвала богу дикой природы! Этот Кинг-Конг остался на месте, а Вовка скрылся в спасительной растительности. Он ковылял все дальше и дальше, а погони все не было. И тут Вовку отпустило, он припустил так, что его физрук Сан Саныч (мастер спорта по легкой атлетике кстати) не задумываясь, включил бы Вовку в сборную края по легкой атлетике для бега на длинные дистанции.
В ушах свистел ветер, ветки хлестали по лицу, голому телу и даже по очень болезненным местам, но Вовка летел, не разбирая дороги, не думая, куда ставить босую ногу и что делать, если вдруг напорешься на сук или еще какую-нибудь лабуду.
Уберегли духи здешнего леса Вовку от неприятностей (в виде сучка в ногу или ветки в глаз), но видимо не все сюрпризы они еще вывалили на его бедную голову.
Вылетая из очередных зарослей растительности, Вовка запнулся-таки за торчащий из под земли корень, раз пять перекувыркнулся через голову, а когда остановился и поднял глаза, то увидел перед собой двух местных аборигенов. Невысокие, но крепкие, даже кряжистые, черные, словно только вернулись из Египта или там Турции, заросшие бородой, одетые в рубахи и штаны усердно тягали какую-то здоровенную лесину.
Вовка замер (а что еще делать голому человеку, наткнувшемуся в лесу на двух незнакомых мужиков, да еще и, откровенно говоря, выглядевших сущими бандюками).
- Опа! Смотри-ка, Никита, что за зверь к нам из кустов вывалился, - щерясь во все тридцать (а может и меньше, шут его разберешь, видно пока отсутствие только двух) зубов выговорил один из «разбойничков».
Сказано это было на странном, но явно русском языке, и Вовка отчетливо понял смысл фразы. У него зашевелились волосы.
- Ты погоди, Васька, зубы скалить, - степенно ответил ему второй, - мож это казачок от татар-басурман из полона сбег. И в упор посмотрел на Вовку.
А Вовка боялся спугнуть свое счастье, и от этого изо рта вырвался только какой-то непонятный бульк.
- Оооо, так он юродивый, поди, - высказался тот, которого назвали Васькой.
- Да погоди ж, ты, торопыга, - одернул его Никита, - мож это он от радости, что православных встретил, слов выговорить не может.
А Вовка сидел на земле и тихо поскуливал от счастья. «Я попаданец! Я попаданец!» - билось у него в мозгу. «Я провалился из своего времени, вот только куда? Прошлое? Далекое будущее или вообще параллельный мир?»
- Бери-ка его, Вась, под руки и сведем к воеводе нашему, - беря Вовку за руку, сказал Никита.
Вовка лишь тупо улыбался.
- А на что его к Ондрею Анофриевичу вести-то? – не понял Васька.
- Воеводу Дубенского над нами сам царь Михаил Федорович поставил, вот пусть и разбирается, что за казачок такой и откуда, - вымолвил Никита.
«Царь… Михаил Федорович… Прошлое наверняка… Дубенской, Дубенской… Что-то знакомое…» - проносились мысли у Вовки в голове.
- Дык, делов ему мало что-ли? – продолжал гнуть свою линию Васька, - Недавно только прибыли в землицу Качинскую, ели нашли Яр этот Красный.
Екарный бабай! Не Дубенской, а Дубенский! Это ж тот самый, который Красноярск строить начал! Ну, подфартило! Ну, повезло! Это же историю, да своими руками!
«Так!» - пошли вскачь мысли у Вовки, пока его под белы рученьки вели не куда-нибудь, а к самому воеводе Дубенскому, чей памятник Вовка видел каждый раз, проезжая мимо Медунивера. «Чем же я могу тут этих ребят удивить?» - думал Вовка, даже не мысля уже прикрывать срамные места руками. «Предупредить о каком-нибудь набеге или катастрофе. А это мысль! Блин, а какой сейчас год? Я ж, екарный бабай, даже года основания Красноярска не знаю! Думай, Вовка, думай. Что там Иван Петрович на Истории Сибири рассказывал? Ага, рассказывал, только я в это время очередные приключения попаданцев читал. Лучше б умных людей слушал. Так, зайдем с другой стороны. Сколько в этом году лет праздновали? Да, шут, его знает! Стоп! Юбилей же был недавно! Точно в 2008. Сколько лет? Вроде триста восемьдесят. Следовательно, сейчас 1628 год от рождества Христова».
Вовка аж раздулся от удовольствия, как он все четко высчитал. Но тут же и сдулся, потому что совершенно ничего не помнил об истории родного города.
Ладно, с историей не получилось, получится с чем-нибудь другим. Они же тут только строиться собираются. Вот и поможем. Нда, а чем? Ну знаю я, что есть дома деревянные, кирпичные и панельные. Сталинки, хрущевки, ленинградки и новье. Вот и все мои познания в архитектуре. Я ж, блин, даже не знаю с какой стороны рубанок (или что там еще) брать. Мож пилу изобрести или лесопилку. Да, блин, пилы-то и так есть, а электричество как изобрести - непонятно. И тут облом!
Да и фиг с ними! Взорву что-нибудь к едрене фене, знаю я один сайтик, где подробная инструкция есть, как сделать бомбу из подручных средств. Вот и будет помощь, котлованы всякие рыть и препятствия убирать. Стоп! Какой сайтик! Какой интернет! Ты же в прошлое попал, дубина! Тут не только интернета нет, тут даже простого калькулятора днем с огнем не сыщешь!
Вот тут Вовку и проняло по-настоящему. Один в чужом времени, без суперсовременных гаджетов (да что там – даже без одежды!), без специальных знаний (все, что он знал, оказалось просто пшиком), без умения выбить пару ребер зубодробительными приемами борьбы или мастерским владением всеми видами оружия (на рукопашку он ходил целый год, но там были бои со своими и это было совсем не страшно), без мудрого наставника и знаний каких-либо значительных событий. Короче, простой голый подросток в страшном и чужом времени. Караул!
Вовка даже заикаться начал от такой дикости.
- Ты смотри, никак продрог болезненный, - сочувственно проговорил Никита.
- Ништо, сейчас его воевода к делу приставит, враз согреется, - ухмыльнулся в ответ Васька.
Привели. Поставили пред светлы очи. Сразу видно - серьезный мужик, и думы не о голом пацаненке (хотя по этому времени Вовка и не пацан уже, взрослый мужик), а о будущем поселении.
- Вот, воевода, нашли в лесу, - чуть подтолкнув Вовку вперед (как-будто его и так не видно) проговорил Никита.
- Кто таков будешь, служилый? – спросил Дубенский.
А Вовку била нервная дрожь и продолжалась икота. Осрамился, словом, Вовка перед знатным воеводой.
- Ладно, Хохряков, время дорого и каждые руки на счету, - сказал глядя на Никиту Дубенский, - бери этого блаженного к себе в десяток, да приставь к работе какой-нибудь, глядишь и от него польза будет.
Никита (который оказался Хохряковым, да еще и десятником) молча кивнул, ткнул Вовку под ребро кулаком и снова потянул за собой.
- Да, и одежду ему найди, - раздался вслед голос воеводы.
И Вовка, подталкиваемый десятником, поплелся осваиваться на новом месте.
***
Привели к какому-то шалашу. Выдали одежду. Рубаху и штаны, все большое, а обувки по причине скудности и летнего времени Вовке и вовсе не досталось. Передохнуть и собраться с мыслями, а также поесть и справить надобности не дали. Сразу приставили к делу. Подвели к куче ошкуренных бревен.
- Сейчас тебе в помощь людей приведу, - начал Хохряков, - а ты пока костер разведи, бревна опаливать будем.
И, кинув Вовке какой-то мешочек, споро зашагал прочь.
- Зажечь костер, это я могу, - подняв мешочек, подумал Вовка. Сейчас только спички достану и вмиг разожгу. Спичек в мешке не было, а находились там железяка, похожая на мелкий напильник, камень и тряпица.
- Ну и как это понимать, - заметались мысли в голове у Вовки.
Пока он тупо смотрел на эти вещи, вернулся Никита, а с ним уже знакомый Васька и еще очень колоритный чел. Низенький, широкий, руки толщиной с Вовкину ляжку и весь волосатый, что твой медведь.
- Ну и почто стоим, казачок, - рявкнул Никита так, что Вовка аж присел, - где костер?
- Дык, это… Ну как его… Спичек нет, - промямлил Вовка.
- Ты чего несешь, блаженный? – удивился в свою очередь десятник, - каких таких спичек? Я тебе зачем огниво-то дал?
- Какое огниво? – только и вымолвил Вовка.
- И впрямь юродивый, - ухмыльнулся волосатый.
Никита же, взяв у Вовки мешочек, провел камнем по железяке, отчего посыпался сноп искр прямо на тряпицу, быстро дунул на нее пару раз и засунул в заготовку костра. Огонь начал разгораться.
- Гришка, - обратился Никита к здоровяку, - бери этого блаженного. Кстати, тебя как величают-то?
- Володимер, - тут же вспомнил давнюю заготовку Вовка.
- Володька, значит, - хмыкнул Хохряков, - Гришка, бери Володьку и палите бревна, а то уже стены ставить пора.
И работа пошла. А вот Вовка нет. Могучий Гришка играючи тягал такие лесины, какие не сдвинули бы и пять Вовок. Бедный Вовка только мешался ему под ногами и уже умудрился занозить обе руки (удивительное дело – верхонок ему никто не дал, а про каску и технику безопасности вообще можно не вспоминать). Пару раз скривив лицо от боли, Вовка отошел в сторону от разошедшегося Гришки и тоскливо посмотрел на многострадальные руки. Как же теперь выковыривать эти заразы?
- Эй, казачок! – вырвал его из горьких дум окрик Гришки, - ты чего там рассматриваешь, поспешай давай. Уже солнце в зените, а еще полдела не сделано.
- Как же не сделано, кабан здоровенный, - зло подумал Вовка, но все же собрал всю волю в кулак и поплелся тягать лесины.
День выдался ужасный, никогда в жизни Вовка так не пахал, даже когда выбирался к своей матушке на приусадебный участок. Там-то он (о, наивная простота!) думал, что пашет, как негр на плантации, но по сравнению с сегодняшней работой все его потуги на ниве садоводчества казались легким увлечением. Гришка работал, как заведенный. Сначала Вовка думал, что это у него просто напарник контуженный, но нет. Пару раз устроив себе (ну смалодушничал) перерывы, он успел заметить, что так работают все. Вовка кряхтел, пыхтел, стер руки по локоть, раз двадцать ушиб большие пальцы на ногах, пять раз наступил в крапиву, про комаров и прочий гнус он уже и не говорил, но все равно работал.
Через пару часов такой гонки, очень захотелось пить.
- Гришаня, - проблеял, страдая от непосильных нагрузок, Вовка, - где тут водицы испить возможно (это Вовка спецом фразу так строил, мол в семнадцатом веке же, значит так говорить надо).
- Где, где, - поворачивая бревна в костре, проговорил Гришка, - вон спустись к Енисею, да попей.
- Ага, спасибо, - враз повеселев, кивнул Вовка и припустил к реке. Оказавшись на берегу, он начал вертеть головой в поисках емкостей для воды. Как же, разбежался! Будут тебе и емкости, и вода с газом и без газа. Реальность все обрастала новыми подробностями.
На берег с радостными криками выскочили два казака, сбросили рубахи и с разбегу кинулись в воду. Вынырнув и шумно отплевываясь, местные работники быстро умылись и, не отходя, как говорится от кассы, напились вдоволь.
Вовка загрустил. Сейчас, намаявшись на работе, да и по такой жаре холод воды он не почувствует, но как быть с остальным. Он человек, который воду-то из под крана не пьет (хотя на каждом углу кричат, что мол в Красноярске один из самых чистых водопроводов по всей России), а тут прям (!) из реки. Воображение Вовки уже рисовало картину того, как различные лямблии, палочки и прочие микроорганизмы распространяются по кишечнику и начинают свою подрывную работу. Вовку аж передернуло. Но пить хотелось все сильнее, и пришлось, зажмурив глаза и отключив все чувства напиться из Енисея-батюшки.
И снова за работу. Палить, вытаскивать бревна на берег, чего-то рыть, чего-то долбить. И все это без перерыва на обед (не говоря уже про полдник и послеобеденный сон). К вечеру Вовка не чувствовал ни рук, ни ног. Ничего не соображая, натыкаясь в потемках на все корни и ветки, Вовка кое-как выбрался к кострам. И тут же его кто-то окликнул. Проявив недюжее усилие, Вовка развернул голову в сторону крика и сфокусировал взгляд. Кричал десятник Хохряков. Вовка радостно осклабился и направился к костру Никиты. Там уже собрались знакомые Васька и Гришка, и еще несколько человек, наверное, тот самый десяток, над которым был главным Хохряков. Вовка свалился на траву и блаженно вытянул ноги. Он думал, что его наверняка сейчас свалит сон, но не тут-то было, молодой организм после целого дня пахоты настойчиво просил есть, аж в животе забурчало. И Вовка вспомнил, что кроме подозрительной енисейской водички у него во рту маковой росинки не было со вчерашнего дня, а может и с 2011 года (это смотря как считать, невесело подумал Вовка). А возле костра казачки уже вовсю занимались уничтожением съестных припасов. Вовке сунули миску с ложкой и ободряюще хлопнули по плечу, мол, кушай браток не стесняйся. Вовка не раздумывая зачерпнул полную ложку и тут же запихал ее в рот. Сказать, что он удивился, значит очень сильно преуменьшить правду. Он прост ошалел. Такого варева он не ел никогда, даже у однокурсника Санька, который приехал в Красноярск из Канска и все родительские деньги прогуливал по клубам, а потом питался такими разносолами, как макароны в собственном соку или макароны с хлебом. Так вот, в этой каше, нет для Вовки это была баланда, было намешано, кажется, все, что пожелает казачья душа. На Вовкин неискушенный взгляд тут присутствовали и какая-то крупа, и вроде бы рыба (ну кости-то точно) и еще что-то, не хватало только соли (эх, могли б меня и с солонкой сюда перекинуть). В общем будь тут Вовкина бабушка, которая всегда была озабочена, чем же питается ее непутевый внучок, местного кашевара ждала бы очень печальная участь, вплоть до удара сковородкой по мудрой голове, родившей такой великий рецепт. Тут живот недвусмысленно свело голодной судорогой, и Вовка, в который уже раз за сегодняшний день, собрался с силами и срубал кашу за один присест. Несмотря на все опасения Вовки, кашка зашла ровно, и по телу растеклось блаженное тепло. Вовка откинулся на спину и засмотрелся на заходящее над Енисеем солнце, что сам не замечая, тихо запел:
Под зарю вечернюю солнце к речке клонит,
Всё, что было - не было, знали наперёд.
- Эй, служилые! – раздался вдруг вопль Гришки, - наш юродивый песни поет.
Вовка аж подпрыгнул от неожиданности.
- Ну-ка, ну-ка, песня это хорошо. А хорошая песня еще лучше - высказался Никита, чем породил у Вовки какое-то смутное чувство дежа вю.
- Давай-ка, Володька, запевай, да погромче, - подтолкнул Вовку локтем Васька.
Делать нечего, Вовка прикрыл глаза, мысленно попросил прощения у еще не родившегося доктора-барда Розенбаума (если вдруг что переврет) и неумело, но с душой затянул:
Из сосны, берёзы ли, саван мой соструган,
Не к добру закатная эта тишина.
Только шашка казаку во степи подруга,
Только шашка казаку в степи жена.
На протяжении всей песни казаки только ухали в такт, да восклицали типа: «Вот это про нас!», «Во придумал, Володька!», «Ну точно про нас!».
Как только Вовка закончил, все наперебой начали просить его повторить слова, чтобы все запомнили, а рубаха-парень Гришка от полноты чувств так хлопнул Вовку по спине, что тот всерьез задумался, как бы не выплюнуть свои легкие.
После триумфального рождения гимна местных казаков статус Вовки немного изменился. Теперь он был не сухорукий юродивый, которому и дело никакое поручить нельзя, а поэт можно сказать песенник, почти народный артист. Но эйфория быстро прошла (точнее и наступить не успела), простые рабочие парни поголосили чуток песни и разбрелись по койко-местам, оставив только караульных, а Вовке за его потуги не досталось даже лишней чашки варева (сказывалась скудность местных запасов). Поэтому, приняв приглашение Гришки переночевать у него в землянке (блин, да это кидалово какое-то!), Вовка пошаркал спать.
Упав на подстилку из хвои Вовка, тут же провалился в сон.
***
Сначала застучали зубы, потом затряслись руки, затем начало трясти всего. Короче, проспал он недолго. Проснулся от дикого холода. Рядом храпел, как ни в чем не бывало Гришка. А у Вовки зуб на зуб не попадал. Попробовал зарыться в хвою - не помогло. Земля холодная, хвоя колючая. Свернулся калачиком. Помогло. Ровно на пять минут.
Вдруг резко скрутило живот. Вовка еле успел выскочить наружу к ближайшим кустам и скинуть штаны. Видимо водичка енисейская дала о себе знать, а может и кашка. После дела, найдя на ощупь листок лопуха по-больше, Вовка вернулся в землянку. Только прилег, как сразу новый приступ, и вновь прыжками наружу. Налицо все симптомы отравления. Остаток ночи Вовка провел в спринтерских рывках от землянки к кустам и обратно. К утру все ближайшие кусты были помечены, популяция лопухов серьезно прорежена, а задница превратилась в одну большую мозоль, да еще и гнус искусал все, до чего смог добраться (а добраться нынче можно было до всего).
В общем встретил Вовка рассвет с кругами под глазами, больным животом и общим упадком сил моральных и физических. Дома-то он уже бы угля навернул или еще чего покруче, вплоть до антибиотиков, а тут дикая природа, можно только углей из костра от безнадежности погрызть, да и те не помогут.
Видя все это, поутру его оставили в покое. К полудню Вовка чуток оклемался, то ли организм справился сам, то ли просто литься из Вовки стало просто нечему. От облегчения он забылся сном на лужайке под уже разошедшимся солнышком. Проснулся ближе к вечеру. Сил не прибавилось, стало чуть легче, но разболелась голова. Думая о том, как же ему теперь со всем этим жить, Вовка направился к Енисею. От всех переживаний, недомоганий и прочих напастей он не удержался на крутом склоне и кубарем полетел вниз. Все бы ничего, да только в конце пути его ждала очередная лесина, приплывшая по Енисею и ждавшая своей очереди на ошкурь и пал.
Головой Вовка не ударился, телом тоже, зацепил лишь ногой чуток, но так, что хлынула кровь. Вовка застонал. Подбежали несколько казаков, глянули мельком, ничего, до свадьбы заживет.
Рядом оказался Гришка:
- Ну ты, Володька, даешь, все у тебя не как у людей, - чуть озабоченно проговорил он, - Царапина небольшая, поссы на нее и пройдет.
Вовка ошалело посмотрел на Гришку.
- А если неудобно, то давай я, - решил помочь добродушный Гришка.
- Нее, не надо, - поспешно заорал Вовка, поражаясь такой антисанитарии и простоте нравов, - я лучше сам.
- Ну сам, так сам, - не стал спорить Гришка и пошел работать дальше.
Вовка, конечно же, не стал мочиться на рану, оторвал кусок тряпицы почище от своей рубахи, поискал глазами подорожник, не нашел. Плюнул на все, сорвал первый попавшийся лист, поплевал на него и приложил к ране. Замотал тряпицей и поплелся назад.
Есть и петь он в этот вечер не стал.
Ночью заболела нога, то лихорадило, то знобило. Утром Вовка не мог опираться на больную ногу, а вокруг раны кожа воспалилась и покраснела. Казаки лишь с сочувствием смотрели на Вовку. К вечеру совсем поплохело. Пришел Никита.
- Держись, Володька, завтра ногу тебе резать будем, - не став откладывать плохие вести в долгий ящик, рубанул с плеча Никита.
Вовка от страха потерял сознание.
***
Сознание вернулось рывком. Вовка резко вскинулся и схватился за ногу. На месте! Точно на месте! Стоп. А это еще что такое? Он покрутил головой. Вокруг до боли знакомые стены, с книжными полками, письменный стол с работающим компьютером, он на удобном матрасе и под пуховым одеялом. Он дома.
- Слава всем силам, я дома! Наконец-то дома! – билось у Вовки в голове, - ну вас с вашими провалами во времени. Пойду я лучше учиться.
Он так и не узнал, что это было – сон или реальность, но больше никогда не читал на лентах. Стал осторожен в выражениях и желаниях, ибо твердо знал надо хотеть того, с чем сможешь совладать. А про «попаданцев» читал лишь изредка и то лишь для того чтобы освежить в памяти те три дня, когда он все-таки, как не крути, строил Красноярск.