Пей до дна

НАЗВАНИЕ: Пей до дна
ФЭНДОМ: JKMM
АВТОР: <Рип ван Винкль>
БЕТА: нет
РЕЙТИНГ: PG-13
ПЕРСОНАЖИ: U-1224
ЖАНР: ангст
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: АУ, ООС, логическое продолжение фика «Детство. Отрочество. Юность» за авторством Анны Райт
УСЛОВИЯ РАСПРОСТРАНЕНИЯ: Только с моего разрешения
ДИСКЛЕЙМЕР: Все права на персонажей принадлежат их создателям
ПРИМЕЧАНИЕ: В тексте использованы фрагменты песни «Небо в глазах» группы «Мастер»


Гулкий удар разорвавшейся глубинной бомбы больно отозвался в ушах, и Ульрих снова изменил курс. Смертельная игра в кошки-мышки длилась уже несколько часов, но подлодка никак не могла оторваться от севшего ей на хвост американского эсминца. Обладавший более высокой скоростью и маневренностью корабль с легкостью пресекал все попытки Ульриха уйти из опасной зоны. Охотник превратился в жертву.
Время холодно отсчитывало минуты, и Меервольф знал – его осталось совсем немного. Еще несколько судов уже спешили на помощь «Фрэнсису Робинсону», немец уже слышал их поисковые сигналы, у которых была лишь одна цель – он, Ульрих Меервольф.
Уйти на глубину, затаиться? Но они знают, что он здесь, проклятым амми ничего не стоит перевести свои бомбы на максимальную для него глубину, и тогда, сколько не прячься, один удар – и тебя вскроет, словно консервную банку. Все, что осталось – кружить, петлять, запутывая след. И в глубине души понимать, что все это напрасно. Волк попался в ловушку, и стая псов вот-вот разорвет его на части.
Еще один удар. И еще. Все ближе и ближе. Гул резонирует в стальном корпусе, отдается в каждой заклепке и приборном щитке.

Совершенства в мире нет
Ни к чему оно...
Видишь пятна на луне,
Следы чьих-то быстрых ног?
И на солнце пятна есть,
Их не сосчитать...
Трудно вовремя взрослеть,
И вовремя умирать...

Ульрих вздрогнул. Эта мелодия и напев пришли из ниоткуда, словно нашептанный волнами сон. Кошмарный сон. Взрослеть… Он повзрослел двадцать седьмого мая 1941-го года, когда со слезами на глазах наблюдал в перископ, как идет на дно его отец. Уходит несломленным, истекающий кровью и огнем, но гордо, с поднятым флагом. Уходит, потому что он, Ульрих, не успел, потому что так и остался ребенком.

Звали, но не убежал
В дальние края
Никому там не нужна
С надрывом душа твоя...

Он, правда, не убежал. Он хотел остаться, отомстить за отца, как-то исправить содеянное. Ему не позволили. Соглашение с Японией уже было подписано, и разрывать его ради рефлексий одной подлодки, пусть даже самой современной, никто не собирался. Да и что он мог исправить? Только отомстить, а для мести не важен театр боевых действий. Так рассудило Oberkommando des Heeres, Ульриху пришлось вернуться. Вернуться в страну, где он действительно никому не был нужен, кроме своего друга Ито. Но понимал ли его японец? Вряд ли. У него был своя война, и далекие сражения Запада вряд ли волновали его душу. Смерти близких? Жертвы? У японцев свое, весьма странное отношение к смерти, а уж сражаться и умереть за свою страну для них – это высшая честь и награда.
Беда была в том, что Ито сражался за свою страну, а вот Ульрих…
Меервольф с отвращением покосился на белую нашивку с красным кружком на своем плече. Чужие знамена, чужая война, чужая месть… А вот смерть – своя. И не столько обидно умирать, сколько положить свою жизнь на алтарь чужой победы.

Ты хотел свободы, что ж,
Получил сполна...
От чего её не пьёшь,
Как пили всегда, до дна?!

Немец даже рассмеялся, раскатисто и зло. Вот она – свобода! Сам выбирай свое знамя, своих союзников, свою битву! Словно наемник, а не воин своей страны… Только офицерская честь удержала Ульриха от того, чтобы плюнуть себе под ноги.
К ставшему уже привычным гулу винтов «Робинсона» прибавилось еще три. Глубинные бомбы падали все чаще, эсминцы прочесывали квадрат в шахматном порядке. Бежать некуда, Морской Волк, затаись в норе и жди загонщиков. Немец заскрипел зубами.

Волны захлестывают за релинг, катятся по палубе. Половина кормы объята жарким пламенем, это горят запасы горючего. Но среди черного дыма, на горячем ветру гордо реет знамя. Знамя, которому присягнул Бисмарк. И которому клялся Ульрих.

Ну, нет! Если уж умирать, то как волк, а не как крыса! Меервольф сжал кулаки, взгляд немца наполнился привычным и таким родным холодом Атлантики. Если можно выбрать битву и знамя, почему бы не выбрать смерть? Рули глубины опустились, направляя подлодку вверх, двигатели, более не таясь, взревели на полную мощность, четыре носовых торпедных аппарата уже были готовы. U-1224 поднималась из глубин, держа курс прямо на ближайший эсминец.

Я окажусь достойным тебя, отец.

Ближе друга только враг,
Враг себе ты сам.
Небеса в твоих глазах,
Свинцовые небеса...

Суматошно завращались винты американца, пытаясь вывести судно из-под удара ненормального немца. Ульрих хладнокровно откорректировал курс. Он уже слышал, чувствовал, как шлепнулись в воду и устремились навстречу ему глубинные бомбы.
Рука с ненавистью сорвала японский шеврон, сжала Железный Крест. Награда отозвалась ледяным холодом. Прогремел первый взрыв – за кормой. Подлодку тряхнуло, двигатель натужно взвыл, в кормовой отсек хлынула вода. Еще взрыв. И еще. Лодка тряслась, словно в лихорадке, хищной щукой мчалась сквозь взрывы. Но на эсминце служили опытные моряки, и, само собой, им не требовалось много времени, чтобы просчитать упреждение.
От холода Креста онемела рука, смерть была совсем близко. Перед самым концом, за секунду до того, как прямое попадание двух бомб разорвало корпус Меервольфа на куски, он успел выпустить две торпеды. Попал или нет – ему было все равно. Он погибнет, как подобает воину и будет достойным того, чтобы вознестись в Вальгаллу, а большего ему и не требуется.

Скоро увидимся, папа…