Свет Любви

ОБ УДИВИТЕЛЬНОМ  ТВОРЧЕСТВЕ  МИХАИЛА МОРГУЛИСА


   Моя первая встреча с  Михаилом Моргулисом состоялась несколько лет назад.  Это был удивительный виток жизни, когда пересекаются настоящее и прошлое в своей погоне за будущим. Я начала писать путевые заметки о Париже. Вечная столица любви очаровала и покорила меня настолько, что мне было необходимо рассказать об этом другим. Я заболела этим городом, и потребность поделиться впечатлениями, казалась мне единственной возможностью излечения. Однако, работа не клеилась. Слова тускнели и блекли, словно изумруды у Хозяйки Медной Горы, которыми она не хотела делиться. Музыка, которая наполняла душу в Париже, превратилась в жалкое брeнчание неловких аккордов новичка. А те краски, густые и сочные краски жизни, уже не искрились и не переливались цветами радуги. Никак у меня  не получалось вернуться в ту сказку, двери которой  захлопнулись. Париж оставался цветком каменным, а жизнь - Хозяйкой Медной горы, которая показала мне этот цветок, и я навсегда покой-то и потеряла... Не знаю, сколько бы это продолжалось, если бы не принесла мне дочь почитать "Неспетую Песню. Вечную Великую Песню - Париж". Там и состоялась моя первая встреча с Михаилом Моргулисом.


    "О Париже уже давно не рассказывают. О Париже уже только повторяют. Повторяют, цитируют  писателей, художников, режиссёров и даже певцов, если они умные.   Цитируют сотни фамилий,  как  генералов французской литературной гвардии -  Бальзака, Золя, Гюго, Аполлинера, Сартра и Камю,  так  и иностранцев  -  Хемингуэя,  Эренбурга, Вульфа, Фитцджеральда,  Дали,  Бунина; это целая планета повторений, бесконечный  список известных  людей " - слова " Неспетой Песни" исцелили меня  мгновенно. И зазвучала в душе музыка "Ну что, Париж? Его не перескажешь, как нельзя пересказать гениальную музыку. Музыку надо услышать – в Париже надо побывать. Париж – это витые лестницы и витые носы. Это одухотворенные лица женщин и жаждущие лица мужчин.  Китайцы называют Париж – Большим цветком.
В  Париже надо побывать. Хоть раз. Возможно, Бог дал нам эту короткую жизнь и вырвал из собственного рабства, также  для того, чтобы мы побывали в Париже. Есть расхожая  фраза, с задыхающимся смыслом: Увидеть Париж, а уж потом умереть.”
И появились насыщенные, густые, источающие аромат  страницы: "Что такое Париж?!  Вечером вы  распахиваете окно, и напротив вас улыбается в заходящем солнце  красная черепичная крыша. На одном из окон дома висят бледно-зеленые занавеси, за ними кто-то играет на рояле. И в такой сиреневый вечер с зелёными занавесями и звуками Шопена, наверное, не так уж трудно прощаться с жизнью."


    С жизнью, всё-таки, прощаться  трудно.  И трудно прощаться с Парижем,  с тем праздником, который увидел Хемингуэй. Как и  с тем " Праздником, который не увидел Хемингуэй" -  Испанией.  Испания.  И опять  то же самое, первозданное ошеломляющее очарование  стилем и литературным языком автора-человека , обладающего Тайной, которую хочется непременно  открыть, понять и постичь. Может его Тайна - открытие наших собственных  тайных желаний : увидеть, почувствовать всё самим, поскольку ощущение, что ты уже в Испании и вот уже видишь собственными глазами "самое синее небо", узкие улочки и булыжные мостовые... И "червонную яркость юга" и "блеклость неброского цвета берёз, дубов и клёнов Каталонии"...И, главное, ощущение этих  "волшебных запахов, медленно плывущих"... И запах праздника и запах грусти. "Города Испании пахнут ладаном"(и вдруг начинает звучать в тебе Александр Вертинский чарующим монологом-романсом-страданием " Ваши пальцы пахнут ладаном "). И вихрь  загадочно-звучащих и узнаваемых имён и названий. Гарсиа Лорка. Гауди. Музей  Прадо. Толедо. Гардамар. Герона. И пауза тишины и осознания после "Сада Наслаждений" Иеронима Босха...

  Или жгучее желание увидеть холодную Скандинавию после "Пленение Фьордами" и " На свидание с русалкой". Эти эссе можно перечитывать много раз, открывая для себя что-то новое. И, каждый раз, дух "привкуса свободы и далёких странствий" очаровывает и пьянит. И начинает казаться, что стоишь ты на маленькой,  дальней песенной станции где "трава по пояс", и мчится скорый поезд, а у тебя еще есть и возможность, и желание, и силы, чтобы запрыгнуть в этот скоростной экспресс, именуемый  Жизнью...

    Или погрузиться в зелёный сон, перенестись через время и океаны и "увидеть Японию в изумрудно-зелёной изысканности мая” (эссе "Погружение в зелёный сон")"...  И каждый выброс таланта будет "не очерк, не эссе, а короткий мазок по огромному холсту.  Просто мазок и вдох. Вдох и мазок! И ещё здесь чуть сдерживаемое дыхание страны. И ещё – описание её. Всего лишь песчинка, поднятая с берега океана."  Где каждое повествование оказывается песчинкой-жемчужинкой, которая нанизывается на бесконечно длинное и зачарованное ожерелье Жизни.

И еще есть рассказ "Прощание с Иерусалимом", который может показаться стоящим особняком в галерее впечатлений путешественника  и размышлений о жизни. Нет, это рассказ, который правдивее очерка, где  проявляются пастернаковские слова «...не надо знать, надо видеть...». Это как есенинское "Не жалею не зову не плачу", когда произведение-исполин в своём  неразрывном переплетении тем, образов, мотивов поражает своей целостностью и законченностью. Как выдох после работы на огромном холсте. Всё! Всё... Это конец или начало? Или это обращение Точки Невозврата  в Точку Возврата и Возвращения  к самому себе - куда ведут все дороги... В рассказе:  "Прости меня, Иерусалим, за то, что всю жизнь я предавал тебя тем, что забывал тебя...  Что не прилетал, как птенец, под крылья твои...  Скоро я улечу и приземлюсь под другими небесными крыльями...  Прости меня, радость земная, прости меня горе земное, прости меня, Иерусалим..."

   Прости меня...Когда хочется прошептать криком, и оно в  другом рассказе кричится :   "Господи, прошу у Тебя прощения, за то, что я не всем оказал милость, что не плакал с теми, кто плакал, что не всегда радовался Твоей любви. Прости, за то что страдания моей жизни не воспринимал как великую возможность  почувствовать в них отражение Твоих страданий. За то, что забывал о Тебе, за то, что не так сильно любил Тебя, за то, что своих ближних любил не одинаково, за то, что не всегда помнил Твою заповедь «Да любите друг друга». За всё это, и за другие прегрешения, прости меня, Господи! " ("Время собирать пришибленных")

   И когда мы молчим... А "Сколько стоит молчание.  Бывает, что   дороже жизни. Вот молчание Иисуса перед Пилатом."

  Или наше собственное молчание пред ликом предательства, непонимания, недосказанности. Или наше собственное молчание, которое нас учит, когда необходимо слушать... "Запомни, ты уже  учитель. Ты слушаешь человека и молчишь… Молчание тоже учит…Один молчал и учил нас своим молчанием. А ты очень просто и понятно слушаешь…" ( " Записки сумасшедшего крокодила"). И вот мы молчим и слушаем потому, что мы пытаемся ответить на главный вопрос автора, который звучит в каждом его произведении "Так что же такое жизнь?" "Прошу прощения, но отвечу на ваш немой вопрос: «Что ж это такое – жизнь? » Это не реальное воплощение, это тени и призраки, приходящие и уходящие... Это звон колокола по твоей душе, по твоему сгоревшему однодневному полёту, который случайно назвали  жизнью."("Жди меня,  Беатриче")

   Каждый день мы просыпаемся и вновь слышим колокол, и начинается новый однодневный полёт и наш диалог с Михаилом Моргулисом:


"А одной жизни для человека хватает?
– Для одних её даже слишком много… Но для большинства людей она коротка. Жизнь не коротка только для уверенных дураков, они в ней всё успевают сделать. А любой нормальный и достойный человек не успевает сделать за свою жизнь всё то, что он задумал."( «Дожди из рая»)
-А как надо жить?
-"Просто жить, и погрузиться в тишину неба, и говорить с ним, и учиться у неба… И оно скажет, что надо быть добрым и милосердным, как и должны быть сыны неба… И ещё… Надо стараться стать мудрым…  Без мудрости ты не живёшь, ты просто совершаешь свой путь от жизни к смерти, как пустой колос, без зерён…” (" Записки сумасшедшего крокодила")
-Наверное, мы должны научиться чему-то в этой жизни?
-"Я научился многому хорошему. Не врать самому себе… Жалеть почти всех… Гладить попугаев, кошек и собак. И лошадей, коров, коз, овец… Гладить руки людям… Иногда молиться… Даже прощать… Смеяться, когда больно, и плакать, когда смешно…" (" Перед полётом")


   Наш диалог с автором, как Тайна, происходит в молчании ведь «всё, что произносится вслух, теряет то главное, что оно означает… Слова губят истину… Научись молча говорить и молча уходить… Уму и любви ты никогда не научишься, оставь это глупым… По-настоящему любят те, которые об этом молчат, чтобы не испортить всё красивыми дурацкими словами… И один взгляд может заменить миллион слов… Есть великая тишина, вот к ней надо стремиться… "("Мальчик, играющий на кларнете")  И мы, действительно, стремимся к тишине, в которой легче насладиться Музыкой, Живописью и Поэзией, из которых состоит тонкая, такая ранимая ткань всех рассказов."Звуки музыки великого старого джаза постепенно застывали в воздухе медовым сиропом. Они ещё медленно поднимались к небу, но уже утихали, густели янтарно, прозрачно и призрачно, превращаясь в огромную сюрреалистическую  картину, где у моря, под куполом зонтов, сидели прекрасные женщины, а в полях, от сгорающих листьев осени поднимался дым, с грустным запахом ушедшей любви.( “Звуки Жизни, Смерти и  Любви ") С грустным запахом ушедшей любви…Запахами далёких трав, райских садов, спелых арбузов с розовой переспелой мякотью, белых туманов, мандарин из детства, запахами тонкими, сладкими, грустными, тягостными и счастливыми пронизаны все рассказы. ….

   И мы понимаем вдруг, что запахи можно слушать...
  "-А я тоже люблю слушать запахи. Ты ведь знаешь, что запахи можно слушать?
– Да, знаю. Но никогда их не слушал, я только их чувствовал "(“Дожди из рая")
И мы жадно прислушиваемся  к проплывающим мимо и окутывающими нас запахам."Я узнаю жизнь по запахам. Запах мне напоминает разные дни из моей жизни. Вот иду я по маленькому городку Франции и чувствую запах пригорелого горохового супа. И     вспоминаю детский сад в России, где часто так пахло. И мы, маленькие и несчастные, ели этот пригоревший суп на воде, потому что было  послевоенное время, еды не хватало, и люди воровали друг у друга, и взрослые воровали у детей. ( “Дожди из рая")
Запахи открывают двери памяти, всем событиям из нашей жизни...

"Я знал, что перед смертью ко мне приплывут запахи. И они пришли. Запах маминой щеки. Запах боли, кромсавшей мою ногу, после падения на мотоцикле. Запах еды, когда я в детстве бродил голодным среди разрушенных войной домов. Запах девушки, от которого приходила другая боль, прекрасная, от которой задыхаются. Молочный и творожный запах моих детей, когда они были маленькими. Запах непонимания, злости и предательства, как запах карболки… От равнодушия близких людей пахло плохо застывшим студнем. И, наконец, пришёл любимый запах сжигаемых палых осенних листьев, от которого мне всегда хотелось плакать."( "Перед полётом").

   Мы прошли свой круг ...
-"… А чему-нибудь одному, но очень важному, ты научился?
– “Не очень сильно бояться смерти…" - хочется ответить нам словами "Перед полётом" , осознавая, что будем немного лукавить. Есть события , которые никто не сможет разделить с тобой, то есть, конечно, будут те, кто разделит Это с тобой своим горем и невосполнимой утратой, и будут те, которые разделят с тобой радость встречи, но ты будешь единственным белым парусником, исчезающим за горизонтом, и , знающим, что если ты отчалил от Одного берега, то лучше не возвращаться, а  пришвартоваться к Другому...."Дожди из рая","Пережить лето",Перед полётом","Смерть на моём плече","Ночной сюжет при свече"- напоминают об этом Береге   зеленоглазой стрекозой («Смерть на моём плече»)  - взлетающей душой, уже проникнувшей сквозь тело на волю и слышащей пение сказочного эльфа.

   И мы осознаём, что всё  - есть наша чёрточка на памятнике между датами рождения и смерти. Что вмещается?  Чему мы научились?  И как, каждому из нас, суждено встретить однажды Смерть. И в каком облике она возникнет и на что будет похожа?  Задаём мы себе вопросы.
 
   Это как,  читая "Пережить лето",  видим, что стоим  у неведомой последней черты.  Когда любовь спелой вишней падает с дерева, а мы пытаемся поймать её губами. Когда что-то тщетно... Когда почти поздно...Когда... Когда жизнь- одеяло, сшитое из разноцветных лоскутков-наших дней.

   И, оказавшись  с героями "Двое на пароме" в эпизоде Любви, отчаянно остро, до боли, вдруг понимаем: случайностей не бывает. В закономерности эпизода любви,  кажется , что также им было хорошо друг с другом давно, очень много лет назад... И сон переплетается с явью, и мечта с реальностью, и прошлое с настоящим. "Да, это хорошо, что мы не верим друг другу. Значит, мы друг друга не обманем."  А что случится,  если мы поверим?  И обманем?  Какая цена у обмана?  И можно закричать от отчаяния: «Эй, птицы это не птицы, птицы это люди, давай с тобой улетим, я ночью скажу куда"...И тогда,   всёпонимающий и предчувствующий беду, Борис Ливанов-младший, сын знаменитого актёра  Василия Ливанова, скажет :

"Себя здесь можно за дверьми
Взять и оставить...
Решётки только от тюрьмы
Не стал бы ставить...
Причалом между двух миров
Хочу остаться.
Я не могу меж снов и слов
Опять теряться..."

    А кто-то голосом отца Ливанова подведёт словам итог:" Элементарно, Ватсон!"…
Но будет ли элементарно, читая "Прощальный крик совы» , ответить на вопрос : Куда приводит нас судьба.  Что есть судьба и что такое, нелепая случайность, если перед ней кричит сова: "Это была вся боль жизни, собравшаяся воедино. Это был сгусток безысходного, безнадёжного, необратимого отчаяния" и  что должны мы услышать ... или  увидеть?

  Как в рассказе "Двое"- щемящая душу история и, в то же время, такая светлая, трогательная и добрая, с мгновенной  невольной ассоциацией  пастернаковской строчки " и дольше века длится день ", вырваный из цепкой  детской памяти. Такой рассказ будет очень трудно перевести на другой язык потому, что потеряется запах другой реальности, к примеру, - хозяйственного мыла.  "Едкое коричневое мыло"- и даже пояснение  не вызовет представления этого мыла, у которого особый запах - горечи нужды и послевоенного детства  нескольких поколений... А "одежонка" для языка без суффиксов, чтобы передать гамму лишения, скудности, заношенности, придётся использовать несколько слов.

   И не потерять в нахлынувших ассоциациях, мыслях и чувствах самое главное. Самое дорогое. Посвящение маме. "Маме, ушедшей, но живой, ибо пока люди живут в сердцах, они не умирают". Прочувствовать горечь утраты-пустоты, как пропасти, как бездны... Вырваться из которых можно только, согревая своей душой того, кто рядом.Как в рассказе "Куда летели хрипуны". В пронзительной искренности. В необыкновенном чувстве защищённости между Жизнью и Смертью, Старостью и Детством. Всем тем, что движет нашей жизнью-Любовью, которая неизменная спутница каждого рассказа Михаила Моргулиса. Будь то "Мы слышим твой прекрасный лай" - история собаки Фунтика, у которой, как и у всего живого, есть душа или "Дожди из рая"- современная легенда о Любви и смысле жизни. Волнующая история любви между Реальностью и Мечтой... Как легенда о Лаго-бедном пастухе и богатой княжне Наки. Любовь - как крылья, когда прыгаешь с обрыва, не падаешь вниз, а возносишься в небо... Или любовь к окружающему, пусть даже изуродованному  барьером  между подлостью о благородством, между обманом и правдой, между сумасшествием и реальностью в " Жди меня, Беатриче"

Или в фантасмагории любви Гитлера и Евы Браун, в умении любить по-дьявольски, уничтожая миллионы и воспринимая смерть абстрактно, когда нужно перейти из  настоящего в прошлое и наоборот, во имя будущего. ("Ночь на Фернандо Драйв").  Или как в  " Полной Луне  " только во имя любви к ближнему можно понять, что значит тащить всю жизнь на себе разлуку, смерть, обман и память. Возвращаться , чтобы уйти и уйти, чтобы вернуться. И закружиться во встречных парадоксах, глядя на полную луну, когда нужно всё забыть, чтобы потом всё вспомнить.

  А может есть что-то,  что нельзя забывать и необходимо помнить всегда?  Как рассказ "Сиреневая жизнь",  само название, словно выплывающее из картин импрессионистов и, краски рассказа соперничают с "Водными лилиями" и "Руанским собором в солнце"  Клода Моне. Это когда на закате хочется вспоминать рассветы, когда остаёшься один и бессонными апухтинскими ночами прикасаешься к Смыслу:

“... Пусть даже время рукой беспощадною
Мне указало, что было в вас ложного,
Всё же лечу я к вам памятью жадною
В прошлом ответа ищу невозможного... “

   И,пытаясь понять Тайну Моргулиса, невозможно не вспомнить о его стостраничном романе "Тоска по Раю". Это особая книга,  которая  светит  на все его рассказы. Эта книга о слепых и зрячих.  Эта история для слепых и тех, кто увидел Нечто в Тайне.  Безграничной Тайне Мироздания:  Бесконечности и Единства Жизни и Смерти. “Тоска по Раю”- потрясающее Слово, со вкусом и запахом.   Это удивительная  многожанровая Гармония поэзии и прозы. Все едино:  реализм и мистика-фантастика, мелодрама и сатира, философская притча и фарс, трагедия и комедия. Причем та “комедия” когда не смешно, а просто, как говорил Данте “история с устрашающим началом и благополучным концом”. Комедия, которой не развеселят клоуны. Ведь как смотрят клоуны на зрителя? “С улыбкой и немного грустно”. А как смотрят люди на клоунов? ” С улыбкой и немного жалея”.  И из этой грусти и жалости вырастает тоска…

И мы уходим в Тоску, соединяя в себе  и грехопадение Адама и Евы, и круги ада Данте, и реальность фантасмагории в непроницаемой глуби сна Кафки, и  печальную красоту сущего бунинской “Митиной любви” во взволнованном ожидании просветления-предчувствия, и мудрость “Хазарского словаря” Савича “ибо ваши сны – это дни в ночи”, и переплетение сюжетов булгаковского  евангелия от сатаны… На весенний бал Полнолуния к сатане приглашены доносчики, палачи, убийцы, и на карнавал Тоски прибыли те же лица и еще слепые фанатики, и  лгуны и подлецы… “Тьма очень часто мудра, она через людей украшает ложь и обедняет истину”… “И всё смешалось: короны королей и колпаки шутов, молитвы праведные  и чёрные, голоса ангелов и шёпот змей, всё было вместе, и лишь отдельно молча стояла тень; это, наверное, была любовь”.  Наверное, была Любовь…

   Я уверена, что это была Любовь!  Ведь именно Она в творчестве Михаила Моргулиса  - такая виртуозная гармония единства музыки, живописи , литературы и жизни! Так  от неё пронзительно-остро-щемяще-больно и радостно одновременно! Всё рассказанное, подаренное нам автором, читается  как твоё очень личное,  со слезами, которые не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел. Нужно время, чтобы просто пропустить через себя весь поток мыслей и чувств.

    Его творчество -  изумительная игра  флейты, на которой иногда играет наша душа.   Как особо сказано о Жизни и Смерти. О нашей связи с Господом. О погоне за временем,  о праздной праздничной   суете и послепраздничной опустошённости. Об одиночестве. О любви.  О великом и мелком, о ежеминутном и вечном... И всё с такой мелодией, ритмом и пульсом, что, честное слово, захватывает дух.

   И я пытаюсь опять и опять вернуться в старые сказки, когда автор даёт Свой Ключ, но для Моих Сказок. И я вхожу в Тайну и, кажется, опять в Мою собственную. И рассказывая о его творчестве, боюсь  царапнуть нежную материю-структуру, ткань его рассказов. Как сказал  Гарсиа Лорка"Я боюсь потерять это светлое чудо",ведь , в самом деле  это- как единство Гармонии у великого испанца "Неустанно гитара плачет, как вода по каналам -плачет, как ветра над снегами плачет...так плачет закат о рассвете, так плачет стрела без цели..."

   И, уже кажется, сказав много, и не сказав  чего-то очень важного, я замечаю на моём плече эльфа. Он "потешно чешет  голову-семечко. И тянется ближе к моему уху", строго спрашивая , если тебе кажется, что  дотянулась до Тайны , то научилась ли  ты любить?  И я неловко отвечаю словами человека из рассказа "Перед Полётом":   «Не могу точно сказать. Этому никто не может по-настоящему научиться… Это мог только Господь,   по-настоящему…"  и понимаю, что философия Михаила Моргулиса «Завтра»  - это для надежд. Лишь «сегодня» - это для любви… «Сегодня» - это для Бога " -  и есть тот самый Ключ, который приоткрывает двери Тайны и приглашает нас войти...