Когда приходит пустота...

Я потянул галстук указательным пальцем, освобождаясь от него, как от петли. Бросил не глядя на стул. Все, чего я сейчас хотел, так только того, чтобы этот день поскорее закончился. Впервые за последнее время я не испытывал боли и сожаления, а только безмерную усталость и безразличие ко всему.
Скинул траурный наряд - мне казалось, что он весит целую тонну, переоделся в домашнюю одежду. Стало чуточку легче. Сначала я намеревался сразу лечь и заснуть, что-то мне подсказывало, что сегодня горькие думы не будут одолевать меня и я наконец-то смогу выспаться, но потом понял, что сильно проголодался и пошел на кухню.
 Ольга стояла перед обеденным столом, отсутствующий и неподвижный ее взгляд был направлен в окно, но вряд ли она осознавала, что за ним происходит. В руке ее был начатый бутерброд, на столе остывал чай. Она медленно пережевывала пищу, не разбирая вкуса, просто ела, потому что когда тело испытывает голод надо есть. С таким же успехом она могла жевать кусок пластилина.
  Жена подняла на меня опухшие от слез, но сейчас сухие глаза.
- Будешь? - ее рука с бутербродом слабо шевельнулась в мою сторону. Я кивнул и опустился в кресло, оно негромко скрипнуло, негромко, но в пришедшей тишине этот звук прозвучал особенно резко.
 Я наблюдал, как Оля медленными точными движениями нарезает сыр, намазывает масло на хлеб,  режет его на две части по диагонали, как любил Олежка. Все очень размеренно. Не забыла  завернуть продукты в целлофан, перед тем как убрать сыр в холодильник, а хлеб в хлебницу.  Все очень механически.
- Тебе на работу когда? - вопрос прозвучал как-то карикатурно обыденно, неуместно. Не ответила,  только слезы скатились по щекам. Она сначала даже не обратила на них внимания, потом все же оттерла тыльной стороной ладони, как если бы резала лук, а они ей мешали.
- С понедельника...
- Ясно - допил чай одним глотком, поставил чашку в раковину и оставил жену одну наедине со своими мыслями.
По пути я зашел в детскую, тихонько притворил за собой дверь. Сел на кровать, осмотрелся. В комнате было прибрано, как никогда не бывало при Олежке. Не так, как при нем. Все игрушки аккуратно лежали в своем ящике одна к одной, карандаши стояли в баночке - к ним давно никто не прикасался. Все шкафчики были закрыты и никакой одежды не валялось на полу или на маленьком стульчике. Только зайчонок Вовка был на своем привычном месте - лежал поверх яркого покрывала, там, где я его и оставил,  в тот день когда с ним некому стало играть...