Рута Менсерен гл. 7

Ведьм было трое. Рыжеволосая, белолицая пухляшка Маришка, черноволосая смуглая худощавая Арсина и русоволосая Лойя с бледным осунувшимся лицом. Девушки встретили Руту настороженными взглядами, критически разглядывая её фигуру. И даже преувеличенно бодрое «Прошу любить и жаловать», прозвучавшее от долена Вакстайна, нисколько не помогло. Лойя демонстративно отвернулась, зевая в ладошку. Маришка принялась смотреть в зеркальце, усердно расчесывая свои кудряшки. Арсина скривив тонкие губы в усмешке, пробормотала явственно: «Ещё одна, нелегкой смерти ищущая». Долен Тиреми, неловко чувствовавший себя в обществе четырех ведьм – поспешил удалиться.
Их поселили на окраине Стечен, в узком флигеле, в сотне шагов от казарм городской стражи. Под строжайшим секретом запретили выходить в город. В одну из комнат, принесли охапки высушенных трав, льняные тряпки, и скудный запас готовых снадобий, на которые расщедрились городской лекарь и личный лекарь доларя. Маришка и Арсина только руками всплеснули от негодования, при виде раскиданных в виде сена травяных сборов. Эти запасы были отняты у них же, - долен Демшан все тщательно продумывал. Сжигать не стал, сначала лекарям показал. Сначала городскому, потом и до доларьского добрался. Те поморщились, но, после того, как Живерока кое-что шепнул им на ушко, пожали плечами и занялись осмотром. Часть отобрали, частью украдкой пополнили собственные запасы. Остальное демонстративно сожгли во дворе. Долен Живерока не препятствовал – лекарям виднее.
Лойя лишь пожала плечами. Её коньком были заговоры – тут уж равных не было. Любую хворь могла заговорить, любое помешательство – к помешательствам Лойя относила и любовь, и злобу, и зависть. Однажды лишь не потрафила богатому мужику, желавшему сжить со света удачливого соседа, а по ходу дела и ещё кое-чего возжелавшему от миловидной знахарки. Отвадила так, что зарекся мужик ходить к избушке, на отшибе стоящей. Зато побежал с доносом к старосте. Староста был липницкому Нердяге не чета, принял мзду и послал гонца с доносом к доларю. Вскоре прибыли трое стражников. На том и закончилась мирная жизнь Лойи Ильянсы. У доларя её перехватил грузный седоусый полусотник, и имел с ней беседу наедине. Отказаться от беседы у Лойи возможности не было, а по окончании оной – перевезли её из Пляццкого дольника в Стечненский. Можно сказать – повезло. Арсину вон вообще из Жердянского трока привезли – через весь Непраж. На целую деревню порчу навела – что люди хворали, что скот. Только шила в мешке не утаишь – мигом узнали, кто и зачем. Снять порчу не сняли, а у доларя разговор короткий – сжечь ведьму. Вездесущий Живерока и тут подоспел – выцарапал у стражников, увез к себе, по особому кнешьему приказу. Дивились люди, перешептывались, строили догадки, но никто так толком и не понял – что за мода пошла на ведьм при дворе кнеха. Маришка, та и вовсе травница простая. За веселый нрав, да за рыжие кудряшки в ведьмы произвели. Нрав, правда, чересчур веселый был… Местные бабы веселья того не поняли, а мужики (кто ж не грешил?) скромно отмолчались. Взяли Маришку за белы ручки, и увезли с конвоем, в неизвестном направлении. Слух прошел после, что водой да огнем её испытывали, но никто не мог ничего сказать наверняка.
Такие вот спутницы достались бедной Руте. Сдружиться она с ними не сдружилась, но оказавшись в одинаковом положении, девушки поневоле начали искать друг с другом общий язык. Синяки долго ещё украшали Руту разноцветными пятнами, но  со временем сошли. Девушка целыми днями занималась тем, что готовила различные снадобья да припарки. Дело кропотливое и рутинное, к чему Рута давно уже привыкла. Дивилась девушка на невольных товарок своих. Лойя, управившись со своей частью работы, сидела и вышивала на пяльцах шелковыми нитками, невесть как раздобытыми. «Не иначе, как долен Тиреми постарался?» – ехидно угадывала Маришка. Лойя лишь пожимала плечами, прибирала растрепавшуюся прядь русых волос, и продолжала заниматься вышивкой. Арсина, смуглая и отчужденная, целыми днями смотрела в окно. Окна во флигеле были большими, но по приказанию долена Живероки – завешены холщовыми занавесками. А посмотреть за окнами было на что. Сновали туда-сюда конные и пешие гонцы, проходили стройными колоннами солдаты, скрипели телеги, нагруженные самым разнообразным снаряжением. Отдельной картиной выбивались небольшие ватажки деревенских парней, прибывавшие в Стечны под руководством вербовщиков. Растерянные и неуклюжие, они озирались по сторонам, с восхищением глядя на добротно одетых и до зубов вооруженных стражников. Вербовщики с презрительной усмешкой загоняли их в казармы, покрикивали, сплевывая сквозь зубы: «Шевелись, бестолочи! Живей, увальни! Тут вам не скотный двор!». А недели через две выходили из ворот казармы уже совсем другие люди, пусть и новобранцы, но уже смотревшие на мир совсем иными глазами. Эти люди умели ходить строем, и не слишком хорошо обращаться с оружием. Строевые вейбели накидывались на них, как коршуны на цыплят, приучая ходить колоннами и шеренгами, вздваивать и учетверять ряды, строиться в защитные каре. Основным оружием пехоты того времени были копья и секиры. Редкие пока отряды огнестрельных стрелков находились на особом положении, и в боях участвовали только как вспомогательные. Не хватало оружейных мастеров, способных изготовить качественную пищаль. Огнестрельное оружие в основном закупали в Нильсвенде, и стоило оно денег немалых.
Маришка, несмотря на приказ долена Демшана – никуда не выходить, каждый вечер мышью  ускользала из флигеля. Добродушный охранник не препятствовал, только похохатывал вслед. К тому же, имел свой интерес – не круглые сутки же ему сторожить, придет смена. Вернется в казарму, а там – Маришка обещала…. Рута как-то попыталась усовестить её, глядя в сторону и смущенным голосом. Но рыжая только фыркнула: «Пока молодая – надо пользоваться. В зеркутских степях одним только волкам хвосты крутить придется. А вернемся ли живыми – об том лишь Свез знает! Так что не надо о моей чести заботиться…тебе бы вот тоже не помешало…». Рута покраснела, замахала на Маришку руками. Вот ведь, шалая, как наговорит всякой чепухи…. Маришка расхохоталась.
Сама Рута, раздобыла льняных тряпок и целыми днями готовила корпию, для перевязки ран. Городской лекарь – сам и носу не показывал, но прислал кое-какой врачебный инструмент. Плохонький, но дареному коню в зубы не смотрят. Так получилось, что вся основная работа легла на её плечи. Когда с травами закончила – пришлось думать, сколько перевязочного материала взять, и главное – откуда. Долен Вакстайн, изредка наведывавшийся к подопечным «ведьмам», только морщился и отмахивался. Какие ещё перевязки, мази и снадобья? Солдатское дело нехитрое – врага порубить, и самому славной смертью погибнуть. О ранах Тиреми имел только смутное представление, почерпнутое из книжек. Молодая прекрасная доленка собственным платком перевязывает долену рану, полученную в бою… Израненный герой подает изумленному его отвагой кнеху донесение от своего коммандера. Храбрец, истекающий кровью, бьется в окружении сотни врагов, и умирает с именем своего кнеха на устах…
Если бы Рута знала, о чем думает долен Тиреми, при упоминании о ранениях в бою – вдоволь бы насмеялась, прикрывая рот ладошкой. Но она не знала, и заботило её только одно – как на дальний поход снадобий нужных запасти, так чтобы не прижигать потом раны гретым железом, и руки-ноги людям зазря не отрезать. Такова была девушка нравом, что за любое дело бралась основательно. И хотя ни разу за лекарский нож не бралась, но примерно знала, как и что делается. Несмотря на то, что приневолили её, Рута в душе была рада подвернувшемуся серьезному делу. Может быть именно этого ей не хватало в нелегкой её жизни – тяжкого, но нужного людям труда; ответственности, грузом лежащей на плечах…. О том, чем может закончится этот авантюрный поход, девушка не задумывалась. Многого конечно не знала, но во всем полагалась на волю Свеза. Не бросит её бог, не оставит. И если счастливой жизни не пошлет, так может, хоть смерть быструю и легкую…
Вслух Рута свои мысли не высказывала, знала – засмеют. Арсина, вон, и так косится с усмешкой, глядя на её труды. А сама целыми днями в окошко глядит, или примется карты раскладывать. Бывает, подойдет к ней Рута, спросит из любопытства – что, мол, получается? Та сожмется в комок, зыркнет недовольно и весь расклад смешает. Да плечами ещё пожмет. Лойя тоже, день-деньской вышивает, а узорочье никому не показывает. Только подойдешь – сразу платок сверху накидывает. Да и некогда ими всеми Руте интересоваться да любопытствовать. Со временем, долен Вакстайн от Руты отмахиваться перестал, прислушивался даже к её словам. Но взамен свалил весь лекарский снаряд на неё, а сам занялся муштрой своих новобранцев. И то сказать – четыре старых вояки-вейбеля деревенских воинскому делу обучают, а долен Тиреми то охоту с другими доленами затеет, то у местных землевладельцев на вечерних вирансах с молодыми доленками «пражинку» танцует. До поры, до времени ещё и занимался он своим стягом, но после прихода последней дольской полусотни окончательно дела забросил. Тем более, среди «охотников» - так добровольно вызвавшихся называли, нашлось у него несколько старых приятелей. Не просто приятелей, а закадычных друзей. Так что поутру долен Вакстайн чаще всего лежал пластом, а вставал ближе к обеду, с опухшим лицом и воспаленными глазами. Окунал голову в ведро с водой, потом жадно пил холодное пиво, из принесенного слугой кувшина. Затем снова валялся до полудня в постели, а в казармы являлся ближе к вечеру, помятый и хриплый.
Во флигель, к «ведьмам» почти не заходил. А если заходил, то старался поскорее уйти: равнодушно кивал, слушая болтовню Маришки и робкие доклады Руты о проделанной работе. Одобрительно мычал, косился на пышные Маришкины груди, откровенно выпирающие из откровенного выреза лифа. Старался не смотреть на кокетливо выставленную девичью ножку – платья Маришка носила только с глубоким разрезом. Ежился под презрительное фырканье Арсины и лукавую усмешку Лойи. В конечном счете, проще всего ему было разговаривать именно с Рутой. Что он и предпочитал делать. С ней только разговаривал он о хозяйственных делах, и порой даже шутил. Рута была рада и этому. Через неделю лекарский припас был готов, и девушке больше нечем было заняться. Вместо этого ей самой занялась Лойя. Однажды, когда Рута занималась лекарским реестром, подсела к ней и принялась костяным гребнем расчесывать спутанные пряди – за прической своей Рута особо не следила. Потом принялась за одежду. Пообрезала торчащие отовсюду нитки, пока Рута спала – зашила прорехи на платье, что-то где-то ушила, так что насмешливая Арсина тут же проехалась насчет внезапно появившейся фигуры. Рута покраснела, а Лойя строго цыкнула на насмешницу. Та с деланным испугом подняла вверх руки – мол, больше не буду. Поведение Арсины среди всех «ведьм» было самым странным. Когда она не занималась делом, то молча сидела у окна и, глядя во двор, улыбалась странной отчужденной улыбкой. В конце концов, привыкли и к этому. Привыкли и перестали обращать внимание. А зря! В один прекрасный вечер, девушка накинула на плечи украшенный кружевами платок и направилась к выходу.
- Схожу-ка и я с тобой… - с обычной усмешкой сказала она Маришке, изумленно глядящей на неё. Та недоверчиво пожала плечами. Потом, очевидно желая поверить, заговорила торопливо:
- И то, правда, а то чего ж сидеть и киснуть тут. Хоть погулять напоследок, как следует! Это хорошо, что ты надумала. Я вот вам, девушки, постоянно твержу…
- Пошли уже, болтунья! – засмеялась Арсина. Стражник у двери замялся растерянно, попытался преградить ей путь, но Маришка шепнула ему что-то на ухо. Парень хмыкнул с похабинкой, но дорогу освободил. И даже мечтательно облизнулся, глядя на горделивую осанку Арсины. Лойя только покачала головой, правда совсем не осуждающе. Скорее одобряюще. И тут же подсела к покорно повернувшейся Руте. Сегодня она решила помучить её огуречной маской. Рута украдкой схрупнула одно огуречное колечко, тут же получила по рукам и послушно замерла.
Маришка обычно раньше трех часов ночи не возвращалась. Но в этот раз, не прошло и часа, как дверь настежь распахнулась, и во флигель ворвался разгневанный вейбель, таща за локоть ревущую Маришку. Следом протиснулись ещё трое стражников.
- Где она?! – рявкнул вейбель.
- Кто? – непонимающе спросила Рута. Вейбеля этого она знала. Совсем неплохой был дядька. Старый служака, «честный до отвращения», как однажды выразился о нем долен Вакстайн.
- Не понимаешь?! – разъярился вейбель. Сейчас он совсем не походил на того добродушного дядюшку, который рассказывал Руте о старых зеркутских войнах и иногда угощал семечками. – Арсина где?!
- Она же в казармы ушла! – вырвалось у Руты.
- Ушла, да не дошла! И эта стерва, - он рванул к себе Маришку, - сбежать ей помогла. Да не сознается, куда та направилась!
- Не знаю я ничего! – пискнула Маришка, - Она сзади шла, а я не оглядывалась. А у ворот нас Франшек встретил, я и думать о ней забыла…
- Ничего, далеко не уйдет. Стража весь квартал прочешет. – утешил вейбель, - а вас, за то что бежать девке помогли – долен Вакстайн накажет.
С этими словами рассерженный старик швырнул Маришку на ближайшую кровать и, пнув ни в чем не повинную дверь, вышел наружу.
- Да не знали мы ничего, - низким грудным голосом сказал Лойя стражникам, льняной тряпочкой промокая лицо своей подопечной. – Что ж мы, совсем дуры? Ушли бы – так все. И вас бы не спросили…
- Далеко бы не ушли! – засмеялся один из солдат. – Вейбель Пуссель и не таких хитрецов вылавливал.
- Пуссель…, - проворчала Лойя, - свен что ли?
- Свен, - кивнул, выходя солдат. – Свены – солдаты добрые.
Его товарищи последовали за ним, хотя, судя по бросаемым на девушек взглядам, с удовольствием бы остались.
Оставшись одни, «ведьмы» переглянулись. Затем одновременно уставились на Маришку. Та протестующе замахала руками.
- Что вы на меня так уставились?! Не знаю я, куда она ушла. И не помогала я ей, не полная ещё дура – за такое и впрямь голову снимут!
Рута покачала головой, промолвила тихо:
- И куда она бежать вздумала, бедовая?
- Да уж найдет куда…, - насмешливо возразила Маришка, - лишь бы из города выбраться, а там ищи ветра в поле.
- Надолго ли? – сказала Лойя, - по всему Непражу в розыск объявят. Разве что к свенам податься, так свены тоже ведьм не любят. Даром что говорят, мол нильсвендские ведьмы самые сильные…
- И правда, я слышала вот, - затараторила Маришка, - про ведьму одну, свенку…
- Помолчи, балаболка, - Лойя поморщилась. – О том не подумала Арсина, что из-за неё всех нас опять судить могут. Мне как-то на костер не хочется совсем…
Рута невольно поежилась. Вновь переживать пережитое совсем не хотелось. Даже вспоминать, и то – больно.
- Подождем долена Вакстайна? – спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь, - может пронесет…
- Пронесет, как же! – мрачно хмыкнула Маришка, поджимая полные губы, - этот твой Вакстайн – ни рыба, ни мясо. Тюфяк изнеженный…
- Почему это - мой? – возмутилась Рута, - такой же как и твой…
- Э, нет! – торжествующе воскликнула рыжая, - кто с ним больше всех времени проводит? Кто чуть чего: «долен Тиреми, долен Тиреми»? К кому этот тюфяк первым делом бежит? К доленке Руте!
Маришка увлеченно закатила глазки и продолжала:
- Ах, доленка Рута, не слишком ли много корпии заготовили? Доленка Рута, по поводу целебного бальзама лично проследите! Доленка Рута, я на вас всецело полагаюсь! Ха-ха-ха!
- Ну, хватит! – сердито ответила Рута, - и что из того? Если бы не я – так бы дело с места и не сдвинулось. Вы-то не больно помочь горазды.
- Как это? – теперь уже обиделась Лойя, - все, что можем – делаем. А остальное, долена Вакстайна прямая обязанность, да он её на тебя взвалил. А ты и рада стараться.
- Вот к зеркутам попадем – живьем кожу сдерут, а мясо засушат на черный день! – всхлипнула Маришка.
- Откуда ты знаешь? – заинтересовалась Лойя.
- Люди говорят, - продолжая всхлипывать, ответила та, - зеркуты – дикари неотесанные. Сырое мясо едят, молоко прям из лошадиных сисек тянут, и на живодерство горазды очень.
- А я вот слышала, до непражских женщин они сильно охочи, - с лукавством добавила Лойя. Маришкины слезы от возмущения мигом просохли.
- Да вот ещё, не дождутся! Слыхала я, что многоженство у них заведено. Бати ихние по сто штук жен имеют, и ещё каждый год по новой жене добавляют. Как не треснут только…
- А с чего бы им треснуть? – засмеялась Лойя, - наши небось тоже не отказались бы, да Свез не велел…
- Как ты можешь такое говорить? – вступилась за непражцев Рута, - наши никогда бы на такое не пошли!
- Много ты знаешь, - Лойя покачала головой, - ладно, утро вечера мудренее. Давайте спать ложиться. Чувствую, устроит нам долен Вакстайн веселое утро…
Девушки разошлись по своим местам, и в комнате воцарилась тишина, лишь изредка прерываемая потрескиванием свечей и посапыванием девичьих носов. За окном хрипло орал Пуссель, очевидно организуя розыски беглянки. Но постепенно его крики стали стихать – вейбель уходил все дальше от флигеля. И тут внезапно заворочалась в постели Маришка. Заворочалась, и сквозь зубы сказала:
- Ну, дура. Какая же дура…
Рута с грустной улыбкой подумала было уже, что им двоим не спится, но тут отозвалась Лойя.
- Это ты себя так ругаешь?
- Арсина – дура! – просветила их Маришка, - это же надо – только о себе и думает. Взяла и сбежала, а то, что меня за это могут наказать – на это ей наплевать…
- Ну и что с тобой сделают? – осведомилась Лойя, оперевшись на локоть. – Хуже того, что нам уготовили, уже не будет.
- Ага – не будет! – Маришка откинула одеяло и села. – А недавно сама костер поминала. Дровишек вот нам всем под ножки подкинут, да подожгут. Весело будет…
- Не подумала она просто, - вступилась за беглянку Рута, - о другом её мысли были.
- О том, как сбежать, – усмехнулась Лойя, - почитай с того дня, как здесь появилась. То-то она целыми днями в окошко выглядывала. Я давно поняла, что она себе на уме.
- А почему молчала?! – возмутилась Маришка.
- Тут каждый – сам себе голова, - Лойя пожала плечами и зевнула. – Похоже, спать нам сегодня не придется.
- Поймают, - вздохнула Рута, - наказать не накажут, но будем теперь сидеть взаперти.
- Тебе-то что за печаль?! – окрысилась Маришка, - все равно целыми днями носа из флигеля не показываешь. Тебя-то, небось, и вовсе не накажут – ты у долена Тиреми на особом счету.
Лойя досадливо поморщилась.
- Ты, Мариша, много лишнего говоришь. И на Руту зря взъелась. Она ведь не от того старается, что угодить хочет. А просто такой она человек – если за что возьмется, так не отступит, пока не сделает.
- Ну, так и я – если за что возьмусь, так не отпущу, - раздраженно фыркнула Маришка, - и потом – какой она человек? Мы же не люди, а ведьмы. С нами делай что хочешь: на костре сжигай, голову руби, на веревке вешай, да хоть соли и в бочки закатывай – никто слова супротив не скажет.
Лойя добродушно засмеялась:
- Да какая из тебя, Маришка, ведьма?! Так, одно недоразумение…
- Сама ты недоразумение!...
Рута в разговор больше не вмешивалась. Просто лежала и смотрела в потолок. Маришкины слова о Рутином особом положении – сильно обидели девушку, тем более что это было несправедливо. Не за тем старалась Рута, чтобы место получше занять, и к долену Вакстайну в доверие втереться. Сердце её трепетало об одной мысли о предстоящем походе. Зеркуты представлялись ей, из солдатских рассказов, настоящими чудовищами. А сам предстоящий поход с каждым днем казался все ужаснее и ужаснее. И Рута все силы прилагала к тому, чтобы подготовиться к предстоящим испытаниям. Кроме того, будучи постоянно занятой, девушка переставала думать о зеркутских степях. А долен Вакстайн ей совершенно не нравился. Рядом с ним Рута чувствовала себя неловко, и всегда испытывала огромное облегчение, когда он уходил. Но спорить с Маришкой ей сейчас не хотелось. К сожалению сон тоже не приходил, поэтому все что оставалось – лежать и слушать в общем-то беззлобную перепалку Лойи с Маришкой. Арсина же вызвала у Руты удивление своим поступком, и даже некоторое робкое восхищение. Сама Рута вряд ли решилась бы на побег. Хотя бы потому, что не видела особого смысла в этом. Бежать, чтобы потом прятаться как мышь в подполье – и так большая часть жизни девушки прошла в скитаниях и поисках укромного убежища. Не желала этого Рута, но пойманная в ловушку обстоятельств, внезапно обрела цель. Цель эта заключалась в том, чтобы подготовиться к путешествию в зеркутские степи. Дальше девушка не заглядывала, но рассчитывала выжить и вернуться в Непраж. И где-то в глубине души щемило нетерпеливое ожидание – а что же там, у зеркутов? Так кошка, раздираемая неизлечимым любопытством, медленно-медленно крадется к приоткрывшейся двери и просовывает туда свою любопытную голову, не думая о том, что её могут в любой момент прищемить.
Девушкам постепенно надоело переругиваться и спорить, и они нехотя улеглись. Но заснуть им снова не дали. За окнами послышался гул людских голосов, топот десятков ног и скрипучая ругань вейбеля Пусселя. Двери во флигель распахнулись, и Пуссель почти волоком втащил вовнутрь растрепанную женщину. Маришка, быстрее всех вскочившая с постели ахнула:
- Арсинка!
Это действительно была Арсина. Длинные черные волосы её были всклокочены, лицо расцарапано, на скуле виднелся изрядный кровоподтек. Платье её выглядело не лучше: один рукав почти оторван, а на подоле грязные отпечатки солдатских подошв. Но при этом девушка вовсе не выглядела сломленной. Глаза её сверкали, рот кривился в злобной усмешке.
Лойя невольно хихикнула в ладошку – щеку Пусселя украшали три длинные красные царапины. По свенскому обычаю, вейбель не смотря на свои преклонные годы, тщательно выскабливал щеки и подбородок. Один из стражников охая, баюкал собственный указательный палец. Не иначе как прокушенный.
- Ну, ведьма! – процедил Пуссель, - лучше б тебе было на зеркутскую пику попасть. Погоди до утра, долен Вакстайн вернется – тогда и поговорим. Эй, парни – привяжите её к кровати, пусть так до утра посидит!
Стражники с искренним усердием бросились выполнять приказ.
- А вы, - вейбель обратился к оторопевшим девушкам, - чтоб и не думали развязать эту сучку. И воды ей не давать!
Больше он разговаривать не захотел, и вышел из флигеля, жестом показав стражникам следовать за ним. На выходе злобно пнул сапогом дверь, выругался непотребно и удалился.
Лойя легко спрыгнула с постели и подбежала к Арсине.
- Арсина, ты как? Они тебя били?
Беглянка оскалилась в ответ:
- А что – не видно? Но я им тоже с лихвой отплатила…
Маришка принесла кувшин с водой и, смочив платок, принялась обтирать Арсине лицо. Та раздраженно уворачивалась, и даже прикрикнула на неё. Рута, подошедшая последней, с жалостью смотрела на Арсину.
- Что смотришь? – огрызнулась Арсина, - жалеешь? Не надо мне твоей жалости!
- Злая ты, - спокойно ответила ей Лойя, - спокойно сиди. Хватит с нас сегодняшнего.
- Надо же, - удивленно сказала Рута, разглядывая Арсину так, словно в первый раз увидела. – Всегда спокойной была, ни словечка ни взгляда буйного. Снадобья да порошки всегда так тщательно готовила, что я диву давалась. Завидовала даже. И не подумаешь, что на такое способна…
- На какое «такое»? – хмыкнула Арсина, - Что сбежала – так потому что не дура. В степях безводных от голода и жажды сдохнуть – так я и здесь могу. А насчет снадобий, значит тоже в укор ставишь? Смешно, да. Только я за свои снадобья – и словом, и делом отвечаю. Всегда так было. И у ведьм гордость и честь бывает.
- Да не о том речь, - продолжала Рута, - не сбежала бы ты никуда, и не сбежишь. Не выйдет у тебя. И не в том дело, что бегством своим ты всех нас под наказание подставила. А в том, что когда мы в степях зеркутских окажемся – только друг на друга и сможем полагаться. И доверять, и поддерживать друг друга там придется. Вот только не знаю я, Арсина – смогу ли тебе…
От кого, а от Руты не ожидали девушки такого. И потому примолкли, и даже Арсина ничего не сказала – вспыхнула только лицом и рот приоткрыла, готовясь сказать что-то гневное. Но так и не сказала, глядя, как Рута взяла со стола лежавший там кухонный нож, и направилась к ней. Бог знает, что почудилось Маришке в тот момент, только девушка взвизгнула и кинулась к Руте, обхватила её руками, крича:
- Не надо, не убивай её! Не надо, Рута, она не будет больше! Не надо!...
Первой не выдержала, засмеялась Арсина, которая сразу поняла, что хочет сделать Рута. Потом прыснула в ладошку Лойя, а Рута, с удивлением отдирая от себя прилипшую Маришку, сказала без капли смеха в голосе:
- Свез с тобой, Маришка, и в мыслях у меня не было. Веревки я разрезать хотела – не спать же ей всю ночь привязанной?