Обитель язычества. Глава 4. Побег

Иеровоам и Иавис только что проснулись. Они крепко проспали весь день, что было следствием их затяжной ночной беседы, и открыли глаза почти одновременно, будто один почувствовал пробуждение другого. Небольшая пещера, согретая горячими молодыми телами, казалась такой уютной, что не хотелось вылезать из-под теплых пледов.

Иеровоам почти неосознанно наслаждался спокойствием и... бездействием. Жизнь во дворце, в этом загнивающем мирке, подобном ядру лежалого ореха, успела израсходовать его силы. Иеровоам потянулся всем телом. Что за приятнейшее ощущение! Действительно, как мало нужно человеку, чтобы почувствовать себя счастливым! Тут он вспомнил, что должен будет стать царем. Мысли обо всех сложностях, связанных с этим, дружно навалились на его голову, и он вновь закрыл глаза. Нужно было начинать что-то предпринимать, осуществлять какие-то действия, достойные будущего правителя, а он чувствовал, что силы покинули его. «Но что же конкретно я могу сейчас сделать? Ведь царем-то пока остается Соломон,» – подумал он. И тут Иеровоам вспомнил, что Соломон, вероятно, уже начал что-то подозревать и захочет во что бы то ни стало разыскать его и силой привести во дворец. Значит, нужно бежать? Но куда? Едва встрепенувшись, Иеровоам вновь оказался объятым внезапной ленью и вялостью. Такое происходит иногда перед дальней дорогой или перед началом чего-то важного: мужество и решительность вдруг покидают, а робость и боязливость тут же встают на их место.

Не надо поддаваться этим чувствам, ведь это всего лишь чувства, – им нет веры!

«Я не должен поддаваться переменчивым чувствам!» – подумал Иеровоам. – Мои чувства должны быть подчинены Богу Израиля!»

Он посмотрел вокруг. Солнце давно уже село. Надвигалась ночная прохлада, и нужно было разжигать костер.

– Это то дело, которое сейчас у меня под руками, – произнес Иеровоам и сел. – Только как я его разводить-то буду?

– Я все слышу. Слышу, как ты там возишься, – гулко раздалось с другого конца пещеры. – Да, ты прав, пора вставать.

Иавис заразительно зевнул, тоже поднялся и сел на постели.

– А здорово вот так в темноте сидеть, – задумчиво заметил Иеровоам. – Кажется, будто вокруг ничего не происходит, и существует в мире только эта тишина... И нет у нас никаких обязательств...

– И никаких прав! – довольно грубо пресек его Иавис. – В такой атмосфере быстро становишься угрюмым мечтателем.

– Неужели так быстро?

– На себя посмотри, если не веришь. Ты только вчера сюда попал, а результат уже налицо! Это место притягивает к себе, а после засасывает. Возможности для жизни здесь очень ограничены, а вырваться – попробуй!

– А ты бы хотел вырваться?

– Я же говорю: засосало меня. Днем сплю, к вечеру выхожу на охоту. Бывает, то что-нибудь удается поймать. Перепела какого-нибудь, например. А если нет, остается дикий мед, корешки, ягодки. Родник есть неподалеку. Так и перебиваюсь.

– А тебе не бывает скучно?

– Да будет тебе известно, – мгновенно изменившись, с явным сарказмом прошипел Иавис, – что я – это такая интересная и многоликая личность, что... Вот именно, – многоликая и непредсказуемая! Что мне с самим собой никогда, слышишь, никогда не бывает скучно! Ты понял меня? Понял?

Сказав это, Иавис выскочил наружу.

– Здравствуй, черное небо! – звонко и с большим пафосом закричал он. – Здравствуйте, горы, которых я не вижу, но знаю, что вы здесь. Привет всем! Здравствуй, потухший костер.

Он присел перед тем, что осталось от костра, как перед больным, на корточки и, с весьма серьезным видом принялся разбирать мелкие головешки.

– Я пойду, поищу новых сучьев, – сказал Иеровоам, выходя из пещеры.

– Какая непроницаемость! Нет, вы только посмотрите!

– Чудак ты, Иавис.

Отшельник залился таким звонким хохотом, что даже повалился на спину:

– Ага! Есть маленько, – проговорил он, давясь от смеха. – Но и ты тоже... тоже с причудами. Или станешь отрицать? То-то же! Ну, давай что-ли... вместе пойдем хворосту пособираем? Хотя что это я? У меня же здесь припасено для таких случаев. Вот, держи! – он выгреб из специальной ямки несколько веточек и кинул их Иеровоаму. – Да тут их еще много! Бери!

– А чем же ты костер разжигать собираешься?

Иавис вытащил из тайника два камня. Один был большим, другой поменьше.

– Я прячу их на всякий случай. Огонь высекают.

– И вправду высекают?

– Что, не веришь? Сейчас я тебе покажу...

Вспыхнула искра, другая. Загорелись, затрещали ветки.

– Здорово! Все у тебя предусмотрено!

– А то как же!

Иавис уселся перед костром и запел:

– Только один миг есть у нас, у людей, живущих на земле. Не дорожить им, – это значит блуждать во мгле. Нет ничего, ничего, ничего... Только этот миг. Радуйтесь, люди, – вы живы сейчас.

Его голос звучал так искреннее и проникновенно, варьируя от сдавленного и глухого до бодрого и звонкого, от печально-трагического до радостно-взбужденного, что нельзя было не поверить, что это и есть самое важное на земле. «Упустить этот миг, – значит упустить жизнь!» – закончил Иавис с надрывом на пределе возможностей своих эмоций и голосовых связок.

Воцарилась тишина. Наверное, сама ночь заслушалась песней и упорно ждала следующей.

«Все-таки странный он человек, этот Иавис! – думал Иеровоам. – Столько в нем всего намешано. Никак не разобраться. Вот, например, сейчас, он кажется таким серьезным и вдумчивым, а несколько мгновений назад был сплошным безобразием! Впрочем, чего я хочу? Мы знакомы всего одни сутки».

– Послушай, сними ты в конце концов свои повязки! Мне хочется посмотреть, какой ты есть на самом деле, – попросил Иавис, возвратившись к действительности.

– Хорошо.

«Вероятнее всего, это и есть настоящий Иавис, противоречивый во всем», – подумал Иеровоам, развязывая лоскутья и стягивая их с головы, плеч и бедер.

– Да ты красавец, – мельком взглянув и сразу же снова повернувшись к костру, заметил Иавис. – И зачем ты их только намотал, скажи на милость?

– Не смейся. Ты не знаешь, о чем говоришь. Это даже нельзя назвать разговором. Просто пустая болтовня, – ответил Иеровоам.

– Ишь ты, какой серьезный. Ладно, не буду. Это у меня бывает. Так... Прет всякое. Характер у меня кислый.

– Так подсласти.

– У тебя очень просто все получается, дорогой мой. А характер – штука сложная. Ее жизнь формирует.

Сказав это, Иавис вытащил небольшой, но очень острый ножик, и принялся обтесывать кончик одной из веток, очевидно собираясь сделать из нее что-то вроде копья.

– Кустарщина! – в сердцах прокомментировал он. – Однако же, ты мне так и не ответил, для чего тебе эти лоскутья понадобились?

– Я не знаю, поймешь ли ты сейчас... Для этого нужен серьезный настрой, – задумчиво ответил Иеровоам.

– Я серьезен, как никогда.

– Ладно, я скажу тебе. Лоскутья означают десять колен Израиля. Господь отдал их мне через пророка Ахию. Я – будущий царь Израиля.

Иавис, не мигая, смотрел на Иеровоама. Его взбалмошность и задиристость исчезли. Не было сомнения в том, что он поверил каждому слову.

Неожиданно ночную тишину нарушило тихое ржание. Иеровоам и Иавис переглянулись. Кто-то приближался к ним. Уже можно было различить топот копыт. Ни слова не говоря, молодые люди рванулись к пещере. Укрывшись внутри, они стали осторожно выглядывать наружу, чтобы не упустить из виду неприятеля.

– Костер... – одними губами произнес Иавис. – Будь он неладен.

– Я ничего не вижу, – прошептал Иеровоам. – За костром все сливается в сплошную черноту.

Топот раздался совсем близко, а затем прекратился. Ожидание казалось безмерным.

– Чего мы, собственно, ждем? – прошипел Иавис в ухо Иеровоама.

– Вероятно, нас ищут, – тоже в ухо, ответил ему Иеровоам.

– И что же, ждать, пока нас здесь прикончат?

– Подождем еще немного...

Снова раздался звук копыт и тихое, как будто жалобное, ржание.

– Лошадь совсем близко, – заметил Иеровоам.

– А тот, кто на ней приехал? – ответил Иавис. – Не выходи! Не выходи! – громким шепотом взмолился он, хватая за плечо собравшегося покинуть их убежище Иеровоама.

– Не беспокойся. Я только посмотрю... Не хочу, чтобы нас застали врасплох.

Неслышной поступью, как барс, Иеровоам выбрался из пещеры. Иавис из солидарности последовал за ним. На первый взгляд все выглядело без изменений.

– Не могло же нам это почудиться! – воскликнул Иеровоам.

– Они, наверное, в засаде, – отозвался Иавис.

– Стой! А вот и лошадь... Две лошади! – Иеровоам, подойдя, потрепал их по гривам. – Постой, Иавис, ведь эти лошади пришли сюда сами! – изумленно воскликнул он.

– Дикие, что ли?

– Нет, не дикие. По виду объезженные. Только седел на них нет.

– Ну, это еще ничего не значит. Может, их хозяева прячутся где-то за скалами сейчас.

– Нет, Иавис. Лошади ведут себя очень самостоятельно. Они пришли сюда одни. Эти лошади посланы нам Богом. Как только начнет светать, мы отправимся на них в дорогу.

– А почему это «мы»? И почему ты решил, что они нам посланы Богом? И может быть, я вообще никуда не хочу уезжать?

– Раз Господь посылает две лошади, значит, Он хочет, чтобы ты поехал со мной.

– Но куда?

– Это прояснится по дороге.

– За будущим царем Израиля объявлена погоня? – с явной долей сарказма произнес Иавис.

– Вспомни царя Давида, – очень серьезно ответил Иеровоам. – И впред остерегайся выражаться подобным тоном, когда говоришь о таких вещах.

Иавис нахохлился:

– Нет, я никуда не поеду.

– И Господа ослушаешься?

– Мне и здесь хорошо.

– Пусть так. Продолжай упорствовать. А я отправляюсь.

– Ну, ладно... – Иавис почесал затылок и просительно взглянул на Иеровоама. – Может, завтра поутру? Как тебе идея?

– Ш-ш-ш... Ни слова больше! – Иеровоам по-кошачьи кинулся на землю и припал к ней ухом. – Так и есть, – прошептал он. – Погоня.

Он быстро поднялся на ноги, одним прыжком вскочил на лошадь и слегка хлопнул ее по бедру. Лошадь пошла, осторожно ступая по каменистой тропинке. Иеровоам поехал вперед, не оглядываясь. Заслышав позади себя тихую поступь второй лошади, он подумал: «Сама за мной пошла. А этот Иавис пусть остается. В конце-концов так ли он мне необходим?»

Иеровоам постарался сконцентрироваться на пути, по которому он ехал. В сумерках лошадь запросто могла споткнуться, подвернуть ногу... Да что угодно! Слишком многое сейчас зависело от благополучного исхода этого путешествия. Ярость Соломона превосходила все самые смелые ожидания. Заставить своих слуг отправиться в погоню на ночь глядя означало предел его гнева.

Вскоре он заметил, что выехал к небольшому ручью. Свет звезд, отражаясь в неутомимо бегущей воде, несколько облегчил дорогу, и Иеровоам поехал вдоль ручья.

Так он ехал всю ночь, прислушиваясь к каждому необычному шороху, к каждому странному движению... По его подсчетам, он отдалился от Иерусалима на достаточное расстояние, так что его враги, должно быть, уже прекратили поиск. Однако, поскольку его лощадь все же шла медленно, он, вероятно, проехал не так уж и много.

            На рассвете, совершенно измотанный, он слез с лошади, привязал ее к широкому стволу старого раскидистого дерева и, предварительно напившись из того же ручья, улегся под деревом. В полузабытьи надвигающегося сна ему уже было все равно, что будет с ним, разлегшимся на ровном месте, и с его лошадьми, одну из которых он не привязал, зная тем не менее, что она где-то поблизости, так как на протяжении пути он неотступно слышал тихий топот ее копыт позади себя.

Иеровоам проснулся только после полудня, когда начался самый жар. Тень дерева продолжала покрывать его, но воздух был настолько накален, что затруднял дыхание и заставлял непрерывно потеть. Иеровоам приподнялся на локте и посмотрел на запад. Там слабо виднелись небольшие домики. «Это Цора, – с облегчением подумал он. – Ручей привел меня прямо к этому городу. Первая трудность, похоже, преодолена. Я кое-чем располагаю, чтобы заплатить за недолгое пристанище и еду. А там, снова в путь. Господь благословляет меня».

Иеровоам решительно поднялся. И тут он с огромным удивлением заметил, что вторая лошадь оказалась привязанной рядом  с первой, а с противоположной стороны от дерева мирно спал Иавис.



То место, куда предполагал направиться Иеровоам, находилось довольно далеко. Это был город Пер-Бастет, расположенный в восточной дельте Нила, недавняя столица Египта, в которой обитал могущественный фараон Сусаким (в истории - фараон Шешонк I ).

Во время ночной поездки наугад Иеровам не прекращал думать о следующем шаге, который ему предстояло предпринять. Вариант поиска убежища у Сусакима, который приходился зятем Соломону, казался наиболее приемлемым. В этом не было парадокса.
 
           Когда царь Соломон, вслед за дочерью фараона, стал брать себе других жен из всех окрестных народов, Сусаким все более проявлял недовольство. А когда жены стали исчисляться сотнями, то фараон пришел в негодование. «Ведь это же не гарем, как у всех нормальных царей, ведь это все его жены! Семьсот жен! Уму непостижимо! Бедная моя дочь!» – в молчании сетовал он. Однако, поскольку Соломон становился с каждым днем все могущественнее, то Сусаким медлил, ожидая подходящего момента, чтобы прореагировать.