Праздничная ночь

 

Вилла осветилась огнями, была торжественна и оживлена, хотя сегодня, в пасхальный вечер, собрались только все свои: родственники и несколько самых близких друзей, всего человек тридцать. Хотя эта семья не была особо религиозной, но сегодня каждый в глубине души был согласен с необходимостью поддерживать ритуал, это придавало особую торжественность, важность и некую сопричастность к чему-то высшему.
Весь "клан" был в сборе, и старая мать хозяина была здесь - возглавляла стол и, казалось, радовалась всеми своими морщинами, что дожила и до этого дня, держалась она прямо, почти величественно.
Быть может, именно она больше, чем кто-либо другой дорожила такими вот встречами, каждая из которых могла оказаться последней для неё... Кто знает?

Сегодня говорили о рождении ещё одного наследника - он прошлой ночью появился на свет- и ещё одной веточкой стало больше и крепче семейное древо.
В этот вечер, как и в другие подобные дни и вечера, когда они собирались все вместе, каждый чувствовал, что он - часть этого живого, крепкого щита, и даже если кто-то с кем-то был не согласен в отдельных вопросах, это не мешало главному: по большому счету они - одно целое и ничего нет надёжнее этих могучих кровных уз.
Они сильны, богаты, у них есть будущее, и они всегда будут стоять друг за друга, плечём к плечу, всегда!
 
То же самое чувствовала и Ольга, хотя она вошла в семью через Патрика, но уже не представляла, что могло бы быть иначе и что ещё некоторое время назад её даже не знали.
Она была всеми любима, быть может, не просто так, а  за то, что нашла верный подход к Патрику - этому взрослому ребёнку, проблемы с которым закончились, как только Ольга вошла в его жизнь.
Ей удалось усмирить его ветренность, он перестал гонять с немыслимой скоростью на своих автомобилях и теперь все могли спать спокойно, не опасаясь за его жизнь.
Ольга была любящей и снисходительной, в чем-то заменив ему мать.
Она была просто находкой для него и для всей семьи, несмотря на то, что была иностранкой, к тому же старше Патрика на целых пять лет, но случилось, наверное, чудо и её приняли с распростёртыми объятиями.
Всеобщий любимец и баловень был в надёжных руках и это было самое главное. Иногда его даже видели задумчивым, с отпечатком мысли в красивых тёмных глазах.
Ольга вошла в семью легко и стала прочным её звеном, в ней были уверенны и она была счастлива: любима, обласкана, защищена.
Было ли когда-то иначе или она всю жизнь, словно цветок, росла, нежась в тёплых лучах солнца и всеобщей любви?
Она ждёт ребёнка, вернее, они все его ждут. Это новое чувство сделало её жизнь совершенной, что-то несмолкаемо пело у неё в груди, она почти осязала жизнь, мягко играющую в ней, переливающуюся бриллиантовыми лучами.
Она засыпала и просыпалась с улыбкой. Она так сильна теперь. Она покорила мир любовью и он склонился к ней...
Она может всё и совершенно напрасно заботится о ней множество ласковых рук, но всё же важно знать, что это именно так.


Вот они сидят за большим безукоризненным столом, в тарелках перед каждым жареная косточка в память об агнце, и мясо агнца, горькие травы и сладкий салат, а вино разлито - опять-таки в соответствии с традицией - по стаканам, и горят свечи, множество свечей...
Ольга переполнилась вдруг таким острым, таким торжествующим чувством единения со всеми, со всем, её так и пронзило сознание того, что в жизни нет ничего прочнее и дороже этой связи: от любимого ожидаемого ребёнка, растущего в ней -  до этих старушечьих глаз, в которых  уже появлялось детство, но еще сохранилась мудрость. 
Она на минуту прикрыла глаза - даже голова закружилась от нахлынувшего чувства, а потом услышала голос бабушки:

-Ольга, пойдем со мной.
 
Она открыла глаза: старуха, в своем тёмном платье цвета маслин, склонилась к ней, в одной руке она держала свечу, другой коснулась её запястья и снова повторила:

-Пойдем..


Что-то сдвинулось в сознании Ольги, ведь это был голос её русской, давно умершей бабушки Анны. И какое-то воспоминание раскололо весь этот цельный мир на куски.
Он ещё держался, но весь пошёл трещинами, как разбитое зеркало, которое ещё не уронило осколков, но его отражениям уже нельзя доверять.
Да ещё свет горящей свечи резал глаза.

- Ольга...

Она посмотрела вокруг себя, будучи пока что не способной отличить реальность ото сна.
Но её ветренный муж был здесь, рядом с ней, это в его руке дрожала и отбрасывала огромные тени свеча.
-Ну проснись же, вставай и пойдем..
-Подожди. Где ты был?
-Как где? Дома.
-Была вся семья?
-Да.
-И бабушка?
-Конечно.
-Она была в темном платье цвета маслин?
-Кончай дурить! Какие маслины!.. - он покатился со смеху.
 А она смотрела огромными глазами на него, на пляшущий огонь и куда-то дальше.
-Не смейся... Тихо, не мешай мне.

Что это было? Бабушка. Её. Анна. Нет, только голос был её. Опять она звала за собой, как обычно, когда её нужно было спасать от чего-то здесь. (От чего же?) И что ещё было? Такое... торжествующее над всем этим.
А-а... Музыка, звучащая в ней! И действительно, уже третий месяц...
Заныло как-то все сразу: душа и тело.
Она приподнялась в постели, посмотрела в лицо своего друга, этого избалованного состоятельной семьей, никак не способного повзрослеть ребенка: красив, неумен, порою очень ласков, как-то по-щенячьи, что ей становилось жаль его почему-то; и именно за эту ласку она и терпела, и любила его.
А он играл ею - или думал, что играл...
Она видела его насквозь, прощала ему безобидные выходки, хотя в них сквозила подчас явная небрежность к ней, но она как-то устало смотрела на это сквозь пальцы.
Она давно уже чувствовала, что её невозможно обидеть. Однажды, когда-то давно, она перестала быть уязвимой, перестала испытывать боль.
Так... будто слабая тень промелькнет, а она умело прогонит её прочь.
Вот разве только это... Это слишком сильное чувство - новой жизни в ней.
Она знает, что он скажет. Она знает, что не случится чуда...
Максимум - он предложит деньги.
"Я не скажу ему ничего."
 
Она снова легла, уставилась в темноту, расслабившись, чтобы вернуться в свой сон: будучи очарованой им, ей хотелось продлить это состояние.
-Ты спишь в такой вечер...
-Помолчи, ради бога!   

Но сон ускользнул, во всяком случае, пока - потом она попытается вспомнить.
Она смотрела в другую сторону, но знала, о чём он думает...
Что она стесняется своей бедности, убогого домика, милостливо предоставленного ей работодателем (а, кстати, виллу она видела лишь однажды издалека и вот сейчас, во сне), стесняется единственной пары ботинок и брюк, и что она страдала, оставшись в пасхальный вечер одна... И если сейчас он начнет её жалеть...
Как ей нестерпима ограниченность, ей богу!
Только бы не это, нужно поскорее встать и выйти на воздух.
И вообще - пора как-то расстаться с ним. То-то он удивился бы, узнай ее мысли!
А особенно - что она счастлива, почти всегда счастлива.
Подымаясь по лестнице страданий вверх, она вдруг обнаружила, что это верный путь к подлинному, просто-таки неизбежному, счастью.
И пусть кажется порой, что несправедлива судьба, пусть напрасна мечта о большой семье - надежной крепости, пусть!
Это всего лишь легкая паутина, обволакивающая её грустно и приятно в осенний день бабьего лета. Это всего лишь несбывшийся сон.
Она же слишком любит жизнь, чтобы таить обиду на неё.
Да, слишком любит жизнь!
И она могла бы сказать - с почти восточной мудростью, что:
-Ведь не менее сладок пирог оттого, что кому-то ничего не досталось от него.