Эксперимент на выживание

Когда русские начали массово уезжать в Россию, меня охватила паника, и каждому очередному отъезду знакомых или даже друзей знакомых я завидовала до сердечной боли. В начале 90-х годов в Узбекистане ускоренными темпами росло национальное самосознание, что было не только неприятно, но и опасно. Особенно я боялась за детей. К этому времени в России уже как-то налаживалась жизнь, там в магазинах не пустовали полки, а у нас в Ташкенте становилось все хуже, хотя хуже уже вроде бы было некуда.

И в это время Сашу пригласили на работу в Обнинск, мало того, что это была Россия, к тому же его брали на работу по специальности и, главное, через пару лет обещали квартиру.
Саша уезжал один. Для него это было просто мукой. По характеру человек медлительный и очень обстоятельный, он не любил жить один, а тут пришлось очень быстро собраться и оставить не только меня с детьми, но и всех своих родных: маму, сестер, племянников, к которым Саша был сильно привязан.

Когда муж уехал, мне стало совсем тяжело. Денег катастрофически не хватало, потому что цены постоянно росли, а Саша пока не мог присылать много денег, т. к. зарплата у него была небольшая. Я продавала старые вещи, даже дети пару раз выходили со своими игрушками, и Леночке однажды удалось продать маленький портфель, чем она гордится до сих пор.
Саша уехал в августе, жил пока в гостинице, за которую платило предприятие. Я с детьми должна была приехать по окончанию учебного года, т. к. Леночка училась в третьем классе, а Алеша пошел в первый. Но Саша приехал за нами уже перед новым 1995 годом. Больше он жить один не мог. Для всех нас, меня и моих родных, это было неожиданностью скорее неприятной, чем радостной, потому что отъезд из теплого, даже зимой, Узбекистана в холодную Россию требовал соответствующей экипировки, чего у нас не было, а из-за отсутствия приличных денег она никак не могла появиться. Теплую одежду для детей пришлось брать у родственников, хорошо, что Сашина старшая сестра хранила ма-ленькие вещи своих подросших сыновей. Так и поехали и Лена, и Алеша в мальчиковых пальто и шапках. Со своей мамой и сестренкой я прощалась так, словно боялась, что не увижу их уже никогда.
Собрались мы очень быстро, практически за одну ночь. Нам помогали, нас провожали все родные и друзья. За всю нашу жизнь, что мы с Сашей прожили в Ташкенте, друзей и знакомых у нас появилось много, но все родные и друзья оставались в Ташкенте, а в Обнинске, куда мы ехали, не было ни одной родной души.

Сначала мы на поезде приехали в Москву. Вещей с собой у нас было великое множество: чемоданы и огромные коробки, забитые одеждой, посудой, книгами, игрушками. В последний момент взяли и стиральную машинку, благо она была «Малюткой».

Наш экстренный отъезд и в Москве продолжался неприятностями. Оказалось, что квартирная хозяйка, с которой муж договорился перед отъездом, о том, что мы в Обнинске будем жить не в гостинице, а у неё на квартире, решила по каким-то, ведомым только ей, причинам нам отказать. Об этом на Казанском вокзале сообщил Сашин сотрудник, приехавший нас встретить. Тогда мужчины сдали вещи в камеру хранения, сами поехали в Обнинск, а меня с детьми отправили к тетке, сестре моей мамы, которая жила в Москве в крошечной комнатке.
Когда тетушка открыла нам дверь и увидела моих ребяток, одетых в пальто не со своего плеча, она заплакала: «Беженцы, вы мои бедненькие…»

У тетушки мы прожили несколько дней, купили Лене очень симпатичные, но дешевые сапожки на деньги, которые временно заняли. Эти сапожки развалились катастрофически быстро, оправдывая свою цену.

Позже я много раз думала, как я (именно я, мать маленьких детей, а не муж), решилась на этот абсолютно безденежный переезд. Видимо, надеялась на российское чудо, думала, что как-то нам помогут если не с жильем, то хотя бы все будет нормально с работой. Поэтому первое время, уже устроившись в Обнинске в гостинице, а со временем и переехав на съемную квартиру, я испытывала чувство огромного счастья, мне казалось, что у нас с Сашей снова случилось свадебное путешествие, только с детьми и на более продолжительный срок.
Но чуда не произошло. Ни мы с мужем – высококвалифицированные специалисты, ни наши маленькие, но способные и очень симпатичные дети, новой родине были не нужны. Муж, работая день и ночь на госпредприятии, получал смешные деньги, но уйти не мог, т. к. ему в недалеком, а потом все более отдаленном будущем была обещана квартира. Я, будучи по специальности инженером – конструктором, долго не могла устроиться на работу. Я пыталась печь и продавать пирожки, потом все же устроилась в книжную точку, расположенную в гастрономе. Согласилась работать без сменщицы, чтобы больше заработать. Работала каждый день с 10 часов утра до 8 часов вечера, а в выходные дни меня подменял муж. И то, что денег в общей сложности мы получали до смешного мало, я понимала по тому, какие продукты мы покупали в своем же гастрономе. Меня искренне удивляло, почему люди покупают «Молочные» или «Докторские» сосиски, когда рядом лежат сосиски по цене в два раза дешевле. Мы покупали импортный маргарин в очень симпатичных коробках, и я не видела смысла покупать сливочное масло, и не понимала, откуда же у людей столько денег, что они почти каждые выходные покупали торты.

А потом у нас случилось несчастье. Дети, целые дни, предоставленные сами себе, бегая по квартире, начали баловаться. Лена закрыла стеклянную дверь в комнату, и Алеша влетел в нее, разбив голыми руками.

Я в это время, как всегда, продавала книги. Ко мне в отдел вбежала Леночка босая и очень бледная. И сказала: « Там Алеша сильно порезался». Я только спросила: «Он жив?». Лена ответила: «Не знаю».

И я побежала. В своей жизни мне так бегать больше не приходи-лось: настолько было страшно. Но пробегая под окнами нашей квартиры, я услышала, что Алеша плачет. Ужас сразу отпустил сердце. Правда, вбежав в квартиру, я увидела просто дикую картину. Алеша бегал по комнате, а из него, как из сита, била многочисленными струйками кровь. Посадив и успокоив Алешу, я дала ему обезболивающее лекарство, немного попить водички, и кровь как-то перестала литься. Вызвала скорую помощь.
В больнице врач сказал, что Алешу придется зашивать под общим наркозом, т. к. раны были очень глубокие. Алешка, лежа на каталке и подняв глаза к небу, грустно спросил: «За что же меня так Бог наказал?» Молодой врач улыбнулся: «Да Бог тебя пожалел – если бы ты задел вену, то мама уже не успела бы добежать». Зажило у Алеши все быстро, но шрамы на руках и груди остались навсегда.
После этого случая мы с Сашей решили, что мне надо менять работу, чтобы я чаще видела детей. Я нашла сначала работу продавца в парфюмерном отделе магазина, где уже работала через день, а позже Саша сумел уговорить своего директора взять меня к ним на фирму. И я стала сначала архивариусом, а потом начальником небольшого бюро по оформлению конструкторской документации.

Жизнь потихоньку налаживалась. Дети учились хорошо, зарабатывать мы стали больше. Сложнее было с друзьями. Для детей, в их возрасте, это не было проблемой, а нам с мужем удалось близко подружиться только с тремя семьями, причем две из них были тоже из Узбекистана. Но самым большим счастьем стали приезды к нам в гости моих и Сашиных родных.

Сейчас мы живем в Обнинске уже много лет. Дети выросли, закончили институты, оба работают по любимым специальностям. Квартиру, обещанную на предприятии, нам так и не дали, но мы ее все же смогли купить сами. Только Обнинск так и не стал нам родным городом. Наверное, оттого, что здесь так и не появились родные и близкие люди, оттого, что мы  бились с Сашей целых 10 лет, чтобы просто выжить. Здесь не хватает солнца, нет того разнообразия и яркости лиц, которыми был полон Ташкент, не хватает красоты и просто огромных улиц и проспектов когда-то родного, а теперь иностранного города.

Но жизнь продолжается, главное, она продолжается у наших детей