Засуха. Записки Ф. М. Огородника 1

005/006/062
Я обратил внимание на странный состав собравшейся публики:
- родственники в траурных одеждах – это понятно и естественно;
- солидные седовласые мужчины с заметными брюшками и строгие дамы – деловые партнёры и подчинённые высокого ранга – их присутствие объяснимо и обязательно;
- почтенные старички и скорбные старушки – те, кто многие годы знал Валерию Ильиничну и, судя по возрасту, совсем ненадолго с ней прощался – это всё тоже вписывалось в общую картину. Но на поминки прибыли какие-то вовсе неприметные в обычной жизни мужчины, которых я на кладбище или не заметил, или принял за обслуживающий персонал из похоронного бюро. Здесь они явно выделялись из общей массы приглашённых, держались особняком и напоминали сильно постаревших бандитов и рэкетиров из тёмного периода нашей истории. Неизменными остались чёрные кожаные куртки, бритые черепа и могильный холод в глазах. Таких людей, вообще-то, не стоит внимательно разглядывать. Они этого не любят. Но кто они? И какое отношение имеют к покойнице? Или это – напоминание о суровом прошлом её сына? В своё время о нём распространялись самые невероятные и достаточно мрачные слухи. Но вряд ли они хоть как-то соответствовали действительности: бесконечные проверки всевозможных органов так и не обнаружили ничего криминального в делах и документах  президента группы компаний «ВолковЪ»….
И от него отступились – раз и навсегда.      

201/007/314
Мой старинный приятель и опытный адвокат выслушал историю «некоего господина N» с усыновлением, задал несколько вопросов и сказал: «Полагаю, твой господин N – весьма богатый человек. От первого брака, как ты пояснил, у него две взрослые дочери. От последнего – один сын и этот приёмный мальчик. Итого: четверо детей и законная жена. Все они – наследники. Но супруга этого господина, в случае его скоропостижной смерти и отсутствия завещания, получит половину наследства, а дети – равные доли от второй половины. Если в их семье появится ещё один ребёнок, то дети от первого брака смогут претендовать лишь на двадцать процентов имущества. Думаю, что в этом всё дело. Легко предположить, что жена твоего N – молода, а он, как и мы, до середины нынешнего столетия – вряд ли дотянет. Так что она всё делает правильно и будет фактически единолично распоряжаться капиталом почившего супруга. Попробуй-ка обвинить её в холодном расчёте и абсолютном цинизме. И, кстати, не удивляйся, если с одной из дочерей твоего богатого друга произойдёт какой-то несчастный случай… Автокатастрофа или необъяснимый суицид. Есть у нас в России настоящие мастера такого жанра… Ты ведь и сам знаешь: большие деньги редко обходятся без маленьких и почти незаметных пятнышек. Как пишется в милицейских протоколах: «обнаружены следы пятен бурого цвета, похожие на кровь…»

331/008/211
По окончанию грустного застолья, Алексей Сергеевич сердечно простился с постаревшими «братками» и оживившимися старичками, проводил к выходу из зала суровых коллег по работе и раскрасневшихся представителей местного купечества, а потом подвёл к нам с Таточкой пожилую даму и представил, как самую близкую подругу покойной матушки, попросив принимать Идею Петровну по-родственному. Дама с чудным именем слегка смутилась: «Называйте меня коротко: Ида, или Ида Петровна». Я отшутился, сказав, что Фёдор и Наталья Огородники, учитывая род наших профессиональных занятий,  звучит вообще смешно, как прозвище. А для преподавателя иностранных языков древнегреческое «Idea» – вполне подходящее имя. Ида Петровна была явно озадачена: как же я мог догадаться, что она действительно преподавала английский и французский? Разумеется, я не стал ей говорить, что Антон частенько баловал нас с Таточкой забавными историями о некой пожилой «англичанке», с которой Валерию Ильиничну связывала прямо-таки детская девчоночья дружба, как они ругались и расставались – навсегда. Но стоило Антону всего на километр отъехать от деревни, увозя Иду Петровну с вещами, как следовал телефонный приказ: немедленно вернуться. И семидесятилетние «девчонки» мирились, и какое-то время жили – «душа в душу». 
Таточка увлекла новую знакомую в дамскую комнату, оставив нас с Алексеем наедине. На правах старшего, я только и смог сказать: «Держись, Лёша».
Мы неловко обнялись и  попрощались.

004/009/155
Антон молчал всю дорогу до Дроздов, где находилось маленькое имение его покойной хозяйки. Мы уже слышали от него самого, что хорошего в отношениях самодурной барыни и её единственного «крепостного» было мало…
Каждый год Антон собирался бросить хлопотную и неблагодарную возню со стариками Алексея Волкова, но что-то его удерживало. Сам он утверждал, что всё от лени: сначала не хотелось крутиться в поисках другой работы, а потом вроде бы и привык. За десять лет службы, он приладился и к малоподвижному деду, который ни для какой хозяйственной и домашней возни не был приспособлен, и к суетливой, вечно мельтешащей по дому и с утра до вечера занятой, бабушке. Отец Алексея, Сергей Иванович, хоть и вырос в крестьянской семье, но не умел держать в руках ни топор, ни пилу, ни лопату, ни обыкновенный молоток. Служба на флоте полезных в хозяйстве умений не прибавила. А полное отсутствие элементарных трудовых навыков передалось по наследству и сыну. Любые попытки Алексея Сергеевича что-либо сделать собственными руками оканчивались травмами, затоплением, ожогами или непременным кровопролитием. С некоторых пор от попыток рукодельничать он вовсе отступился. И даже в самых мелких бытовых вопросах целиком полагался на «специально обученных людей», что было и правильнее, и безопаснее как для окружающих, так и для самого Алексея.

314/010/451
Вечерами старики шумно подводили итоги прошедшего дня и составляли два обширнейших списка важных дел, которые предстояло выполнить завтра. Один список – Сергея Ивановича: вскопать то, полить это, отремонтировать там, прибить сям, прочистить то и сё. Второй – Валерии Ильиничны: прополоть, посеять, пересадить, покрасить. Когда в конце рабочего дня и продолжительных жарких споров все плюсы и минусы против каждого дела были, наконец, расставлены, Сергей Иванович подводил победный итог: «Вот видишь, Лера, факт налицо – я сделал гораздо больше тебя!» - и гордо уходил на любимый диван, чтобы сладко дремать, укрывшись неспешно прочитанной газетой. Но уже на следующий день верх одерживала бабушка: всё у неё было и посеяно, и прополото, и покрашено. Она заметно веселела, подшучивала над лежебокой-дедом, и уже не дулась и не ворчала на Антона, который, собственно, и выполнял за стариков все необходимые в хозяйстве работы – по своему собственному мужицкому плану, весьма далёкому от тщательно продуманных списков. На первый взгляд, Антон – типичный русский мужик-хитрован, готовый исполнить любой нелепый приказ начальства, бурча под нос издевательские комментарии. Но с другой стороны – он, простой шофёр, неожиданно начитан и отнюдь  не так прост, как пытается казаться. И что уж совсем для меня необъяснимо, так это удивительно светлая нежность, с которой Антон, несомненно, добрый человек,  вспоминает взбалмошных стариков.

Продолжение http://www.proza.ru/2011/10/07/259