Тимоша
-С ружьем, значит на охоту, – сделал я вывод.
-Да какая сейчас охота. Летом не охотятся, – парировала сестра Валя, - просто бездельник. Нет, чтоб помочь бедной Пелагее по дому прибраться.
-Хватит вам судачить. Идите полоть грядки, заросли все сорняками. Откуда в этом году столько лебеды.
Сказав про лебеду, мама вспомнила голодный 1948 год, когда к весне кончились припасы картошки, все с нетерпением ждали прихода весны, чтоб питаться первой зеленью. А первой появлялась крапива, наша спасительница, потому что из нее варили зеленый суп. Ели и лебеду, прямо с грядки, когда вели прополку овощей.
В этот дом наша семья переехала недавно, и с соседями еще не был налажен близкий контакт, они чурались нас, как пришлых. Первой к нам стала ходить Пелагея, худая, рано состарившаяся женщина, жившая в маленьком домишке рядом с нами. У них я был только один раз, когда на пасху мама попросила отнести им гостинцев. Пройдя через грязные пустые сени, открыв покосившуюся дверь, вошел в избу, такую же пустую, как и сени, увидел Тимошу, лежащего на кровати и читающего книгу. Половину избы занимала огромная русская печь, у окна стол и лавка, вот и вся обстановка.
К нам же Пелагея приходила часто, и все ее разговоры непременно сводились к Тимоше, к ее последней надежде. Вот и сейчас она пришла «побалакать», как она говорила.
-Какой умный-то Тимоша! Все читает и читает. Наверно всю библиотеку уже перечитал. Керосину не наберусь, почти всю ночь читает. Лектричество-то нам не провели, не кому за нас заступиться.
-Так ведь Тимоша не помогал копать ямы под столбы, вот вам и не провели свет, – возражает мама.
Она напомнила Пелагее о том, что когда проводили электричество по селу, то обязали жителей самим выкопать ямы под столбы. Мужики собирались группами и копали. А кто не помогал, тому и не протягивали провода. Одинокие вдовы откупались бутылкой водки или брагой.
-Могли бы посочувствовать инвалиду. Он только с виду большой, а весь больной.
Но, спохватившись, что сказала ненужное в этом доме, так как имела желание поженить Тимошу с нашей Валей, стала переводить разговор на другую тему.
-Тимоша ведь такой хороший охотник, без добычи и не приходит.
Валя, услыхав эту фразу, прыснула от смеху и, чтоб сильно не расхохотаться, быстро выбежала на улицу и направилась к своей подружке Рае Королевой. Уж там они посмеются вдоволь над бедным Тимошей. Все знали, что охотник он никудышный и редко подстрелит какую - нибудь дичь.
-Да и рыбак удачливый, без улова не приходит, – продолжала Пелагея, стараясь выставить сына в лучшем виде, делая вид, что не заметила Валиного смеха.
-Что ж он дров-то не припасает, ведь опять зимой нечем будет топить?
В нашем селе было заведено дрова на зиму заготавливать в июне месяце, до покосов. За лето и дрова успевали просохнуть, и спокойно было за зиму, что топкой обеспечены. И у каждого двора стояли большие поленницы, иногда даже с прошлого года, так как зимы бывали очень морозные, и расход дров был большой.
-Да успеется еще, лето долгое. Пусть немного развеется в лесу, а то с этими книжками разумом можно повернуться.
-Балуешь ты его!
-Так один он у меня, вдруг надсадится, что я буду делать?
-А муж-то где?
-На фронте пропал без вести, - заплакала Пелагея - а нас эвакуировали из Подмосковья. Вот и попали сюда, а выбраться обратно нет возможности. Мне бы женить его, на ноги поднять и можно умирать.
Мама грустно качает головой, понимая, какую непосильную задачу поставила Пелагея. В селе все считали Тимошу лодырем и недотепой, такому трудно жениться на хорошей девушке. Но разубеждать любящую мать не стала.
А Тимоша тем временем углублялся в лес, стараясь подальше уйти от своей горемычной жизни в нищете, от насмешек односельчан, которые до него долетали, так как парень он был не глупый, хорошо окончил школу-семилетку, а дальше учиться уже не было денег. Вот и проводил все время за чтением книг, где открывался совсем другой мир. И хотелось совершить какой-нибудь подвиг, чтоб все как в книгах. И чтоб девушка красивая полюбила, и люди уважали, и жить в достатке.
В лесу было хорошо, места уже все знакомые, обхоженные много раз тропки.
Здесь легко думалось, мечталось. А стрелять птиц и зверей он не любил, не было охотничьего азарта, да и жалко было губить такую красоту.
Но в этот раз и здесь не находил он успокоения и шел все дальше и дальше углубляясь в тайгу. Вышел на какую-то незнакомую вырубку, как здесь называли «делянку». Устало сел на широкий сосновый пень и задумался. А мысль пришла самая нехорошая, вредная, опасная, как змея. «Зачем я живу? Что хорошего в этой жизни?»
Вокруг стояла тишина, непривычная для леса. Большой вырубленный участок, безжалостно искореженный тракторами и машинами, заваленный кучами обрубленных сосновых веток. Ни птичьего пения, даже вороны не каркают, какая-то мертвая зона. Люди и здесь разрушили жизнь.
И сердце резанула такая тоска, такая боль от одиночества, что хотелось выть волком.
-Никому не нужен! – сказал он горестно вслух.
-Никому не нужен! – снова и снова повторял он, и слезы сами катились по впалым, покрытым первым пушком, щекам.
И как будто кто-то прошептал: «Лучше застрелиться». И в голове прокатилось какое-то радостное чувство: «Да! Лучше застрелиться». И страстное желание поскорее исполнить это. И даже не вспомнилась старенькая мать, как ей придется жить без него. Молодость эгоистична и этим много горя приносит родителям.
Начал торопливо стаскивать сапог, все больше убеждая себя:
- Лучше застрелиться, чем так жить.
Два дня Пелагея, сама не своя, ходила по селу и всех спрашивала, не видели ли в лесу Тимошу. Все успокаивали:
- Да куда денется! Проголодается и придет. Он в лесу не заблудиться.
А душа все ныла, не успокаиваясь, и в голове стучала только одна мысль:
«Что - то случилось с сыном, раз не пришел на второй день».
Пошла к начальнику леспромхоза, просить, чтоб послал, кого ни будь поискать сына в лесу.
- Может, он ногу подвернул и не может дойти до дома, – плача говорила она - помогите одинокой вдове, ведь он один у меня.
Начальник долго не соглашался, говоря, что и так рабочих не хватает, но все же послал трех заядлых охотников пройтись по тем местам, где Тимоша любит ходить.
Только на другой день нашли, и то случайно, около большого соснового пня мертвого парня. С правой ноги был снят сапог и большой палец застрял в спусковом крючке ружья, а голова пробита пулей.
На похороны собралось почти все село, женщины плакали, жалея Пелагею. Начальник помог с копкой могилы и в изготовлении гроба, выделив рабочих. Соседки собрали припасы еды, чтоб провести поминки. В народе перешептывались, передавая разные версии смерти, единодушно осуждая Тимошу за такую бессмысленную смерть.
- Был непутевым, так непутево и умер, – сказала мама, вытирая слезы, - жалко Пелагею, как она будет жить дальше?
Похоронили за оградой кладбища, как самоубийцу. Хоть и было советское время, но придерживались старых православных правил при захоронении и деревянные кресты ставили. А на могилу Тимоши долго спорили, ставить или нет крест. Все же поставили, но не православный. Фронтовики сказали, что на Западе ставят кресты с одной перекладиной, лютеранский.
После похорон сына, оставшись одна-одинехонька, без родных и близких, Пелагея стала медленно угасать, как огарок свечи и через месяц тихо умерла в своем домишке. И снова все село спорило, где ее похоронить. Если рядом с сыном, то получалось неправильно по отношении к Пелагее, а если на кладбище, то разделяли мать с сыном.
Решили похоронить ее на кладбище, рядом с могилой сына и только кладбищенская ограда разделяла их. Со временем и могильные холмики сравнялись с землей, и кресты, сгнив, упали в траву, так как не кому было ухаживать за их могилами, память о них постепенно стерлась.
Свидетельство о публикации №211100601188