Неоконченный рассказ

      Андрееву давно не писалось. Он не отлынивал, ожидая, как манны небесной, вдохновения, а пытался: брался за новое, возвращался к старым, незавершённым вещам, но всё казалось ему неинтересным и никому не нужным. А без писательства ему жилось, как в молодости без «любовей», тоскливо. У него не было других увлечений и забот, как у многих его знакомых: ни престарелых родителей, требующих ухода, ни малолетних детей, сын-студент против какой-либо опеки, кроме материальной, категорически  возражал. Не было, как у супруги, изматывающей работы, после которой Татьяна, придя домой, немного ела, полчаса смотрела телевизор, и отключалась. Когда-то и он также работал, а сейчас работа у него была, прямо скажем, неутомительной.
      Казалось, пиши себе, но почему-то не писалось. Ни дома после работы, ни по выходным на даче. Вот и сегодня, хоть и встал рано, и прогулялся, и так удобно устроился на балкончике с видом на реку, а всё равно ничего путного не вышло. В который раз переписанная миниатюра опять показалась «такой себе», а начатая юмореска - несмешной.
      «Наверное, от благополучия и лени у тебя не только живот появился, но и мозги жиром заплыли»», - раздражённо подумал Андреев и удалил юмореску. Выключив компьютер, он спустился вниз, хлопнул в сердцах соточку и направился к жене на речку. Она в последнее время нешуточно увлеклась рыбалкой, с нетерпением ждала выходных и каждую пятницу, после работы, мчалась на дачу. Он-то и приобщил её к рыбалке, к которой сам в какой-то момент охладел. И рыбку было жалко, сначала мелкую, а потом и всякую, и потому, что не стало его любимого места. Живописный пруд с кувшинками, стрекозами, ужами и зимородками сначала изуродовали новые хозяева прилегающих участков, а потом и вообще загородили. А главное, не было у него теперь самого лучшего компаньона, девочки-собачки Виолки. Он сидел с удочкой, а она с удовольствием топала по воде туда-сюда, и гонялась за лягушками и мальками. А иногда они делали перерыв, и вместе плавали.

      Супругу он застал слегка расстроенной: она стала жаловаться на соседей, которые ушли перед его приходом, и успели «достать» своей болтовней, а ещё и снасть ей запутали. Он понимал её: как и Татьяна не любил пустых разговоров, к тому же знал, что общения ей с головой хватало на работе.
      - А хочешь я тебе личную вымостку сооружу? – предложил Андреев.
      - Да ну, - отмахнулась супруга, - столько денег уйдёт….
Она была права: так как руки у мужа росли совсем не оттуда, откуда надо, то у него слова «я сооружу» означали не то, что у других, а то, что надо найти того, кто согласится соорудить и, естественно, заплатить ему. И немало: люди в их дачном кооперативе были, в своём большинстве, далеко не бедными, и местные рабочие альтруизмом не отличались.
      - Ну, как хочешь, - облегчённо вздохнул Андреев, и вдруг заулыбался.
«Вымостку я тебе и, правда, не сделаю, зато рассказ напишу», - предвкушал он, торопливо шагая к своей дачке.
      Конечно, сюжет был не то, чтобы очень, но он позволял написать о том, о чём давно хотелось. Про их дачный посёлок с радующими глаз уголками природы: березовая рощица у реки, красавицы-сосны на крутом берегу озера. Про соседей, среди которых было немало интересных и забавных людей. Про свою Виолку. Как она любила воду! Будучи уже совсем старенькой, и ноги у неё отказывали, но она всё же каждую прогулку вела его на речку. А в последний раз не дошла: так и умерла на этой самой дороге. Про строительство дачи, которое чуть не доконало его. Один за другим вспоминались и смешные случаи…. Как он сидел у реки, покрытой утренним туманом, в тишине, нарушаемой только пением птиц, и с волнением ожидал восхода солнца. И только явилось это чудо в виде крохотного оранжевого сегмента, он услышал с соседней вымостки звучное: «Наливай!». Как было не вспомнить Омара Хайяма «Пусть первый солнца луч блеснёт в твоём бокале!».  Андреев с трудом сдержал себя, чтобы, наконец, перейти к основной теме рассказа.

      «…Так уж получилось, что писатель Алёшин никогда не дарил жене подарков: только цветы. Как-то не хватало у него фантазии, а, если он заранее спрашивал, что подарить, Ольга отвечала, что сама купит себе подарок, и он с облегчением выдавал ей нужную сумму. А вот на этот раз он сделает ей настоящий подарок, от которого она будет в восторге. Заранее договорившись с рабочим Колей, который часто подрабатывал у них в кооперативе, Алёшин за три дня до Ольгиного дня рождения уехал на дачу. Дни пролетели в хлопотах: они ездили за досками, Коля делал столбики,  пилил и строгал, а Алёшин расчищал место для вымостки, красил…
      Проснувшись по будильнику вместе с женой, Алёшин поздравил её букетом цветов, которые вчера припрятал в сарае.
      - Куда это ты собираешься? – удивилась она. - Поспи ещё.
      - Провожу тебя, - сказал он, взяв в руки подсаку и её складной стульчик, – как-никак именинница.
      Идя по тропинке вдоль реки, супруга вдруг увидела свежевыкрашенные, но уже подсохшие доски, которые вели к новой вымостке.
      - Вот это да! – удивилась Ольга. – Чья это?
      - Твоя, - просто ответил Алёшин.
      - ???!!!
      Конечно, он знал, что Ольга обрадуется, но не ожидал такой реакции…».

      Почти весь рассказ написался Андреевым быстро и легко, оставалось только описать проявление Ольгиной радости и концовку. С последней всё было ясно: «…. В день рождения супруги Алёшин, как всегда подарил ей букет цветов, деньги, а ещё дал почитать своё новое творение». А вот с радостью дело пошло из рук вон плохо. Никак не получалось её выразить. Как ни бился Андреев, все слова казались ему надуманными и фальшивыми. Он и воображение напрягал и пытался вспоминать все случаи, когда доставлял эту самую радость. Не только супруге, но и другим женщинам, но, во-первых, случаев этих, как оказалось, было совсем немного, сюрпризы и подарки его – более чем скромными, а потому и реакции на них соответствующе скупыми. Зато при попытках вспоминать радости, в памяти почему-то стали всплывать обиды, которые он когда-либо причинял: вот их-то как раз было предостаточно. И опять его стали мучить угрызения совести, что и в этом году не уговорил Татьяну поехать с ним на море (да и не очень-то он старался). Что она уже который год никуда не ездила, в отличие от него…. В результате своих мучений, Андреев всё больше разочаровывался в себе, не только, как в писателе, не способном описать такое обычное  чувство, как радость, но и в человеке….
      Услышав голос жены, призывающий немедленно прекратить «писючество», и пойти искупаться, он улыбнулся (она была мастер на всякие такие словечки) и с удовольствием выключил компьютер. И решил, что раз он не может, как его литературный герой ни подарить супруге приличную сумму денег, ни написать хорошего рассказа, он, Андреев, хоть раз в жизни таки сделает Татьяне настоящий подарок. По дороге на речку он найдёт рабочего Колю и договорится с ним, благо, заначка от премии ещё не разошлась….