Ненависть

"Ты ничего не знаешь о чудном мире подростков. Они все сумасшедшие."
(из к/ф "Эдвард руки-ножницы")

   Это случилось после той субботы, когда погиб мой лучший и единственный друг Юрка Трошин.
   Он погиб в автокатастрофе, вместе с родителями и еще каким-то пареньком, вероятно, подсевшим к ним по дороге. Их машина сорвалась вниз, а потом был взрыв и, наверное, темнота...
   Мне хотелось бы верить, что все случилось быстро, и Юрке — там, где он сейчас, уже не страшно.

   Я узнал о его смерти во время обеда.
   Мои родители уехали на три месяца на заработки, и я был полностью предоставлен самому себе. Телефонный звонок раздался как раз в тот момент, когда я перекладывал со сковородки на тарелку яичницу. Звонила бабушка Юры. Скупо, сдерживая рыдания, она сообщила мне о том, что произошло.
   Я думаю, именно тогда, какая-то часть моего разума и души умерла.

   Что я мог ей сказать?!
   Разве я мог утешить ее чем-то, если для меня самого это было ударом чудовищной силы?!

   Я должен был ехать тогда с ним! В среду он пришел ко мне и сказал, что едет с родителями на несколько дней в горы.
(-- не хочешь с нами?)
   Я вроде как согласился, но в четверг, когда мы увиделись снова, сказал, что не смогу.
   Почему я отказался тогда - я не мог объяснить.
Возможно, тогда я просто не знал.
   -- Жаль, - сказал мне Юрка, уходя. - Жаль! Ты меня бросаешь!
И рассмеялся.

ОТКУДА Я МОГ ЗНАТЬ, ЧТО ВИЖУ ЕГО В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ?!

Откуда я мог знать, что уходя от меня вверх по улице, он уходит навсегда, в вечность?
Откуда я мог это знать...

  НЕСПРАВЕДЛИВО!

...это возникло внезапно.
Потом я понял, почему.
Несправедливо, что я жив, а он нет!
       Ведь мы всегда были вместе. У нас всегда все было общим - и радости и беды. У нас была общая жизнь!
Но у нас не вышло общей смерти!

    И это было несправедливо.

В тот день, даже город как будто стал мне чужим.
   Я четко ощутил это, когда вышел на крыльцо своего дома: спокойная улица не могла вместить моего горя, яркие лучи солнца не могли высушить моих слез, неудержимо бегущих из глаз... Все стало мертвым!
В глубине двора, на открытой площадке стоял «Москвич», который мы выкупили у дяди Васи, закоренелого алкоголика, живущего через три дома от меня, за сто баксов...
        Смешная, конечно, цена.
        Автомобиль уже лет десять стоял у него во дворе, никому не нужный, бесхозный, и потихоньку ржавел. Мы забрали его как раз вовремя, чтобы предотвратить окончательный распад.
С тех пор, почти все свое свободное время после школы и моих двухразовых тренировок в неделю по рукопашке и самбо, мы проводили здесь, и, бывало, что засиживались до самого позднего вечера, пока моя мама нас не разгоняла.
Мы практически заново собирали эту машину!
Все эти воспоминания вызвали у меня новый приступ слез и боли.
Теперь я ее никогда уже не соберу.
        В одиночку-никогда.
        Да мне и не хотелось. В эту машину Юрка вкладывал слишком много надежд, чтобы я один посмел их воплощать.
Потом уже, перед самым сном, я, -- наплакавшись вволю уже так, что еле ноги переставлял, -- прежде чем лечь в кровать, обвел взглядом свою комнату.
        На шкафу, распустив паруса, стояла безупречно красивая каравелла, подаренная мне Юркой. Он потом, со смехом признался мне, что специально копил деньги пол-года, чтобы ее купить, а потом, еще пол-года собирал, стараясь не дышать на мелкие детали. Там было все: и лодочки, и штурвал — и все такое маленькое, что я еще долго удивлялся, как их вообще можно было так аккуратно прикрепить, или приклеить, или... я, в общем, не знаю что.
        Он вообще любил делать мне подарки. Половину книг на моей полке составляли книги подаренные им, и это были действительно замечательные произведения, которые я не раз перечитывал.
А еще, я когда-то на дверцу шкафа намертво приклеил фото, где мы еще совсем малые, но уже лучшие друзья, в классе четвертом, гуляли в парке осенью. И в руках у нас было по букету ярких, золотых листьев!
Да...
Мы всегда были вместе. Мы были братьями.
Разлука наступала лишь в школе.
        Мы учились в параллельных классах и переводиться нам не давали, потому что у нас и так было полным-полно народу. А заставить кого-то перевестись взамен... Мне дали понять, что это слишком проблематично.
        Не знаю.
        Но возможно, именно поэтому я так терпеть не мог школу, и своих одноклассников.

В школе мы с Юрой были разными. Он -- обычный, среднестатистический, если так можно выразиться, учащийся, не доставлявший никому никаких проблем, я — гроза старших классов.
        Дня не проходило, чтобы я чего-нибудь не натворил.
Был ли я тем, кому все позволено? Нет, не думаю. Но я был тем, кто позволял себе гораздо больше, чем предписывали правила. Иногда Юрка меня останавливал — он вообще действовал на меня смягчающе, но в остальное время, я вел себя, как хотел.
Я знал одно: в школе меня боятся.
«Боятся-значит, уважают»
Не знаю, как можно было так ошибаться!


В воскресенье я продрал глаза в полдень.
Голова была словно набита свинцом.
Я лежал еще пол-часа, прежде чем нашел в себе силы подняться.
Мне ничего не хотелось.
        Я кое-как оделся, умылся и пригладил волосы. Еда вызвала у меня дикий приступ тошноты, и я к ней даже не притронулся. Не зная, что делать, вышел на улицу, где и столкнулся с Николаем Сергеевичем. Соседом. Патологоанатомом.
-- Аах, ты живой!, - вытаращился он на меня, и, заметив мой изумленно-непонимающий взгляд, объяснил:
-- А мы, грешным делом, подумали, что четвертый в недавней аварии — ты! Видишь ли, тела настолько обгорели, что идентифицировать их личности не было никакой возможности... (тем более, с нашим-то допотопным оборудованием)... По номерным знакам, вычислили, что машина принадлежала Трошиным... а их парнишка-то, кажется, твой приятель был... Кто-то где-то слышал (ну, ты ж знаешь, как это бывает! - слухами земля полнится...), что ты, вроде, с ними должен был поехать, ну и... мы и решили, что четвертый ты... Тем более, похож по росту и сложению... Хотя... там мало чего, конечно, осталось от сложения... Впрочем, эспертиза бы показала, но... Работы много, сам понимаешь, со всеми не навозишься, --  он задумчиво примолк.
Николай Сергеевич столько имел дел с трупами, что смерть уже давно не представляла для него ничего такого «сверхвыдающегося».
        В отличие от меня.
-- Ну ладно, -- встрепенулся он. - Рад, что мы ошиблись! Все, пойду домой проводить выходной с толком! Будь здоров!
        Я рассеянно попрощался и, ни о чем не думая, пошел вверх по улице.

Пробродив по городу до трех, всю вторую половину дня, вечер и ночь, я проспал. Тяжелым, без сновидений, сном.

Наступил понедельник.
Я подумал, что будет лучше пойти в школу: дома мне было совсем нехорошо. Вышел зачем-то за час, не смотря на то, что до школы, от силы, было минут 12. Пришел, когда еще и в помине никого не было. А так как первыми двумя уроками была алгебра, поднялся сразу на третий этаж. Мой ключ от дома подходил к кабинету математики, и сегодня это было как нельзя более кстати.
        Войдя в класс, я закрыл дверь изнутри и, перемахнув через подоконник, оказался на небольшом парапете, тянувшимся под окнами. Неизвестно что это было: то ли основа под балконы, которые так и не довели до ума, то ли просто своеобразная защита от несчастных случаев. Как бы там ни было, уже несколько лет это было мое любимое место, где от ненужных взглядов со стороны улицы, меня защищала листва высокого тополя.
Там, скрывшись от всех, я сел и, уткнув голову в колени, задремал.

И, видимо, проспал звонок, потому что меня разбудил голос нашей классной руководительницы Людмилы Федоровны.
/Подумав, что лезть обратно уже поздно, я не сдвинулся с места/
-- Ребята, - после паузы сказала она, - в субботу...
(я насторожился)
... наша школа потеряла двоих учащихся...
(ДВОИХ?!)
... Юру Трошина из 11-А, и нашего... Тимофея Доброва...
(нет! Нет! Только не это! Это же ошибка! Я же ЖИВ!!!)
Но я не издал ни звука.
-- Видите ли, - продолжила она, - так сложилось, что в вашем возрасте смерть кажется почти нереальной! Кажется, что ее просто не может быть. О ней не думаешь, ее игнорируешь, но вдруг, человек, которого ты давно уже знаешь, уходит из жизни... Исчезает! И это уже навсегда. Судьба распоряжается по-своему. Автомобильная авария — и этих мальчиков больше нет. Это трагедия! Они, как и вы не думали про смерть. Вряд ли они вообще верили в собственную смерть... 
Она замолчала.
В классе воцарилась тишина.
Я подполз поближе к окну.
-- Может, кто-то из вас хочет что-нибудь сказать?
-- Я хочу!
Это был голос Андрея Корзина.
Я раньше никогда не обращал внимание на тоновые оттенки, но сегодня, когда не видно было лица, я четко услышал, что голос Андрея звучит жестко.
-- Добров погиб? - переспросил он. - Так это же... круто!

Это был второй удар ниже пояса.
В глазах у меня потемнело.
-- Андрей, - слабо выдохнула Людмила Федоровна, - Что ты такое говоришь?!
-- Я знаю, что я говорю, - твердо ответил он. - Наверное, нет человека, которого я бы ненавидел больше, чем Доброва! Мне было нелегко жить с этим так долго, но теперь, когда его наконец-то не стало, я могу об этом говорить. Все то время, что я здесь учусь, мне не было от него покоя! Впрочем, не только одному мне. Добров был сильнее всех -- это правда. И он часто этим пользовался. Ему ничего не стоило обидеть кого-то слабее себя. Да! Я боялся его. И поэтому ненавидел. Рад, что он умер!
Корзин сел.
-- Я хочу тоже сказать...
/Оксана Гизова/
-- Я ненавидела Доброва. Но не по каким-то личным причинам... Я ненавидела его за то, каким он был. За его самомнение, его поведение... Он поставил себя выше всех, ничего из себя, по сути, и не представляя.
(пауза)
-- Я рада, что он умер.
-- У Доброва была удивительная фамилия!
/Сейчас говорила Ковалева Алина/
-- Добров... Добро... Но, если и был человек абсолютно не подходивший своей фамилии — это был он! Никто не сделал никому столько гадостей, сколько Добров! Ненавидела ли я его? Да,  думаю, да. Пожалуй, я рада, что он умер...
-- Я ненавидел Доброва
/Сергей Волков/
за то, что он отнял у меня самое дорогое, что у меня было. Он... отбил у меня мою девушку! Возможно, для кого-то это звучит смешно, но для меня это было серьезной причиной его ненавидеть! Я бы мог простить, если бы он что-то к ней испытывал, но для него это было простое развлечением. Это было... понимаете, как плевок мне в лицо! Насколько я знаю, он бросил ее через неделю.
Последние слова прозвучали глухо.
-- Я рад, что он умер. Извините.

Да... Было...
        Девушку, кажется, звали Катя.
Мы случайно оказались в одной компании и все получилось само-собой.
Но видит Бог, я не знал, что это будет такой травмой для Сергея.

-- Да!
/резкий голос... Настя Лазутина/
Добров любил «развлекаться». И одно из его самых любимых развлечений было подловить меня где-нибудь в коридоре, прижать к стене, поцеловать и идти, хохотнув, дальше!
(Я закрыл глаза)
-- Я ненавидела его за то, что он обращался со мной, как с безмозглой, тряпичной куклой! Я рада, что он умер!

-- Я стала ненавидеть Доброва
/...это... Люда Шумейко.../
после одной истории, случившейся на вечеринке, устроенной одним нашим общим знакомым в конце того учебного года. Было время, когда Добров мне нравился. Нравилась его сила, то, как он себя вел. Не знаю, может, я и сама была в какой-то степени виновата тогда -- слишком много флиртовала ним в тот вечер...
Она помолчала и сказала вдруг:
-- Знаете, мы сегодня все на редкость откровенны!
(мне показалось, что она усмехнулась)
...но мне хотелось бы рассказать это. Пропустим все неважное. Пожалуй, начну сразу с того момента, как мы оказались наедине в одной из комнат. Он был пьян. Не то, чтобы сильно, но... довольно заметно для спортсмена. Сначала он обнял меня... Мне это понравилось... В нем было что-то, что заставляло подчиняться. Мы стали целоваться, но потом... он захотел большего. Я... я тогда не хотела этого! Слишком это все было... Быстро! В общем, я попыталась как-то это прекратить. Но он грубо меня схватил и сказал что-то вроде «я не понял!». Мне захотелось уйти, - очень захотелось! - но он загородил мне дорогу. Я действительно испугалась тогда, сказала, что мне надо выйти. Но он как с цепи сорвался! Схватил меня за руку... так, что у меня потом синяки неделю не сходили! Я думала, что все. Понимаете, у него был такой вид, что он возьмет то, что хочет любыми путями! Мне очень повезло, что тогда случайно в комнату заглянул хозяин. Он его угомонил. Но именно в тот вечер, вся моя симпатия к Доброву сменилась ненавистью!
Я рада, что он умер.

«Это копание в грязном белье!», - вопило во мне.
(неужели я был таким??)
Я до боли сцепил пальцы.
Каждое такое «признание» било по моему разуму все сильнее и сильнее.

-- Мы с Добровым всегда соперничали...
/бархатный голос Олега Алексеева/
        Еще с младших классов. Первенство в классе, потом в школе — оно досталось ему. Возможно, вы замечали, что успех другого порождает зависть... А вот зависть порождает ненависть, - он помолчал и добавил. - А когда соперник сходит с дистанции, невольно испытываешь радость.

Вскоре, еще после нескольких «выступлений» я был готов рыдать.
        А еще через несколько — вопить.
        Каждый из них заканчивал слова неизменным «я рад/рада, что он умер» -- и это было похоже на заклинание.
Я слышал эту фразу уже в двадцать восьмой раз.
        Думаю, от этого кто угодно начал бы сходить с ума. Не говоря уже обо мне.
Меня ненавидели все. По причинам и без.
        Я никогда еще не ощущал ненависти острее, чем в тот день...

Шел второй урок.

«Я ненавидел Доброва за то, что не давал мне спокойно жить.
Как хорошо, что он умер.»
«Я ненавидел Доброва за то, что он всячески унижал меня.
Как же я рад, что его больше нет!»
«Я ненавидел Доброва за то, что он прозвал меня «шестеркой» и травил месяцами, за то, что я просто хотел справедливости.
Наконец-то его не стало!»
...Я НЕНАВИДЕЛ ДОБРОВА ЗА ТО,ЧТО ОН ВООБЩЕ СУЩЕСТВОВАЛ НАЭТОЙ ЗЕМЛЕ И ЭТОБОЛЬШОЕ СЧАСТЬЕ,ЧТО ОН УМЕР!
ДАВАЙТЕ УСТРОИМ ПРАЗДНИК ПО ПОВОДУ ЕГО СКОРОПОСТИЖНОЙ КОНЧИНЫ И СПЛЯШЕМ НА ЕГО МОГИЛЕ!
        УРА! УРА! УРА!
... я кусал пальцы, чтобы не закричать!
Юра! Почему я не умер вместе с тобой?! Почему я остался в живых?!
ЮРКА!!!
Закрыв рот ладонями, я заглушил лезущий наружу сип...

Вдруг... Слово взяла Юля Николаева. Девочка-недотрога, одну небольшую тайну которой я хранил.
        И в этот момент, в мозг с чудовищной болью врезалось осознание того, что то, о чем она говорит — и есть тот секрет.
Так какую же ненависть надо было ко мне испытывать, чтобы суметь вытащить из себя наружу то, о чем сейчас собиралась рассказать всему классу?! То, что, -- она панически боялась, -- выплывет наружу.

-- Я встречалась с Добровым.
Никто не издал ни звука. Почти физически я почувствовал направленные на нее неприязненные взгляды.
        Юля помолчала, будто собираясь с силами, и заговорила дальше:
-- Он безумно мне нравился. Мы много времени проводили вместе... И, в конце-концов, между нами... произошло то... что... что... должно было произойти.... Ну, вы понимаете о чем я?!
(мне показалось, она сглотнула)
Я... мы с ним... Ммм...
(кажется, она покраснела. Ну, или должна была...)
А на следующий день, он рассмеялся мне в лицо и сказал: «Все. А чего ты еще хотела?! Мне просто было интересно, как быстро ты сломаешься! Все оказалось еще легче, чем я думал. Надо же! Такая вся недоступная и такая легкая!»
Как я его ненавидела! Я жила только тем днем, когда смогу ему отомстить!
Я рада, что судьба сделала все за меня! Я не жалею, что он умер. Он заслужил этого!

Мне казалось, что еще несколько минут — и я начну выть.

Да, я сделал это. По личным соображениям. Николаева нравилась Юрке. Он ухаживал за ней, а она несколько недель водила его за нос, чтобы потом прилюдно высмеять. Когда я начал с ней, якобы, «встречаться», я хотел одного: чтобы она испытала такое же унижение, какое испытал Юрка по ее вине! Мне хотелось с размаху швырнуть ее в грязь, растоптать ее спесь. И мне это удалось. Потому что я все время думал о своем друге. В ее случае, я просто сводил личные счеты.
Кто бы знал, с каким невероятным удовольствием я смотрел потом, как она, размазывая слезы и сопли, просила никому не говорить, о том, что было.

        Потом я подумал, как потрясающе могу испортить им всем праздник, появившись завтра в школе, и еле подавил рвущийся наружу истеричный смех.

...вставал еще кто-то, заканчивая стабильным «я рад, что он умер»...

А потом наступила тишина.

Кажется, высказались все. Я, шатаясь, поднялся и прижался спиной к стене. Через полуоткрытую створку окна мне было видно часть класса и Людмилу Федоровну, сидящую за столом, опустив голову на руки.
И был еще один звук... Тихий плач. Я мотнул головой, стремясь стряхнуть с себя это наваждение, но оно все равно не исчезло.
        Людмила Федоровна медленно подняла голову вверх.
        Я мог поклясться, что она постарела за эти два урока на два года. Под глазами обозначились темные круги, у губ залегли горькие складки, плечи, совсем по-стариковски, ссутулились.
-- Что, Лукичёва, - произнесла она как-то странно, - ты тоже хочешь что-то сказать?!
-- Да!, - Наташа поднялась. -- Вы...
(всхлип)
... вы сумасшедшие!! Вы все — сумасшедшие! Разве так можно?! Вы все говорили о ненависти к Тиме...
(я вздрогнул. Впервые за 2 часа прозвучало мое имя)
... и о том, как вы все рады, что он умер!
(голос ее зазвенел)
...но НИКТО из вас, пока он был жив и слова не сказал об этом! Разве есть тут кто-то, кто хоть раз в лицо ему посмел бросить «чтоб ты сдох», а?! Вы молчите! Правильно! Потому что нет таких! Зато теперь, когда он мертв, вы вспоминаете ему его грехи! Это подло... и трусливо!
(пауза... отчаянный всхлип)
...как будто стервятники, слетелись на падаль! И мне действительно кажется, что если бы перед вами сейчас положили его тело — вы бы его разорвали.
...говорите, он был плохой?! Но вы? Вы тогда ЧЕМ лучше?! Разве есть кто-нибудь хуже бьющего лежачего?! А вы хуже! Потому что пинаете мертвого! ПИНАЕТЕ МЕРТВОГО!!! -- Ее голос сорвался на крик. - Звери! Я вас ненавижу! И ваша общая ненависть к нему, не стоит одной моей ненависти к вам!
        ...как вы так можете?! Он же мертвый! Мертвый! Он умер! Слышите?! ОН УМЕР!!! И вы никогда его больше не увидите.
...потому что он мертвый!

Упав на парту, она уронила голову на руки и зарыдала.

... по моим щекам текли слезы...

Резко прозвенел в коридоре звонок.
Молча, не глядя друг на друга, мои одноклассники поднялись с мест и начали расходиться.
А я...
        Я думал об этой девочке, для которой, - единственной, - остался человеком.

Кабинет опустел.
        Я выждал еще минут десять, на всякий случай, потом перелез через подоконник и, открыв дверь своим ключом, вышел в коридор.
        Он был пуст и мои шаги звучали гулко.
Миновав два этажа, я спустился на первый и... столкнулся перед учительской с Людмилой Федоровной. Наверное, она подумала, что все-таки сошла с ума, раз видит в коридоре привидение.
        ...то есть  меня. 
-- Не пугайтесь, - я дотронулся до ее руки и попытался улыбнуться. - Я жив. Произошла ошибка.
Ее безумный згляд стал мягче и осмысленней.
-- И мне надо с Вами поговорить.
-- Да-да... Тима... Конечно...
Мы зашли в учительскую и сели за маленький журнальный столик, друг напротив друга. Я еще мельком было подумал, что у меня должно быть лицо грязное от  слез, но все же собрался с мыслями и сказал:
-- Я бы хотел, чтобы Вы мне помогли. В субботу погиб мой лучший друг и... знаете, в этой школе мне слишком многое будет о нем напоминать! В общем, я надеюсь, что Вы поймете... Я хочу перевестись в другую школу. Как можно скорее. Пожалуйста, помогите мне это сделать.
-- Я понимаю тебя, Тима, - ответила она грустно и даже где-то ласково. - Думаю, для тебя это действительно будет лучше.
В этот момент наши взгляды встретились.
Мы поняли друг друга и без слов.
        Мы знали больше того, о чем говорили.

В тот день я опоздал на похороны друга. В общем-то, это было и к лучшему. Не думаю, что я, после всего со мной случившегося, вынес бы вид закрытого гроба и звук ударяющейся о его крышку земли.

Когда я пришел, никого уже не было. Передо мной были лишь три свежие могилы. Подойдя к Юрке, я сел рядом и сначала долго молчал.
        А потом рассказал ему все.
-- ...я многое понял, знаешь... На самом деле, «боятся» - не значит уважают, "боятся" - значит ненавидят. И я надеюсь, что мне хватит жизни замолить свои грехи... Завтра я начну собирать нашу машину... Юра! Я всю жизнь буду помнить о тебе! Ближе тебя у меня никого не было. Мне очень хочется верить, что тебе там лучше, чем здесь! Спи спокойно, мой друг! Брат...
 
        Дотронувшись до простого деревянного креста, я поднялся и пошел домой, бережно неся в душе чистым светом неожиданно пришедшие ко мне откуда-то мир и любовь.


(картинка из интернета)