Бельгийская таможня

Не далее как давеча прибыл я в град славный Брюссель, что принадлежит сыну Ноя Иафету. Путем воздушным прибыл из Московии, что тому же сыну Иафету принадлежит. Да прибыл по транзиту до Фракии, что недалече от Бельгики, а всего 34 минуты на поезде, что аки ветер, да только быстрее.


Нынче времена уже не те, когда все народы в мире жили. По этой причине разные народы не только названия себе получили по именам князей своих и мест, где некогда осели. А и языки новые, и обычаи отцов и свой нрав. Да  и строение черепа оное. Но самое удивляющее, что и грамоту новую получили. А по сему теперь каждому народу, которых, брат Иафет в содружество Шенгеснское не объединил, надо грамоту доверительную несть, как только на их место вековой оседлости прибудешь, и зовется она никак иначе как виза. А ежели дело важное, да времени уйму требует, так оную бересту заполнить надобно, что уже у каждого народа своя, и никаким союзам да содружествам не подчиняется. И имелась у меня такая грамота, франками выдана, да на все народы и на угров, и на чехов, и на славян, и словен с ними вместе, и на ляхов, и на прусаков, и на немчуру, и на греков, и на варягов, и на литовцев, и на ливонцев, и на курляндцев, и на испанцев, и на сицилийцев, и на веницианцев, и на австрияков, да и на всю фино-уйгурскую языковую группу распространяющаяся.


С сей грамотой я и подошел к воротам царства бельгийского, где нынче княжит Альберт, а во вратах детинца того мужи стояли в бойницах, да те списки проверяли, все ли удачно, все ли по закону положено.  У меня все было именно как по закону. А только мужи те неладное заподозрили, им грамота, что франками выдана не к делу пришлась. И начали они меня обо всем на свете допрашивать. Откуда я, мол, прибыл, да сколько оборотов Луна вокруг Земли за марсианские сутки делает,  да о делах моих и что это я им не ту бересту показываю.  Я им и рассказал, что прибыл я с земли русской, как она с Михаила начала называться, а ранее была раздроблена и по именам племен и называлась, и где живут и по сей день сотни народов. А среди них и муромы, и мордва,  и печенеги, и волохи, и  поляне, и древляне, и дреговичи, и палочане, и заморочьсчкая чуть, и список сей не полон. И где царство держит нынче князь Владимир и брат его названный Митрий. И что земля та богата и правоверна и просторов необъятных.   


Когда же поляне жили отдельно по горам, там был путь из Варяг в Греки и из Греков по Днепру, а в верховьях Днепра – волок до Ловоти, а по Ловоти можно войти в Ильмень, озеро великое; из этого же озера вытекает Волхов и впадает в озеро великое Нево, и устье того озера впадает в море Варяжское. И по тому морю можно плыть до Рима, а от Рима можно приплыть по тому же морю к Царьграду, а от Царьграда можно приплыть в Понт море, в которое впадает Днепр река. Днепр же вытекает из Оковского леса и течет на юг, а Двина из того же леса течет, и направляется на север, и впадает в море Варяжское. Из того же леса течет Волга на восток и впадает семьюдесятью устьями в море Хвалисское. Поэтому из Руси можно плыть по Волге в Болгары и в Хвалисы. Но так я не ездил. А сел просто на самолет в Московии да и долетел до Брюсселя-града. А еще ранее я сел на самолет в таежных землях, непроходимых ранее. И проделал я путь весь в 13 мильенов локтей.


И приехал я с поклоном и земле бельгийской и земле франкской, и прибыл я дабы грамоту учить, да других знамой мною грамотой обучать. И намеренья у меня не коварные и не зверинные, и что не ем я все нечистое, и людей не убиваю, и с отродьями братьев своих любови я не имею, и жен чужых не умыкаю. А напротив нрав мой кроток и стыдлив.
Однако веры к моим рассказам мужи альбертовы не возымели и отвели мне в палаты белокаменные, а в темницу казенную, где различные винокуры, да срамословы, да рабы темнокожие, да  умыкатели чужих жен суда своего ожидали. А один раб и вовсе на земь упал и сну сладостному придался. Час с излишком я провел в темнице заморской, пока посольский указ на языке, мне не ведомом, вопросы разнобокие в ясность приводил. Через время недалекое зашел ко мне писарь знамо, ведь грамоте обучен и указал на то, что ни моей, ни их вины не замечено, а поэтому депортировать восвояси он меня не будет, а на земли заморские с благословением пустит. Проставил муж тот штемпель с моей грамоте и отпустил.


Пока же я время проводил в безделиях, да скитаниях по темнице мраком обузданной, не по своей воле, а по наставлению ордена охраны закона, и отцов навета, и порядка внутреннего успела пропасть моя поклажа. С землицы то с русскай соленья, да варенья вез, коих в землях западных и не сыскать, и чем богата земля славянская. Груз мой с пуд был весом всего, не более, в короб завернут, да на колеса поставлен для удобства лишнего. И успелася потеряться поклажа моя в ходах, да изветвлениях сия самолетоприемника. Горевал я неистово, да как опомнился грамоту подал о потери, сел на коня да поскакал.


Не иначе как на третий день нашли короб то мой и с соленьями с вареньями, да доставили мне к порогу палат моих. Сижу нынче вареньем малинишным причмакиваю, жен чужих не умыкаю, а франки то все меня так и обзавидовали! И жизнь налаживается!