Таинство курения

  - Стакти, сенегал, кост, ладан… Что еще? Суамирь, кадаш… Есть хорошие травяные добавки; растертые семена голубого лотоса и две верхние фаланги Кузьмичевой травы, - перечислял вдохновенно Андрей: - Можно использовать не только смолу и кору «благовонных» деревьев… Эффективна и высушенная шкурка банана. И вообще, эти продукты воскурения самые древние, апробированные тысячелетиями.
  Щепоть - того, два ломтика - этого, украсить Адамовой травой… Теперь всю эту дрянь предать «всесожжению», не отступая ни на шаг от технологического процесса предков, когда они воскуряли на медном жертвеннике травы и смолы  «Ибо запах их был угоден Богу и дым их радовал Бога». Теперь глубоко вдохни пару-тройку раз, - предложил Андрей и восхищенно заявил: - Мощная штука – религия! Крепка и нерушима традиция воскурения! Недаром Красные Вожди называли ее «опиумом для народа».
 
  Но склониться над «алтарем», точно к ингалятору, смысла не имело. Комнатка была маленькой, тесной, с низкими потолками: дымом она наполнилась мгновенно.
  Я разглядывал руки Андрея, опущенные на компактную – величиной с ладонь – Библию. Руки у него заметно менялись, покрываясь старческой гречкой. Библия была открыта на 30-ой главе Исхода: «… Возьми себе самых лучших благовонных веществ: смирны самотечной,.. корицы,.. тростника благовонного, - скользнул я глазами по строчкам. Потерял и судорожно стал искать их вновь.
  Андрей медленно поднял руку, и под ней в строгой последовательности предстала истина:
  34. И сказал Бог Моисею: возьми себе благовонных веществ: стакта, ониха, халвана душистого и чистого ливана, всего поровну.
  35. И сделай из них искусством составляющего масти курительный состав, стертый, чистый, святый;
  36. И истолки его мелко, и полагай его пред ковчегом откровения в скинии собрания, где Я  буду открываться тебе: это будет святыня великая для вас.
  37. Курения, сделанного по сему составу, не делайте себе: святынею да будет оно у тебя для Господа.
  38. Кто сделает подобное, чтобы курить им, истребиться из народа своего.

  - Где ты надыбал эту смесь, - задыхаясь «Благовониями», спросил я у Андрея.
  - Что-то у бабок на рынке купил, что-то – в аптеке, что-то – в церкви. Трудно было сенегал отыскать. Долго не мог перевести на русский язык – что за дрянь такая: дерево, смола, пыльца, грибы?.. – голос Андрея обогнул всю комнату, отчаянно отталкиваясь от углов, и ударил меня в третий глаз, который едва успел вылупиться у меня между бровей.
  От ударной волны третий глаз завалился вовнутрь и прилип к верхнему позвонку моего хребта. Да так удачно, что я впервые сумел внимательно рассмотреть  собственные мозги, да еще и в труднодоступном ракурсе – снизу.  А снизу они были похожи на кровавую паутину, очень правильной, почти классической формы.
  - Сейчас корицей добьем, как учил Великий Мойша, - прервал мои наблюдения Андрей: - Вдыхай, дорогой друг! Нюхай! Ибо… - но вдруг замолчал, уставившись на холодильник.
  Я следом за ним перевел взгляд. На холодильнике в профиль стоял таракан размером с французского бульдога, но прозрачный, будто год прожил в реакторе атомной подводной лодки.
  - Чего хотел? – спросил он и повертел глазом, точно перископом.
  - Разве ты – Бог? – удивился откровению я.
  - Какая у тебя душа, такой для тебя и Бог, - посочувствовал таракан.
  «Слава таракану! Хотя бы душа, какая никакая, у меня есть. Пусть – в зачатке», - подумал я и увидел снизу, как по паутине мозгов прошмыгнули, вспыхивая светляками, нейронные разряды.
  - Ну, так чего хотел? – повторил таракан.
  - Пристыдить хотел, - решился на отчаянный шаг: - Если я раньше догадывался, что ты не разбираешься в экономике, то теперь убедился, что и в политике ты ни фига не смыслишь.
  - Где-то раньше я это уже слышал, - пошевелил так называемый бог челюстями, точно пожевал пионерский галстук: - Впрочем, политэкономия – не моя вотчина. Претензии предъявляй тому, кто на них быстро реагирует.
  В глубине сознания я понимал, что возможность мне представилась уникальная – я должен был задать какой-то важный, самый важный в жизни вопрос. Но на поверхности плавал мусор. Мысли выглядели куцыми, жалкими. Например:
  - Быстро происходит привыкание к Вашей религии? – спросил я.
  - У нас свобода вероисповедования. Вера, как колхоз – дело добровольное.
  - Хорошо, что не внутривенное. Я уколов боюсь, - пришлось признаться мне.
  - Тебе теперь какая разница? Согласно 38 параграфу 30 главы Исхода ты должен истребиться из народа своего. Точно так же, как твои друзья, - Бог вывернул свой глаз и направил его в сторону входной двери.
  Там уже Андрей сидел на полу в обнимку с участковым и, удивляясь собственной неосторожности, восторженно восклицал:
  -   Вот нюх у полиции! За два квартала чует! Едва успеваю натолочь, а он уже под дверью стоит в парадной форме! Ломится человек в религию! Ну как его не впустить?
  - Всегда ты все опошлишь, - предъявил я претензию Андрею.
  - Почему? – вступился за него участковый: - Дым Отечества сладок и приятен. Мне очень давно один брахман говорил, - а я не верил, - что христианство, иудаизм, ислам…  не дисциплинированные  концессии. Надышишься ими и уйдешь безвозвратно в астрал. Освоить мистерии не всем под силу, но с Богом может поговорить каждый…

  Я оглянулся. Таракан исчез, прихватив с собой полбуханки серого хлеба.
  С трудом и тупой болью в шее я открыл входную дверь; уполз в глубину подъездной площадки и там сник, стараясь не думать о последствиях данного эксперимента.
  Скоро, отдышавшись, я понял, что без повторного захода мне трудно будет убедить себя покончить с этой вредной привычкой, и с тем Богом, который бездумно – через архангела Гавриила – изложил подробный наркотический рецепт безгранично верующим в Него, но чересчур любознательным людям.