Глава 6. Сказка о городе мюзиклов

– Красивая девушка вышла на крыльцо уютного маленького домика. Она улыбнулась яркому солнышку, приложила руку к сердцу, и тут же заиграла музыка. И девушка запела:
Я не знаю, бывают ли утра, красивее этого,
Я не знаю, может ли солнце ярче светить,
Я не знаю, можно ли быть, счастливей чем я,
Но я знаю, что ты меня любишь…
И тут же на другом конце города распахнулась дверца автомастерской и, выскочив на улицу, стройный крепкий юноша с гаечным ключом в руке и слегка испачканным смазкой лицом продолжил:
Я не знаю, какие нас ждут испытания,
Я не знаю, встанет ли кто у нас на пути,
Я не знаю, будут ли люди за нас или против,
Но я знаю одно – что тебя я люблю…
И уличный постовой на перекрестке, ловко орудуя своим жезлом, подхватил:
Новый день развеет сумерки ночи,
Люди снова куда-то спешат, забыв обо всем,
Мы теряем так много всего в дневной суете,
Но ведь он ее любит – остальное не так уж и важно…
Его слова рефреном подхватили старушка, которая переходила дорогу, булочник, вышедший на порог своей лавки, и даже кудрявый пудель, которого выгуливала в соседнем парке маленькая девочка…
Сделав паузу, Юлия покосилась на меня и улыбнулась. Ее улыбка в свете фонариков, раскиданных по саду, выглядела еще более лукавой. Но я сдержал свое любопытство и лишь оттолкнулся ногой от земли, качнув качели, на которых мы сидели.
– В Городе Мюзиклов все умели петь. Даже несмотря на то, что здесь не было ни одного педагога по вокалу. Впрочем, ни один учитель пения попросту не нашел бы себе здесь работу, потому что в этом городе все рождались с абсолютным слухом и прекрасным голосом. Люди могли появиться на свет горбатыми, слепыми или даже с крыльями за спиной, но слух и голос непременно были у них с самого первого младенческого крика, который обычно представлял собой незатейливую нотную гамму.
Подрастая, дети учились не говорить, а сразу петь. Собственно, в Городе Мюзиклов и не разговаривал никто в традиционном смысле. Все слова, которые люди говорили друг другу, напевались ими на какой-нибудь мотив – неважно, был ли он нашептан листьями деревьев или просто неожиданно возник в голове. Получалось это примерно так:
– Дорогой, передай-ка мне хлеба,
Хлеба белого тонкий кусочек…
– Да, конечно, возьми, дорогая,
Хочешь, маслом его я намажу?..
Я часто слышал, как Юлия пела. Будучи в хорошем настроении, она могла постоянно напевать что-нибудь. А последние пару дней настроение у нее было замечательное. И, слушая ее, можно было и впрямь поверить в существование Города Мюзиклов. Впрочем, здесь, в пансионате, где мы поселились на несколько дней, гораздо проще было поверить в любые сказки.
Жизнь здесь и впрямь чем-то напоминала романтическую постановку. Проведя ночь в комфортабельных номерах, парочки неторопливо выходили к завтраку, вдыхая полной грудью свежий воздух, который пах сосновыми иголками и лесными цветами. Затем они шли на пляж купаться и загорать, или кататься по реке на лодках, или играть во что-нибудь на спортивных площадках, расположенных в тени под сенью деревьев. Обильный обед располагал к тому, чтобы после него вздремнуть в номере или растянуться на пляже, подставив бока яркому солнышку, а ближе к ужину постояльцы нагуливали аппетит, прохаживаясь по лесу или по берегу реки. Казалось, что жизнь здесь течет сама собой, простая и неторопливая, и все происходило так естественно, что порой мы и впрямь забывали, что за всем этим стоит целая система обслуживания.
– Те двое и впрямь любили друг друга, – продолжала Юлия. – Той самой безумной любовью, о которой пишут книги и снимают фильмы. Той самой, о которой поют песни. Впрочем, именно этим они и занимались целыми днями – пели о своей любви. Им даже не надо было придумывать тексты этих песен, потому что в Городе Мюзиклов любые слова, которые слетали с уст его жителей, автоматически ложились на мотив, что тут же возникал сам собой, словно бы ниоткуда. Поэтому их чувства изливались легко и свободно, мелодичными песнями паря над городом, переплетаясь со множеством других песен, песен о любви, о верности, о преодолении жизненных трудностей – да обо всем на свете.
Прошел почти год с тех пор, как они познакомились, и однажды вечером, выглянув за окно, девушка увидела, как ее возлюбленный подъезжает к ее дому на красивой новой машине. Он посигналил ей, и вскоре она выбежала ему навстречу. Автомобиль, конечно, был не его, он одолжил его в мастерской, где работал. Однако у них было время до завтрашнего утра, чтобы покататься, и они решили им воспользоваться.
Покружив по городским улочкам, они выехали к морскому побережью и остановились. Солнце, окрасив небо в нежно-розовый цвет, садилось за горизонт. Юноша тоже как будто покраснел и был смущен чем-то.
– Знаешь, я так давно, я давно уже думал… – тихонько напевал он.
– О чем же, о чем, дорогой, расскажи… – попросила его возлюбленная.
– Я думал, что если…
– Что если… И что?
– Что, может быть…
– Может?..
Юноша окончательно смутился, но все же взял себя в руки и, опустившись на одно колено, протянул ей раскрытую ладонь. Там лежало кольцо, вполне скромное, но чрезвычайно красивое. Не удивительно, впрочем, ведь на него ушел заработок автомеханика за целый месяц.
От неожиданности девушка словно лишилась голоса и лишь беззвучно шевелила губами, что в Городе Мюзиклов означало наивысшую степень удивления. А юноша, надев колечко на палец возлюбленной, запел:
В этом мире другой мне такой не найти,
Лишь с тобой я узнал, что такое счастье,
Я хочу, чтобы были мы вместе всегда
И прошу, чтоб моею женою ты стала…
Девушка по-прежнему не знала, что сказать, и поэтому просто расплакалась. Но, конечно, расплакалась она мелодично, с красивыми паузами между всхлипываниями, которые попадали в такт крикам чаек и всплескам морских волн о прибрежные скалы. Глядя то на блеск маленького бриллианта у себя на пальце, то на своего возлюбленного, она смогла лишь кивнуть головой в знак того, что она согласна…
Юлия умолкла и склонила голову ко мне на грудь. Она зевнула и обняла меня.
– Иногда так хочется, чтобы сказка не кончалась… – произнесла она тихо. – Даже если ужасно клонит в сон…
– Можем пойти выпить по чашечке кофе, – улыбнулся я.
Юлия не ответила. Она уже задремала.
Несколько минут я просто смотрел на нее, сидя неподвижно и даже стараясь не дышать. Я чувствовал ее тепло, чувствовал, как поднимается и опускается ее грудь на вдохах и выдохах, ощущал запах ее волос и легкий, едва уловимый запах духов, которыми она пользовалась. И я думал о том, что вот оно, мое главное сокровище, в моих руках, и мне не надо колесить по свету, чтобы найти его, не надо ни с кем за него сражаться. Все, что мне нужно – это его сберечь. И я верил, что непременно справлюсь с этим.
Подхватив Юлию на руки, я отнес ее в наш номер и уложил в постель. По дороге она смешно морщила личико и пыталась что-то мне сказать сквозь сон, но, едва я укрыл ее легким одеялом, тут же уснула крепко-крепко. А я еще целый час просидел рядом, не сводя с нее глаз. В тот момент я еще не понимал этого, но где-то в глубине души я боялся, очень боялся ее потерять…
На следующее утро за завтраком Юлия продолжила:
– Через день они поженились, а еще через неделю у них родился ребенок…
– Как это? – удивился я, очищая сваренное вкрутую яйцо. – А как же подготовка к свадьбе? Да и ребенок через неделю – как-то странно…
– Ты разве забыл, что это не обычный город? – улыбнулась она, наливая мне кофе. – В Городе Мюзиклов время текло совсем иначе. То, что требует долгих месяцев, а то и лет в нашем мире, там могло произойти в одночасье, будь то строительство дворца, женитьба или даже приход старости. И то, что беременность длилась целую неделю, было продиктовано вовсе не соображениями необходимости, а скорее эстетическими: всю эту неделю у молодого мужа была возможность проявлять исключительное внимание к своей супруге, окружить ее заботой и петь ей самые красивые в городе песни.
У них родился мальчик. Роды прошли на редкость удачно. Лежа на кушетке и тужась, роженица исполнила великолепную арию о любви и долге, использовав при этом весь диапазон доступных ей тональностей. Акушер, медсестры и молодой муж подпевали ей. И когда на свет Божий извлекли маленькое сморщенное тельце, и новоиспеченный отец по предложению доктора обрезал пуповину, все замерли в ожидании первой ноты, которой младенец должен был подхватить песню матери. Поскольку сперва ребенок молчал, акушеру пришлось шлепнуть его по мягкому месту, но, видимо, он перестарался. Звук, который издал малыш, оказался грубым, дребезжащим, диссонировал с общей мелодией и вообще был мало похож на те милые, изящные крики, с которых начинали свою жизнь младенцы Города Мюзиклов.
Доктор, конечно, тут же смутился и попросил медсестру унести ребенка и успокоить его. Он принес извинения озадаченным родителям за свою неосторожность и заверил, что новорожденный родился здоровым и этот маленький инцидент никоим образом не повлияет на его состояние. В конце концов супруги успокоились и поверили ему.
Однако когда спустя несколько дней молодые родители вместе с малышом вернулись домой и, окрыленные счастьем, запели песню о том, как это замечательно – дать жизнь ребенку, младенец не замедлил подать голос. И это снова был неблагозвучный, скрипучий крик. Супруги тут же умолкли и испуганно посмотрели друг на друга. Затем бросились к ребенку и начали укачивать его, хором напевая мотив популярной детской песенки. Но в ответ им раздавался все тот же фальшивый крик – пока малыш не утомился и не уснул…
Допив свой кофе, я откинулся на спинку стула. Другие отдыхающие тоже закончили завтракать и начали расходиться. Юлия намазывала клубничным джемом тарталетку.
– Это последняя, – хихикнула она, заметив на себе мой взгляд.
Я лишь расхохотался в ответ. У нее всегда был прекрасный аппетит, и, как ни странно, это никоим образом не отражалось на ее фигуре. Напротив, порой мне казалось, что Юлия даже слишком стройна, и где-то в глубине души мне иногда хотелось, чтобы она прибавила пару килограммов в нужных местах. Впрочем, с моей стороны это был скорее каприз, чем действительное желание.
– Так что же было дальше? – подождав, пока она прожует, спросил я.
– Дальше?
– С ребенком…
– А… – Юлия взяла в руки салфетку и задумчиво вздохнула. – Ничего хорошего… Родители стали ходить с ним по врачам, да только все это было без толку, потому что такого рода заболевания здесь были большой редкостью, и никто не знал, как их нужно лечить. И вообще, доктора в Городе Мюзиклов ставили обычно всего два диагноза: либо это была смертельная болезнь, от которой пациент должен был умереть в самое ближайшее время, либо безответная любовь, которая, впрочем, порой тоже приводила к летальному исходу. Лишь один из врачей посоветовал им подождать: возможно, отсутствие слуха и голоса обусловлено возрастными причинами, и через несколько лет ребенок поправится.
Им и впрямь ничего не оставалось, кроме как ждать…
Тут Юлия прервала свой рассказ, совершенно невинно заявив, что хочет покататься на лодке. Мне не терпелось услышать продолжение истории, так что мы немедленно отправились на реку. Конечно, я знал, что она меня дразнила, она не раз поступала так, однако мне это даже нравилось. Ведь она делала это не только для себя, но и для меня тоже.
Мы взяли лодку и выехали на середину реки. Утро было чудесным, на небе – ни облачка, солнышко припекало, и течения почти не было. Я оставил весла и облокотился на борт. Склонившись к воде, Юлия зачерпывала ее горстями и выливала обратно в реку. На ней была смешная соломенная шляпка, которую мы купили на днях в деревне неподалеку, и которая удивительно шла ей.
– Значит, продолжение?.. – лукаво улыбнулась она.
Щурясь на солнце, я энергично закивал.
– Итак… Время на этот раз тянулось невероятно медленно. Прошли годы, прежде чем ребенок подрос и достиг того возраста, когда дети в Городе Мюзиклов начинают складывать отдельные ноты в мелодию и напевать слова на некоторый мотив. Но наш мальчик все больше молчал. Потому что когда он пытался что-нибудь напеть, это было похоже на жуткую какофонию, и все вокруг в ужасе зажимали уши. Даже родители, которые, в общем-то, все равно любили своего сына, даже они не могли выносить его пения. Впрочем, нельзя сказать, что они ничего не делали для того, чтобы изменить ситуацию. Супруги регулярно водили ребенка на обследование к врачам, которые порой даже как будто отмечали некоторые улучшения. Раз в неделю из другого города приезжал учитель и давал мальчику уроки сольфеджио, что тоже обходилось родителям весьма недешево. В конце концов, они просто каждый день пели самые трогательные молитвы Богу, обещая сделать все, что угодно, для спасения сына.
Но время шло, а петь мальчик так и не научился. В Городе Мюзиклов это было равносильно полной немоте. Малыш и впрямь все больше молчал. Подрастая, он мало общался со своими сверстниками, да и вообще с людьми и проводил все больше времени, гуляя в одиночестве, читая книги или рисуя. Последнее, кстати, получалось у него гораздо лучше, чем пение, и рисунки выходили вполне сносными, со временем становясь все более красивыми и интересными.
Кто знает, может со временем мальчик без слуха и голоса и нашел бы себе место в Городе Мюзиклов. Возможно, ему все-таки удалось бы научиться петь. Если бы у его родителей не появился второй ребенок.
Это была девочка. Во время беременности супруги ужасно боялись, что второй ребенок повторит историю первого. Они обошли всех врачей, сделали все мыслимые анализы, однако до самого рождения малышки нельзя было наверняка сказать, будет ли у нее все в порядке со слухом и голосом.
Но опасения оказались напрасными. Едва девочка появилась на свет, как родители услышали мелодичный, певучий младенческий крик – самый прекрасный, как им показалось, звук из всех, слышанных ими до того момента. Муж тут же бросился обнимать жену, плача от радости.
Конечно, с самого своего рождения дочка стала любимицей своих родителей. Они постоянно нянчились с ней, покупали ей самые красивые платья, хором пели колыбельные для нее. А когда она подросла, они стали петь уже втроем, и в их доме все чаще слышался звонкий голос малышки.
Нельзя сказать, что супруги совсем забыли о сыне, но, конечно, они стали уделять ему гораздо меньше внимания. Он перестал быть для них единственным, отчего его неполноценность в их глазах выглядела теперь еще более ужасной. Порой мальчик случайно ловил на себе взгляд отца или матери – взгляд печальный, в котором порой даже проскальзывало какое-то чувство вины, но чаще – лишь сожаление.
И ребенок прекрасно чувствовал эту печаль родителей, хоть и не до конца понимал ее причины. Он все больше времени стал проводить один, гуляя по Городу Мюзиклов, стараясь избегать людных мест и вообще как можно реже попадаться на глаза людям. Ну а в плохую погоду – или когда гулять просто не хотелось, он сидел у себя в комнате за своими рисунками, слушая через стену пение своей маленькой сестренки, которая росла не по дням, а по часам. Мальчик не испытывал зависти – наверное, он попросту не знал, что это такое. Наоборот, голос малышки ему очень нравился. Однако он знал, что никогда не сможет петь хотя бы даже так, как эта маленькая девочка.
Вскоре прогулки по городским улицам наскучили ему: он исходил их все, вдоль и поперек. Поэтому как-то сама собой к нему пришла мысль выбраться за пределы города. Поначалу малыш бродил вблизи пригородов, затем добрался до одиноких загородных домиков, и со временем стал все чаще углубляться в окрестные леса. Он не преследовал никакой особой цели во время этих своих прогулок, ему просто хотелось выбраться из Города Мюзиклов, который все больше и больше тяготил его.
И вот, в один прекрасный день, мальчик зашел настолько далеко, что, пройдя через леса, окружавшие город, вышел на дорогу, которая петляла между зеленых холмов, уходя вдаль от его родного города. Трудно сказать, что произошло сначала: то ли он сперва ступил на эту дорогу и сделал несколько шагов по ней, то ли сначала понял, что уже не хочет возвращаться домой. И с каждым новым шагом он все яснее понимал, что ему попросту незачем возвращаться.
Конечно, он знал, что родители все-таки любят его, что они начнут беспокоиться, когда обнаружат, что он пропал. Но он также знал, что вскоре они смирятся. В конце концов, у них ведь есть дочь, и она сможет утешить их своим прекрасным пением.
Мальчик не знал, куда направляется. Он был готов к долгому пути, готов к трудностям и преградам – ему было все равно, лишь бы встретить что-то новое. И чем дальше он шел, тем сильнее в нем становилась уверенность, что он обязательно встретит на своем пути что-то важное.
И к концу дня, когда солнце уже клонилось к закату, малыш неожиданно заметил на обочине дороги стрелку-указатель. Подойдя поближе, он прочитал: «Город Художников, 7 км». Мальчик не представлял себе, на что похож этот город, но он прекрасно знал, что ему нужно во что бы то ни стало попасть туда. И он отправился в ту сторону, куда указывала стрелка…
Юлия умолкла. Я слушал ее с закрытыми глазами, и открыл их лишь после того, как она закончила свой рассказ. Она сидела в той же позе, чуть сдвинув шляпку на глаза и задумчиво глядя на воду.
Хотя течение и было почти незаметным, мы проплыли почти полкилометра вниз по реке и сместились к противоположному берегу.
– Эй, ты чего?.. – спросил я, заметив, что во взгляде Юлии промелькнула печаль.
– Ничего… – Она лишь покачала головой и улыбнулась. – Все в порядке…
Я взялся за весла и направил лодку обратно, к пансионату.
– Интересно, у тебя ведь есть любимая сказка? – через некоторое время поинтересовался я.
Юлия пожала плечами:
– Может, и нет… Знаешь, все сказки… Они ведь рано или поздно заканчиваются…
Когда ее взгляд делался таким как в тот момент, задумчивым и немного грустным, мне порой становилось страшно. А тут еще эти ее слова… Стремясь избавиться от страха, я налег на весла, и через пару минут мы развили приличную скорость.
К счастью, вскоре лицо Юлии прояснилось, и, поймав на себе ее взгляд, я заметил в нем озорные искорки. А потом она вдруг встала на ноги и, балансируя руками, чтобы удержать равновесие, приблизилась ко мне. Взяв мои ладони в свои, она заставила меня бросить весла и выпрямиться.
– Тише, осторожнее… – бормотал я, чувствуя, что лодка начинает раскачиваться.
Но Юлия и не думала осторожничать. Обняв меня, она стала нежно целовать мое лицо, губы, мои глаза. Когда она делала что-то в этом духе, я тут же забывал обо всем, вот и теперь – тут же почувствовал желание.
И, не выдержав, я усадил Юлию на сиденье, а сам с удвоенной силой взялся за весла. Она смотрела на меня самым невинным на свете взглядом, и щеки ее рдели нежным румянцем, и солнце играло золотыми лучиками в ее волосах. А в голове у меня вертелась одна и та же мысль, мысль о том, что оно того стоило – прожить сорок лет бестолковой жизни, чтобы оказаться сейчас в этой лодке…