Батюшка Дон кн. 1 гл. 7

Весна 1932 года выдалась на редкость тёплой и желанной. Как будто по мановению волшебной палочки в донецкой степи всё стало зелёным и цветущим. В роскошном пире ожившей природы приняли самое горячее участие вездесущие растения. Они приложили немалые усилия к тому, чтобы, как можно наряднее разукрасить проснувшуюся землю. Тысячами разбежались по полям, низинам и лугам. Шутя превратили окрестную степь в изумрудный ковёр с причудливыми узорами из ярких цветков всевозможных красок.
- Почти как на Дону! - тяжело вздохнул Григорий Шелехов, которого одолевали тревожные мысли.
В мире людей всё было не так ярко и красочно. В мае семью Шелеховых потрясло сообщение о выселении в Нарымский край деда Антонины по материнской линии Степана Алексеевича Пахлеаниди.
- Главное, за что? - недоумевала плачущая Антонина.
- Главное почему… - сказал хмурый Григорий.
- Трудно им там придётся!
- Всё можно пережить, окромя смерти, - задумчиво вставил супруг.
Дед всю жизнь прожил в засушливой азовской Ялте и сроду не нанимал батраков. Наследовал крепкое хозяйство от своего отца, никогда не знавшего отдыха от работы в поле.
- А, чтобы семейные не разленились, - вспомнила Тоня, - зимой гонял ямщину с солью из Бахмута по чумацкому шляху в Россию.
- Сам работал будто вол! - подтвердил Григорий.
Это была старинная греческая семья, патриархальная и православная. Увезли Степана Алексеевича почти со всей семьёй в Красный Яр, за Томск.
- Обчистили донага, - причитала Зинаида Степановна, - забрали всё нажитое за то, что жил «крепко».
- Хотя мясо на обед дозволялось только в праздники…
- Что же это на свете делается?! - голосила тёща.
Григорий пожалел неудачливого родственника:
- Крепко досталось деду!
- Горе то, какое! - жалобно заплакала жена. 
- Только одного его сына и пожалели, - он покачал седеющей головой, - тот благоразумно вступил в соседний колхоз.
- Оно и понятно! - поддержал разговор тесть Ефим Тимофеевич. - Степан засевал по 60 гектаров земли, сдавал хлеб и царю, и Советской власти. С братом на пару имел молотильный агрегат и десятки лошадей, коров, овец.
- По нынешним временам, форменный богач. - С уважением произнёс зять.
- По-старому бы считался середняком, - не согласился Ефим Точилин. - Богач раньше имел огромные косяки лошадей… Считать тогда умели только до ста, на меньшее не разменивались. В ложбину между камней загоняли лошадей и отмечали черту. Через два-три года снова загоняют табун и смотрят, сколько прибавилось, одна или две сотни. Лошадей поставляли в Москву, в царские конюшни.
- Было время…
Собеседники тяжко вздохнули, синхронно соглашаясь, что раньше жилось вольготнее. Их дом стоял на краю поселка, и они хорошо видели бесконечное пыльное облако, висевшее над близлежащей дорогой. Это из центральной Украины по предательскому чумацкому тракту гнали семьи раскулаченных. Семилетний Петька с соседскими ребятами, убегал смотреть на переселенцев, которые ехали колонами по две-три подводы в ряд…
- Глянь, даже младенцы есть! - удивилась Антонина.
- Выпалывать сорняк - так под корень… - тихо сказал Шелехов.
- Ты это к чему? - не понял тесть.
- Принцип большевиков…
- Отнеси, Петенька, им хлебушка! - сказала мать сынишке. - Неизвестно, как нам завтра придётся… 
«Кулаков» везли целыми семьями, от мала до велика. Передавать еду переселенцам надо было осторожно, пацанву нагайками отгоняли конвойные.
- Пошли отседова! - кричали пыльные всадники.
Требовалось тайком подкрасться к повозке, чтобы не заметил конный «огэпэушник». Петя сколотил умелую ватажку и передавал страдальцам выделенные матерью буханки, всем было жалко несчастных.
- Авось и нам кто поможет! - говорила она и суеверно крестилась.
Повсеместно начались крестьянские мятежи против чудовищной коллективизации и высылки в северные края лучших хлеборобов-тружеников, самых уважаемых на селе людей. Этими изуверствами ведали райотделы НКВД, зачастую принуждая к пособничеству трусливых или алчных до чужого добра мужиков.
- Работать не хотят, - объяснил жене Григорий, - а стараются заграбастать задаром.
- Греха не бояться! - ужасалась Антонина.
… В начале лета он с сыном поехал на рыбалку, на тихую речушку Калку. Вдруг отец толкнул Петьку в кусты и сам притаился там вслед за ним. Поперёк лога, со склона на склон, спускалась группа мятежников на лошадях и с… красным знаменем. Знамя колыхнулось по ветру, и Петька с трудом прочитал корявую надпись:
- «За власть Советов, без большевиков!»
Всадники рыболовов всё же заметили и резво поскакали к ним. Шелехов спокойно вылез из-за кустов, прятаться не имело смысла. Первый из подъехавших, по виду вожак, нарочито придержал играющего коня прямо перед ними и сурово спросил:
- Кто такой?
- А тебе-то што?
- Коммунист?
- Шахтёр, - с достоинством ответил Шелехов. - Не видишь што ль?
- Покажь руки!
- Смотри, коль хочешь... - сказал он и протянул натруженные, в точках намертво въевшейся угольной пыли широкие ладони. - У партийных чинуш таких рук не бывает.
- Точно! - повеселел командир отряда, но почти сразу помрачнел. - Ты почему не поддерживаешь своих братьев-тружеников?
- Считаю бесполезным.
- Как так?
- Я под такими лозунгами уже воевал. - Григорий кивнул на поникшее знамя. - Окромя горя энто ничего мне не принесло!
Вожак внимательно посмотрел на гордого незнакомца, хотел что-то сказать, затем передумал и, сплюнув на выжженную землю, важно отъехал…
- Кто это батя? - спросил Петя.
- Отчаянные люди… - непонятно объяснил отец.
Настоящая война шла тогда в широкой донецкой степи. В сотне километрах от Сталино находилось легендарное село Гуляй Поле, ставка непобедимого Нестора Махно. Хитрые украинские селяне по крайней надобности откапывали припрятанное оружие и отбивали своё драгоценное зерно. Кое-где в ход шли пулемёты системы «Максим» и ручные гранаты. Красная Армия долго не могла погасить стихийные крестьянские мятежи.
- Я думал, с ними быстрее справятся! - признался Точилин, когда внук рассказал ему о встрече.
- С повстанцами справиться трудно, они сами народ… - хмуро сказал Григорий.
Через неделю мальчишки бегали за город, смотреть сбитый восставшими дюралевый самолёт-биплан.
- Жалко! - сказал Петя и прочитал по слогам название на искорёженном фюзеляже. - «Дон-рев-ком».
Самолёт ему был знаком, на нём в прошлом году летал его отец, выиграв полёт по лотерейному билету «Осоавиахима». Полетав над вросшим в чернозём одноэтажным городом полчаса, Григорий Пантелеевич был страшно доволен живописным видом с непривычной высоты.
- Вот где Петька красота! - восхищался он, по-кавказски цокая языком. - Подрастёшь, иди учиться на лётчика, за небом будущее...
- Там же страшно!
… После того как тысячи трудолюбивых раскулаченных крестьян были высланы в дальние края, в Донецкой губернии начались хронические перебои с продовольствием. Вся хлеборобная Украина корчилась в голодных судорогах. Страшный неурожай плюс принудительное изъятие всего зерна из колхозов весной следующего года привели к катастрофическим последствиям. Люди ели трупы, обезумевшие матери убивали младших детей, чтобы смогли выжить старшие. В Сталино, как и в остальные крупные города Украины, хлынули измождённые сельские люди.
- Видать сильно прижали селян, - сказал Григорий, глядя на живые скелеты, ковылявшие мимо их дома.
- Ой, Гришенька! - заплакала жалостливая Антонина, - как в них жизнь теплится?
Система продовольственного снабжения мгновенно рассыпалась. Власти вынужденно ввели продкарточки, чтобы хватало еды для трудящихся на производстве. Чтобы получить краюху чёрного хлеба, твёрдого как кирпич, непонятного цвета и запаха, Петьке надо было, как старшему из детей, занимать очередь с вечера. С номером, написанным мелом на спине, с числом за двести или триста.
- У нас хучь рабочие карточки есть, - сказал Шелехов, - а как быть пришельцам?
- Сидели бы лучше на земле… - ответил Точилин.
- И подыхали с голода?!
Отец и дед потеряно курили у печки и разговаривали на больную тему.
- Ишь как повернулось! - опечалился отец и предположил: - Видать, не больно нужен Советской власти вольный хлебороб.
- Ерунду городишь, Григорий! - укорил зятя Ефим Тимофеевич. - Как же государству существовать без хлеба, без земли?
- Хлеб конешно нужён, только добудет его Москва через колхозы.
- Так кто согласится задарма работать на далёкого дядю?
- Вот для энтого голод и сотворили! - уверенно сказал Шелехов. - Селянам опосля останется две дороги, в города на производство аль в колхозы.
- А мне кажется голод простая случайность или вредительство…
- Ну-ну! - Григорий зло затоптал окурок, в любом человеческом споре нет правых - все виноваты…
Хлебный и богатый продовольствием горняцкий край стал полунищим. А ведь пару лет назад только птичьего молока не было на рынках и магазинах. Подвоз из сел продовольственных товаров прекратился. Началась бешеная спекуляция.
- Будем растить прикорм сами. – Шелеховы, по примеру родителей Антонины, завели несколько десятков кроликов, гусей, кур, корову и поросят.
Петька занимался кроликами, но есть забитых на мясо ушастых не мог. Жаль было весёлых зверьков.
- Это ты зря! - упрекнул его отец. - Зараз люди ради еды готовы убивать, а ты копырзишься…
- Не могу, батя, - бледнея, признавался Петька, - они такие красивые и смешные…
Мимо их дома, по пыльным улицам, шли измождённые голодом люди. Они, не особенно надеясь на подаяния, просили у всех встречных хлеба и понемногу растекались по безразмерным шахтам и заводам. Григорий радовался своей догадке:
- Вот и заставил Сталин крестьян бросить хозяйство!
- Скажешь тоже…
- Как иначе оторвать селянина от земли?
- Опять ты Григорий за своё! - возмутился дед глупому предположению. - Нахрена эти дохляки на производстве?
- Не скажи, Ефим! - зять прищурил свои не выгорающие с возрастом глаза. - Подкормятся они и станут добывать уголёк, варить сталь, строить дома... Советская власть замахнулась превратить крестьянскую страну в промышленную. А для энтого, сколько рабочих рук надобно?
- Много!
- Вот именно. - Шелехов удовлетворённо заулыбался. - Зараз Советская власть их из деревни силой выдёргивает... Пройдёт время, и их дети будут благодарны, што попали в города.
Точилин посмотрел на него с удивлением и очевидным недовольством, хотел что-то сказать, но засопел и промолчал.
- Нынешний голод обернётся будущим изобилием…
- Ну, ты такое скажешь, честное слово! - заохал твердолобый тесть. - Благодарить за голод?
- Да иначе бы они сидели по сёлам, как пеньки трухлявые, и жизни бы не видели! - Григорий вспомнил себя, силой злой судьбы вырванного из привычного круга. - Сам был таким…
- Ты другое дело!
Только через год ситуация с продовольствием в Сталино начала понемногу улучшаться, и Шелеховы смогли каждый день есть досыта…

***
Правительство СССР в 1931 году установили Украине план сдачи зерна в 434 миллионов пудов. На конец года план был выполнен на 79%. В Харьков был откомандирован Молотов для усиления хлебозаготовок. До выполнения плана колхозники не могли получать хлеб на трудодни. Вследствие изъятия хлеба в первой половине следующего года началось голодание, которое в некоторых районах переросло в настоящий голод. 
Большое количество крестьян в поисках продовольствия покинули свои сёла. По состоянию на середину июля по данным ОДПУ из отдельных сельских районов Украины выехало до половины населения. Ориентировочная численность беженцев составила 2 миллиона 700 тысяч крестьян.   
Беспокоясь о судьбе следующего урожая государство, начало предоставлять помощь селу в виде семян и продовольственного зерна. Новый план хлебозаготовок для Украины утвердили в размере 356 миллионов пудов. Тем не менее, и этот план был велик для обессиленного сельского хозяйства республики. В июле было заготовлено всего 2 миллионов пудов хлеба из нового урожая (в июле 1931 года – 16.4 миллионов пудов).
Руководство ВКП (б) было убеждено, что крестьяне разворовывают хлеб. Поэтому по инициативе Сталина 7 августа 1932 года ЦВК и СНК СССР приняли постановление «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперативов и усиление социалистической собственности», которая получила народное название «закон о 5 колосках». За разворовывание колхозного и кооперативного имущества вводился расстрел с конфискацией всего имущества или срок не менее 10 лет.
 
***
Налетевший из степи тёплый суховей, шутя, раздул пожар весны и на землю, словно из рога изобилия хлынул ласковый цветочный ливень. Конский каштан, грубо оттолкнув в сторону застенчивую сирень, заносчиво выступил вперёд с ярко пылающими среди тёмной листвы праздничными факелами. Ошеломлённая неслыханной дерзостью сирень сумела только через два дня восстановить свой пошатнувшийся престиж и выбросила на зависть соседей тысячи роскошных белых, кремовых, лиловых и фиолетовых букетов.
Ефим Тимофеевич Точилин проснулся затемно и с удивлением понял, что ему не хочется идти на работу, впервые за последние три десятка лет. Хотя сызмальства шахта была для него не только средством добывания пропитания, но и вторым домом.
- На душе дюже тревожно! - определил он непонятные ощущения.
Видимых причин для беспокойства вроде бы не было. Его бригада работала как хорошо отлаженный механизм. Любимая дочка была счастлива в замужестве. Красивые и умные внуки радовали родителей и бабушку с дедом.
- Может мне сегодня не выйти на смену? - спросил Точилин хлопочущую на кухне жену.
- Как же это Ефимушка?! - Зинаида Степановна даже присела от неожиданности.
Она знала, что супруг всегда любил спускаться в лаву рубить неподатливый уголь. Была уверена, что после смены он с удовольствием общался с чумазыми товарищами и с радостью возвращался домой, к жене и красавице дочке. Вся его жизнь подчинялась жёсткому распорядку, через двое суток в забой, потом мужские хозяйственные заботы.
- А как же ребята без тебя? - заботливо поинтересовалась она.
- Как-нибудь справятся… - с раздражением буркнул муж.
- Аль болит что?
- Сердце ноет, - неохотно признался он, - пора завязывать с шахтой.
- Вот и не ходи, - согласилась мудрая женщина, - всех денег не заработаешь…
- Накрывай на стол! - велел Ефим Тимофеевич и начал одеваться.
- Ты же хотел остаться…
- Мало ли что я хотел!
Через час Точилин шёл знакомой до боли дорогой на шахту и с обидой думал о рабочих своей бригады отце и сыне Кирилловых. Они на прошлой неделе здорово подшутили над ним. Ефим Тимофеевич всю жизнь сильно увлекался рыбалкой, а шутники подло наплевали в самую душу.
- Совсем я старым стал, - весь долгий путь корил себя Точилин, - повёлся на такой дешёвый развод…
Как только выдавалась свободная минута, он брал удочки и мчался на близлежащий водоём. Об этой его страсти все в бригаде были хорошо осведомлены. Кирилловы заранее наловили на ставке несколько бубырей, двух посадили в банку, третьего нацепили на крючок. Они сели у отстойника шахтной воды и сделали вид, что рыбачат. Проходивший мимо Тимофеевич взглянул на них, удящих в отстойнике, и только хмыкнул:
- Что ж вы тут делаете?
- Да рыбу ловим…
- Какая же тут рыба?
- А вот!
Старший Кириллов продемонстрировал банку, а другой с криком: «клюёт, клюёт» подсёк добычу и вытащил из отстойника сопротивляющуюся рыбину.
- Да как так может быть? - опешил Точилин.
- Она, наверное, сверху упала и разбилась, - заявили наглые «рыбаки».
- Да разве так надо ловить? - не стерпел Тимофеевич. - Дайте сюда удочку!
Естественно у него ничего не получилось. Кирилловым только того и надо было. Явившись к бригаде, они со скорбным выражением лица заявили:
- Тимофеевич совсем с ума сошёл со своей рыбалкой.
- А что такое?
- В отстойнике рыбу ловит.
- Не может быть…
Шутники вскоре раскололись, и вся бригада целую неделю не давала покоя Точилину. Послав напоследок пару ласковых слов шутникам, он остановился перед входом на шахтный двор и обвёл затуманенным взглядом родной пейзаж. Износившееся сердце старого шахтёра внезапно сжалось, будто от предчувствия беды.
- Дышать тяжело! - выдохнул он и, постояв пару минут, зашёл в здание бани.
Своего многолетнего бригадира приветствовали входящие в обшарпанную раздевалку запыхавшиеся горняки:
- Ефиму Тимофеевичу наше почтение!
- Здорово, мужики.
- Дадим сегодня стране угля, мелкого, но много!
- Дадим, - отшутился Ефим Точилин, - но очень мелкого…
Баня на их заслуженной шахте состояла из трёх отделений, чистой, грязной и собственно душевой. В первой стояли плотные ряды вешалок и лавки. Шахтёры, не торопясь, разделись, за каждым человеком для переодевания было закреплено персональное место.
- А ну подвинь свой «бюджет»… - подшучивали они.
- Сам убери своё «хозяйство»!
- Главное мужики, - гоготали молодые парни, - низко не наклоняться.
Посиневшие от холода голозадые горняки с тормозками и сигаретами в руках быстро совершили переход в грязную баню. Перед душевой за замызганным столом сидели невозмутимые банщицы, женщины неопределённого возраста и пили нескончаемый чай.
- Всегда удивлялся, - рассеянно подумал Ефим и прикрыл причинное место рукой, - почему в мужской бане работают женщины? 
На вошедших банщицы по давней привычке даже не посмотрели, очень надо. За время работы они перевидали столько всевозможных голых мужиков, что их трудно чем-либо удивить.
- Гляньте, Пашка появился! - единственный, кто вызывал их неподдельный интерес, был молодой Павел Лисинчук.
- Ого!
- А что я тебе говорила, - с чувством сказала усатая банщица, - ты такого чуда в жизни никогда не бачила…
Лисинчук за свои выдающиеся интимные размеры получил прозвище Пашка-тренога. На него, как на невиданное чудо, регулярно ходили смотреть банщицы из соседней женской бани.
- Что, бабёнки, никак не успокоитесь? - поддел Точилин хихикающих работниц. - О душе пора подумать, а вы всё о том же!
- А тебе какое дело, дядя? - ответила самая молодая и бойкая. - На тебя-то мы не смотрим…
- Очень надо!
- Смотреть-то и не на что, - рассмеялась дородная банщица. - Сразу не разглядишь, есть ли что спереди…
- Теперь я точно спать не смогу, буду переживать… - притворно равнодушно парировал Точилин и проворно прошёл через отделанную метлахской плиткой душевую.
Перед ним проскользнул смущённый Пашка, он пока не привык к настойчивому женскому вниманию.
- Ходят тут всякие... а потом месячные пропадают! - донеслось сзади.
После переодевания в вонючие грубые робы бригада оперативно спустилась под землю на подъёмнике главного ствола. При спуске все дружно обругали дежурного стволового. Для рабочих очистного забоя он всегда нехороший человек, ведь спускает людей почти в преисподнюю.
- Не задерживай движение! - как попугай повторял стволовой.
- Пошёл ты нахер! - как один выкрикнули хохочущие горняки.
… На нижнем горизонте свободный проход бригаде заблокировала гружённая породой вагонетка. Пяток самых молодых ребят, бестолково суетясь, попытались сдвинуть с места ненужную помеху. Многотонная железяка даже не шелохнулась с места.
- Эх вы, слабосильная команда. - высмеял их Точилин и дал команду самым опытным в бригаде отодвинуть вагонетку. - Отойдите, не позорьтесь!
- Лучше смотрите и учитесь! - веско сказал Лисинчук.
Однако усилия трёх кряжистых горняков не привели к заметным изменениям. Работяги пыхтели, толкали, забегали с разных сторон, но наглое корыто твёрдо стояло на ржавых рельсах.
- А ну, разойдись! - раздался густой бас легенды шахты, откатчицы тётки Матрёны. - Перевёлся мужик…
Упрекнула она, упруго упёрлась необъятной спиной в передний край вагонетки и вытолкала её в сторону.
- Куда только вы силы деваете?
- На баб…
Выбравшись, наконец, на свободу пристыженные рабочие наперегонки побежали занимать места в «трамвае». Мест иногда на всех не хватало и неудачникам приходилось несколько километров топать пешком по колено в жидкой мачмале. Бригадир остановил рвущегося вперёд Лисинчука:
- Постой Паша.
- Места ведь разберут!
- Нам Кириловы займут места… - с натугой сказал он: - Не могу быстро идти… нездоровится мне.
- А что такое?
- Сердце колет, может, чувствует что-то недоброе…
- Типун тебе на язык Тимофеевич, - испугался суеверный Павел. - Ерунду говоришь!.. В нашу смену ничего не случается.
- Дай то, Бог!
- Беду накликаешь!
- Да я не о том… - начал отнекиваться Точилин. - Понимаешь, устал я, ведь года уже не те. Думаю, пора завязывать с шахтой, буду внуков растить. Огород есть, авось с голода не помрём…
- Рано ещё!.. Куда мы без тебя Тимофеич?
- Справитесь! - буркнул Ефим и, кряхтя, стал залезать в подземное транспортное средство, по шахтной терминологии «трамвай». - Чай, не один такой в забое…
Шумный дребезжащий «трамвай» приспособленная для перевозки людей вагонетка представляла собой ржавый металлический короб на колёсах, c узкими прорезями в бортах для прохода горняков и электровозом во главе состава. Забравшись внутрь, рабочие плотно, как килька в банке, уселись на железных скамьях.
- Поехали! - пошевелиться в такой тесноте сложно, вынуть из кармана сигареты или карты практически нереально.
- Все дружно выдохнули воздух, - скомандовал Пашка, - будет больше места…
Точилин сидел, молча, а неуёмный Лисинчук принялся рассказывать очередную шахтёрскую байку:
- У меня знакомый работает на шахте № 3 Бис. Шахтёнка у них зачуханная, не чета нашей. У них всё по старинке, хорошо ещё лошадей недавно убрали, а так бы коногоны до сих пор шуровали…
- Скажешь тоже, - буркнул недовольный бригадир.
- Так и есть... Ведёт их бригада проходку бремсберга, пласты у них мелкого залегания, проходят прямо под Щегловкой. Кум стоит на пересыпке, машет совковой лопатой без остановки. Вдруг сверху вниз, из глубины наклонного забоя, быстро бегут испуганные работяги. Кричат истошно, как резанные, и глаза очумелые: «Чёрт, чёрт рогатый!»
Внимательно слушавшие горняка дружно засмеялись.
- Вовка, так зовут знакомого, - травил дальше Пашка, - ничего не поймёт, смотрит, а за ними следом действительно чешет бородатый козёл. Сам натурально в ступоре, сдвинуться не может, думает, точно злой Шубин на бригаду обиделся.
- Да ты что?
- Старый козёл пробегает мимо, и тут кум замечает у него на рогах куст картошки! Большие картофелины висят на белых корнях и, раскачиваясь, лупят того по глазам. Ясно, что козёл от испуга поддаёт ещё быстрее, а напуганные шахтёры тоже не сбавляют обороты. Засмеялся тогда Вовка и всё понял…
- Не томи!
- Шахтная выработка вышла почти на поверхность в чьём-то огороде, там кругом низины, маркшейдер ошибся. Козел спокойно щипал травку на лужке, рылся в почве, вдруг возьми и провались вглубь. Сам натурально испужался, а когда услыхал голоса людей, заблеял и бросился им навстречу. Шахтёры увидали его и натурально приняли за чёрта! То-то смеха было, когда всё выяснилось, а козла потом зажарили и съели.
- Нечего людей пугать!
Всю оставшуюся дорогу шахтёры курили, травили анекдоты и играли в картишки. Любимой игрой в поездке была упрощённая разновидность «подкидного дурака». Играющие создавали устойчивые пары и рубились между собой всё время пути.
- Наконец-то, пожаловали, - шутливыми восклицаниями встретили их горняки предыдущей смены, - явились, не запылились!
- Вы бы лучше хочь иногда уголь рубили, - пошутил Лисинчук, - а то только спите…
- Теперь твоя очередь рекорды ставить!
- Беги, а то места не хватит…
Счастливчики, выезжающие из надоевшего забоя, поспешили занять места в грохочущем подземном трамвае. Бригада Точилина в плотной темноте потопала на свой горизонт. Для них смена только начиналась.
 
Продолжение http://www.proza.ru/2013/07/25/36