лабиринт

Запутанные коридоры, выражающие лабиринты самого времени. Взглянув на стену невозможно понять, было это в прошлом или происходит сейчас. Сухая зависимость минут от слоя пыли на поверхностях, вызывает першение в горле. Но это только в настоящем, в момент когда можно увидеть движение секундной стрелки. Потом это станет неуловимым и сильным воспоминанием. Лабиринты музея. Залы, усеянные достижениями народов, о которых они не подозревают или вспоминают лишь иногда. - "Сегодня день рождения великого художника. Да, он ваш соотечественник. Он преображал землю по которой вы ходите линиями красок на холсте. Гордитесь". Все это было видно снаружи. Войти внутрь я не решался. Мне просто хотелось стоять на месте и смотреть. Но на улице становилось холодно. Отрывной календарь, висевший далеко отсюда, в комнате моей дальней родственницы уже давно предсказал минуту заката. Такой приговор нельзя оспорить. Медленно падающий снег, подхваченный случайным ветром, начал впиваться в кожу лица и рук. Мраморные фигуры, поддерживающие фронтоны зданий, лишились глаз, их, некогда мягко перетекающие линии тела, начали превращаться в неуклюжие сугробы, они растолстели и больше не внушали уважения к своей истории. Ветер управлял не только снегом. С открытой площади сдуло всех прохожих. Гранитный постамент, напоминающий огромную пешку в одиночку противостоял стихии. А я сдался - зашел в теплое помещение касс музея. Нагретый неожиданный воздух, о существовании которого быстро забываешь на морозе, сдавливал голову, как щипцы грецкий орех, а по коже растекалось медленное покалывание. Тепло слегка и приятно ломило кости, обещая через минуту приятное состояние. Стало непросто удерживаться на ногах.
За высокими дверьми показались бежевые залы дворца, всего сто лет назад, вызывающие благоговение у гуляющих вдоль набережной господ. Тогда они тщательно выбирали оттенок перчаток под цвет мостовой и носили в кармане шкатулки с нюхательным табаком. Сейчас эти залы открыты для всех и грязь с моих ботинок стекает на блестящий паркет коронационного зала. Эхо шагов отражается в чуть пожелтевшем фарфоре и хрустале. Хранитель неподвижно смотрит в одну сторону, а может быть спит, со спины этого не видно. Следующая комната с позолоченными стенами пуста. Специально иду ровно посередине, выпрямившись и подняв голову. Пытаюсь представить жизнь какого-нибудь графа или князя. Такие огромные пространства для нескольких людей. Наверное им было здесь невыносимо тоскливо. Оборачиваюсь - даже прислуга в белом фартуке и длинном черном платье с грустью смотрит в окно на проезжающие мимо повозки. Из соседней комнаты слышны медленные звуки пианино. Но они создают ещё большую пустоту. Проходя мимо, замечаю за инструментом тонкую фигуру. Играет молодая девушка, сидя в пол оборота. Её профиль с тёмными вьющимися волосами так похож на блестящие на стенах портреты. Когда- то, несколько веков назад, её разбудили утром и сказали, что художник прибудет через час. Горничные помогли ей переодеться в пышное платье нежного цвета, подали лёгкий завтрак и оставили её в этой огромной комнате одну. Я очнулся и посмотрел вокруг - снова всё пусто. Воздух в зале стал сухим и тяжёлым. Портреты по-прежнему висели неподвижно, всё рассеялось. Фигуры остались далеко позади.
Несколько лестниц и..
Как утро, сквозь стекло своими лучами преображает казавшийся бесконечным вечер, и рассеивает лихорадочную ночь, зал авангарда XlX-XX веков своим цветом начал растворять треснувшую краску империй. Дышать стало легче, послышались голоса. Вдоль широкой стены висел большой прямоугольный щит. Белые линии на нём выступали так, что тень от них создавала серый переходный слой, после которого, в глубине покоился всепоглощающий чёрный. Объём появлялся и исчезал в зависимости от положения зрителя. Но это не сразу становилось видно. Мне понравилась растерянность из-за которой я не мог понять, экспонат ли это или некое ремонтное полотно, которое забыли снять рабочие. Ясность внесла маленькая серая табличка. "Франсуа Брюно. "Переходные параллели" 1928 г. приобретена в 19... г". Здесь под одной крышей слились реки прошлого Японии, Франции, Италии, Индии. Тогда слово "свобода" ещё текло против течения, наполненное смыслом, оставляя за собой смешанные цвета этих картин. Сейчас оно просто значится в словаре перед "свора". Зал скульптур. Застывшие в фазе падения, высеченные из металла острые тела. Законченная, неизменная форма грубых и совершенных черт лица. Кажется, у них нет ничего общего с привычными городскими памятниками, которых никто не замечает, будто они прозрачные. Мимо протекали тонкие ряды людей. Высокий мужчина с блестящей лысиной держал под руку свою спутницу и пытался вспомнить фамилию скульптора чтобы закончить оборвавшуюся у него шутку. Я старался увидеть их лица, но пара каждый раз отворачивалась в другую сторону, создавая странный образ из снов, когда при всём старании не можешь сдвинуться с места. Мужчина так ничего и не вспомнив, принялся рассуждать на тему, о которой не имел никакого понятия, стараясь, как это обычно бывает, произвести впечатление. Мне стало неприятно находиться и здесь, пытаться заставить себя ценить безразличные для меня на самом деле вещи, которые из-за особенностей времени стали достоянием эпохи. Опять наступил ужасный момент "пробуждения" от реальности, когда человек начинает верить в собственные искажённые впечатления. Но тогда же, с другой стороны надвигалась мысль, что я со своими бессмысленными рассуждениями просто не имею права здесь находится. Может быть и то и другое - это результат усталости и долгой зимы.

Выйдя из музея я долго смотрел на падающий в фонарном свете снег. Это был единственный экспонат, который действительно поразил меня.