Студент

       2011 год, я у себя дома, в своих руках держу фотоальбом. Такие альбомы нынче не в моде, они как и все теперь другие. Но мне дорог именно этот, такой симпатичный и аккуратный. В альбоме, конечно, фотографии. На первой странице фото, крупным планом. С фотографии на меня смотрит холеная физиономия (чуть не сказал – морда) малознакомого мне человека. Строгий костюм, рубашка и галстук, на лацкане пиджака значок лауреата, прямо хоть на выставку или на парад образцовых советских граждан. Кто же это?
     Батюшки!... да это же я, собственной персоной.
     Что произошло, что случилось? Куда девался тот худющий паренек, бравировавший своей свободой, своими морскими подвигами, исколесивший полстраны, повидавший мир и людей с самых разных сторон? Господи, что произошло и что случилось?
       Да ничего не случилось, все своим чередом, все в порядке. Просто это студенческий выпускной альбом, а в альбоме фотографии выпускников курса, окончивших радиотехнический факультет, авиационного института в далеком 1974 году. Пять с половиной лет учебы и вот вам новый человек. И это кроме определенного  комплекта технических знаний, которые я получил за годы учебы. Нет того парня, который первого сентября 1968 года переступил порог большого здания на площади Свобода, города Казани. Оказывается, пять с половиной лет, это целая жизнь. За эти годы я превратился в совершенно другого, незнакомого мне, прежнему, человека. Учеба в институте, как бульдозер или дорожный каток, перелопатила меня до основания. Но «виновата», скорее всего, не сама учеба, а люди, прежде всего, люди. Люди, с которыми меня свела учеба. Вот они, здесь, в альбоме. Я листаю его. Здесь помещены фотографии,  более четырехсот человек. И это далеко не все, кто «проехался» по мне за эти годы. Многих я уже и не помню, а иные буквально «врезались» в память.  Главное, я не помню среди них плохих людей, по моему, их просто не было.
         Парад лиц открывается портретами наших преподавателей. Здесь только небольшая часть их. Вот, Иван Ильич Вовченко, математический анализ, дифференциальное и интегральное исчисления – его специальность.  Это по его пособию для поступающих в вузы, я готовился к экзаменам по математике в КАИ. Это он на первом же коллоквиуме, через несколько недель после начала занятий, сбил спесь с нас, «умников», доказав, что мы ни черта не понимаем в определении предела бесконечно малой величины. Пятеро из нас шестерых с позором расписались в своей некомпетентности. Одна Татьяна Панищева сумела ему каким то образом объяснить, что это за штука такая. И это он перед экзаменами первой сессии втолковывал нам, что не зубрить надо материал, этого мало и  ничего не даст, а надо понимать его. Если этого нет, бесполезно надеяться на халяву или везение и прав, ведь оказался. А вот еще один портрет: доцент Балашов - радиотехнические цепи и сигналы. Два раза в неделю читал он нам свои лекции, да еще при случае, прихватывал часы у Войдинова В.Г., в ущерб теоретическим основам электротехники, которые тот преподавал. В результате за семестр набиралось почти сорок лекций и экзамен превращался в Голгофу, с реальной возможностью распятия, в виде исключения из института. А лекции Дымского? Он читал  теорию электромагнитного поля. Тихий ужас проникал в наши сердца, когда он всю площадь доски исписывал уравнениями Максвелла. Зато на экзаменах он вел себя как истинный джентльмен. В упор не видел, как его студенты списывают ответы на билет. У него была своя система оценки наших знаний. Желающие получить трояк, должны были суметь внятно объяснить ему то, что списали. Хочешь получить более высокую оценку? – пожалуйста, реши задачу прямо сейчас за моим столом. Задач этих у него было великое множество. Или еще пример: обычный, хорошо знакомый электрон, который вдруг, как ночной тать, начинал проскакивать одновременно сразу в две, рядом стоящие двери. Это Бушманов Б.Н., в курсе физики твердого тела, нам мозги пудрил. Доказывал что такое извращенное поведение, милого и простого электрона, это следствие двойственной природы его. Дескать, обладает он и волновыми и корпускулярными свойствами. Ох, неисповедимы пути твои, Господи.  Или, вот еще, ересь несусветная: невидимые уровни Ферми, по которым якобы прыгают фотоны, то испуская, то поглощая кванты энергии. Сдались они нам, эти попрыгунчики! Но хочешь, не хочешь, а экзамен по квантовой механике стоит в учебном графике. Боже, ты мой. Всего и не перечислишь, чему нас учили. Профессорско – преподавательский  состав факультета трудился в поте лица, с полной отдачей сил, вбивая в наши головы все эти заумные сведения. И все для того, чтобы после обучения мы могли называться инженерами. Спасибо им. Думаю, их труд не пропал втуне. Школа КАИ – настоящая путевка в жизнь.
      Дальше в альбоме пошли фото самих студентов, окончивших наш курс. На каждой странице фолианта, в качестве фона, фотографии – иллюстрации нашей жизни, за прошедшие пять с половиной лет. Хороший альбом и я его храню, как дорогую память об учебе, о студенческой поре своей жизни.
      А началась эта новая жизнь первого сентября 1968 года на улице Л.Н. Толстого, в учебном здании №2, лекцией по начертательной геометрии. Здесь я встретился со своей группой, в которой предстояло учиться. В тот же день нам объявили, что мы едем в колхоз на уборку урожая. Это был один из аспектов советской действительности. Каждой осенью в СССР объявлялся всесоюзный аврал и вся страна выезжала в колхозы на битву, то ли за урожай, то ли с урожаем. Все вузы и разные НИИ отправляли большие отряды на уборку урожая, что бы не забывали: «разлагается картофель на полях». Поехали в деревню на месяц и мы всем курсом. Наша группа попала в Муслюмово, на уборку сахарной свеклы, это довольно далеко от Казани, в Закамье. По дороге на место дислокации и уже на месте, мы окончательно перезнакомились. Двадцать пять человек в группе, семь или восемь девочек, остальные ребята. В группе я самый старший по возрасту, но есть и еще один «старпер» – Виктор, остальные, практически все, вчерашние школьники. Причем это, в основном выпускники престижных специализированных школ, знания от них так и отскакивают, как горох от стальной стенки. Я рядом с ними, со своей вечерней школой, деревня глухая. Нужно еще добавить, что в основном это дети из хороших семей, с хорошим воспитанием. То есть мало того, что грамотные, они еще и вежливые, чистенькие, ухоженные такие. Господи, куда я попал? Первый урок вежливости и корректности в поведении я получил почти незамедлительно. На третий или четвертый день нашего сельского жития, в деревне вспыхнул пожар, загорелся дом. Мы, конечно, прибежали на место происшествия. В суете и суматохе, неизбежных, при таком бедствии, я каким то образом ввязался в этот процесс и в запале закричал на кого то. Выразился я, конечно, не парламентским языком, а малость, для внятности, «подсолил» сказанное, как это было принято в моей прошлой жизни. Сделал я это автоматически, ничуть не думая о правилах хорошего тона и все бы ничего, да окружающие меня люди были не матросами или заводскими работягами, а сокурсниками из моей группы. И я сразу понял это, потому что услышал, как красивая девочка, этакая «девочка – куколка», ну просто эфирное создание, строго мне говорит: «Юра, так нельзя выражаться. Что с тобой»? Мгновенно я прикусил свой язык, слава богу, что не откусил совсем. Этот первый урок мне преподала наша Таня Коробова, умница, красавица, студентка первокурсница из нашей группы.
      После этого урока, я начал понимать, что пора мне забывать многое из того, что составляло доныне, мои привычки и понятия. С этой поры началось мое перевоспитание и перерождение. Наибольший вклад в этот процесс внесла девушка по имени Наташа. Она буквально перевернула мой мир, хотя к тому времени я был уже сложившимся человеком. Она сумела, притом очень деликатно и ненавязчиво, привить мне элементарные навыки общения в цивильном обществе. Это она научила меня волшебному слову «пожалуйста», научила вежливым терминам, употребляемым в обычном разговоре. Конечно, все эти слова мне были известны. Просто мое прежнее окружение в повседневном общении не очень то использовали их, нужды не было. Мы прекрасно обходились и без них, этих слов показной вежливости, наш лексикон был богат простыми  народными словами. Но Наташа аккуратненько «отесывала» меня, соскабливая прежнюю словесную шелуху и сермяжную грубость. Общение с ней было для меня, как процесс очищения и приобщения к миру, в котором царит не грубость, а уважение к партнеру, доброжелательность к собеседнику, к людям. Я хочу, чтобы правильно меня поняли и не подумали об этой девушке, как о некоей новой Мальвине, поучающей Пьеро. Боже упаси. Она – обыкновенная девушка из плоти и крови и жила не в воздушном замке, а здесь, рядом с нами, на нашей грешной земле. Она не была изнеженной фифой, не видевшей трудностей, никогда в жизни, не слышавшей грубого слова. Просто она так была воспитана и такой была от природы. Но, правда, для объективности, должен сказать, что ей едва ли удалось бы на меня так воздействовать, если б не ее красота. Сказать, что она была красива – не сказать ничего. Это была королева красоты! Я не смогу объективно описать ее, я – «тронутый» ее красотой, человек, на всю жизнь «ушибленный». Прибегну к методу сравнения, то есть дам ориентир или некий образец, а дальше фантазируйте сами. При этом, чем краше она будет в вашем воображении, тем ближе к истине, но все равно далеко от нее. Приготовились? Называю эталон, образец: молодая итальянская актриса Софи Лорен. Хочу только добавить, что была она еще и хорошей спортсменкой, выступая по программе мастеров в художественной гимнастике.
      Наша жизнь в колхозе проходила внутри нашей группы, с деревенскими жителями мы, практически, не общались. Дело в том, что нас поселили всех вместе в здании школы, превратив классы в спальни. Получилось своеобразное общежитие. В здании имелась кухня, колхоз давал нам продукты, оставалось наладить приготовление еды. А это серьезное дело, вопрос, как говорится, встал во весь рост. И опять, как и в Одессе при неудавшемся поступлении в ОВИМУ, предлагаю с трех раз угадать:  кто встанет у плиты? Правильно: я конечно – знаменитый, старый морской кок. А кто помощником будет? И опять правильно: конечно, Наташа. Так вот мы и оказались с ней в одной упряжке. Именно здесь, на кухне, возле плиты, во всю мощь развернулся ее педагогический талант, а мне была уготована роль подопытного кролика и верного ученика ее.
      О, и это еще не все. Недели через полторы, после нашего приезда в колхоз я, взрослый мужик заболел, как малое дитя. Ангина, болезнь, преследующая меня по жизни, открылась у меня в самой жесткой форме и дала мне бой. Больше недели, лежкой я лежал с высокой температурой. Я ничего не мог даже есть, пил и то с большим трудом. Наташа стала моим врачом, кормилицей и сиделкой. Наряду с этим она оставалась и поваром и помощником на кухне, кормила ребят, работавших в поле. Это она выходила меня, отняла у болезни. За время недуга я потерял семь кило собственного веса, а приобрел друга, да еще какого: Наташу Любченко. Сейчас она Никишина Наталья Васильевна, уважаемый человек, мама и бабушка и, к счастью, мой друг. Спасибо и низкий поклон тебе, Наташа.
      Не хочу распространяться по поводу состояния сельского хозяйства тогда, в Советском Союзе. Тема эта, к сожалению, неисчерпаема. А достижения тогдашнего Агропрома общеизвестны. Например, в то время как в Швеции корова, дающая годовой удой меньше шести тысяч литров молока, отправлялась на мясокомбинат, у нас три тысячи литров считалось выдающимся достижением. Продлись СССР еще, какой то период и наши колхозники вывели бы невиданную породу коров, которые доятся, как козы. Ведь к веточному корму их уже, к тому времени, приучили. Наш доблестный студенческий труд во благо расцвета социалистической деревни был из той же оперы, что и надои. Принесли мы, какую то пользу или нет, история об этом умалчивает. Да и неинтересно это было никому, отчитались и ладушки. В конце сентября нас благополучно отпустили. Колхоз купил нам билеты на самолет и мы улетели в город. При нынешних ценах на полет самолетом, это обстоятельство кроме удивления, ничего другого вызвать не может. А тогда это было в порядке вещей. Скажу больше, самолеты малой авиации летали в те времена в самые удаленные уголки нашей необъятной Родины. Государство содержало за свой счет громадный воздушный флот самолетов АН – 2, ИЛ – 14, ЛИ – 2. Конечно эти самолеты не являли собой последнее слово техники на тот период. Но они летали и практически каждый человек мог позволить себе купить билет и слетать в далекую деревню к престарелым родителям. Почему нынешняя власть не возрождает такую практику не понятно, ведь нефтедолларов в казне сейчас неизмеримо больше. Простому человеку не нужна новая суперяхта  олигарха, который присосался к трубе, принадлежащей народу. Люди должны видеть, где деньги от экспорта природных ресурсов и как они расходуются. Но это уже другая сторона, нашей многострадальной действительности.
      Колхозная эпопея закончилась. При всех издержках, она имела одно неоспоримое достоинство, а именно: работа в колхозе сплотила нашу группу. Это была хорошая школа для мальчиков и девочек, вступающих в новую, взрослую жизнь. Мы поближе познакомились, немного узнали друг друга и весело вернулись в город, чтобы приступить, в конце концов, к учебе.