Сон поздней осенью

7 ноября мне приснился сон, будто моя мама Аля (когда ей было на вид лет 47-48) сделала себе красивую причёску. Вернувшись из парикмахерской, она начала одеваться, собираясь  в гости. Она мне вдруг понравилась и я стал за ней ухаживать, обнимать и пытаясь залезть ей  в трусики. Меня понесло, и  вёл себя как форменный  сумасшедший.

Мама не очень ругалась, а просто мягко отстранялась  и пыталась меня образумить:
– «Прекрати, что ты делаешь ! Ведь ты же мой сын!».
–«Но я же тебя так люблю, дай я тебя обниму и поцелую!» - хриплым шопотом отвечал я  и обнимал ее упорно как самку, пытаясь поцеловать в губы.

Она мягко, но упорно отстраняла меня, но я всё равно пытался.  Когда она всё-таки после моих долгих попыток не позволила мне поцеловать себя в губы - я стал на колени, обхватил ее за талию и стал пытаться, задирая ее кофточку снизу - поцеловать ей большие груди. Она, конечно же, сопротивлялась - но мягко, вежливо.

-«Пойми,  Витюнчик - ведь ты мой сын, а с сыном у мамы совсем другая любовь! Её нельзя путать с той любовью, которая бывает у женщины с мужчиной».

-«Поверь, мамусичка,  что я так тебя люблю, что никто на свете тебя так не любит…  дай же я тебя поцелую»…  и продолжал свои неуклюжие попытки.  Мама стояла предо мною, прислонившись попой к тяжелому дубовому комоду, а я стоял на коленях перед ней, обхватив руками ее тёплые ляжки.
Черная широкая плиссированная юбка мамы задралась почти до пояса, из под нее видна была красивая серебристо-серая кружевная комбинация  и её трогательные розовые коленки.

-«Мамусичка! Я просто с ума схожу от любви к тебе, просто не знаю - что же мне делать!» - горячо шептал я, пряча своё распалённое  лицо в мягком  её животе, а обеими руками охватив крепко ее бёдра, - «ну почему, почему ты мне не веришь?  Ты не любишь меня?  А говорила всегда, что любишь!»

-«Это я про другую любовь говорила, сыночек. Совсем про другую. Ведь я тебя сама родила, воспитывала с пелёнок. Сисей кормила. Разве это не любовь  - разве мало этого тебе?»
Тяжело задышав от нахлынувшего  возбуждения,  я  медленно поднялся и не выпуская маму из объятий,  вплотную приблизил своё лицо к ее лицу.  Глядя глаза в глаза, что было сил сжал ее тело в своих объятиях тихо прошипел с внезапной ненавистью:

- «Говоришь, любишь…  А на первое мая, когда мы были в гостях у Моти Безродной и все гости - в том числе и папка - в саду за столом перепились как свиньи…  разве не ты влезла, подставив табуретку в открытое окно их дома с противоположной стороны, а за тобою через минуту, оглядываясь, как вор - дядя Леша, муженёк  твоей старшей сестры тёти Лидии? Что вы там делали потом целый час?
Мы с Юркой Безродным как раз в саду на дереве рвали шелковицу,  и я всё видел!
Мне уже 16, и я понимаю, я всё понимаю…  А мне ты потом, конечно, говоришь каждый день утром,  в  обед  и вечером – люблю, люблю… Его ты любишь, а не меня! А мне врёшь,  врёшь…  и папку ты тоже не любишь - я знаю…»

Не ожидав такого напора с моей стороны, мама обеими руками сначала резко оттолкнула меня, но внезапно  передумав  -  быстро  привлекла к себе и спрятала моё заплаканное  лицо у себя на надушенной груди.

- «Витенька,  сыночек мой любимый … я же не виновата, что папку твоего не люблю. Любила когда-то  давно, а теперь давно уже не люблю.  Иногда сама думаю – может,  я и тогда не любила его, а только мне это казалось?  Может, просто замуж  хотелось - надоело жить с матерью в той лачуге. Сестры уже по второму разу замуж повыходили, а  я  - нет и всё живу и живу с мамой. Работа – дом, работа - дом. А уже 23 года стукнуло.  Иду каждый день домой с работы – у всех окошки светятся, за ними – чья-то счастливая семейная жизнь, мужья с женами милуются. Так завидно стаёт!

А тут он объявился, замуж предложил выйти. Я и согласилась – думала, буду с мужем гулять по проспекту на зависть незамужним подружкам. Квартиру снимем, мебель купим.

Так мы же об этом с тобой  много раз говорили  – я и не скрывала.
Жила с ним ради тебя, чтобы семью сохранить.  Опять же он много денег получает и почти не пьёт. А других мужья и пьют, и денег  у них нет. Разве съездили бы мы с тобой на месяц в Сочи в прошлом году, если бы денег не  было? То-то же. И в этом году поедем,  дай срок.

Вот  ты следующей весной  школу окончишь - тогда видно будет. В университет поступишь  –  уедешь в столицу, а за тобою и я может быть уеду - брошу всё и начну новую жизнь. Опытные медсёстры везде нужны.  Так что ты уж потерпи, успокойся, не сгущай краски!»

-«А с дядькой Лешкой что у тебя тогда было? Что? Что ты в нём нашла – ведь противный он!  Меня отталкиваешь, не хочешь даже поцеловать, а  с  ним… говори правду – что у вас было тогда? Что?»
-«Виктор, а ну, прекрати сейчас же!» - грозно сдвинула накрашенные брови мама, - «пожалуйста!» - добавила она, встретив мой свирепый взгляд ревнивца. – «Что ты такое говоришь! Разве можно так с мамой разговаривать! Маме таких вопросов не задают!»

Щёки ее пылали, по лицу бегала  непередаваемая улыбка,  временами мгновенно сменяющаяся на гнев. Влажные карие глаза мамы сверкали, бегая по моему лицу и как бы ощупывая его. Я по-прежнему крепко сжимал её в объятиях, прижимая спиной к шкафу, и мы стояли, плотно прижавшись друг к другу потными телами.

С  самого утра  собираясь в гости, мама щегольски оделась, сходила в парикмахерскую, напудрилась, тщательно подвела тушью брови и ресницы и настолько отличалась от той привычной мне, будничной,  домашней матушки  в халате, что при виде её я весь сгорал от непонятного нервного возбуждения. От нее исходил дурманящий, тонкий  запах духов, неуловимо напоминавший запах спелой груши.

-«Говори правду! Ты… отдалась ему тогда? Да?»
Мама строго посмотрела мне в глаза, но отвела взгляд. Приблизив губы к моему уху, она вдруг как бы не своим,  непривычным, грудным голосом негромко сказала:

–«Можешь думать  как хочешь. Только знай - твой папочка  ненаглядный, на которого ты так похож , идеал нравственности и член партии – на самом скот  вонючий, козлина…  А сестрицы мои,  а твои тётушки  –  суки, проститутки…» -  глаза мамы внезапно потухли, и из-под  длинных ресниц  на нежно напудренные щёки капнули и потекли вниз крупные слезины,  – «я недавно узнала, что они обе по очереди – и Маруська, и Лидка – соблазняли  назло мне, из зависти твоего папашу - а он и рад! Я точно знаю - ****,  **** он их обеих! Как представлю как он это делал, как засовывал свой аппарат в их щели вонючие – меня просто на рвоту тянет, места себе не нахожу от ярости.

Нет, ты только не подумай, что я его как мужчину ревную – нужен он мне очень, много чести… Меня в бешенство приводит как раз не это, а то, сколько  шикарных молодых мужчин за эти годы сохли по мне, умоляли о свиданиях наедине – только бы ты знал! А я, дурра, всем им отказывала – как же, порядочность замучила. Клянусь тебе, как сыну – за последние лет десять  у меня кроме твоего отца никого не было!  И вот за это, за мою верность и долготерпение – такая мне награда!

Да лучше бы пусть у меня десять любовников было за это время – было бы мне не так обидно! Да если  б  ещё он как мужик был нормальный – а то, поверишь, у него стоит еле-еле! Конечно, мама с сыном такими  вещами делиться не должна, но если уж пошел такой разговор…

Папаша твой в  постели вечно  возится,  возится – а никакого результата!  Залезет на меня…  Я, бывало  вся дрожу от нетерпения, а у него ничего не получается! Это же просто невозможно. Все нервы мне вытрепал!» - и мама, обняв меня,  уже вголос разрыдалась.

-«Мама, мамусенька! Прости меня, я же не знал! Не плачь, пожалуйста, ведь я тебя так люблю – больше всех на свете! Я им всем отомщу за тебя! Я для тебя на всё готов, я их всех на куски разорву!» - горячо прошептал я, закрыв глаза и целуя мамины глаза и щёки.

Внезапно мои губы как бы накрыло влажной липкой волной. В первый миг я даже не понял, что произошло, но вдруг волна возбуждения пронзила всё моё тело – это мама со стоном впилась мне в губы сосущим поцелуем. Похоже, моё возбуждение передалось ей, потому  что в следующий момент она обвила мою шею обеими руками и с силой, неожиданной в миниатюрной немолодой женщине – чуть не задушила меня в объятиях.
Прозрачная стена табу, условностей и приличий, годами стоявшая между нами, вдруг рухнула и голова моя закружилась от восторга. Внезапно осмелев, я обеими руками поднял её широкую  юбку и судорожно вцепившись в мамины нежные ягодицы, стал их изо всех сил мять и ласкать. Проникнув  через резинку шелковых трусов, мои жадные дрожащие пальцы бесстыдно ласкали ее между пышными ягодицами, скользя от горячего пота.

Понимая, что такой восторг не будет вечно продолжаться - я изменил положение тела,  высвободил левую руку и она как бы сама собою скользнула вдоль живота мамы и схватила в горсть ее мясистое  лоно, покрытое тонкими шелковистыми волосками. В то же  мгновение указательный и средний пальцы моей руки неожиданно легко и беспрепятственно скользнули прямо в мокрую и горячую мамину щель.

Инстинктивно дёрнувшись и защищаясь от проникновения, мама оторвалась от меня и согнулась почти пополам, свистящим шепотом прокричав:

-«Нееет… нееет, сыночек! Ты что ж делаешь… это нельзя… нееет!»  Но я уже распалился и не выпускал её из объятий. Хотя я был не силён и худощав, силы мои удесятерились, рассудок отключился и я действовал как во сне, руководствуясь исключительно инстинктом самца-осеменителя.
Теперь мама  была  зажата мною с двух сторон – пальцами левой руки я отчаянно дрочил её скользкую щель, а средний  палец правой нагло ввёл ей в анус и тоже пытался дрочить. Это было нелегко – анус  оказался тугой, но я не сдавался и грубо пытался его расширить, не заботясь о том, что испытывает при этом моя обожаемая жертва.

Навалившись на маму всем телом, я прижал ее спиной к комоду и продолжал своё дело, а она стояла несколько согнувшись и обхватив обеими руками меня за плечи, спрятала лицо у меня на груди и прерывисто дыша, время от времени протяжно шептала:
-«Нееет…нееет…сынок пусти…прекрати сейчас же…», но попыток освободиться из моих объятий уже не предпринимала.

Такое положение оставалось минуты две-три после чего голова мамы вдруг дёрнулась и поднялась вверх а из ее горла раздался влажный сдавленный вздох,  потом еще один…ещё… Стоны перешли в непрерывный хрип, тело ее на короткое время невероятно напряглось но потом вдруг задёргалось в конвульсиях задрожало и вдруг резко обмякло настолько,  что мама несмотря на мою поддержку плотно сжала ляжки и рухнула на колени. Несмотря на это, я не выпуская ее из объятий тоже стал на колени и продолжал ерзать пальцами у нее между губ.

-«Аля! Ты где? Сколько можно собираться? Ведь мы уже опаздываем!» - через открытое окно прозвучал как гром среди ясного неба голос отца, который в это время в новом сером костюме и белой рубашке без галстука играл в саду с собаками .

Как ошпаренные вскочили мы с пола и инстинктивно отпрыгнули друг от друга на безопасное расстояние.

-«Тссс!» – в беззвучном крике замахала на меня руками мама, - «пошел вон сейчас же! Иди к себе в комнату и чтобы я тебя сегодня больше не видела, негодник!  Да не туда, не туда – иди через кухню!» - в ярости шипела она, не желая, видимо, чтобы я на пути столкнулся с отцом.

Родители  ушли  в гости к тёте Лидии и задержалась там допоздна.





ххх