Не покинь меня

Уже несколько лет ходят по электричкам два старика. Один, высокий и крепкий, вирту­озно играет на баяне. Другой, совсем дряхлый, едва передвигающий ноги, поёт. Его звонкий и чистый почти юношеский голос резко контрастирует с редкими седыми волосами, увядшей кожей и чуть согнутой спиной.
«Через сотни лет, через тысячи не покинь меня, не покинь меня, не покинь...» - поёт он.

- Ерунда какая! - возмущается сидящий рядом со мной мужчина. Ему около шестидеся­ти, он читает книгу «Об истинной вере» и, как и все адепты многочисленных сект, считает свои слова истиной в последней инстанции.

- Как может человек его возраста петь о любви? - продолжает он. - И, вообще, знает ли он, что такое любовь? Сомневаюсь.
- Вы думаете, что нельзя любить в восемьдесят лет? - спрашиваю я.
- Конечно, нельзя! - мой невольный собеседник от волнения даже подскакивает. - Фи­зиология не позволит.
- По-вашему, существует только физическое влечение?
- Между людьми да.  А вот истинная любовь, чистая и безгрешная – это любовь бога. Кстати, рекомендую почитать на эту тему, откроете много нового, - он полез в сумку, - есть один великий человек, новое воплощение Иисуса Христа. Возьмите, вам откроется смысл жизни и смерти, - и сунул мне в руки журнал. «Свет во тьме» - звучало его название.

Старики тем временем двинулись по проходу, собирая мелочь. Я тоже бросила им несколько рублей.
- Что я больше всего ненавижу в людях, - заметил мой сосед, - так это жлобство. Надо же, скоро в гроб, а всё ходят и ходят. За лишнюю копейку удавятся.
- Вы думаете, это они из-за денег делают?
- Ну, не из любви же к искусству!

Мы вышли на одной станции. Мой попутчик взял с меня слово, что я непременно про­читаю подаренный мне журнал и даже написал на нём свой телефон и адрес, где проходят встречи их общества. Потом долго объяснял сущность «исконной веры». Наконец, подошёл мой автобус, и мы распрощались.

Я бросила журнал в урну и быстро прошла в салон.
- Холодно сегодня.
Я обернулась. Рядом со мной сидел тот самый старик из электрички. Говорил он совсем не так, как пел, глухо и невыразительно.

- Здесь холодно очень, - продолжал он. - Я мёрзну всё время. Может, от старости. Мы ведь с Раечкой, женой моей, раньше в Новороссийске жили. У нас там и родственники и дру­зья все остались. А здесь сын. Вот мы двадцать лет назад и переехали. Зачем переехали? Ни­кого знакомых не завели, а сын от нас совсем отказался.

Я не знала, что сказать. Но, казалось, старику совсем не нужен собеседник. Было доста­точно молчаливого слушателя.
- Раечка моя уже семь лет как на небесах. Думал, не переживу её смерть. Всё-таки пять­десят два года вместе. Знаете, как у Асадова: «Сквозь звёздный мрак, сквозь истину и ложь, сквозь боль и мрак и сквозь ветра потерь мне кажется, что ты ещё придёшь и тихо-тихо по­стучишься в дверь». Моя Раечка очень его любила, все стихи наизусть знала, и я заодно вы­учил.

Полупустой автобус скользил по прикрытым первым снегом улицам. Тишина. Время словно остановилось, и никак  не хотело двигаться дальше.
- Я тогда, действительно, хотел умереть. Не ел, не пил. Только лежал целыми днями, уставясь в потолок, и звал её. На девятый день она пришла. Села на кровать и стала гладить мою руку. «Я всегда с тобой, - сказала она. - Даже если ты меня не видишь».

Его губы задрожали. Плачет? Или только кажется?
- Она просила меня немного потерпеть, говорила, что мы встретимся там, наверху. И я сказал, что буду ждать. А потом вспомнил её любимые строчки: «Я могу тебя очень ждать, долго-долго и верно-верно, и ночами могу не спать год и два, и всю жизнь, наверно». Она улыбнулась, поцеловала меня в щёку и исчезла.

Пошёл снег. Стало как-то трогательно грустно, захотелось обнять этого старика, уте­шить словно маленького ребёнка.
- Вот я и жду, - закончил он. - И никак не дождусь. Я теперь почти не могу находиться в
 квартире. Там она, моя Раечка, её запах, её книги, одежда... - помолчал немного, - кстати, приходите вечером в ДК. Я пою в ансамбле. Сегодня в семь наш творческий вечер.

Я пообещала прийти. Дальше мы ехали молча.
«Зачем же он ходит по электричкам? -  думала я, - не из-за денег, это точно. А, может быть, все эти поездки, репетиции и концерты в ДК только лишь для того, чтобы не оставать­ся один на один с жуткой пустотой квартиры, где каждая вещь напоминает о ней, ушедшей...»