Первый и последний поцелуй

      

                ПЕРВЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ ПОЦЕЛУЙ

         В деревне прозвали её – Прасковья-монашка. Говорят, что в молодости была она очень пригожая, статная. Время выпило кровь из неё; потускнела Прасковья, иссохла, седая стала как берёза – даже под ветром клонилась к земле. И всегда она жила одна – замуж не хотела. Причина такого монашества – причина странная и даже диковатая.
        Молодую Прасковью – лет шестьдесят назад –  поцеловал какой-то деревенский идиот со слюнявым или, как говорили тогда, гунявым ртом. Поцеловал неожиданно – так получилось во время застолья, куда припёрся деревенский тот охламон: попить, пожрать на дармовщинку. Прасковья – ни разу не целованная девушка – перепугалась до того, что  укусила губы охламона, чтобы тот поскорее отстал. И после этого она ощутила во рту – сильный, резкий, гадкий – вкус парного мяса, сдобренного кровью дурака. И это ощущение  – как молния ударила куда-то в подсознание, и засело там занозой на всю жизнь.
        Прасковья перестала мясо употреблять – противно было. Какое-то время ходила она по врачам, думала вылечиться. Но деревенские врачи – тогда, по крайней мере – это же сплошные коновалы. Они даже не знали, с какого боку подступиться к той болячке, с которой к ним  приходила Прасковья. И только городской мудрёный доктор – в крахмальном халате и пучеглазых очках – однажды сказал ей:
        -Идиосинкразия!
        Сначала Прасковья подумала, что он матюгнулся. А потом подумала, что он слишком крахмальный, чтобы материться как сапожник.
         -Кого? – осторожно удивилась Прасковья.
        Доктор  поправил крахмал на груди. Пучеглазые  очки  его на несколько секунд озарились весёлыми искорками.
     -Изменённая чувствительность организма к некоторым пищевым продуктам, - заговорил он уже на простом языке.- Вы кушать мясо пробовали?
       -А как же! Пробовала!
       -Ну, и  что? Сыпь на коже появляется, отёки, общее недомогание. Так ведь?
       -Ага. – Прасковья вздохнула. – В самую точку.
       -Вот я и говорю вам – идиосинкразия, - повторил накрахмаленный.- Когда это случилось? Вы не заметили?
       -Нет.- Прасковья от смущенья теребила красный сарафан и опускала глаза; ей было стыдно рассказывать про поцелуй дурака. - Скажите, доктор, что теперь? Как быть? Что делать?
        -А ничего тут, голуба, не сделаешь, - признался накрахмаленный мудрец. - Так придётся жить. Может быть, само пройдёт. Будем надеяться.
        Однако не прошло и не проехало. И Прасковья потихонечку смирилась со своей судьбой. Только зачем-то перебралась она в другой район, где её не знали.
        Много лет миновало с тех пор, и многим людям было невдомёк, почему эта Прасковья-монашка до самой смерти питалась  только молоком, да кашей, свеклою да картошкой. Никакое мясо в горло ей не лезло. И ни про какие поцелуи – господи, прости! – даже разговора не могло быть. Самый первый поцелуй в жизни Прасковьи – первый и последний поцелуй.