Наше детство

               
                Детство, отрочество, юность – наша молодость, это наверно самая лучшая пора нашей жизни. Это время маленького, тихого и провинциального города, под названием Уральск.

Наш дом, панелька, расположен  по улице Гвардейской напротив «макаки», так в просторечии называли клуб Уральского МКК. Нам было по семь лет, и мы сидели в тени нашего дома прямо в пыли, как в настоящей засаде. Проехала сказочно красивая машина, и еще целый час шло восторженное обсуждение достоинств невиданного автомобиля, а затем мы опять замирали в долгочасовом ожидании чуда.   
В то время вышли первые модели Газ - 24. Рядом с Газ -21(ее уже  называли старая волга) новая модель смотрелась, как космический корабль.  Мы как истинные «охотники за дичью» и любители модерна в автомобилях, могли часами ждать ее редкого появления на нашей Гвардейской. Она проезжала по дороге под наши восхищенные крики и боевой индейский танец восторга.
Асфальтовое покрытие пешеходных дорожек, да и автомобильных дорог,  в Уральске было явлением очень редким. Пешеходные переходы на автодорогах еще не рисовались краской, а отмечались на дороге, эдакими, металлическими клепками диаметром сантиметров двенадцать - пятнадцать. Первая полоса клепок пересекала дорогу в месте, где останавливался транспорт перед светофором. Вторая клепаная полоса проходила у светофора, показывая вторую границу пешеходной дорожки. Дорога в этом месте напоминала куртку рокера.
В городе было всего четыре автобусных маршрута – 1,2,3 и 4 ( четыре окраины города), редкие светофоры и полное отсутствие госавтоинспекции. Вообще то, она была. Госавтоинспекция. Но мы о ее присутствии в городе  только догадывались.
От нашей Гвардейской и почти до самой красной екатерининской тюрьмы лежала голая степь, с редкими саманными домами. Грязь в степи  была настолько непролазная, что тонула и застревала там любая техника, в том числе и сельскохозяйственная. Хорошо подвыпивший  сосед хвалился отцу, что он командир танковой дивизии. Отец спрашивал соседа:
- Коль, а где же твои танки?
И сосед с гордостью показывал рукой, на полтора десятка комбайнов, сидевших второй год в непролазной степной грязи за нашим домом.
Сталинские строгости давно прошли. Прошли и Хрущевские времена оттепели. На дворе был обычный Брежневский социализм. Нам, мальчишкам, собственно, до этого никакого дела не было. Мы радовались жизни просто потому, что она у нас была.
Самый главный праздник у меня начинался, когда меня отпускали к бабушке на лето в деревню. В зависимости от щедрости родителей, я мог провести в деревне от месяца до трех. То есть приехать в Уральск прямо к первому сентября отмывать с ног степную пыль перед школой. Самая обычная пыль, по  которой мы в деревне бегали исключительно босиком. 
Семья у бабушки была большая и крестьянская. Работали в посевную с рассвета и до полуночи. Разговаривали в бабушкиной семье на какой то смеси украинского и русского. Многие слова я не понимал. Дед с бабушкой родом были с Украины и эвакуировались в Казахстан вместе с хозяйством днепропетровского колхоза в войну. Он был вет врачом и сопровождал эшелоны крс с Украины в тыл.
Я хорошо помню, как дядька взял меня в ДТ-75 прокатиться. До стана полевой бригады ( восемнадцать километров) мы ехали приблизительно час. Управление у дэтэшки было рычаговое. Сам он был такой неспешный и безаварийный, что мне дали поуправлять им. Минут тридцать абсолютного счастья.  Слева бескрайние поля спелой бежевой  пшеницы. Справа молодая лесополоса.
 Иногда дорогу перебегали, какие - то толстые зверушки на коротких лапках. Дядька говорил, что это суслики. Но, по-моему, они  были похожи на крошечных толстых, зачем то одевших шубу, поросят. И через дорогу они эти толстячки шли вперевалочку, едва переставляя лапы.
В бригаду приехали к самому обеду. Небольшая саманная столовая прямо в степи. Никто в ней ни за что не платил. На столах перец красный и черный, горчица, хлеб домашний, нарезанный большими ломтями. В центре стола  тарелка  вареного мяса, нарезанного большими кусками горкой. Рядом с мясом большая пиала деревенских сливок. Две тарелки огненного наваристого борща, которые нам принесли на стол, мы ели с дядькой неспеша, как люди солидные едят перед большой, но любимой работой.
 Наверно это и есть счастливое детство. Мы все лето не вылезали из речки. Купались, рыбачили, плавали за кувшинками и лилиями. Делали набеги на яблоневые сады. Впрочем, без особых издержек для последних, так как сады совхозные, казалось, раскинулись бесконечным лесом, а яблоки отсюда все не успевали вывозить и к осени просто раздавали всем желающим.
Помню, с двоюродным братом ходили на рыбалку. Ходили громко сказано. Бабушкин дом стоял прямо на берегу реки Утвы. Сразу за калиткой был спуск к мосткам на речке. С вечера мы замешивали тесто на душистом нерафинированном подсолнечном масле. А рано утром бежали на рыбалку. Часам к десяти мы уже приносили бабушке кукан с крупными сопливыми линьками и колючими окунями…
…Это было начало семидесятых. Время радости и мечтаний. Время солнечного детства.