Жизнь семейная

        Отшумела свадьба, гости разошлись и разъехались по домам, а я увез свою юную жену в Зеленодольск. Но в родном Зеленодольске у меня ни кола, ни двора, а только койко – место в заводском общежитии. У моей мамы тоже. Что делать? Нужно снимать хотя бы угол для жилья. О съеме целой квартиры не было и речи, в те времена люди жили тесно и свободных квартир для сдачи в аренду, никто не имел. Мы нашли маленькую комнатку на окраине города. Посмотрели, заплатили аванс и… больше там не появлялись. В результате всю зиму ютились в комнатушке общежития. Моя жена устроилась на работу в ЖКО нашего завода контролером расхода электроэнергии в частном секторе. И стали мы жить да поживать семьей из трех человек, в ожидании четвертого.
      Более сорока лет прошло с тех пор. Вспоминая те события, всегда вспоминаю три обстоятельства из того периода, которые навсегда врезались в мою память. Первое: уйдя утром на работу и возвратившись вечером, я к немалому удивлению своему увидел дома на месте свою жену, ожидающую меня с работы. Более того, она не только не исчезла, но приготовила мне ужин и это было очень неожиданно и не привычно. Все таки, холостяцкий образ жизни  еще крепко держал меня в своих объятьях. К семейной жизни так сразу не привыкнешь. Второе обстоятельство было также внове для меня: каждую ночь со мной рядом, в мою постель ложилась молодая девушка. И происходило это так естественно и быстро становилось таким привычным, что я стал забывать о прежнем своем одиночестве и холостяцких скитаниях. Третье обстоятельство во всей своей простоте понятно стало мне лишь после перестройки, когда пришло осознание в какой стране ныне я живу. Сейчас, при горячих спорах о нынешней жизни, часто используют своеобразную присказку: «Кто мечтает о возврате СССР и прежней жизни - не имеет ума, кто не жалеет о распаде СССР и утрате прежней жизни – не имеет сердца». Полностью согласен. При всем своем неприятии социализма, советского образца, не могу без ностальгии вспоминать о той райской, беззаботной атмосфере, в которой мы жили. Все, абсолютно все, было ясно и понятно, все можно было запланировать и затем добиться этого. Главное, ты прекрасно знаешь: тебе не дадут умереть с голоду, более того обогреют и утешат, но, правда, при условии: ты не имеешь права поднимать голову от корыта, в которое тебе наложили эти блага. И упаси тебя бог проявить недовольство. Многим это нравилось, очень долго согласен с этим был и я. Но с годами человек меняется, меняются и взгляды на жизнь. Я не хочу к тому корыту. Пусть и небогатое у меня ныне корытце, но это мое и я его сам себе создал, без «руководящей и направляющей». При этом надеюсь, что, представ перед Высшим Судьей, смогу получить от него прощение за те прегрешения, которые совершил я, живя на земле. Надеюсь также, что отвечать придется за собственные грехи, а не кивать на какую то партию, дескать, я только лишь винтик в ее колесе и не отвечаю за свои деяния. История знает множество примеров, когда руками «маленьких» людей делались самые зловещие преступления против людей и Создателя. Я такого не хочу! Прекрасно знаю, что нынешняя жизнь в корне отличается от жизни в то время. Иначе не удивлялся бы сейчас: как смог я допустить, чтобы моя молодая жена, на своей работе в одиночку ходила по квартирам и частным домам с проверкой показаний электросчетчиков. По нынешним временам это немыслимо, недопустимо. Но тогда это было в порядке вещей. Вот такая разница нравов. Хорошо это или плохо, пусть каждый оценит сам, но так было. Как говорится: из песни слов не выкинешь.
      Семейная жизнь все более поглощала меня. Я стал привыкать к своему новому статусу и это мне даже начинало нравится. В выходные мы вдвоем с женой теперь обязательно ездили в гости к теще. Наши визиты неизменно сопровождались застольем с большим количеством выпивки. К тому времени она жила с вторым сыном от первого брака, жила все в той же конюшне под Кремлем. Сына звали Мишей, он был женат на своей дальней родственнице из Магнитогорска. Она несколько лет назад приехала в Казань поступать в институт, но не сумела и осталась в городе. Поступила на работу и, соответственно, на вечерний факультет в химико-технологический институт.  В то время вечерняя учеба в вузах была обычным явлением. Она была довольно симпатичной особой и Миша очень любил ее, любил какой – то, я бы сказал, рабской любовью. Он был простым работягой, хорошим механиком. Работал после армии на авиационном заводе заводе, а затем перешел на кафедру в авиационный институт. На работе его очень высоко ценили, но в остальном, это был почти ребенок или лучше сказать рубаха – парень. Исключительной доброты человек, он, казалось, готов был обнять целый мир, чтобы сказать: «Ребята – давайте жить дружно. Если вам чего то не хватает – возьмите у меня, да хоть мое сердце, но не ссорьтесь». Вот такой был человек. Но его простота и его добродушие у жены вызывали лишь раздражение. Так часто бывает. Она была жестким человеком, к тому же еще подавляла его интеллектуально. Для Миши она была тем, про что говорят: «На тебе сошелся клином белый свет». Он был в рабской зависимости от настроения своей Валюши, так он ее называл. Но, несмотря на эти обстоятельства, они жили достаточно мирно и, по мере возможности, дружно.
       Наши субботние застолья проходили очень дружно и весело. Да и как по другому, ведь в гости к Клавдии Васильевне охотно шли и родственники и просто знакомые и все были привечаемы, всем находилось место за столом, рюмка и закуска, а также и доброе слово. Душой стола был всегда Миша, он охотно смеялся на шутки гостей, сам шутил и пел с гостями застольные песни. Был в те времена такой способ досуга, праздничный стол не мыслим без общего хорового, застольного пения. Всегда  в компании находился запевала и гости, в меру сил с удовольствием подпевали такому лидеру. Песенный репертуар был очень обширен, от народных до современных, написанных композиторами и исполняемых на эстраде. Застолья никогда не нарушались ссорами присутствующих и проходили на одном дыхании., заканчиваясь около полуночи. Утром обязательно похмелялись, но в меру и после обеда мы отправлялись к себе домой, в комнатушку общежития. Теща обязательно грузила нам полную сумку продуктами. Такой  жизненный распорядок продолжался всю зиму. Работа и учеба в вечерней школе, семейная жизнь полностью поглощали меня.
    Моя жена, несмотря на юный возраст, умела неплохо готовить и вообще оказалась домашним человеком не рвущимся за развлечениями в компаниях. Но все таки нельзя сказать, что мы не общались с прежними сотоварищами. Иногда мы ходили в гости, да и к нам на огонек заходили друзья.  Конечно, мы обычно находились в центре внимания, как никак, все таки молодожены. Все хвалили мою жену за обаяние и красоту, а однажды, на какой то молодежной вечеринке, один из гостей даже признался мне, что влюбился в мою жену. Он впервые попал в наш круг и увидел её в первый раз. Это признание удивило меня своей искренностью и какой то детской непосредственностью, пробудив у меня некоторую гордость за мой выбор. Но к середине зимы, когда схлынула новизна женатой жизни, я все чаще стал ловить себя на мысли, что холостяцкая жизнь тоже имеет свои прелести. Это не было еще осознанным чувством, скорее всего отдельные импульсы тоски по вольнице. Но время шло, а она, эта тоска, исподволь, мелкими шажками проникала в мое сознание. Зерна её падали на благодатную почву, взрыхленную и подготовленную предыдущими годами. В общении с моим нынешним окружением я охотно делился о пережитом, особенно о морском прошлом. Мои рассказы о море, рыбацких буднях и судьбах моих друзей, оставшихся там, на Дальнем Востоке, отражались, наверное, больше на мне, чем на моих слушателях, потому что прежде всего, они находили отклик в моем сердце. Постепенно в моем сознании стали пропадать негативные стороны морских будней. Трудности и невзгоды забывались. Даже то, что у моряков часто не ладится семейная жизнь. Казалось, такое не может коснуться меня, ведь ни у кого нет такой прекрасной и верной  жены. В воображении я видел спокойное ласковое море. Как живые в моем воображении стояли на якорях океанские сухогрузы и пустые гигантские лесовозы из Японии на внешнем рейде порта Находка, в заливе Америка, где мы частенько тралили своими неводами. Море всегда представлялось летним, в крайнем случае, в теплый весенний день, при этом я не думал и не вспоминал, что оно бывает зимним, суровым и штормовым. Я не хотел вспоминать о штормах, о тяжелом изнурительном труде рыбака. В акватории Курильских островов мне виделись красавцы - траулеры новейшей серии СРТМ. В своем воображении, я стоял на рулевой вахте, мы шли на траверзе острова Сахалин, наш сейнер выходил из пролива Лаперуза, в открытый океан. Я не хотел вспоминать о чиряках, вскочивших когда то на моих руках.. От них, конечно, остались шрамики, но они ведь не болели, а по радио опять поют о Сахалине и герой песни, «бросает камушки с крутого бережка», в этот пролив имени француза - мореплавателя. Неизлечимая, спрятавшаяся на время, болезнь под названием РОМАНТИКА вновь стала захватывать мою душу. Рецидив пережитой болезни стал незаметно возвращаться ко мне, как раковая опухоль, он поражал весь мой организм, страдающий от тоски по пережитому и воле. Как мог, я сопротивлялся этому недугу. Ведь я женат, мой нынешний уклад жизни, как шторка в объективе фотоаппарата, напрочь отсекает все картинки моего воображения, моих ностальгических видений. Но все напрасно, где то в дальнем уголке души поселилась и крепчала безысходность и полная безнадега. Они ожидали своего часа, чтобы вырваться на волю из этого домашнего уюта и пустится вновь навстречу ветрам странствий.
     31 мая 1968 года у нас родилась дочка. Радость неимоверная и незабываемая, даже шутливые упреки на работе, что, дескать, бракодел, не мог мальчика соорудить, не задевают. Это событие сразу же выветрило из моей головы все мысли о воле. Я был безмерно счатлив. Рождение дочки по времени совпало с выпускными экзаменами в моей вечерней школе и я вынужден был сдавать их между бесконечными пьянками по случаю ее рождения. Но ничего все обошлось, учеба меня не напрягала. В день выписки в Зеленодольск приехала Клавдия Васильевна. С утра мы в компании с моим  троюродным братишкой Толиком и тещей, пошли в роддом встречать мою жену с дочкой. Забрали, пришли в наше общежитие, показали новорожденную моей маме, перепеленали её, а она обсикала нашу супружескую кровать и мы всей компанией отправились в Казань. Больше моя дочка в Зеленодольск, на жительство, не возвращалась.
     В Казани мы продолжили отмечать рождение уже в расширенном составе. Апогеем двухдневной гулянки стала развеселая песенка про Таню, которая уронила в речку мячик. Это присутствующие мужчины так решили назвать малышку. На следующий день я поехал в свою вечернюю школу на экзамен и по дороге, в автобусе вспоминал вчерашнее. Вспомнил и о вчерашней песенке и о Тане. Вспомнил, и мне чуть не стало даже плохо, холодный пот прошиб. Какая Таня? Ты, что делаешь? Забылся совсем, а помнишь свое морское прошлое, помнишь залив, который называется: Ольга? Твой лучший друг Толик Салий в бухте этого залива жизнью рисковал, когда с ножом в руках без страховки нырял в ледяную воду, чтобы ты шел дальше на Курилы, на Шикотан за сайрой! Всего два года назад это было, а ты уже забыл, гад презренный. А ведь всегда знал, что если у тебя будет дочь, она будет носить имя это преврасное имя: Ольга. И действительно, не помню в деталях, как это произошло, но хорошо помню, что зашли мы в красивейшую бухту Ольга, для того чтобы освободить гребной винт нашего сейнера от троса. Море штормило и наш караван зашел в эту бухту в поисках тихого места. Толик совершил тогда невозможное, освободил сейнер из плена, без всяких водолазов и дайверов. Вернувшись после экзамена в Казань, я сказал, что дочку назовем Ольгой в память о моем незабвенном друге Толике, его подвиге и прекрасном месте на \дальнем Востоке, которое называется бухта Ольга. Возражать никто не стал.
       Наконец, пьянки и обмывки новорожденной благополучно закончились, подходили к концу и мои экзамены. Подходило время выбора: как быть дальше, куда поступать учится? Казань меня совершенно не привлекала. Приступы той болезни, что затаилась в моей душе, становились все чувствительнее, все во мне протестовало против Казани. Я хотел в Одессу. Я хотел к морю. В Одессе, конечно, поступлю в инженерно – морское училище, в которое не попал в свое время. Буду капитаном дальнего плавания, настоящим морским волком, бороздящим моря и океаны. В крайнем случае, в Москву, лишь бы подальше от Казани. В Москве поступлю в любой приличный вуз, типа физтеха. Я был твердо уверен, что поступлю без проблем в любой технический вуз, сдам на отлично любые экзамены. И здесь, пожалуй, впервые в жизни, в этом споре о дальнейшей учебе, я потерпел полное, можно сказать сокрушительное, фиаско. Мне внятно и конкретно было сказано: хватит бродяжничать, у тебя семья, прижми свою пятую точку и поступай учиться в казанский вуз, вон их сколько, выбирай любой. Причем сказано это было очень категорично. Оппонентами выступили мама, теща, жена и все родственники и друзья. Я был сломлен и стал искать в какое место приткнуть себя. По трезвому размышлению, единственный порядочный вуз в этом противном городе под названием Казань - авиационный и я понес свои документы туда. Пришел август, спокойно и как – то даже незаметно, сдал вступительные экзамены и меня зачислили на первый курс радиотехнического факультета КАИ. Я перешел  в новое качество, предстояли большие перемены в моей жизни. Теперь я – полноправный гражданин студенческой планеты. Что ж, посмотрим, что это такое.
       А пока, суть да дело, мы с женой и маленькой дочкой Олей поехали в гости, на свадьбу. Теща, Миша с Валюшей и мы втроем сели в речном порту на катер и отправились через Волгу, по реке Свияга, в деревню Тихий Плес, на родину Клавдии Васильевны. Там  в деревенском доме, на высоком Свияжском берегу, прямо около большой, заброшенной церкви было подготовлено свадебное застолье. Женился мой друг Костя. Женился на двоюродной сестре моей Людмилы, с которой познакомился на нашей свадьбе. Ох и хороша была эта свадьба. Я впервые побывал в этих местах, хотя и видел эти горы и эту церковь  все свое детство. В нашей деревне эти края называли: «гнилой угол». Почему то, летние дожди приходили всегда оттуда. Хорошо помню, как после обеда, ближе к вечеру из - за этих небольших гор на нашу окрестность надвигались темно – синие, почти черные, грозовые тучи с яркими всполохами света от молний. В нашей деревне все как бы замирало в ожидании, а на горе, на фоне изрезанного молниями неба, отчетливо виделся контур этой церкви. И вот мы находимся в этом самом «гнилом углу», нас радостно и душевно встречают родители невесты: родная сестра моей тещи, тетя Наташа, ее муж, дядя Федя. Здесь же и Костины родители: тетя Аня и дядя Костя. Под ногами крутятся сестренки невесты, особенно младшая, всеобщая любимица, Бусинка. Я даже имени ее не запомнил, настолько метко дан был ей этот, с позволения сказать, псевдоним. Она была действительно как драгоценный бриллиант, играющий всеми цветами радуги камешек в ожерелье, из своих прекрасных сестер. Ближе к полудню, мы всей молодежной компанией пошли пешком в соседнюю деревню, в сельсовет регистрировать брак жениха и невесты. Вернувшись в дом, сели за праздничный стол и понеслась свадьба на всю округу. Наша маленькая дочка Оля, спала в это время сладким сном в коляске, за углом дома в тенечке, с видом на мою родную Протопоповку. Ей шел третий месяц. На следующий день, когда еще шумела и продолжала гулять свадьба, мы вернулись в Казань и я стал готовиться к студенческой жизни.