Николай Петрович
Был он щуплым, роста маленького. Хотя и родом из Сибири. Сибиряк ведь всегда здоровяк под два метра ростом? На самом деле, для своего возраста (давно за семьдесят), он был энергичен, не курил, совершал обязательные ежедневные прогулки. А для поддержания сердечного тонуса носил в кармане маленькую плоскую бутылочку коньяка. Три-четыре раза в день выпивал по глоточку. Работа у него кипела. Чуть ли не каждый день он зачитывал какие-нибудь новые инструкции, составлял свои собственные инструкции, служебные записки и всякие списки. Тщательно по утрам проверял под лупой качество печатей и пломб. Словом, налицо тот счастливый случай, когда работа доставляет удовольствие.
Службу Николай Петрович начинал во времена небезызвестного Ежова. За старательность был зачислен в следственную бригаду. Ещё до войны получил первую награду. Чем очень гордился. Говорил, что во время войны лично задержал с десяток диверсантов. От его же сослуживцев всем было известно, что практически всю войну он командовал подразделением в заградотряде. В сорок пятом из Германии был направлен под Львов в составе СМЕРШа. Затем снова – следственные органы. И ни дня перерыва! Как только уволился в запас, сразу на новый пост.
Во время "перестройки" Николай Петрович тоже "перестроился". Перестал гордиться первой наградой. Ругал, как и предписывала политика партии, репрессии. Про себя говорил: - Ну, я же не знал!
Как будто бы, если знал, было бы по-другому. Бросил бы службу и пошёл уголь добывать…
Партбилет, правда, не сдал. И взносы платил исправно до самого 91-го года. До последнего надеялся партию перестроить. Других указаний ведь не поступало.
Заходит в понедельник в курилку. Народ рыбалку обсуждает.
- Эх, всё курите! Когда же здоровье будете беречь?
- Да вот как-то не получается бросить…
- Ну, как будете голосовать на референдуме? За обновлённый союз? Или против?
Отвечаю, не за всех, за себя:
- А я не буду голосовать на референдуме.
- Как так! – возмущается Николай Петрович.
- А я не знаю, как ответить. Я и не против союза и не за обновлённый союз.
- Как это может быть?
- А я за союз существующий. Не хочу ничего обновлять. А такого вопроса, кто за существующий союз – нет.
- Ну, да ты консерватор!
- Консерватор, Николай Петрович. Это же вы, партийные, перестраиваете. А мне, беспартийному, перестраивать нечего. Хочу, чтобы всё было, как было.
- Ну что же, имеешь право быть консерватором.
- Спасибо, Николай Петрович.
Перестроился. Быстро-то как. А в тридцатые годы вряд ли считал, что кто-то имеет право думать и делать по-другому. Иначе награду разве бы получил…
В январе 92 года спрашиваю:
- Что же, Николай Петрович, нету вашего обновлённого союза? И не обновлённого тоже. Куда ваши органы смотрели? Армия?
- Армия вне политики!
- Да и я о том же. Армия вне политики. Офицеры ведь не Иванову или Петрову присягали. И не Брежневу с Горбачёвым. Они присягали, что будут страну беречь. Независимо от государственного строя. Капитализм, феодализм, социализм, какая разница? Они же не строй, не вождя, а страну клялись защищать. А где она, страна, которой они присягали?
- Ты неправильно всё понимаешь!
Ну, конечно, мне, беспартийному, где понять. Я-то, по недомыслию, думал, что присяга на всю жизнь одна. Оказалось, можно присягать, сколько понадобится. Вот вам, на выбор, – полтора десятка присяг!
И пошло рушиться. В первую очередь, разумеется "оборонка". А первая должность, которую ликвидировали, разумеется, "режимщик". Зачем она нужна в открытом обществе? Если чекистские генералы давно всё уже рассказали. Николай Петрович очень переживал, как же теперь без него? Конечно, устроили ему торжественные проводы. И он оптимистично сказал на прощание:
- Я ещё вернусь!
Увы, без любимой работы стал Николай Петрович резко сдавать. Сибирское здоровье оказалось небезграничным. Тихо умер некогда рьяный следователь и столь же рьяный "перестройщик". Ну да, мир праху его. Кто старое помянет…
Свидетельство о публикации №211100401166
Прочитал и вспомнилось.
Заехал как-то к дочери в гости. Стою у подъезда, жму кнопку домофона. Подходит такой сухонький, весьма благообразный старичок. Роста небольшого и очень вежливый. "Вы к кому?" - вкрадчиво спрашивает. И не дождавшись ответа дверь мне открывает. И вперед пропускает. И улыбается все время. А глаза неживые - стальные, неподвижные и живут отдельно от лица. Лицо улыбается, а глаза нет.
Жутковато мне стало. Поздоровался с ним и молча стал подниматься на второй этаж. А он зашел в квартиру на первом.
Как-то раз обмолвился об этой встрече дочкиной свекрови. Она, узнав, в какую квартиру зашел старичок, рассказала, что был это дедушка в сталинские времена исполнителем в НКВД, т.е. палачом. И дом этот чекисты в двадцатых годах под себя забрали - чекисткий дом. И второй муж свекрови был чекистом - работал в те же времена где-то на алмазных приисках. Я его тоже помню. Интеллигент высшей пробы. После работы они всегда возвращались в этот дом. Поработают - и домой. Вежливые такие, подтянутые, улыбчивые.
Кто старое забудет....
С уважением,
Алекс Шуваевский 07.10.2011 13:50 Заявить о нарушении