Ванцуй

Сергей ПРОКОПЬЕВ
ВАНЦУЙ
Повесть
Из книги "Кизмой по профессионализму"
Глава первая
ФОТО ОБЛИЧАЕТ
В один момент жизнь Сани Засохина дала трещину. Из-за элементарной девять на двенадцать фотокарточки, сделанной у моря бесстрастным подёнщиком объектива. Может, возьми тогда свой «Зенит» – ничего бы не треснуло...
Фотозаразу Саня ещё в детстве подцепил. С фотоаппаратом только в туалет не бегал. В остальное время умел подкараулить мгновение, тормознуть его для нетленной вечности. Надо сказать, не зря затвором щёлкал, закрепителем и проявителем, запершись в ванной с увеличителем на пару, дышал. Был период – на хлеб зарабатывал с присказкой: «Солнца нету, солнце есть – диафрагма пять и шесть!» Но к тридцати пяти годам надоело до чёртиков смотреть на мир в видоискатель.
Даже когда поехали с женой Ленкой на море под Очаков, отрезал: «Дай отдохнуть от этого камня на шее!»
У синего Черного моря пришлось пользоваться услугами местных «солнца нету, солнце есть». Хотя Саня отнюдь не страдал зудом увековечить себя на фоне взбаламученных купающимся людом волн. Зато супруга лезла в каждый коммерческий объектив, словно хотела насолить: коль не захватил аппарат – плати. Саня раскошеливался с лёгким сердцем. Чем бы жена ни тешилась – лишь бы не вешалась.
Дома понял, отчего благоверная не пропускала ни одного фотогангстера. Внимательно посмотрел продукцию приморских коллег и захотелось рвать и метать её клочки в мусорное ведро. Жену, оказывается, возраст не только не взял за бока и другие, рано вянущие места женской фигуры, наоборот – Ленка со всех сторон краше сделалась. Саня даже фотоизделия десятилетней старости достал для сравнения. И еще хуже разозлился.
Жене промолчал об открытии. Это ведь смех с конями, съездить за тысячу вёрст сфотографироваться, чтобы дошло, какие процессы дома творятся. Никогда Ленка фигурашкой не была. А тут лишнее исчезло, недостающее округлилось. Живот – никакого перебора, грудь – в самый раз торчит, и бёдра, как у Венеры Милосской... Что в платье, что в купальнике – глаз не оторвать, руки сами огладить тянутся.
Зато на себя родного глядеть тошно. Тут Саня не стал прибегать к помощи архивов. Без сравнительного анализа противно. Почти как поэт сказал: «Лицом к лицу себя не увидать, большое видится на расстоянии». Живот, например, разглядел Саня, вернувшись из курортного далека. На месте атлетического пресса такая трудовая мозоль разбухла. На колени не свешивалась, но, как говорится, у нас ещё всё спереди. Если дальше попрёт в том же темпе, вскорости разбарабанит, как на девятом месяце. А мышцы? Непечатно материться хочется. На месте бицепсов, трицепсов, двуглавых и икроножных – кисель разбулдыженный.
Физиономия круглая, как по циркулю, и самодовольная, что у нового базарного русского. Размордел – плеваться хочется. Саня себя красавцем не считал, нормальный, думал, мужчина. Портрет красноречиво явствовал – ничего нормального.
Фотоформы – яблоко с деревом одной верёвочкой повязаны – навели на мысль о внутреннем содержании.
Пригляделся к нему Саня и зарегестрировал на душе жвачное состояние. Никаких помыслов и порывов. Ни высоких, ни пониже. А ведь мечтал в первом классе не только о перочинном складничке. Заглядывая в будущее, видел свои портреты по стенам, бюсты по городам. Большие дела намечал сотворить. Государство возглавить, как Ленин, или в космосе подвиг, как Гагарин, совершить...
Не абы что пацанёнку в голову приходило. С пелёнок замышлял удивить человечество. И когда в школу бегал – верил в исключительную судьбу, и когда в институте учился... С возрастом, конечно, на Ленина перестал замахиваться, реальнее подходил к перспективе, а всё одно был уверен в небанальном завтра.
В институте мечтал о персональных выставках, шумном успехе. Учился Саня в педагогическом на преподавателя рисования с черчением. Баловался писанием картин. Сюрреализм одно время любил. Например, на переднем плане на вершине холма голова со свежим шрамом на щеке, взгляд горящий, волосы дыбом, а позади до горизонта земля пылает. Или женщина, у которой вместо рук змеи, хотя фигура, как у роденовских красавиц. А то жуткий гриб атомного взрыва изобразит, сквозь него лицо клоуна, на Эйнштейна смахивающего, проступает.
Но со временем Саня скис в плане живописи. На студенческих выставках никто не вырывал его картины из рук вместе с руками, не бился подле них в экстазе. По окончании института отпреподавал три года в школе, после чего пошёл на завод художником-оформителем. Ленина рисовал. Потом Горбачева. Для души фотографией занимался. Напечатали пару раз в журналах, Саня возликовал: он – фотохудожник. Вот-вот выставки попрут, слава... Пошёл в газету на должность «солнца нету, солнце есть – диафрагма пять и шесть». Однако вскорости надоели газетные интриги, вернулся на завод художником теперь уже Ельцина рисовать...
И вот на тебе. Лоснящаяся физиономия, грудь в грудях...
Саня поднял руку уничтожить обличительный кадр, на клочки искромсать ножницами фотоживот и... остановился. Что толку: рви не рви – трудовая мозоль не уменьшится, режь не режь – кисельные трицепсы не исчезнут.
Отбросил ножницы, фотографию засунул в книжный шкаф в дальний угол, за стопку журналов.
Глава вторая
КУРЕВУ «НЕТ»
Закомплексовал Саня. Жена любила под ручку потаскаться по улицам. Собой козырнуть, других обсудить. Саня начал игнорировать парные вылазки за порог, увиливал правдами и враньём. Не тянуло засвечивать пошатнувшуюся фотогеничность.
Всю жизнь безоблачно верил – царский подарок жене. Завиднее партии в сказочном сне не могло привидеться. После десяти лет супружеской жизни приходилось прискорбно констатировать: блестящая партия потускнела спереди, сзади и изнутри.
«Так недолго рога, как у сохатого, получить», – тёр пока гладкий лоб Саня. Не был он в прежние времена ревнивцем, как можно царский подарок променять? Тут задумался. Потяжелел презент... И в мозгах болото... «Нет денег, – говорил знакомый, – интеллектом будем поражать». Не находил Саня поражающего на месте, отведенном в организме для интеллекта... Про деньги и говорить не стоило...
Саня схватился за голову: надо что-то делать!
И объявил смертельную войну табачной зависимости.
Непрерывный стаж с сигаретой в зубах исчислялся пятнадцатью годами, а тут рубанул: «Хватит! Накурился!» И сгрёб сигаретные запасы в сумку.
Пачек двадцать Саня всегда держал в заначке на случай социальных или финансовых катаклизмов. Оно ведь на своей шкуре пережил времена, когда сигарет даже по талонам не было, курильщики шутили с горючей слезой: на лету пойманный окурок бычком не считается. Да и не долетал ни один до земли...
С сумкой сигарет Саня отправился в рощу. В пятнадцати минутах от дома была берёзовая. Не заплёванный парк с подстриженными кустами, а настоящий лесной массив. Когда-то Саня бегал в нём на лыжах, но это было неправдоподобно давно. Саня углубился в чащу, разложил на полянке инквизиторский костёр и приступил к экзекуции никотинсодержащей продукции.
Ухнуть разом в огонь весь арсенал сигарет будет непедагогично, посчитал. Посему принялся мстительно предавать жадному пламени по одной пачке.
Полярные чувства терзали сердце. Один внутренний голос, глядя на корчившиеся в жарком костре сигареты, приговаривал: «Так вам и надо!» С чем не соглашался ехидный голосок: «Тоже мне – богатей нашёлся голозадый, лучше бы продал». «Дурак набитый! – сверлил мозги третий оппонент. – Пару пачек оставь – завтра на стенку без никотина полезешь!»
Саня казнил четвёртую пачку, когда на огонёк подошёл напрочь лысый мужичок. «Как Фантомас», – подумал Саня. Небритый, помятый, кожа с синим отливом.
– Что за на фиг? – вместо «здрасьте» протянул Сане аптечный флакон с коричневатой жидкостью. – Не въезжаю, что написано?
Саня тоже «не въехал».
– Можно пить или отрава для крыс? – мучился фантомасового вида мужичок. – Вот сволочи не нашей национальности! Не могут, гад, по-русски написать! Вынуждают идти на смертельный риск.
– А вдруг муравьиный спирт? – пошевелил Саня огонь.
– Два раза на одной мине не подрываются, – засмеялся Фантомас. – От муравьишки уже кони бросал!
Фантомас был божьим, точнее, бомжовым человеком. Пил, что придётся, ел, что попадётся, спал, где ни попадя. Но бодрость духа не терял.
– Знаешь, я чё лысый? – поведал Сане, хотя тот никак не проявлял интереса к биологии с биографией. – Мариманом был на подлодке. А её американская субмарина у Флориды бортанула. То ли капитан балбес штатовской национальности, то ли специально заподлянил? Мы легли на грунт. Реактор начал сифонить. Повреждение трубопровода. «Надо ставить хомут, – сказал командир, кап-два был. – Опасная зона. Добровольцы есть?» Я шаг вперёд, и ещё двое. «Сынки, – обнял, – в ваших руках жизнь экипажа!» И мы пошли...
В единственном числе выполз я в обратную сторону. Зато в госпитале от радиации спиртом отпаивали. Перед обедом сестра несёт полный стакан, я его – хабах! На завтрак и ужин такая же порция. Ещё таблетки давали, ими я унитаз лечил. А спирт всегда до последней капли. Закусон, конечно, мировой: красная рыба, котлеты... Три месяца сидел на стаканном курсе лечения. Надо, говорят, было ещё полгода, волосы бы не выпали. Лысого меня невеста бортанула... Я и забичевал... Дай закурить, – смахнул в конце монолога слезу Фантомас.
Саня бросил целую пачку. Фантомас закурил и сменил пластинку с трагедии на загадки:
– Коктейль «Александр III» знаешь? – предложил для разминки.
– Нет, – не стал ломать голову Саня.
Его не интересовали царские коктейли, дребедень в пузырьке и подводная одиссея, он хотел в одиночку бороться с сигаретами. Но Фантомас не уходил.
– «Александр III» – это когда «Тройной» с одеколоном «Саша» смешать.
– Ты бы еще мозольную жидкость вспомнил, – брезгливо поморщился Саня.
– От мозолей влупил бы с удовольствием пару фунфыриков, – мечтательно произнёс Фантомас. – Убойная сила, как у денатуры!
– Дровишек надо подбросить, – поднялся Саня.
Отлучаясь от костра, он услышал за спиной воровской топот. Оглянулся. Топот производили башмаки отягощённого Саниной сумкой Фантомаса.
– Стой! – закричал Саня и начал развивать погоню.
Фантомас уходил от преследования, хромая на обе конечности. Преследователь, распираемый праведным гневом, рассчитывал догнать вора в два счёта, но уже через пятьдесят шагов дыхание зашкалило, ноги начали отстёгиваться. В результате – одна за другую запнулась, Саня, сдирая кожу с колен, живота и физиономии, рухнул обессиленным трупом. Хотелось выть от злости. Ладно сигареты – всё одно сжигать, и сумка – старьё, досадно: последний бичара, от лысины до пяток пропитый, безнаказанно не уважает его. А если бы такой на улице после получки грабанул? Плакали кровные денежки...
Возвращаясь по сумеркам домой, Саня ещё больше утвердился в мысли – куренью бой.
Глава третья
НЕ ПОКОЙ СНИТСЯ
И не леденцы муслякать против дымной соски, решил Саня. Он будет категорически воспитывать в себе лютую ненависть к заразе.
Как и предсказал у ритуального костра внутренний голос под номером три, каждое утро Саня покупал сигареты. Брал пару пачек термоядерной «Примы». Отнюдь не чтобы смолить. Только становилось невтерпёж от никотинного зуда, срывался в туалет. Зажимал ладонями требуемую организмом сигарету и с остервенением растирал над унитазом в пыль.
«На, падла, получи!!!» – приговаривал.
Мозоли, как от лопаты, в туалете набил.
– Чё ты поминутно бегаешь на горшок? – приставала жена. – Чё-то съел?
– Чем кормила, то и ел, – отмахивался Саня.
– С завтрашнего дня сам будешь готовить! – вспыхивала Ленка. – Плохая я, видите, хозяйка! Варю ему не то!
Кроме перемолачивания табака над унитазом, Саня применял ещё один тонкопсихологический приём борьбы с пагубной привычкой. Представлял себя ребёнком. Проснётся утром: с одной стороны – сопящая жена, с другой – урчащий живот, с третьей – панельная стенка. Усилием воли Саня заставлял себя отвлечься от набившей оскомину прозы и представлял – проснулся пацаном у бабушки в деревне.
Ни жены вокруг, ни живота. В раскрытое окно вливается хрустально-воздушный бальзам соснового бора, что за огородом произрастает, и дыхание у Сани под стать. Разве у курильщика такое по утрам? У него с самого ранья во рту как стая драных кошек переночевала. В груди горит, в горле свербит... По мозгам бьёт кувалдометром: «Курить! Курить!» И вот дрожащие руки хватают гадость с фильтром или без оного…
И дым отравы встаёт над страной...
Тогда как ребёнку дышится утром легко, вкусно...
С выдумкой работал над собой Саня, но и внутренние силы, ответственные за никотин, не дремали. Начнёт самоусовершенствоваться, а они гадость подсунут. Нарисует Саня в мозгах утро в деревне, бабулин дом, наполненный ласковым солнцем, не изгаженное табаком дыхание. И сопутствующую действительность вообразит: бабуля за дощатой перегородкой возится у печки, кот Рябчик запрыгнул на подоконник, а Саня наоборот – выпрыгивает из-под одеяла. И не за сигаретой бежит, а на кухню, молоко парное пить. Целебное, недавно из-под Пеструхи.
На столе, как обычно, кринка, стакан...
Наливает Саня, выпивает и, о Боже! Бес никотиновый подсунул ложку дёгтя в оздоровительную идиллию. Из стакана за пять минут до Саниного подъёма, выпросив у сердобольной бабули полфлакона «Тройного», опохмелился Рудольф Клявин, сосед.
Как в детстве полоскало Саню от этого коктейля «Пеструха III»!.. Полдня выворачивало наизнанку...
От таких воспоминаний бежит к туалетному санфаянсу растирать ни в чём не повинную сигарету...
Курить подчас хотелось как из пушки. Уши пухли, глаза чёрте что начинали выделывать. Вдруг резкость в них пропадёт. И тогда – не понять, кого обнять: где люди, где стены? Всё двоится, троится, плывёт и скачет. В таком состоянии однажды не вписался дома в дверь спальни – армированное стекло лбом, будто кувалдой, расколотил.
– Да кури ты, кури! – ругалась супруга. – У тебя скоро крыша поедет!
Саня держался, хотя «крыша» галлюцинировала. В автобусе сел девице на колени. Она была в чёрных колготках. На Саню одурь нашла, показалось: сиденье свободное, можно расслабиться. И плюхнулся. Хорошо, девица разбитная попалась, не закатила скандальной истерики. Сбросила квартиранта: «Ты бы ещё на бюст взгромоздился!»
Бюст, кстати, был не меньше сиденья.
Даже ночью покой не снился. Наоборот, как-то сон привиделся – закурил. В бане дяди Андрея. В той самой, в которой третьеклассником потерял невинность, осквернившись папиросным бычком. И так сладко во сне затягивался среди тазов и веников. Вдруг дядя заскакивает, с порога срывает с брюк ремень и ну гонять по предбаннику, потом – по огороду. Вроде как Саня уже не пацан. Но улепетывает. «Ты же, стервец, бросил!» – летит за ним по картофельным рядам дядя. Саня, убегая, дымит, как паровоз, чтобы сигарета не пропала у дяди под каблуком, если догонит. Ремень уже начинает свистеть над ухом. Вот-вот жиганёт по спине.
Видит Саня сон, и вдруг такое зло возьмёт на себя любезного: «Закурил-таки!» Последним негодяем себя чувствует. «Слабак! Баба бесхребетная! Стервец!» Безжалостно истязается, но сигарету не бросает...
А дядя... У него брюки на колени съехали, кальсоны белым лебедем взмыли над зеленой ботвой. И тут же, как от выстрела, рухнули вместе с хозяином в картофельные кусты. Спутанный штанами зарылся дядя носом в междурядье.
«Паршивец!» – кричит племяннику, отплевываясь от земли.
«Паршивец!» – соглашается Саня.
Соглашается тот, который категорически против никотина. А который «за», опять на поводу у беса. Отбежав на безопасное расстояние от дяди, натягивающего в лежачей позе, чтоб соседи не увидели, штаны, закуривает новую сигарету.
Зато, когда окончательно откроет глаза и поймёт: курил во сне, такая благодать в сердце вступит! Запел бы в голос типа: «Взвейтесь кострами, синие ночи!..»
Да жена под боком. Может взвиться вслед за кострами.
Глава четвёртая
БЕГ ОТ МЫШЕЧНОГО МАРАЗМА
Как сигаретная зависимость ни сопротивлялась, одолел Саня беса с фильтром и без. Пусть не сразу подчистую разделался, долго ещё гнездился в недрах организма вирус, толкавший на дымное дело, но это мелкие цветочки, главного змея искусителя скрутил в полгода. Прекратил броски к унитазу для уничтожения сигарет. В автобусах, садясь на сиденье, не шарил рукой под задницей на предмет чужих коленей. «Крыша» привыкла обходиться без яда.
И не успокоился на достигнутом. Не с чего было отлёживаться на лаврах. Ненавистная фотография и оригинал в зеркале ничем не отличались. На фото у моря Саня не курил, а в остальном резких сдвигов в сторону Апполона Бельведерского не наблюдалось. Живот как был шаром, так и не сдулся. Бесформенность бицепсов и трицепсов пребывала в том же разбулдыженном виде.
Глядя на фотографию, Саня поклялся уничтожить мышечный кисель с жировыми берегами.
Прописал бегом сбрасывать лишние килограммы в круговорот веществ в природе.
На первую пробежку, как моряк перед боем, во всё чистое нарядился.
Как в воду глядел.
Это во сне резво скакал от дяди по пересечённой картофельными кустами местности. Наяву – не тут-то было. Напрасно надеялся, что организм, покончивший с никотином, запросто запереставляет ноги в погоне за спортивной фигурой, а не так, как в тот позорно памятный вечер, когда доходягу Фантомаса не мог настигнуть.
Саня вышел на старт в рощу с твёрдым намерением сделать получасовую тренировку. Для начала вполне достаточно, а дальше будет видно, какие нагрузки давать. С вдруг пришедшими в голову гранёными стихами: «Гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире крепче гвоздей!» – весело засеменил к гвоздевому идеалу.
Первые шагов десять приближался к нему без натуги. Бежалось легко. Но уже на втором десятке обвально прошиб пот. После ста метров дышал смертельно загнанной собакой. Вскоре атрофировались все желания, кроме одного – покончить с мучениями. Внутренняя анатомия хором взбунтовалась против спортивного истязания – колола печень, ныло сердце, тошнило в желудке, темень падала на зрение. В пику бунту Саня вызвал на внутренний экран пляжную фотографию и, движимый лютой ненавистью к расплывшимся телесам, продолжал со скоростью беременной черепахи переставлять чугунные ноги. Ненависти хватило метров на двести, после чего Саня вместе с ней рухнул под берёзу.
В раскрытый рот лезла пыльная трава, на лоб взбежал трудяга муравей, над ухом заныл, готовясь к атаке, комар. Сане было наплевать. Хотелось затихнуть на веки вечные под древесной сенью. Сердце бухало так, что берёза осиной вибрировала до самой верхушки.
Через полчаса Саня смахнул со лба муравья, убил напившегося до отвала комара, сел, притулившись к стволу. Умирать уже не хотелось, но и жить не тянуло.
Никогда Саня спортивностью не отличался. Ну, пинал в детстве мяч. На уроках физкультуры прыгал, бегал, гранату метал без двоек. К соревнованиям не привлекался, но от дяди Андрея резво убегал.
А сегодня тот без напряга достал бы племяша. Срам! В прошлом году дядя, провожая Саню, принёс на вокзал «посошок» в пол-литровой фляжке. Они граммов по сто пятьдесят приняли, Саня сел в вагон. И вдруг дядя сорвался вдогонку отчалившему от вокзала поезду.
Что за пожар? Саня дёрнул окно вниз: в чём дело?
– Саня, – кричал на бегу дядя, – головой к окну не ложись! Продует!
Оказывается, забыл племяша-несмышлёныша нагрузить мудрым советом. И до конца перрона рысил, помахивая рукой.
За пять минут до забега, расцеловавшись на прощанье, пустил слезу: «Может, не увидимся боле, не доживу до следующего раза».
«А я доживу до его семидесяти семи, – самоистязался под берёзой Саня, – если в тридцать шесть еле ноги переставляю?»
На следующий день Саня достал пляжное фото. Глядя на целлюлит фигуры, мобилизирующе насупился и полез в кладовку искать кроссовки, которые накануне зашвырнул в дальний угол.
Много раз ещё падал под берёзки умирать, но с каждой тренировкой валился трупом хотя бы на метр дальше от дома. И всё реже доставал мобилизующую фотографию.
С подводным Фантомасом потягался в забеге через пять месяцев после первого старта. На одной из тренировок свернул на глухую тропинку и вдруг – Фантомас на пеньке. Опять какой-то пузырёк аптечного происхождения разглядывает.
– Попался, который кусался! – весело закричал Саня.
Фантомас не понял шутки, сорвался с пня и, засовывая в карман пузырёк, экспроприированный из дачного домика, побежал от греха подальше.
Между ними было метров тридцать. Саня ускорился, разрыв между старыми знакомыми начал сокращаться для тесной встречи. Однако Фантомас не торопился в объятия. Он проворно избавился от туфель, в которые принарядился на той же даче. Мокасины оказались великоватыми. Не для бега. В дырявых носках Фантомас легко пошёл в отрыв. Но и Саня подналёг. Убегающего гнал страх «бить будет», догоняющего – чувство ущемлённого у костра из сигарет достоинства.
Последняя движущая сила оказалась не хуже первой. Фантомас, как ни боялся расправы, начал снижать темп. Его голые пятки сверкали всё ближе и ближе к Саниному зрению.
«Не все скоту масленица», – победно подумал Саня, готовясь схватить обидчика за шиворот.
Вовсе не хотел отомстить Фантомасу за сигареты. Задачу наметил: доказать делом, не зря рощу топтал бегом – накопился порох в пороховницах.
Когда оставалось руку протянуть до победы и захватить обидчика в полон, Фантомас вдруг резко повернулся и выставил наперерез погоне лысый череп. Саня врезался в него на полном ходу. Казалось, пронзило Фантомасом до самых печёнок. Глаза вылезли из орбит, Саня согнулся пополам. И тут же получил грязным кулаком под глаз. Отчего сел на задницу.
Добивать противника у Фантомаса не было времени. Он стартанул в обратную сторону, за туфлями. Они хоть и были на размер больше, да больно глянулись. С рантами. А по роще тут и там шакальём шныряли конкуренты.
Саня плёлся домой на ватных ногах. В ушах стоял погребальный перезвон.
«А если бы в первый раз Фантомаса догнал? – думал сквозь хмарь в голове. – За сигареты вообще убил бы меня».
«Что я за мужик? – трогал наливающийся под глазом синяк. – Обворовывают, избивают. И кто? Бичара! Что дальше будет? Ведь волчьи законы с каждым днём развиваются. Цены скачут, как наскипидаренные, преступность растёт, как на нитратах... В школах предмет выживания от такой жизни ввели. Учат, как выкручиваться, если за горло берут. А в это бандитское время у меня жир по всему периметру».
После того случая Саня с ещё большим остервенением стал бороться за физическое совершенство.
Глава пятая
КТО ТАМ ШАГАЕТ НАЛЕВО?
И пришло время, в которое, рассматривая себя в зеркале, не испытывал приступ слюноотделения, когда хотелось заплевать отражение вдоль, поперёк и в шахматном порядке. Физиономия утратила самодовольную округлость. Дирижабль утробы умерил объёмы. Пока фотомодельных позывов соваться в объектив в плавках не возникало, а все же гордость щекотала себя. Могём!!
Улучшая зеркального двойника, Саня продолжал утрамбовывать тропу бегуна. По часу мог без устали не вылазить из рощи. Параллельно бегу, бывало, песню мурлычет или думы думает...
Однажды додумался.
Можно сказать, протёр глаза и шлёпнул себя по лбу: ё-ё-ё! Супруга-то залевила!! А он, лопух, у себя перед носом не замечает бревно криминала интимного свойства. Саня по инерции продолжал переставлять ноги, лихорадочно прокручивая в голове домашнюю хронику, анализируя факты вчерашний дней.
Сами понимаете, за руку супругу с наставлением рогов на тропе поймать не мог. Однако косвенные улики перед мысленным взором предстали. Менделееву понадобилось уснуть, чтобы химэлементы встали на свои табличные места, у Сани наяву вся домашняя химия открылась. Как суббота или воскресенье, супруга накручивает кудри, маникюр-педикюр наводит и другую красоту по всей открытой на показ площади. И даже закрытой. Зачем, спрашивается в кроссворде, зимой педикюр? А он и в морозы не переводился. Нарядится красоткой и попылила из дому.
Официальная причина была из железа с бетоном. С него и хлопал Саня ушами в неведении. Причём – с удовольствием. Нарадоваться не мог регулярным отлучкам. Суббота, а супруга не мельтешит перед глазами. Воскресенье, а не вяжется банным листом: туда сходи, то сделай. Блаженствуй себе перед телевизором. Да мало, что не зудит, не пилит. Она в отлучке деньги куёт.
Так верил счастливый супруг.
Два года назад Ленка подработку нашла – страхагентом. Под этим видом исчезала на радость Сане в выходные. Клиентов, дескать, страховать от несчастных случаев, воровства, грабежа и пожаров со стихийными бедами. Агента, известное дело, вне зависимости от красных дней календаря, ноги кормят.
В тот памятный день, когда нашего героя, как Дмитрия Ивановича Менделева, пробила «эврика», жена тоже ушла расфуфыренная. Саня приятное времяпровождение начал с пробежки, потом планировал покейфовать с книжкой в ванне...
До кайфа не добежал, запнулся меж берез и сосен: а чё это она вдруг так собирается на страхмероприятия?
В театр или в гости идти – проще выглядит. Расческой пару раз махнёт, помадой на ходу мазанётся и порядок. Кудри по настроению может накрутить, чаще и так сойдёт. А тут обязательно причёска, всенепременно душ и бельё парадное. Не подумайте – Саня в щелку подглядывал. Супруга не думала прятаться, туда-сюда, наряжаясь, по квартире в ниглиже носится, еще и какое-нибудь «ля-ля-ля» весёлое напевает...
«Совсем за лопуха держит!» – подумал Саня.
Узрев перед носом подозрительные факты, начал крутить их так и сяк. Конечно, страхагентше надо с изюминкой выглядеть. Кто мымре заношенной захочет свои потом и кровью заработанные платить? «Может, это спецодежда?» – гадал Саня. И тут же грызли сомнения. Хорошо: кудри, платье – понятно. Но при чём здесь тщательный подход к нижнему белью? Не к врачу на прием идёт! «А если, – рассуждал дальше, – именно полный набор, по-современному говоря, прикид, вплоть до невидимых постороннему глазу парадного бюстгальтера и кружевных плавок с розочкой на кокемане даёт предельную уверенность в себе? Без наличия которой не уломать прижимистого клиента. Не убедить раскошелиться на страхдоговор».
Логичный вывод.
«Но почему в женско-критические дни дома сидит?» – подвергал логику убийственному сомнению Саня.
«По нездоровью сомневается в своих силах, боится рисковать, – делал контрдовод. – Лучше позже навалиться на клиента наверняка, чем спугнуть шанс».
И тут же злился: «Бредятина ВСЁ это. У неё так просто ничего не делается. Попусту себя утруждать никогда и ни за что не будет!»
Рушилась у Сани многолетняя надежда – он незаменимый до гроба подарок для жены.
Саня сдержался, не стал рубить с плеча, скандалить, тут надо наверняка накопить информацию.
Каких-то новых обличительных фактов не проявлялось, хотя всё чаще и чаще Ленка каменеть стала, когда на неё руку с любовью возлагал:
– Не лезь! Отстань! У тебя одни глупости на уме!
По осени она совсем перешла в страхагентство работать. Мужички там и бабоньки оторви да брось собрались, не монастырь. Раза два в месяц точно у них отвальные, привальные, дни рождения. Исключительно без дров – жен-мужей – проводятся. Такая традиция устаканилась, сугубо с членами коллектива отмечать.
К слову сказать, никогда жена позже восьми не возвращалась с выпивончиков. Опять же и возвращалась в состоянии чуть пригубившей винца. Не придерёшься.
Но однажды, в пятницу, восемь часов стрелки нарисовали – нет Ленки, десять – нет. Концерт по телевизору из серии: раздайся, народ, песня-пляска идёт, – начался, а у Сани он в одно ухо влетает, в другое вылетает – нет на эстраду в голове перегородок, одна супруга на уме. Минут десять перед экраном поторчит и на балкон, как на наблюдательный пункт, бежит. Поглазеет по сторонам, померзнёт и снова в концерт, не снимая пальто-шапку, уставится. А зачем снимать, если скоро опять с балкона Ленку высматривать: одна заявится или с провожатым?
Наконец, засёк в первом часу. Издалека признал. Шапка, пальто, сумочка до земли – всё её, но с кем на пару идёт – вопрос. Вроде мужчина, да с девятого этажа на сто процентов уверен не будешь. Может, и женщина, а сердце подсказывает – хахаль. Тот, к которому по выходным в плавках с розочкой ходит.
План у Сани в голове сложился со спины их застукать. В фас могут разбежаться или принять вид: я не я и лошадь не моя, а со спины легче за руку на месте преступления схватить.
Тактику выбрал, пока они вдоль дома идут, сквозонуть по крыше встречным курсом, спуститься на землю из последнего подъезда и сказать им в затылки ласково: «Вы подписались на газету “СПИД”?»
Красиво себе Саня их реакцию представил, да пока в тыл по крыше заходил, хоть и бежал хорошо, что значит тренировки в роще, затылки исчезли в подъезде. Метнулся Саня следом ловушку захлопнуть, но дверь подъезда открыть не успел, слышит с внутренней стороны к ней кто-то бежит. «Хахаль!» – решил Саня. Отступил в сторонку, чтобы дверью не пришибло, а когда хахаль на улицу выскочил, Саня на него сзади налетел и без предупреждения схватил за горло. Трагедия Шекспира на подмостках жизни да и только. Мол, раз ты из моей жены любовницу смастерил, я сначала тебе кислород пережму, а уж потом ей, Дездемоне такую козу заделаю.
– Что, котяра! – начал Саня убийственный монолог, – попался! Сейчас я тебя стерилизовать буду!
В отличие от Отелло – решил мстить по полной программе.
Котяра категорически не согласен с данной трактовкой. Хрипит, лягается, локтями бьёт.
Саня-Отелло вдруг на фоне бурного протеста выясняет, что не котяру душит, не заразу хахаля, который позорные рога на Санином лбу выращивает, а соседку Марию. Та сторожихой в детсадике, что во дворе, подрабатывала, ну и, торопясь на пост после домашнего чая, угодила в хахали.
Хотя нечего было мужскую шапку и брюки надевать. Мужик мужиком в темноте. Хорошо, Саня одной рукой душил, второй вовремя наткнулся на женские прелести...
Так бы остался детсадик в ту ночь без охраны.
Извинился Саня, отпустил Марию, сам в подъезд бесшумно вплыл. Прислушался – есть! Парочка наверху шуршит-шушукается, но не разобрать: жена там или кто другой? Высоко стоят. Для опознания ближе надо подкрасться.
И опять хреновина с морковиной: правый сапог у Сани скрипит, как из пушки. Чистейших итальянских кровей, а как несмазанная телега. Сколько кремов Ленкиных для лица извёл, результат не в Санину пользу. В общей толпе не бросается в глаза, как по тишине идти, хоть уши затыкай. Когда первый раз Саня сапоги надел, в такой пассаж вляпался...
Пошли с Ленкой в театр на комедию. Сели, свет погас, занавес разъехался, супруга вспомнила: утюг из розетки забыла выдернуть. Свинье не до поросят, когда её на костёр тащат, повскакали наши театралы с мест квартиру тушить. И актёр на сцену с телеграммой выскочил, рот раскрыл пьесу начинать, а Санин правый сапог как заскрипит навстречу спектаклю! Театр при царе Горохе строили, муха на сцене пролетит – глухой на балконе проснётся. В такой дореволюционной акустике сапог, что гром среди ясного неба.
Актёр позеленел, рот захлопнул, убежал за кулисы.
Сане извиняться некогда, пожар ждать не будет, на левый сапог встаёт, здесь итальянцы классно сработали, без скрипа. Но актер опять выскочил, рот раскрывает. Тоже не терпится побыстрее начать, чтобы домой пораньше вернуться. А Саня уже правую взрывоопасную ногу поднял и застыл, как собака у столбика. Боится спектаклю помешать. Ведь актёр заслуженный, а ему сапогом слово сказать не дают. Саня решил, не сгорит поди дотла, если подождать минутку, начнёт комедию, тогда под шумок выскочат.
У жены свое мнение – дёрнула за рукав: пошли. Не удержался Саня, со всего маху опять заскрипел поперёк пьесы. Актёр от злости разорвал телеграмму, убежал жаловаться. Наши театралы следом пожар тушить...
Такая на Сане обутка в тот тревожный вечер, перешедший в боевую ночь, была. В ней только шпионов на границе распугивать. А Сане наоборот, беззвучно надо подкрасться к парочке, застукать криминал во всей красе.
Снял в руки сапоги, крадётся по ступенькам, пыль и холод на носки наматывает. А любовников как обрезало, перестали ворковать. Вынуждают детектива в упор приближаться. Хорошо, на втором-третьем этажах лампочки не горели. Двигается Саня по темноте, нервы на крайнем пределе, руки душить паскудство чешутся. А любовники, Саня всеми печёнками с селезёнками чувствует, целуются.
Операция складывалась строго по плану и была в двух шагах от успеха, кабы Тузик – зараза два раза – не выскочил. Шмакодявка, но злющий, как хозяева, которые завели пса, а в квартиру не пускают. Под дверями живёт. И если лифт не работает, облает на десять рядов, пока поднимаешься по лестнице.
Всю конспирацию гавканьем завалил. Саня готов был прибить на месте, в лай правым-левым сапогом запустил.
– Пошёл вон, – закричал, – скотина!
Заскулил раненый Тузик, а сверху кто-то камнем мимо Сани пролетел, только башмаки по ступенькам пробухали. Саня следом. Из подъезда выскочил, трёх шагов сделать не успел, с супругой нос к носу.
– Ты куда? – спрашивает Ленка.
– Хахаля твоего, – на бегу Саня отвечает, – ловлю для стерилизации!
На что Ленка аж подпрыгнула на месте.
– Ты чё, – кричит, – врёшь и не морщишься?! Там девица бежит!
Саня присмотрелся – точно девица улепетывает.
Жена как понесла: она чёрт знает куда в район ездила машины страховать, заработала на куртку сыну, а он босиком по снегу баб гоняет!..
Прокол у Сани получился.
Хотя подозрения не исчезли. Даже усилились. Ленка в ту ночь не окаменела, когда через час руку с контрольными любезностями на неё положил. Не отшила: «У тебя одни глупости на уме!» То без причины красный свет интимным начинаниям, а когда самый момент запрет наложить, она объятия супружескому долгу раскрывает...
Нет, думал и дальше Саня, не чисто...
Глава шестая
БЕСПОНТОВАЯ «Б»
Саня лежал с открытыми в темноту глазами. Сон, хоть эти самые очи зашивай, не шёл. Горькие думы «как быть-поступить?» терзали голову. Нечисто с супругой, ой, нечисто! Левизна непременно есть. Что с ней делать? Выслеживать по улицам? Вынюхивать у подруг и сослуживцев? Это ведь самому ниже плинтуса опуститься.
Сестра двоюродная Галка в прошлом году учудила – смех и слёзы. Ревнивая с мокрых пелёнок. К сорока годам вообще житья себе не даёт. Страшно смотреть, как человек изводится. Предмету зверской ревности мужу-Вите, тоже не мёд. По юбочному делу никогда и не был донжуаном. Может, глубоко внутри не прочь, но снаружи – мечтает дожить до естественной смерти. А не от прелестных ручек супруги...
Галка не простой ревнивец-дилетант – профессиональный сыщик, четырнадцать лет беспрерывного стажа в уголовке. Следственно-оперативную работу знает лучше учебника. Витькины карманы с первой брачной ночи шмонает. Швы и те проверяет, нет ли женского волоса. Утром, отправляя на службу, тайком зафиксирует исходное состояние, вечером – контрольная проверка. Не дай Бог на носовом платке следы подозрительного происхождения или фантик от конфетки в кармане. Сразу допрос с пристрастием...
Записную книжку Витьки знает до последней запятой. И вдруг там обнаруживаются свежезанесённые строчки: «ул. Зелёная, дом 14, квартира 3, ост. «Дворец культуры». Котенко Б.».
Не Витькой выведено. И не мужиком. Буквочки кругленькие, одна к другой игриво цепляются. Без графологической экспертизы видно – женская рука.
– Это что за «Б»? – сунула под нос мужу вопиющую криминалом запись.
Где-то в голове, на задворках бурно начинающегося следствия, была надежда у детектива: Котенко – особь мужского пола. На «Б» женские имена на ум не приходили.
Муж разрушил надежду дурацким «не знаю». И ошарашено округлил глаза на «Б».
Наотрез отказался. Книжка записная его, откуда «Б» образовалась не признаётся.
– Чё ты зеньки-то вылупил? Чё? Не знает он! Сейчас узнаешь, – Галка схватила плащ и Витьку. – Я тебе покажу «Б»! Ты у меня навсегда забудешь, где у них что под юбкой расположено.
Сграбастала Витьку, на остановку «Дворец культуры» повезла. Он попытался отказаться от очной ставки. Дескать, не делай из меня клоуна.
– Давай без шоу, – отрубила Галка, – не то в наручниках повезу.
И пистолет в сумочку положила. Не газовый. С металлическими пулями. Табельный. В те времена уже покончили с прежней строгостью, когда ствол после дежурства не моги не сдать под роспись. Либерализм огнестрельный начался в органах. На Витькину голову.
Поехали они с пистолетом прямиком на Зеленую, дом 14, квартира 3.
Открыла кругленькая, лет двадцати пяти, бабёнка. В наманикюренных пальчиках сигарета. Из-под халатика бюст рвётся гостям навстречу. Коленки сахарные гостеприимно белеют.
– Вы Котенко Б.? – без наводящих вопросов переступила порог Галка.
– Я, – поправила на груди халатик бабёнка.
Витьку сразу пот холодный прошиб – как бы Галка стрелять не начала. Он хоть и далёк был от театра с его законами (работал по электрической части), тем не менее знал, если в спектакле появилось ружьё – могут убить. А тут не «тулка» однозарядная, пистолет с полной обоймой – столько трупов можно нащёлкать, сцены не хватит разложить…
Галка, убедившись, что под «Б» особа женского рода скрывается, понесла её по матерным кочкам. За четырнадцать следовательских лет не считано, сколько хулиганья и урок через кабинет прошло. Галка на «б» и остальные весёлые буквы почище зеков заворачивает.
Бабёнка халатик на грудь вырывающуюся натягивает, отказуху гонит:
– Нет!.. Первый раз вижу!.. Не спала!..
Галка детектив прожжённый, ей ли не знать повадки подследственных: отрицай с выпученными глазами «я не я и лошадь не моя». До последнего не соглашайся приговор себе подписывать.
Галка полезла в сумочку за стопудовым вещдоком – записной книжкой. Надоело бесстыжее отпирание.
Витька подумал: начинается театр с вешалками! Сейчас ружьё из бурно разворачивающегося спектакля стрелять наповал начнёт.
Мокрое дело на Чехова не спишешь. Жена хоть и работник правоохранительных органов – закатают в тюрьму за милую душу. Бросился мешать Галке в сумочку с огнестрельным оружием залезать.
Галка подумала: всё правильно – испугался, что истина наружу лезет.
– Пусти! – кричит. – Убью!
– Не дури! – Витька изо всех сил вцепился в сумочку.
– Жалко профурсетку! – еще больше разгорелась Галка. – Значит, кувыркался с ней!
Тянут-потянут сумочку в разные стороны. Не может Галка вырвать для предъявления железного доказательства. Как ни упирается – не в силах перебороть на смерть стоящего мужа, чтобы натыкать мордой эту курву сисястую и Витьку заодно. Пыхтит Галка, матерится – бесполезно. И вдруг на фоне неудачного поединка такое взяло её отчаяние, такое безразличие из серии: а идите вы все куда подальше мелкими шагами...
– Да затрахайтесь в доску! – закричала чуть не плача.
И как швырнёт Витьку на пышную грудь бабёнке.
– На! подавись!
«Б» от броска полетела вглубь квартиры. Витька за ней, прилипнув по инерции к упругому бюсту.
Потом, когда дело было закрыто за отсутствием улик, долго в памяти стоял аромат холёной дамочки.
У Галки затмение с отчаянием быстро прошло, следом прыгнула, пистолет выхватила и выстрелила. Не в мужа – всё равно жалко. И не в бабёнку – оно надо сидеть из-за какой-то шлюшки. Пальнула поверх сладкой парочки. Витя остолбенел, бабёнка отпала от его груди в обморок. А Галка по-хозяйски схватила мужа.
– Хрен тебе, а не «Б» с титьками! Обрадовался!
И потащила Витьку с Зелёной – дом 14, квартира 3 – восвояси.
Где опять за рыбу деньги: запустила Витьке в физиономию чемодан с вещами:
– Видеть тебя не хочу!
Муж нет бы доводы в свою защиту излагать, стал молча обуваться.
Галка опять взвилась:
– К «Б» собрался? Кобель занюханный! Я тебе покажу «Б»! Я тебе устрою титьки безразмерные!
И за сумочку с пистолетом...
Донельзя перегрелась на почве ревности. Руки зачесались всадить мстительную пулю...
Выхватила смертоносный ствол...
Но кровавой стрельбы, вопреки Чехову, не последовало.
Светка, доча любимая, уберегла папу от поражающих выстрелов в сердце и другие важные органы. Вовремя нарисовалась из школы.
Тут-то вся подноготная шекспировской трагедии с Дездемоной в роли Отелло наружу вылезла.
Компрометирующую с ног до головы запись сделал никто иной, как она, родная доча Светик-семицветик. Пятнадцать лет, а уже не прочь похихикать над слабостями родаков, то бишь – родителей. Шутки ради, зная следовательский характер мамочки, написала в записную книжку папочке адрес новой химички. Вредной и выпендрёжной.
– А если бы застрелила его! – ругалась Галка.
– Мам, ты чё такая беспонтовая, приколов не понимаешь? – подлизывалась нашкодившая доча.
Такой прикольный случай был у Сани был перед глазами.
Глава седьмая
ПОГРАНЕЦ
Саня не хотел вляпаться, как сестра Галка. Но и надеяться, что со временем Ленка перебесится – дохлый номер. У походячего моря ждать погоды – это как до луны пешком.
Саня повернулся на бок, упёрся животом в стену. «У неё тоже одна жизнь, – посолил философией рану. – И не двадцать беззаботных лет позади, климакс не за горами, напоследок красивого хочется, а тут я с пузенью...»
«Так что теперь задницей перед другими крутить?!»
Нет, конечно. Но и компромата стопроцентного нет. Моралью на пустом месте не проймёшь. И раньше характер скандалиозный был, как начала больше Сани зарабатывать, вообще на косой козе не подъедешь. Попробуй заикнись против, может в такой разнос пойти... А тут не баран чихнул, обвинение в слабости на передок. Но и сидеть сложа руки, когда, очень может стать, кто-то использует твою жену в хвост и в гриву, не хотел. Не мог примириться с такой несправедливостью. Жалко отошли времена, когда вожжами мужик бабу отходил и баста...
Такие мысли точили Саню. Не позволяли забыться мирным сном. Раздражала жена, посапывающая рядом, часы на стене, пожирающие клацаньем секунды, живот, который никак удобно не укладывался, словно протез холодный, а не родная утроба. А ведь был уже скромных размеров, но сегодня мешался под ногами сна.
Хлопая глазами посреди ночи, Саня вспомнил Погранца...
Еще летом того приметил. Постоянных бегунов в роще насчитывалось несколько экземпляров. С прибабахом – двое. Один в любую погоду, будь то солнце, будь то снег – в трусах и с лыжной палкой средь берёзок рассекал.
– На кой палка? – полюбопытствовал как-то Саня. – Для балансировки?
– Ага, – сказал на ходу коллега по спорту, – В позапрошлом году бегу, душа поёт, думаю, сегодня километров тридцать дам. Вдруг из-за дерева овчарка с корову ростом вылетает. Следом крик: «Не бойтесь! Она добрая!» Я и не испугаться. Не успел. Эта «добрая» как цапанёт за филейную часть... Будь в тот момент палка в руках, защитил бы мягкий тыл от рваной травмы. А так из-за неисправности задницы не смог в «Сибирском марафоне» участвовать. С той поры палку из рук не выпускаю...
Второй бегун оригинального пошиба, под два метра ростом, топтал рощу в кирзовых сапогах, перепоясанный широченным монтажным поясом (как позже выяснилось, начинённым свинцом). И тоже руки не пустые. С лопатой.
Саня думал, шанцевый инструмент той же предохранительной функции – четвероногих друзей отгонять. Лопатой даже лучше приструнить по башке.
Оказалось, не в собаках дело. Погранец, так Саня после знакомства звал бегуна с лопатой, брал её для более экзотических целей. В один летний вечер Саня выскочил на глухую полянку и наткнулся на Погранца, копающего яму.
– Озеленением рощи занимаемся? – юморнул Саня.
– Шёл бы ты лесом, – недружелюбно вонзил лопату в яму землекоп.
Саня пошёл. Недалеко. После чего на цыпочках вернулся для сбора разведданных. Интересно ведь, что это бегуну запоносилось рыться в лесу? Клад ищет? Или наоборот – ценности закладывает на хранение?
Погранец копал босиком. Запылённые кирзачи стояли в пяти метрах от земляных работ. От землекопа во все стороны летели комья, почему убрал подальше обувь. Углублялся в землю, будто кто-то за ним гнался. «Если дерево сажать, зачем дальше идти? – подумал Саня, когда Погранец, вырыв яму по колено, не остановился. – Значит, что-то прятать собрался».
Уйдя в поляну по ягодицы, Погранец достал из кармана рулетку, измерил глубину проделанной работы и отбросил лопату.
После чего занялся странным для наблюдающего из засады делом. Посудите сами, пусть и не так далеко от города, но всё же в стороне от столбовых тропинок, молодой здоровяк выкопал яму и... начал в ней подпрыгивать с серьезным лицом. Раз, другой, третий... Передохнёт и опять скачет в яме, будто задумал ракетой шахтного базирования уйти в небеса.
«Больной на мозги что ли?» – подумал Саня и психологический дискомфорт закрался в душу. Вдруг попрыгун-копатель заметит соглядатая в кустах? С шизоидными замашками огреть лопатой и в той же яме закопать – раз плюнуть. Саня даже дышать перестал.
К счастью, Погранец по сторонам не глядел. Напрыгавшись досыта, принялся яму закапывать. «Во, дурак, – подумал Саня, – Извращенец. На травке скакать нельзя было?»
В этот момент на противоположном краю поляны у сапог появилась рука Фантомаса. Она тянулась к рабоче-крестьянской обуви явно не с целью пощупать качество выделки кирзы. У берёз запахло криминалом. Погранец, увлеченный ямой, стоял спиной к воровству. Фантомас, пользуясь ротозейством, утянул сапоги в кусты и на четвереньках попятился вглубь леса.
– Сапоги! – выскочил из укрытия Саня. – Держи его!
Вдвоём с Погранцом ринулись за Фантомасом. Тот зайцем запетлял по стёжкам-дорожкам. Отдохнувший в засаде Саня, бежал легко, напрыгавшийся из ямы отставал от сапог.
Саня был уверен в победе. Соперник навряд ли улучшил результаты со дня последнего совместного забега, тогда как Саня всё лето провёл в тренировках. Расстояние между ними начало сокращаться. «Ну, нет, – думал Саня, – сегодня меня на калган не возьмёшь». Наученный больным опытом, был готов к коварному приёму – резкой остановке противника и атаке черепом в живот. Фантомас не стал тормозить. На ходу швырнул в преследователя сапогом. Попал в самое яблочко – в пуп, Саня подкошено рухнул на колени, задёргал ртом в поисках воздуха. Слёзы брызнули из глаз. В живот будто двухпудовой гирей из катапульты заехали.
Сравнение имело под ногами почву. Повезло, второй сапог в миллиметре от головы просвистел. Не закрепил образность речи. А так бы Саня отбегался. В лучшем случае – пополнил ряды спортсменов психушки. У Погранца в сапогах были свинцовые прокладки. В палец толщиной.
Это Саня узнал, когда Погранец помог подняться.
Бегуны вернулись на поляну с ямой. Погранец прыгнул в неё и тут же усилием одних ног выскочил на берег.
– Попробуй! – предложил Сане.
Тот как ни пыжился, повторить аттракцион не смог.
– Если тренироваться постоянно, – сказал Погранец, – с каждым днём увеличивая сантиметров на пять глубину, будешь в результате, как шаолиньский монах, который сам, метр с кепкой, а вылетает из двухметровой ямы, будто чёрт из табакерки.
Потом они лёгкой трусцой побежали из рощи. Погранец на ходу принялся учить Саню жить.
– Я ушу занимаюсь. Оно всю мне судьбу перевернуло. Раньше, хрен ли по фигу, копчением неба занимался. А жить надо, как шелковую нить на основу наматывать: виток за витком, виток за витком, виток за витком, и с каждым витком – всё совершеннее становиться...
Глава восьмая
УШУ
Они бежали по вечереющей роще. Солнце, умаявшись за день, сваливалось за горизонт. По холодку активизировались злокусучие комары. Погранец продолжал вести ушистскую пропаганду:
– И тебе советую заняться. Себя снаружи и изнутри приведёшь в порядок. Ты в самом соку мужик, а лишний вес со всех сторон распирает. Это какая нагрузка на организм! И видок непрезентабельный. Я за каких-то полгода всё сало сжёг. А тоже после армии понесло, к двадцати пяти годам пузень разбух: ударь – обрызгаю.
– На ушу, наверное, вы как лошади пашете? Чтобы ногами, как руками махать, сколько тренироваться надо!
– Без труда не вытащишь русалку из пруда. Но конечностями в морду бить не главное. Так только чайники думают. Ушу – философия прежде всего. Стратегия и тактика жизни. Хрен ли по фигу, без него сейчас вообще не выжить. Все под кирпичом, что с крыши падает, ходим. Сенсей три года назад так поломался...
– Автомобиль южнокорейский?
– Сам ты баран. Сенсей – это мастер, тренер. Три года назад он на бетонном полу неудачно назад сальтанул. Врачи предсказали: лучшем случае – инвалид на коляске. Сенсей доказал этим «будем лечить или так умрёт», что им даже коней доверять нельзя. Медитацией восстановил себя лучше прежнего. Опять во все стороны сальто скачет. Если бы понадеялся на таблетки с уколами, верная хана. Наша коновальная медицина и раньше была – за версту её обходи, а как бесплатную отменили, вообще – туши свет, кидай гранату к ним записываться. У тебя на платную деньги есть?
– Нет.
– Значит, на себя надейся, а не на лекарей-аптекарей.
– Чё, ушу таблетки бесплатные выдаёт?
– Чё-чё? Карабин через плечо! Освоишь медитацию – а это саморегуляция организма без всяких аптечных гадостей. Научишься управлять энергией, эмоциями, станешь свободным от всякой заразы. Я, хрен ли по фигу, знаешь, как раньше от баб зависел? Безвылазно в голове сидели. С утра до вечера хотел беспрерывно. Каждый день подавай и побольше. Ни одну юбку не пропускал. Как из армии дембельнулся, – служил на заставе в горах, где проще было через границу перейти, чем живьём бабу увидеть, – как с тех краев непуганных аксакалов приехал, удержу не было. Хочу всегда, хочу везде, хочу на суше и в воде. А сейчас на тренировке напашусь, по роще пробегусь и хрен они мне по фигу.
В случай чего – медитацию против них врубаю. Раньше попалась на глаза чуть симпатичнее Бабы Яги, сразу начинаю голяком представлять. Мышление у меня в этом разрезе очень пространственное. Она, к примеру, передо мной в шубе толстенной, а я в обнаженном многообразии до последней запятой её вижу. Будто в банном номере мы, а не в трамвае битком забитом. Энергия от такой заводной картины во мне возникает, как в гранате противотанковой. Лезу знакомиться, и пошло-поехало... Сейчас пусть хоть в насквозь прозрачном платье впритык прижатая стоит. У меня на все женские капканы и эротические выпуклости стопудовое противоядие.
– Ну-ка, ну-ка, что за рецепт? – заинтересовался Саня.
– Представляю её на унитазе. И желания знакомиться как ни бывало. Ты не подумай, что от ушу «на полшестого» всю дорогу. Ни в каком макаре. Функционирую дай Бог каждому. И качество возросло. Раньше скакал по бабам, как заяц по капустным грядкам, который там куснёт, тут грызнёт. Ни себе, ни людям. Бывало, пару минут объятий и... «конец связи». Готовь контакты к следующему сеансу. А теперь только «конец связи» подходит, рисую в голове отвлекающий от него образ. Шаолиньский монах может при надобности раскалиться, как утюг. У них есть испытание простынями. Раздевается догола, обматывается смоченной в проруби, аж вода течёт, простынёй и, погнав на кожу внутреннюю энергию, сушит, как на печке. Я, чтобы «конец связи» в объятиях оттянуть, представляю, что на спину мне из ледяной воды простынь бросили. Такую дубарную, что запросто обеспечит право-лево-кругостороннее воспаление лёгких. Но я включаю до упора воображение и сосредоточиваюсь на сушке. Даме в этот момент всё равно, что у меня на спине делается, главное – «конец связи» за горами за долами. И так я наловчился энергию на мокрые простыни гонять, могу за один сеанс пять штук просушить.
А знаешь, какая у меня с ушу экономия на жратве? Сколько мы добра порожняком через себя прогоняем, деньги на навоз переводим? Я раньше без сала чай пить не садился. Как хлеб его наворачивал. Сейчас вообще не употребляю. Мясо тоже: есть – хорошо, нет – ну и ладно. Сенсей вообще вегетарианец. Прикинь, это в наше собачье время, когда многие только на горшок и работают.
А за себя постоять! У нас и кулаками научишься работать! Но не это главное. Будь на моем месте шаолиньский монах, он бы Фантомаса с его чёрной аурой сразу почувствовал. В бег беги соревноваться с придурком, как мы с тобой, не стал, а шибанул на расстоянии энергетическим импульсом, и летел бы Фантомас по кочкам, забыв сапоги и маму родную. Я, конечно, таким макаром ещё не научился. Тут не один год надо. А мастера, хрен ли по фигу, такое умеют... Например, отложенная смерть. В толпе подходишь к врагу, как бы невзначай даванул ему в нужное место, через несколько часов он вдруг кони бросает. А чё к чему и от чего, никто не врубается. Из него в момент вся жизненная энергия улетучилась. Можно, лежа на диване, медитируя, мысленно пойти к твоему обидчику и заделать ему какую хошь козу. Например, чтобы у него мужская сила стала «на полшестого»...
...В темноте ночи, под посапывание жены, вспомнил Саня тот разговор. «Освоить бы влияние на подсознание других», – думал. Тогда можно Ленку без скандалов, выслеживаний и вынюхиваний корректировать. Она бы и сама не въезжала, почему вдруг налево расхотелось? Не тянет и всё. Или на хахалей её влиять, чтобы у них «на полшестого», и хоть тресни – ни минутой вверх... Она приходит, «я вся горю, бери – твоя», а у него – любовь прошла, завяли корнеплоды...
Под утро Саня решил записаться в ушу.
Глава девятая
СЕНСЕЙ
Саня пошёл на тренировку ушистов. Для начала в качестве зрителя. С балкона любопытствовал на философский спорт для выживания.
Чуть было сразу не развернул оглобли подальше от этого умственно-физического развития. Ушисты резво побежали по кругу, потом по команде тренера, то бишь сенсея, разом нырнули головами в пол. «На комикадзей готовятся что-ли?» – подумал Саня. А те нырнули, перекатились на ноги и дальше без остановки. И так раз двадцать подряд. Вскочат, разгонятся и опять летят мордой вперёд, как с обрыва в речку. Приглядевшись, Саня различил, не темечком врезаются почём зря. Вовремя голову под мышку убирают и приземляются на плечи. Которые ведь тоже не казенные. Со всего маху, на скорости, бросить себя на пол – это любым местом больно. Ушистам хоть бы хны. Даже не отряхиваются. Нырнул, вскочил и дальше по кругу. Позже после таких тренировок Сане хотелось приложить к себе пятак метра в полтора диаметром. Сплошной синяк на спине после нырков был.
Сенсей отдавал команды на китайском, но был некитайского пошиба: нос картошкой, глаза поварёшкой, сразу видно не на рисе с бамбуком – на щах вырос. Зато одежда... На голове шитая золотом чёрная шапочка, сродни тюбетейке. Только выше. Сам в чёрной, атласно блестящей блузе с рукавами разлетайками, на груди и на спине которой водились кровожадные звери. Красно-жёлтые драконы рвались растерзать окружающих. Брюки антрацито чёрные, как у дирижера симфонического оркестра. Только без стрелок. Зато палочка в руках поувесистее. Такой симфонию не отмахаешь – рука отвалиться. А назначение аналогичное – руководить. Ушисты должны вести себя как по нотам. Отступил от партитуры – получи. Да не дирижёрское предупреждение издалека, а по заднице или другому месту.
Сане поначалу частенько доставалось по животу и чрезмерным ягодицам.
– Убирай! – приказывал сенсей.
Обидно, а что делать?
Еще и кланяться надо в благодарность за учёбу.
В ушу без поклона к сенсею не подходи. От чего Саню коробило. Не средний век как-никак.
«Тогда кланяйся своему пузу! – усмирял гордыню Погранец. – Противно поклоны бить! А жир распускать не противно?»
Насчёт целлюлита приходилось соглашался.
Нагрузки были лошадиные. Например, бег по кругу вприсядку. Ноги отстегивались уже на первых метрах.
– После таких тренировок, конечно, будешь свободным от женской зависимости, – невесело говорил Саня Погранцу.
– Втянешься, – смеялся тот. – Дай лучше пробью бок.
И заносил указательный палец, целясь ткнуть под рёбра.
– Уйди! – защищался Саня.
Погранец хотел сделать из пальца стенопробойник. Постоянно тыкал им в стену, стол, во всё, что под руку попадётся. Со временем палец должен приобрести стальную твердость и входить в противника, как в масло. Ткнул... и ножа не надо.
В будущем планировал не только противников протыкать. На тренировках и дома учился стоять на пальцах рук. Уже обходился без мизинцев. Затем отпадёт надобность в безымянных... Идеалом совершенства было – воткнуть указательный в землю и сделать на нём стойку вниз головой.
Глава десятая
ВАНЦУЙ
Как догадался читатель, Саня, посмотрев зверскую тренировку ушистов, по принципу: глаза боятся, а шея в петлю лезет, – записался в китайское единоборство. В группу начинающих. В первый день сенсей уронил всех, заявив:
– Будем учиться орать.
– Чё тут учиться? – сказал Саня. – Ори да ори!
Сенсей перебросил свою палку из одной руки в другую, с усмешкой предложил Сане крикнуть «ванцуй» – боевой клич ушистов.
– Во всё горло, – наказал.
Саня набрал полные внутренности воздуха, заорал, как резанный:
– Ванцу-у-у-у-й!!!
От натуги разноцветная мошкара перед глазами полетела.
– Твоим шепотком, – забраковал старания сенсей, – только мух пугать, когда перед носом сидят. В бою ты должен заорать, чтобы у противника депресанты хлынули в кровь, ужас парализовал руки-ноги. Он был ошарашен и подавлен.
Правильный ор для ушу – это как читать научиться, прежде чем к наукам переходить. Почему первобытный человек орал, мороз по шкуре у мамонта шёл? Жрать хотел. И не думал, как соседи на шум отреагируют. Никаких зажимов и тормозов. Отсюда всю энергию мог собрать в глотку на зверя. Шумнуть в него соловьём-разбойником, а потом дубиной между глаз добавить, и готов обед-завтрак на всё племя, мойте руки перед жратвой.
Сенсей сказал, что пока орать не научатся – удара настоящего не будет. Медитировать тоже, говорит, не сможете. Потому как не достигнете внутренней свободы.
И заставлял кричать. Хором, парами и по одному.
– Не то! Не то! – рубил палкой воздух. – Иного противника одним криком можно уработать. Но заорать надо, чтобы у него медвежья болезнь водопадом хлынула. От вашего мычанья только слюна водопадом – плеваться хочется.
– А как орать? – спросил не без ехидства Саня, провоцируя сенсея. Дескать, теорию, можно в книжках вычитать, ты гаркни парализующе на практике.
– Слабонервным заткнуть уши, – набрал полные лёгкие тренер.
Никто не послушался. Зря. Сенсей заорал «ванцуй!» так, что Саня машинально, по-артиллеристски, раскрыл рот: по ушам садануло, будто пушка жахнула. При этом жуть, натуральная жуть заколодила мышцы. Сердце трусливо сжалось, а потом сорвалось в свинячий галоп. Тренер орал, как голодный людоед из допотопных времен, преследующий двуногий обед в джунглях.
Со стены отвалился кусок штукатурки. На улице завыло противоугонное устройство.
– Кто желает в туалет, – разрешил сенсей, откричавшись, – сбегайте.
Человек пять покинуло строй.
«Делай как я» неизгладимо подействовало на Саню. Ощутив на собственной шкуре настоящий «ванцуй!», с полной серьёзностью начал осваивать ор. Дома, конечно, не покричишь в свое удовольствие. Может боком выйти. Ходил к транссибирской магистрали, где боевым кличем встречал проходящие в жарком грохоте поезда. Кричал на них так, что казалось, ещё маленько и вагоны волной сбросит под откос. Начинал «ванцуй!» с появления электровоза и старался протянуть до последнего вагона. На товарняки не хватало дыхания. Зато с пассажирскими налаживалась обратная связь. Стучали колёса, дрожала земля, Саня, выпучив глаза от ярости, во всю ивановскую распахнув рот, вонзал крик в железнодорожный гром. Пассажиры в окнах крутили пальцами у виска, швыряли бутылками. «Хорошо! – думал Саня. – Значит, берёт крик за живое!»
Тем не менее сенсей не уставал повторять всем, Сане в том числе:
– Жидко! Очень жидко! Орать, орать и ещё раз орать! – требовал. – Освобождайтесь от комплексов.
После наставлений Саню подмывало «освободиться» прямо по пути домой, в троллейбусе. Взять и заванцунить на весь салон. Когда-то в детстве в кинотеатре посреди сеанса ловил себя на желании матюгнуться что есть мочи в притихший зал. Не хулиган был. Примерно учился. Но сидевший внутри бесёнок подначивал в темноте киносеанса выкинуть коленце из ряда вон. Чтобы зашумели, закричали, включили свет. Кто? Что? Зачем?
Заорать по-ушистски на весь троллейбус тоже была бы потеха.
Обуреваемый этим желанием ехал однажды Саня с тренировки и представлял реакцию попутчиков на его «ванцуй». Если вдруг среди привычных троллейбусных звуков заорать, как на поезд.
Народу было прилично. Саня стоял на задней площадке. Перед ним сидели бабуля в зеленом пуховичке и девушка в стильной фуражке. Девушка показалась Сане слегка беременной.
«Бабуля может от «ванцуй» окочуриться? – предположил Саня. – А у чуток беременной схватки начнутся».
Впритык стоял килограммов под сто упитанный парень. «Этому слону в ухо заори – в драку полезет», – продолжал рисовать послеванцуевскую картину. При этом старался тяжесть своего тела сосредоточить на левой ноге. На большом пальце правой набил сегодня кровавую мозоль. Палец горел огнём.
«Может не зажить до следующей тренировки», – тоскливо думал Саня.
В этот момент троллейбус резко – нос в землю – затормозил.
Пассажиры, согласно закону физики, продолжая движение по маршруту, повалились вперёд. Слона-соседа физика тоже не обошла, падая, сделал шаг в своих лыжеподобных башмаках туда, где ныла Санина мозоль.
– Ванцу-у-у-й! – заорал Саня, принимая на боль слона.
Так не получалось орать ни на один поезд. Жуть по коже. Прямо тигрица в джунглях, идущая на убийцу своих детенышей.
От крика слон-сосед слетел с мозоли и рухнул в проход на задницу. Бабуля в пуховичке выхватила из кармана газовый баллончик.
– Что вы делаете? – завизжала слегка беременная девушка в стильной фуражке.
– Это насильник! – закричала бабуля. – Его по телевизору показывали!
И, защищаясь от изнасилования, надавила на «пуск».
Баллончик оказался левый. Из него вырвалась струя вонючего газа, но не паралитического, наоборот – реанимационного. Слон, хватанув его, очухался от шока и встал на ноги. На Санины тоже.
– Ванцуй! – второй раз заорал Саня.
– Банзай! – по-японски поддержали его с передней площадки.
– Твою мать! – присоединился к иностранцам родной клич.
Двери троллейбуса ни с того ни с сего начали открываться и закрываться на ходу.
– Остановка цирк! – дезинформацией прозвучало из динамика.
– Какой цирк! – завозмущалась бабуля в пуховичке, продолжая выдавливать в сторону Сани баллончиковый газ.
Маршрут этого троллейбуса близко у цирка не пролегал.
– Немазаный – сухой! – раздалось из динамика. – Вот какой!
«Сумасшедший дом на колёсах», – испуганно подумал Саня.
– Банзай! – опять заорал впереди какой-то ниндзя.
От чего троллейбус резко затормозил. На этот раз не только нос в землю, но и рога – в стороны. Разорвал пуповину с электростанцией. Бабуля выронила баллончик, а слон-сосед, по закону физики, соскочил с мозоли. Получив свободу, Саня ринулся к выходу. Хотя домой ещё ехать и ехать, но «банзай» уже раздавался в середине салона, а сенсей учил: для ушиста понятия «трус презренный» не существует – все зацепки хороши, чтобы увильнуть от драки. А тут ниндзя на рожон с «банзаем» лезет...
На следующей тренировке Саня, мысленно воскресив мозольную ситуацию в троллейбусе, повторил крик.
– Другое дело, – похвалил сенсей. – От данной печки дальше пляши.
– Куда дальше? – Саня считал, что достиг полного совершенства.
– Показать? – открыл рот сенсей.
– Не надо, – втянул голову в плечи Саня.
Глава одиннадцатая
ГЕПАРД
Саня теперь жил под знаком китайского единоборства круглые сутки. Даже в завтрак-обед-ужин не просто жевал – быстрей-быстрей желудок набить, лишь бы не вянькал. Нет, положит картофелину в рот и уговаривает корнеплод: "Стала частью моего разумного существа. Не сопротивляйся, усваивайся полностью, разве хорошо стать дерьмом бесполезным". Тренер советовал ограничивать себя в мясе и в будущем полностью перейти на рис. Саня пока скоромное употреблял. С ним, прожёвывая, тоже вёл задушевную беседу: "Ты было свиньёй, по лужам валялось, об заборы чесалось, а теперь становись мной – хомо сапиенс". Раньше целый день накачивал себя кофе, теперь наотрез отказался от дурной привычки, на чай зелёный переключился. Противный, да кофе и философия ушу несовместимы.
Жалел, что у него дочь, а не сын. Тренируясь дома приставал к десятилетней тростиночке-крохотулечке Танечке бить его со всей силы палкой лыжной или ракеткой бадминтона. А он бы блокировал удары. Но та верещала, бежала к маме. Ленка кричала: "Сам дурак, ещё и дитё заражаешь! Лучше бы подработать пошёл!" Тренируя дома растяжку, Саня пытался сесть на шпагат и просил дочь залезть на плечи. Танечка плакала: "Ты разорвёшься!" А мама бежала из кухни: "Придурок! Отстань от дитя!"
Обзывательств в ту пору Саня получал в свой адрес полные закрома. Везло Ленке, что боец ушу должен отличаться стальной выдержкой. Даже титановой.
С работы Саня ходил пешком. Не ради моциона пять километров автопёхом преодолевал. И не из экономии.
Боец ушу, по словам сенсея, должен тренироваться в любую минуту. Что бы ни делал. Идёшь по улице, не глазей праздно по сторонам, представь себя хищником. Волком, например. Вот он рысит, чуть наклонив голову. При этом видит вокруг себя врагов и пропитание почти на 360 градусов. И ты, вообразив себя им, замечай любую мелочь по всей окружности. Влезь в шкуру зверя, проникся его энергией, тогда начнёшь вытаскивать из замшелых сундуков памяти давно отброшенные цивилизацией в утиль навыки выживания. Обостряется зрение, усиливается обоняние и реакция, вырабатывается выносливость. Отмашешь волком километров двадцать и хоть бы что. Тогда как человеком развалился бы после такого похода.
Саня волков не переваривал, выбрал гепарда. Пятнистую африканскую кошку с крейсерской скоростью сто километров в час. Саня очень любил быструю езду. Нарисовав в голове стремительный образ, старался уподобиться во всех отношениях изображению.
Тротуар превращался в истоптанную зверьём тропу. Шоссе рядом – в русло пересохшей реки. Тополя – в кокосовые пальмы. Куча земли – в термитник. Толпа на автобусной остановке – в стадо пасущихся носорогов. А вон из кустов коза вкусная выскочила...
Вокруг Сани на тысячи километров раскидывалась девственная природа. Полная опасностей и здоровой жизни. Не выхлопные газы втекали в легкие – запахи трав, цветов, экзотических деревьев. Ароматы африканских просторов будоражили чувствительный нос гепарда.
Голова не забита, аж из ушей торчит, обывательской дребеденью. Ты живёшь по законам свободы. Сам себе рядовой и командир. Но расслабляться нельзя. Вдруг в прибрежных зарослях тебя на обед намечает лев? Или через прицел охотник приценивается к твоему меху. Гляди в оба во все стороны джунглей. Враг может сидеть за любым сучком. В каждый момент будь готов перегрызть ему горло или рвануть куда подальше на всю катушку крейсерской скорости.
В тот раз Саня, как обычно, пятнистой молнией пронизывал насыщенный ароматами рек, болот, краснокнижных растений континент. Вечер был поздний, в небе висела луна. Самое время зверью наладиться на водопой.
Траншея перерезала тротуар. Это вымытый муссонными дождями овраг. Прыжок – и он позади. Урна на боку – баобаб, поваленный ураганом. Еще один прыжок. Впереди женщина в полосатом пальто. Аппетитная зебра, в самый раз ужин. Гепард устремился за ним след в след. Окружающая растительная Африка отодвинулась на пятый план. Хищник видел только полосатую жертву. Образ гепарда, который Саня держал в голове, с рыси перешёл на размашистый галоп, когда задние и передние ноги пружинисто сходятся и расходятся. Он был в одном прыжке от ужина, когда зебра вдруг нырнула в боковую улицу. Гепард не стал делать из этого проблему. Не последняя зебра в джунглях, чтобы менять из-за каждой маршрут.
Вдруг из кустов, едва не сбив гепарда, выскочил шакал. В прилизанной шапчонке с козырьком, кожаной курточке, с дорогим дипломатом. Воровато крутнув головой, неучтивая тварь, понеслась по его – гепарда! – тропе.
«Ух, проучу тебя! – прибавил скорости гепард. – Подпорчу драную шкуру!»
Шакал оглянулся и, осознав трагичность сложившейся в джунглях ситуации, ускорил вороватый галоп.
Да не бегать поганой собаке быстрее красавца гепарда. Последний сел на пятки убегающему.
– Подавись! – вдруг повернулся в отчаянии шакал и швырнул в голову гепарда дипломат.
Гепард проворно поймал снаряд и, не на шутку рассердясь, начал по-настоящему настигать жертву.
– Сука! – вдруг резко повернулся шакал, в руке сверкнул нож.
Напугал козу морковкой.
– Ванцуй! – на всю улицу заорал гепард, почти как в тот момент, когда на кровавую мозоль наступил слон в троллейбусе.
У шакала слетела шапчонка. Рука дрогнула – нож вонзился не в бок гепарда, куда метил, а в дипломат. Гепард крутнувшись на месте ударом задней лапы в грудь сбил шакала на землю, сам упал сверху и намертво прижал паршивую тварь к тропе.
– Держи! – раздалось за спиной.
Подбежали два милиционера.
Саня поймал не шакала прерий, а шакала города – бандюгу.
«Вас отметят ценным подарком, – записали милиционеры Санины данные. – Наверное, наручными часами».
Часами это хорошо. У Сани данный прибор в последнее время работал по схеме – шаг вперёд, два на месте.
На следующее утро в милицейской радиосводке прозвучало: «Во время попытки ограбления предпринимателя задержан давно разыскиваемый рецидивист. Он завладел дипломатом потерпевшего, в котором находилась крупная сумма денег, и попытался скрыться с награбленным. Вовремя подоспевшие работники милиции нейтрализовали вооружённого бандита. Теперь он долго будет рассуждать о случившемся в местах не столь отдаленных».
Саня ждал, когда скажут о помощи правоохранительным работникам гепарда. Но из сводки получалось – доблестная милиция без всякого зверья скрутила матёрого бандюгу.
– Зачем скотине часы? – смеялся Погранец на Санин рассказ. – Гепард без стрелок знает, когда обед!
Гепарду, может, ни к чему, а Сане бы пригодились.
Глава двенадцатая
УДАР БЕЗ ЛОГИКИ
Жена толкла картошку.
– Лучку побольше, – заглянул в кухню Саня.
Он только что вернулся с тренировки. Прошла как всегда в лошадином ритме, но без нокаутов и травм. Саня пребывал в прекрасном настроении. Со смехом начал рассказывать о вчерашнем происшествии на «звериной тропе». Конечно, обо всём, что касается гепардовых трансформаций ни-ни. Зачем лишний раз «дурака» в свой адрес заполучить. Зато красочно обрисовал, как приёмами уложил бандюгу.
– Он нож полуметровый выхват+ил, – приврал Саня, – я одним движением выбил и ногой в голову утихомирил отморозка. Тот в отключке растянулся, как корова в фигурном катании. Тут и сотрудники подрысили. Бегунцы тоже мне. Им только черепах беременных ловить. Пообещали на радостях меня за содействие в задержании представить к ценному подарку, типа часов.
– Конечно, должны вручить награду ценную! Без тебя бы от дохлого осла уши поймали. Там, наверное, полный дипломат денег. Долларов. Чё наши-то в дипломат пихать? Лучше бы тебя деньгами премировали... Но ничего – часы сдам знакомой в магазин. На эти деньги сумочку мне купим. Хоть какой-то толк от твоего ушу.
Саня прервал сладкие мечты сообщением о милицейской радиосводке.
– Чего тогда сидишь?! – вырвала из кастрюли толкушку благоверная. – Иди к милицейскому начальству, расскажи, как было дело на самом деле!
– Так они и поверят.
– Очную ставку требуй с бандюгой!
Ленка в расстройстве от ускользающих наградных денег гневно размахивала толкушкой, не обращая внимания на разлетавшуюся по углам картошку.
– На фиг мне эти часы!
– Продадим. У меня сумочки приличной нет! Ты со своим ушу все подработки забросил.
– Не пойду! – отрезал Саня.
– Дурак! – зашипела супруга.
Шип означал начало извержения вулкана. В ярости последней степени супруга орать не могла. Природа, заботясь об ушах окружающих, обрезала мощность. Зато шипение обжигало, как мартеновская печь.
– Дать бы тебе! – замахнулась супруга толкушкой.
Когда-то Саня собственноручно выточил её из березового полена. Увесистая, как палица, получилась.
– Ну, давай! – встал в позу наездника Саня. – Попади, если сможешь! Бандит ножом не попал!
– Я попаду! – прошипела супруга и бросилась на Саню.
Как ей хотелось достать по мужниной головушке! Кто бы только знал! Хотя бы разок от души приложиться! Приласкать на долгую память. Сил нет, как остоелозил с этим ушу. Раньше то в детсадик сбегает, то в школу – постоянно лишнюю копейку фотиком нащёлкивал. Сейчас почти каждый день на тренировку, с которой ползком вернётся и всё – не кантовать. Дать бы в лоб – может прояснеет...
Но не получалось. Саня, пританцовывая, наматывал ушистые пассы руками, перемещал корпус во все стороны, уходил от ударов. Ускользающее поведение окончательно взбесило Ленку. Она увеличила частоту ударов до немыслимых размеров. Толкушка накручивала бешенные траектории вблизи Саниной головы. Не занимайся ушу, давно бы валялся в глубоком нокауте. Но с другой стороны – жалко, что супруга не занималась, было бы легче. Её размахивания носили совершенно необразованный характер. Никакой логики.
Чем дальше заходил поединок, тем с большим трудом уворачивался Саня. Он пытался по-ушистски ударить супругу взглядом, резко вперив в неё в глаза. Пытался сжать свое время, об этом суперприёме поговорим ниже. Ничего Ленку не брало. Включив ноги, Саня легко обесточил бы супругу, но не мог позволить себе перейти к нападению! Только защита.
– Ванцуй! – истошно, как в троллейбусе, заорал Саня. – Ванцуй!
Бандюга с ножом от ушистского клича дрогнул, Ленке лишь масла добавил в огонь ярости. Супруга ещё больше возжелала сокрушить мужа.
– Идиот! – шипела.
– Давай! Давай! – подзадоривал Саня, отступая в комнату.
– На! – сделала выпад супруга и достала по лбу.
Удар был скользящим, Саня удержал его. Даже попросил в запале:
– Ещё!
«Ещё» не заставило себя ждать – прилетело тут же. Не вскользь.
Из глаз брызнули искры, Саня мешком рухнул на пол.
Глава тринадцатая
СХВАТКА ПОД ЗОНТИКОМ
Сенсей, как говорилось раньше, учил: днём и ночью будьте в боевой готовности. Любого и каждого, рядом с вами в данную минуту находящегося, хоть кум любимый, хоть сват дорогой, надо записывать в потенциального врага, который метит на тебя наброситься. Хочешь выжить – загодя напрягай извилины и, как пионер, будь готов к труду, особенно – обороне. И нападению тоже. Не жди, пока жареный петух клюнет, просчитывай варианты нейтрализации противника с наименьшими потерями.
Сам сенсей, где бы ни был – в автобусе, магазине, бане – на десять ходов наперед видит, как нейтрализовать окружающих, начнись заваруха. Даже с женщиной в интимно-постельной обстановке прокручивает в голове, каким макаром вырубить даму, если вдруг выхватит из-под подушки нож, из-под кровати молоток или какой другой смертельный урон вздумает нанести партнёру.
Самый сложный поединок в многолюдье, например, в транспорте, когда теснота вокруг, как у сельдей в бочкотаре, и тебя к возможному сопернику припечатали – не оторвать. В переполненном автобусе, если врасплох конфликт застанет, в драке прилетит – мало не покажется. Поэтому гав не лови, шевели мозгами. Тут надо видеть, как волк, во все стороны сразу и чувствовать всеми фибрами затылка, что в тылу замышляется. Высшая арифметика у ушиста – выйти сухим из воды в автобусной или трамвайной потасовке.
Саня приучал себя быть начеку в транспорте. «Зашёл медведеподобный здоровяк, – оценивал ситуацию. – Отключу пальцем в глаз. Или коленом в пах. Девица справа. Маломощная. Но ладонь крепкая. Не исключено – коротистка. Урыть в скулу локтем. И тут же её хахалю левой по горлу... Стоп – здоровяк лезет в карман. Если выхватит нож, резко нырнуть за спину девице».
Не дремал Саня в транспорте. Крушил попутчиков руками, ногами и головой в нос. Попадись пассажиры, читающие чужие мысли, шарахались бы от такого попутчика, как от ВИЧ-инфекции.
В тот день он ехал с тренировки. До тошнотиков упахался. Благо, в автобусе было место, плюхнулся обессилено. Однако анализ обстановки провёл.
Лицом к нему на сиденье ехали дамочка в шляпке и то ли китаец, то ли кореец. Попробуй их разбери. Скорее – китайского происхождения. Дамочка была в тупоносых туфлях на толстой подошве. «Может пнуть меня в голень», – предположил Саня. В руках у дамочки был зонтик. «Может ткнуть в глаз», – думал Саня дальше.
Однако главную опасность видел в китайце с большой сумкой на коленях. В Китае всё пропитано единоборствами. Хорошо, у него руки сумкой скованы. Значит, надо самому освободиться. Саня поставил свой баул под ноги, заодно голень от дамочки прикрыл.
Никто пока не нападал. Весеннее солнышко настойчиво светило в правый глаз, мягко катил автобус, Саня, уработанный тренировкой, задремал. Да так сладко, что не услышал, как по проходу пошёл контролёр. Когда он рявкнул над ухом: «Билет!» – Сане послышалось «банзай!» В голову ударило: «Китаец на сонного напал».
С ответным криком «ванцуй!» открыл глаза.
Но контролёр не дрогнул.
– Чё орёшь?! – крепко схватил Саню за плечо.
Саня удивился, увидев перед собой не узкоглазое лицо. Но зверская, пусть и европейская, физиономия говорила «началось». Перехватывая инициативу, Саня первым ринулся в атаку. Вскочил с намерением отключить нападающего ударом в голову. Контролёр тоже был не лыком шит, берестой подпоясан. Давно работал в своей должности. Каждый день на практике тренировался в схватках за штраф. Без боя никто раскошеливаться не хотел. Посему контролирующий зайцев держал ситуацию под контролем. Он ловко увернулся от Саниного удара. И выхватил из-за пояса кусок резинового шланга, наполненный свинцовыми шариками.
Вдобавок к шарикам, из другого конца салона летел поддержать контролёра мужичок-кондуктор. Саня получил по правой, ведущей, руке шлангом. Вдобавок на ней повис кондуктор. Саня перешёл в нападение ногой и достал противника в причинное место. Разъяренный контролёр замахнулся садануть обидчика по голове свинцом в резиновой упаковке.
Возможно, наш ушист был бы повержен в прах профаном от спортивных единоборств, но специалистом по автобусным, не выручи дамочка, сидевшая рядом с китайцем.
– Сволочи! – набросилась на контролера с кондуктором.
Контролера пнула носком тупорылого туфля в голень. С шеи кондуктора сорвала сумку и швырнула в проход. На пол полетели, разматывающиеся в полёте билеты, посыпались деньги. Кондуктор сразу потерял интерес к схватке. Без того день был пустой, план летел псу под хвост. Сплошняком ездили с удостоверениями да проездными, а тут еле набранное можно растерять. В конце концов, что ему страдать за контролёра? Кондуктор лихорадочно заползал по полу.
– Нам по году зарплату не платят, а вы, шакалы позорные, последние рубли из горла рвёте! – закричала дамочка и достала контролёра зонтиком в ухо.
– Сучка! – заверещал тот и, замахнулся на дамочку шлангом, метя в шляпку, под которой была голова.
Но дамочка попалась не промах в вопросах выживаемости. Даванула на кнопку, зонтик с треском раскрылся перед носом у противника. Тот заметался без оперативного простора.
– Сам ты сучка! – теснит дамочка потерявшего ориентиры контролера. – С китайцев штраф бери! Они который год на нашем горбу ездят!
– Китайса платила! – вскочил китаец и поволок свою сумку по проходу. – Билета потеряла.
В этот момент двери открылись, контролёр под натиском зонтика вывалился наружу!
– У меня проездной, – вослед ему прокричал Саня.
Победителем себя не чувствовал. Настоящий ушист должен уметь уйти от драки, а он спровоцировал мордобой.
Сенсей был бы недоволен.
Глава четырнадцатая
ПРОСТИ, ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ
Сенсей редко баловал питомцев личными достижениями в боевом искусстве, лишь изредка легко подбегал к здоровенной висячей боксёрской груше, в высоком прыжке хлёстко бил ногой. «Окажись на месте груши – жизнь уйдёт из вашей туши», – каламбурил Погранец. После такого удара к бабке не ходи – клиент для ритуальных услуг готов. «Я сам себя порой боюсь», – говаривал в хорошем настроении сенсей.
Как-то начал тренировку с рассказа:
– Сейчас драку пьяных наблюдал. Один второму по-колхозному в морду хлесь! Тот кулём в грязь. Из носа кровь. На карачках лужу месит, матерится. Наконец поднялся. И ну тыкать кулаками воздух, искать зубы собутыльника. Снова пропустил удар в рожу... Пыхтят, бестолково машутся. Как умственные уроды... Никакой эстетики. Пришли бы ко мне, научил, как без крови в пять минут красиво уработать друг друга до смерти.
Сенсей, как человек русской национальности, не сразу ушистом родился. По диплому – спортивный врач. Когда на него учился и схлестнулся с ушу-спортом. Серьёзно. Не только морды ногами бить. Китайский язык кинулся осваивать после тренировок. Как у поэта горлана: "Я русский бы выучил только за то – на нём разговаривал Ленин". В подлинниках хотел изучать классиков борьбы. Да прокол вышел. Поехал первый раз в поднебесную империю и ну поражать своим китайским. Дескать, не вашего азиатского с иероглифами рода-племени, а запросто. Бойко тараторит, а никто из узких глаз большие не делает. Будто у них каждый день полиглоты из России наезжают. Потом прояснилось, что Федот а не тот. Язык на поверку манджурский вышел, а не китайский. Зато в бесконтактном бое с местным мастером сенсей показал, что в России тоже не лаптем ушу хлебают. Победил.
На каждой тренировке сенсей заставлял медитировать. Подключаться к высшему разуму на предмет подпитки космической энергией. Одно дело борща наелся, сала натрескался, другое – энергия негастрономического происхождения. Не надо жарить, парить, жевать и переваривать. Вышел на связь и качай в себя на личные нужды. Борщевая энергия дальше, чем куль поднять, под глаз врезать не годится. Медитационная и лечит, когда надо, и калечит, кого нужно. Без таблеток и достижений химической промышленности здоровья правит, без экстрасенсов судьбу корректирует.
Самой собой, подключиться к всемогущему источнику не два пальца в розетку сунуть. Метода такая, что прежде чем подпитаться энергией, вакуум в голове организуй.
Чистоту наведи от мыслительного сора. Мозги ведь чем только не загажены. Саня поначалу считал, плёвое дело сидеть не думать. Как прислушался, ой-ё-ёй! в голове словомешалка безостановочно крутится, мыслемесилка беспрестанно вертится. Ужас, какой бедлам в сером веществе. Кое-как Саня приноровился тормозить ту и другую. А ведь всё равно – вроде навёл порядок, пустоту и чистоту, нет, какая-нибудь поганенькая мыслишка: «А Ленка налево бегает!» – обязательно высунет язык.
Поэтому Сенсей перед медитацией гонял на разминке до мошек из глаз. Чтобы никаких сил не оставалось у мыслительной аппаратуры на думательную ерундистику. После лошадиной разминки садились в такую позу, что тоже не до мыслей в голове. Больно. Ступня и голень должна одну линию на полу составить, для чего на пятки садились, выпрямлять загибы. А параллельно расширять сознание. И ведь всё равно сор в голове оставался.
От сенсея его не скроешь. Посмотрит в глаза и палкой для очищения тресь. Не по голове, а всяко разно лишнее из мозгов долой. Больно ведь.
Но для качественной связи с космосом мало мыслительный аппарат очистить, требовалось предварительно органы настроить. Для чего сенсей учил улыбаться. Не в спортзал, а вовнутрь. В глаза для начала улыбнись. Сними с трудяг напряжение, какой только гадости не наглядятся за день. Не торопясь, перейди в рот. Зубам с пломбами и без поулыбайся. Тоже не сахар жизнь. Кариес точит, парадантоз расшатывает.
Слюну одари улыбкой. Проглатывая драгоценную влагу (выплёвывать нельзя – сила уйдёт), улыбайся горлу, желудку, тонкой, и толстой кишкам... По всем позвонкам до копчика пройдись с радостной физиономией. Хрустальный дворец, то бишь хранилище клеток для продолжения рода, не забудь. Само собой – остальную анатомию: сердце, печень, селезёнку... Вот так с головы до пят обласкайся, и в завершении улыбку в пупок на хранение помести.
Ничего в улыбчивое время не должно отвлекать, за стеной кто-то орёт, или пожарные машины с милицейскими наперегонки воют – не бери в голову. В которой находится главная точка для медитации, по научному – чакра. Антенной связывает она организм с космосом. Ловит, что сверху в тебя летит.
Когда сенсей взбадривал Саню палкой при медитации, Саня не обижался, так хотел поскорее задействовать скрытые в организме способности. Заставить работать чакры. В солнечном сплетении, вторая важная находится. Этакий конденсатор, в который закачивается космическая энергия, поступающую в головную чакру. Накопил и посылаешь в нужное место.
Помните, у Рериха картина: йог в Гималаях на вершине, льдом покрытой, в летней набедренной повязке сидит. Смотришь на него и дрожь по телу. Снежные горы, ветра студёные... Ему хоть бы хны, лёд под задницей растопил, вот-вот камни зашипят. Простыни мокрые кидай на спину – пар повалит.
В бою энергия из второй чакры, посланная в руку или в ногу, удары усиливает, от чего противник летит и чахнет.
Под пупком сексуальная чакра располагается. Сенсей на ней внимание не заострял. Погранец познакомился с теми, кто заострял. Йоги редкой разновидности. Пупковые, называл их Саня. Сексчакра у них главная антенна для подключения к вселенскому разуму.
Увидев хорошенькую девицу, не в туалете ее представляют, как Погранец. Не душат зуд, что ниже пояса чешется, не гонят постельные фантазии, напротив – лелеют для расширения сознания. У них специальная богиня есть – Шакти. Да не поклоны бить по утрам и вечерам. По пупковой религии, сливаясь с Шакти, заряжаешься космической энергией. С богиней, спросите, как слиться простому смертному? Да никак. Зато любая женщина – заменитель Шакти. Полномочный, так сказать, представитель в земных условиях. И канал для выхода в космос. У пупковых йогов особый храм в Индии построен, где за закрытыми дверями избранные расширяют с дублёршами Шакти сознание до беспредельности.
Погранцу загорелось туда во что бы то ни стало. Ясно, интереснее, чем в шаолиньском монастыре из ямы прыгать.
– Хрен ли по фигу, надоело заднему проходу улыбаться бестолку! – откровенничал. – Никакого канала в высший разум! Дуб дубом сижу на медитации! А с Шакти, чувствую, сделаю прорыв в освоении энергетического бесконтактного воздействия! Сколько можно руками-ногами в морды целить?
И приглашал Саню пойти к поклонникам сексчакры.
– Не-е-е, жена не пустит, – отказывался Саня на агитацию Погранца.
Саня смотрел на расширение сознания с другой стороны. Рвался на практике применять космическую энергию для корректировки личной действительности, которая в Ленке заключалась. Уходит супруга в воскресенье, якобы, на работу, Саня быстро принимает исходную позу, словомешалку и мыслемесилку нейтрализует и мысленно крадётся за женой. Рельефно представляет в обществе мужчины. Вот хихикает, глазки строит. А Саня в этот момент наводит на хахаля порчу. В его чакру, отвечающую за мужскую боевитость, посылает импотентные импульсы. Для чего, по разумению Сани, надо мысленно втыкать в сексчакру иголки, чтобы сдувалась «на полшестого».
У жены не спросишь, полюбовное дело на фоне медитационного воздействия прошло на ура или пшикообразно? Но часто возвращалась недовольной. То, ругается, клиент за час до заключения договора страхования машины влетел в аварию, то передумал. А тут приходит злая, как Баба Яга. Застраховала мужика от несчастного случая, он на следующий день в петлю…
На что надеялся? Нет бы, под машину сунуться, будто невзначай, или под поезд…
Но вышло так, что заплатить страхагентству пришлось.
Развивались события трагическим порядком. Надоела мужику судьба безработного. Жена долбит и долбит: иди работай!
– Где?
– Ямы копай! – посылала в один адрес.
Легко языком молоть. Он бы и за лопату взялся. Да ям тоже на всех не хватает.
– Сколько буду тебя кормить? – билась в истерике супруга.
В прошлом радиомонтажница, в настоящем торговала на рынке. Работа собачья – зимой и летом под небесным цветом. На открытом воздухе. Сибирь не острова Фиджи. Намёрзнется в лютый холод, напечётся в дикую жару и орёт: «Иди ямы копай! Как жрать, аж бегом! А как денег добыть...»
Бедолага решил избавить семью от безработного рта и остальной анатомии. Через повешенье. Заодно громкий акт протеста против невыносимой жизни совершить. Для чего выбрал памятник Ленину, под которым когда-то принимали в пионеры. Вихрастым пацанёнком ярким апрельским днём звонко читал: «Как повяжешь галстук – береги его! Он ведь с красным знаменем цвета одного!» через много лет надумал промозглым ноябрьским утром повязать серый галстук. Владимир Ильич удобно простирал правую руку в будущее. Наш безработный, используя альпинистский опыт молодости, вскарабкался на вождя, к указующей перспективу длани верёвку с петлёй закрепил, на шею орудие самоубийства накинул, сказал: «Прости, Владимир Ильич», – и прыгнул в вечность.
Предварительно на последние деньги застраховался у Ленки.
Но если не везёт, так кругом облом. В прямом и переносном смысле. Не успела петля надёжно захлестнуть горло – рука Ленина, не выдержав суицидной нагрузки, обломилась у плеча. Арматура прогнила за давностью лет, зато бетон легче не стал. С разгона ладонь вождя обрушилась на голову мужику, после отеческого напутствия он сломал ногу, повредил позвоночник и в черепе дырка.
– Разве это несчастный случай? – возопило Ленкино страховое агентство в суде.
– А разве из разряда счастливых? – обратился к тому же суду адвокат. – Это ни что иное, как принуждение к самоубийству. Методичное подталкивание к пропасти. Почему человек труда отчаялся на повешенье? Государственный завод, которому верой и правдой служил у станка тридцать лет, на ладан дышит, другой работы нет. Мой подзащитный не сам влез в петлю, не по своей воле затянул её, его заставили невыносимые условия жизни.
На Ленкину беду на защиту мужика поднялась оппозиционная общественность. Наняла доку-адвоката, который процесс выиграл.
– Придурков страхуете! – кричал на Ленку начальник. – Вы что не можете отличить нормального от у кого тараканы в голове?
«Неужели я?» – терзал себя Саня.
Он выпытал у Ленки, когда страховала покушавшегося на самоповешенье. И получалось, в тот день Саня усиленно медитировал против хахаля. А вдруг произошёл сбой в программе, он сдул чакру у мужика висельника?
При этом с одной стороны восхищался открывшимся способностям, с другой – смотрел на себя с опаской. Прямо как сенсей – «сам себя боюсь».
Глава пятнадцатая
МОНАХ ИЗ МЕДИТАЦИИ
Как-то вечером медитировал Саня в полутёмной комнате. Для начала, как всегда, чисткой головы занялся. Для этого наловчился применять хороший приём: представлять метлу разлапистую с длинной ручкой, махнёшь – и любая мысль летит в пятый угол. Настраиваясь на расширение сознания, шуровал Саня дворницким инструментом по всем извилинам. Подумалось, к примеру, на тренировке: «Чё это Погранец язык показывает?» – и вместо ответного языка шварк метлой. Вспомнил: «Ленка опять в субботу куда-то бегала», – ещё раз махнул. Влетело: «Вот бы летом на море!» Как влетело, так и обратно проваливай. Как пропеллер метла крутилась.
В тот раз тоже пришлось попотеть, очищая каналы к высшему разуму. Наконец, освободился от мозгового сора, настроился на связь с космосом. И раз: гость в пустой голове нарисовался. Шаолиньский монах, будто на экране, возник в цветном изображении. В позе лотос сидит, сверху из оранжевой хламиды голова бритая торчит, снизу – ноги босые. Глаза, как и положено, узкие, и прямо в мозги вещает: «Буду расширять тебе сознание». Саня ещё отметил: «Во, чешет! Без акцента!» Монах мгновенно съюморил: «Моя осень карашо русский балакай».
«Растяжке времени научишь?» – вырвалось у Сани меркантильное.
Сенсей объяснял, что расширение сознания позволяет время, как гармазу, сжимать-растягивать. В бою противник молотит всеми конечностями, а ты свои секунды сжал, и его удары – черепашья возня в балете «Лебединое озеро».
Сенсей однажды показывал видеофильм с китайским мастером. Ветеран из серии: сидел бы, дедуль, на печи да глодал вставной челестью кирпичи. Маленький, плюгавенький. Больно смотреть, как передвигается. Давно пора под берёзку или сакуру, а внучка в спортзал притащила. Где начались чудеса в ушистком решете. Окружают деда десяток молодых бойцов. И разом бросаются на старичка без скидок на преклонный возраст. Ну, думаешь, хана пенсионеру, мокрого места не останется.
Дудки. Смертельные удары молодняка воздух месят, КПД ноль целых фиг десятых. Дед сделал свирепым нападающим ручкой, они наступают крошить ветхого соперника, а он уже в сторонке усмехается. Почему? Да потому, что время изменил. Нападающие для него как в замедленном кино плавают. Тогда как дед для них сверхзвуковым сделался. Вышел из окружения, никто не заметил. Когда хватились: что? где? – ветеран сам перешёл в наступление. Айда всех отключать. А эти не могут въехать – откуда прилетает то пяткой в лоб, то кулаком по лбу.
Саня страх как хотел научиться распоряжаться секундами в таком же разрезе.
«Обучу время растягивать, – пообещал шаолиньский монах. – Энергетическим ударам. Только медитируй каждый вечер». «Жена мешает», – пожаловался Саня. «Ты её с балкона», – вроде как пошутил монах и исчез из головы.
К той поре Саня начал Погранца доставать в мастерстве. Во всяком разе, из метровой ямы вылетал, как чёрт из бочки, а Погранец никак эту глубину осилить не мог. Перещеголял вчерашний салага. Гонористому Погранцу не нравился прыгательный прогресс товарища по ушу. Начал донимать того. При всяком удобном случае норовил ткнуть Саню в бок натренированным о стену указательным пальцем: «Дай пробью!» Саня увиливал от дырокольного эксперимента. Вдруг и вправду насквозь продырявит. Силушка в двух метрах Погранца была немеряной.
Ещё вязался к Сане спаринговать. Был из тех, у кого живот болит, если никого не зацепит, не разозлит. Погранцу мало кто из секции мог противостоять. Поэтому выберет очередную жертву и начинает выводить из равновесия, вызывая на поединок.
Сенсей никогда не ставил Саню с Погранцом в пару, разные весовые категории, до травматизма недалеко. Но Погранец начал подбираться к Сане: «Чё, мадражь в коленках?» – заводил. Саня отмахивался, кому охота с таким костоломом связываться. Однажды тренера не было, Погранец двинул буром:
– Ну-ка покажи, чему с пузом научился? Это не из ямы дураком скакать!
Грешил против истины – Саня от жировых излишеств почти избавился.
Погранец отскочил на пару метров, в стойку встал и ну давить на психику. Руками, ногами выпады делает и орёт:
– Сейчас нашпигую сало!
Дескать, покажу тебе ушистскую мать! Увидишь, где китайские раки зимуют! Саня дуэль не принимает. Отмахивается – иди ты в болото. Тогда Погранец заорал на весь зал в самое больное место: «Твою бабу вчера с мужиком видел, на «мерсе» ехала!»
Погранцу в данный момент соврать – раз плюнуть. А всё равно Сане будто двести двадцать в голову шарахнуло из оголённого провода. Бросился мстить обидчику. И куда агрессия Погранца вместе с мастерством девались? Как ни прыгал отключить Саню ногой или другим приёмом, как ни махал ручищами перед носом у противника – никакого навара. Погранцу казалось, он ураган и смерч в глазах Сани. Испепеляющее торнадо. А было наоборот – как балетный лебедь перед смертью. Сане осталось въехать умирающему в лоб, избавляя от напрасных мучений.
«Лебедь» подкошенно рухнул, «крылья» по полу разбросал.
– Как это я пропустил? – поднялся из нокаута Погранец. – Ладно, Санчик, за мной должок.
Недели через две сунулся вернуть его. Про жену-изменщицу не кричал. Саня сам рану вспомнил. И снова секунды сорвались опережать реальное время. Второй раз Погранец из молниеносного бойца превратился в балерину белокрылую. Ринулся коронным приёмом обесточить противника, Саня приспокойненько улизнул от молниеносной ноги и отправил приставалу на пол.
«Неужели шаолиньский монах действует?» – боялся поверить в счастье, склонившись над поверженным.
И стал ещё больше медитировать, каждый вечер, пошуровав метлой и задавив словомешалку и мыслемесилку, рвался на связь с космическим сознанием. Если Ленка вякала против, тут же вспоминал: «С балкона её». А когда супруга выходила бельё развешивать, ловил себя на мыслишке: строит планы, как незаметно её скинуть. Элементарная задачка. На четвереньках подобраться, резко за щиколотки дёрнуть…Из соседних домов только и будет видно: женщина опрометчиво наклонилась за перила, центр телесной тяжести перешёл критическую зону и отправился в забалконные дали. И всё. А ускоритель смертельного полёта останётся за милицейским кадром.
На что в голове звучало шаолиньско-монашеское: «Нормальный ход!»
Как-то раз Саня для эксперимента подкрался на четвереньках к порогу балкона. Осталось руки протянуть к щиколоткам…
– У тебя чё, – вдруг обернулась Ленка, – крышу сорвало? На Маугли тренируешься?
– Стержень от авторучки уронил, – нашёлся Саня.
– Завещание писать, если вдруг пяткой по бестолковке заедут?
– Ага, заявление на развод.
Глава шестнадцатая
ГОЛАЯ АУРА
Кстати, за тот нокаут толкушкой по голове Саня мысленно благодарил супругу. Какой к черту супермен, если ни разу не спортивная женщина уработала! Стал самоусовершенствоваться с ещё большей упёртостью. мало того, что четыре раза в неделю ходил на ушу, занимался гантелями, ходил в бассейн, бегал. Всё свободное время не покладая рук и ног было занято. Никаких задержек на работе для выпивонов, чем славился их коллектив мастеров кисти. Никаких праздношатаний. На домашние дела тоже времени не оставалось.
Внешние результаты стали проявляться, как в книжках про ведьм и колдунов. Вспять пошло развитие. Вместо развесистого живота – пресс бугристый: обухом по нему стучи апперкот – не пробьёшь. Кисель, болтавшийся на месте бицепцев и трицепцев, исчез. Фигура сделалась – увековечься перед объективом с женой на пляже, её подруги локти себе обкусают от зависти.
И что поразительно – зрение на три диоптрии улучшилось. Пошёл к врачу, а тот говорит: "Что вы мне голову раньше дурили "не вижу, не вижу"! У вас стопроцентное зрение!"
Но главная чертовщина – Саня лицом назад пошёл.
Когда киношный гений ушу Брюс Ли умер в сорок лет, при вскрытии у врачей глаза на лоб выскочили – внутренности, как у восемнадцатилетнего. Что у Сани под ребрами творилось – никто не заглядывал, тогда как снаружи – пацанистым стал. Румянец заиграл на щеках, как у допризывника, морщинки из углов рта испарились, будто кожу за уши натянули. Раньше одни бабушки «молодым человеком» называли, теперь молодухи так окликали. Новички в секции спрашивали: «Ты уже работаешь или ещё учишься?»
Не за горами сорок, а ни грамма солидности на лице. Тогда как жена, вспыхнув знойным цветком у моря, начала сдавать позиции жгучей женщины.
И прекратила тянуть Саню на прогулки по городу и в фотоателье. Каждый вечер натиралась, мазалась, пила бальзамы. Отчаянно тормозила вчерашнее время. Но чем дальше, тем больше: смотришь в зеркало, а глаза бы не глядели. Морщинки, крапинки, седина в причёску…
В тот день заарканила Саню после тренировки на рынок сходить, отовариться на неделю. Набили две сумки с верхом. Сане, дело житейское, приспичило в туалет.
– Не мог заранее побеспокоиться! – проворчала Ленка.
Саня, выдержанный ушист, спорить не стал. Отдал сумки, неудобно с ручной кладью нужду справлять. Да шага не успел в сторону «М» сделать, торговец горной национальности из-за прилавка завайвайкал:
– Вай-вай-вай, как не ай-я-яй! Маладой чиловек, ти би своей маме памагал!
Абрек был, как полагается, с большим носом, вокруг шнобеля чернела щетина, на нём чернели солнцезащитные очки. Уроженец востока не мог промолчать на русскую невоспитанность:
– Памаги! Мама тяжело нэ нада волочит!
Ленкино лицо враз рассвирепело, отчего у Сани отбило все естественные желания, выхватил у «мамы» сумки, забыв про "М".
– Маладец, малчик! – добавил масла абрек.
– Какая я тебе «мама»? – зашипела Ленка.
– Нэ дэвочка ведь? – логично удивился торговец горной национальности. И снял очки исключить ошибку. – Сапсем нэ дэвочка.
– Он мой муж! – ткнула в Саню.
– Карашо, мамаш, очень карашо! – обрадовался за Ленку. – Маладой муж под бок!
– Этому «маладому» до пенсии ближе, чем тебе до кишлака.
– Ты мой дом не суйся грязные руки! Там война гремит!
– Там война, а здесь мать родна!
– Ты, мамаш, честнае слово, подбирайся в выражениях!
– За что женщину обзываешь?! – вступилась за Ленку ветеранского вида гражданка. – Понаехали обдирать с нас три шкуры, ещё изгаляются.
Абрек от базара ввязался в диалог с новым оппонентом, Саня не стал ждать окончания перепалки: сам зацепил – сам пусть и отбивается, – потащил сумки домой.
А там Погранец ждёт, в глазах огонь с искрами. Завлёк Саню в дальний угол и зашептал горячо:
– Хорэ из ямы козлом скакать! Надо, хрен ли по фигу, учиться ауру видеть и чакры!
С пуковыми йогами ничего не вышло, и вот новый путь самоусовершенствования надыбал.
Короче, бросай всё и осваивай методику ауразрения, чтобы противник ни рукой ни ногой дрыгнуть не успел, рта не раскрыл, а ты его лучше всяких узи и рентгенов распознал. Какая чакра с пробоиной, где другие слабые места, через которые одной левой можно уработать любого громилу. А может, наоборот – с виду соплей перешибёшь, а из него энергия прёт, аура, как солнце, блещет, тут хватай ноги в охапку и рви во все лопатки, пока целый.
По ауре сразу видно с добром гражданин или камень за пазухой греет.
– А потом научимся чакры дырявить! Не надо будет руками махать!
«Вот бы Ленке сексчакру унять!» – помечтал Саня.
Погранец познакомился с рериховцем, и тот поделился методой тренировки ауравидения. Была она со стриптизом. Поистине – куда ни плюнь: в шершеля фам угодишь.
– Надо голую бабу к окну поставить и сосредоточенно смотреть на края фигуры, – доложил Погранец. – Со временем аура обязательно проявится.
– На кого смотреть? – переспросил Саня.
– Тебе на голую жену сподручнее. Всегда под рукой. Поставил и тренируйся.
– Почему не на мужика пялиться? – поинтересовался Саня.
– Я могу раздеться?
– Не надо! – отказался Саня.
– Вот видишь! Разумею так, что баба есть баба! На неё глядеть приятственнее.
– На ауру ведь надо смотреть!..
Не сразу Саня к Ленке с предложением постоять у окна нагишом подступился.
– Ты вообще уже ку-ку! – отреагировала, смеясь, супруга. – Гольём торчать перед тобой, я что – девка по вызову?
Но Саня хитрец за это поклялся выложить кафелем туалет. Полтора года плитка без движения тосковала под ванной.
– В нашем сортире только фильмы ужасов снимать, – ворчала Ленка. – Когда сделаешь?
– Не то место, где витают в поэтических облаках, – отшучивался Саня.
А тут пообещал под евростандарт заделать. Жена знала, если захочет – по высшему классу сработает. Руки у Сани как надо были заточены. Только ремонтного рвения в них не проявлялось.
– Ты меня за какую-то продажную держишь! – погрозила пальцем Ленка.
Но, как ни уговаривал, согласилась на половинчатом варианте. Не в натурально-блистательном виде ауру показывать, а в нижнем белье.
Расположил натуру Саня спиной к окну, тюлем задёрнутому, и включил глаза. Ленка солнышком освещённая стоит… Нет, загляденье картинка. Этот купи-продай горной национальности с похмелья, наверное, был. У Ленки рыжие волосы по смуглым плечам, фигура с волнительными деталями… Аж где-то в пупковой чакре ёкнуло… Жаль, не та программа момента, чтобы объёмы взглядом наглаживать.
Вперился в края супругины. Вызывает ауру на себя...
А взгляд, хоть кнопками пришпиливай, никак на границах жены не сосредоточится. Первый слой ауры, как говорил Погранец, на расстоянии 3-5 сантиметров от тела находится, но взгляд оттуда на бюст, едва лифчиком прикрытый, съезжает, по другим телесам воровато бегает.
И добегался. «Она же растолстела!» – вдруг сделал открытие. Как раньше не замечал? Всё свободное время в тренировках, некогда посмотреть, что под носом делается. И в бёдрах есть прирост фигуры, и в плечах раздалась, живот из плавок лезет. Конечно, женщина без живота, как квартира без мебели. Да зачем выше крыши загромождать себя?
Расстроился Саня. Прав был торгаш с кавказских вершин.
Но придушил Саня критический выброс, не дал чувствам разгуляться, вспомнил, какая сверхзадача поставлена. Тряхнул головой, разогнал глаза по местам. Левый – налево, правый – на свой край. Приказал зреть ауру.
Однако чуть расслабился, опять «в огород полезли».
Да и как тут удержаться! Бельё-то! Бельё! Блестяще чёрное с ослепительно белой отделкой. Прямо огонь и пламень! Арбуз с солью! Водка с перцем!
Дух захватывает! И матерится хочется.
«Для себя она, видите ли, покупает! – зло подумал. – Ну и брала бы попроще!»
Опять аура отлетела на задний план. Словомешалка заработала на всех парах.
Ленка в это время стоит под прицелом и хихикает про себя: «Пялься-пялься, раз дури много, зато туалет примет человеческий вид. Надо ещё унитаз поменять».
– Сними плавки! – взорвался в один момент Саня. – Не могу сосредоточиться! Вырядилась, как в постель к любовнику…
– Может, ещё и в позу встать? И вообще, – вдруг психанула. Женщина она ведь сама не знает, что ей в любую минуту может взбрендить, – лучше людей найму кафель клеить, чем дурочкой голопузой стоять! Ты не ауру, а совсем другое разглядываешь!
И начала одеваться.
«Сброшу с балкона!» – нехорошо подумал Саня.
А вслух крикнул:
– Бегом пора заниматься! Живот в трусы не влазит! Посмотри на себя в зеркало! Целлюлит со всех сторон висит.
– Ага, целлюлит! А чё слюни пускал? Пялился, как глаза не обломал! Аура что, вокруг трусов распространяется?
И так далее. Саня, конечно, опрометчиво больную тему излишнего веса поднял. Чем усугубил вопрос с тренажёром до полного поражения. Ленка наотрез отказалась у окна хоть голяком, хоть топлес, хоть в бикини стоять.
«Тощих дур ищи! Раз у меня аура в целлюлите!»
Глава семнадцатая
КРОВАВЫЙ СЕАНС
Пожаловался Саня Погранцу, что потерпел фиаско по привлечению домашнего тренажёра для ауровидения.
– Добра-то! – успокоил товарищ по восточному единоборству. – Есть получше вариант, хрен ли по фигу!
И предложил профессиональную натурщицу для демонстрации голого естества. У знакомого художника одолжил сей экспонат. Натурщице без разницы, с кистью на неё воззришься для переноса женской анатомии на холст или в поисках феномена ауры. Плати согласно тарифу и смотри, пока часы не пробили окончание сеанса.
Саня сразу отбросил вариант – дома с натурщицей тренироваться. Бесполезно подъезжать к Ленке, что в сугубо познавательных целях приведёт постороннюю, раз сама не хочет подсобить мужу в развитии скрытых задатков.
Что бы он без Погранца делал? И здесь выручил, предоставил свою жилплощадь для сеансов.
Девица оказалась без комплексов – дескать, отвернитесь, мне неудобно, я не такая – быстренько разделась, Инной назвалась, перед окном встала. Всем голым видом говоря, время пошло, оно у меня деньги и рассусоливать попусту некогда.
Тогда как Сане с непривычки неловко. Чужая женщина в банной красе, только что без веника, а он в брюках перед ней, пиджак на все пуговицы застёгнут.
Вина, может, надо было взять, фруктов…
Но отбросил соблазнительные мысли. Надо сначала развить сверхвозможности… Для чего уставился в натурщицу.
Девица была лет на пятнадцать моложе Ленки. И вся как яблочко налитое.
«Вот какой должен быть живот!» – оценил Саня.
И бёдра без миллиметра лишних отложений.
Бюст в самый раз эталонно торчит.
Художник понимал толк в прекрасном.
«Отставить!» – безжалостно пресёк отвлекающие мысли Саня. Все силы собрал на края натурщицы глядеть, ауру, их обволакивающую, выявлять.
Да не получается! Как магнитом взгляд к кудрявому центру тянет. Наплевать бесстыжим зенькам на ауру и преимущества чакровидения... Не въезжают, что имей такие возможности, они, придёт время, куда хочешь заглянут, кого хочешь рассмотрят. Нет, одним днём на календаре живут, так и норовят в облюбованное уставиться, как Саня не понужает в нужное направлении глядеть.
Да уж, исключительное упражнение рериховцы придумали. Это какую богатырскую волю должен собрать в кулак мужик, какие геракловы силы из глубин организма призвать, чтобы на голую женщину смотреть как на источник ауры! И ни в каком другом разрезе более! Наверняка будет результат, если превозмог низменный соблазн, выбил из головы шуры-мурный сор, настроился в шаге от греховодного на высшее. Субстанции невидимого мира и деваться некуда – явит себя взору как миленькая.
«Нет, не проймёшь! – отдирал Саня жадные глаза от места, равноудалённого от границ ауры, безжалостно гнал взгляд на края восхитительных форм. – Увижу! Увижу!»
Но снова плотское, выпуклости и впадины, видели очи!
– Повернитесь, пожалуйста! – попросил Саня, дабы с глаз долой убрать мешающие ауре факторы.
И снова здорово! В тылу тоже было за что взгляду зацепиться. Не хуже чем на фасаде данные! Задний бюст, как из журнала «Плейбой». Только там холодные картинки, а тут до горячего рукой подать.
«Не мог пострашнее найти», – отругал Погранца.
– Повернитесь обратно! – попросил позу анфас.
– Может, боком! – предложила компромиссный ракурс натурщица. Почувствовала, что заказчик в мучительном поиске, захотела помочь в творческих устремлениях.
– Нет, – Саня понял, каким манером не ставь девицу, загвоздка не здесь зарыта.
Вернулся к первоначальному варианту экспозиции.
«Ну, я не я буду!» – скрипнул зубами, сжал для концентрации усилий кулаки и вонзив глаза в пограничную с фигурой область...
И вдруг забрезжило. Голубоватое свечение затеплилось у плеч. Едва-едва различимое…
«Есть! – возликовал про себя Саня. – Вижу!»
И в автоматическом режиме сделал два шага вперёд, чтобы рассеять сомнения, что не обман зрения перед ним, не сон наяву, не пустой мираж. Ринулся доподлинно ауру разглядеть! Удостовериться, что достиг феноменальных возможностей, с которыми новая жизнь начнётся.
Женщина превратно расценила резкий скачёк в сторону её обнажённой натуры. Подумала, заказчик, оценив красоту со всех сторон, решил ауру искать на ощупь. Такого договора с заказчиком на предоставление услуг не подписывала. Поэтому прыжок встретила резким ударом костистого кулачка в нос. Хрясь!
Натренировалась на художниках.
Саня до того обрадовался ауре, до того рассиропился от счастья суперменства, что забыл все боевые навыки. Пропустил атаку, как последний чайник.
Из глаз брызнули звёзды, из ноздрей хлынула кровь.
– Я вам не для лапанья! – возмутилась девица. – Встаньте на место!
– Конечно! – повиновался Саня.
Несмотря на боль, вонзившуюся в мозги, первым делом испугался: и с этим тренажёром облом. А ведь только аура попёрла. Неужели опять искать кандидатку голого позирования?
Однако натурщица не бросилась одеваться. Восприняла случившееся, как досадное производственное недоразумение. Что значит человек на работе. И выразила готовность продолжать оплаченное, если сеанс будет без рук.
Но кровь мешала возобновлению ударом прерванного.
– Ой! Я не хотела! – заизвинялась натурщица.
И всё в том же блистательно плейбойском виде принялась медсестрой хлопотать над Саней, укрощать бурное кровотечение. Побежала в ванну за мокрым полотенцем…
– Полчаса у вас осталось, в следующий раз учтём, – честно сказала, когда выяснилось: сеанс из-за кровопролития заказчика продолжить не удастся.
Зажав платком нос, поплёлся Саня домой. Однако родные стены не помогали унять травму.
«Так все шесть, или сколько там у меня, литров вытекут!» – заволновался Саня.
Без крови какой ты жилец? Надо идти в поликлинику.
Оттуда Саню быстренько наладили в больницу под круглосуточный присмотр медперсонала. Дескать, нешуточное дело, когда неукротимая течь. Амбулаторными методами не обойтись. Короче, сбагрили Саню от себя подальше. А в стационаре тоже ничего утешительного. Что лекари ни предпримут, Сане как мёртвому припарки. Тогда доктора честно говорят: осталось два способа борьбы за жизнь пациента. Терапевтический – забить ноздри тампонами из ваты. А не поможет, придётся хирургов для вмешательства звать. Они зашьют питающую нос артерию.
– Ничего себе! – забеспокоился Саня. – Это чё, инвалидом быть? То нельзя, это не рекомендуется! Не зря, поди, кровь в ноздри подаётся!
– Посмотрим! – вильнули от вопроса врачи.
– Я мастер ушу! – приукрасил достижения Саня. – К соревнованиям готовлюсь!
– Не нервничайте, больной!
После этого законопатили Саню ватой под завязку, аж в мозгах помутнело во время процедуры. Ноздри, как у негра, раздулись. Но кровотечение остановилось. Лежит Саня с затычками в надежде на скорое выздоровление. И костерит себя, что сунулся впритык к натурщице вместо разглядывания ауры на безопасном расстоянии. «Во всём надо держать дистанцию», – мудреет задним умом. С другой стороны: сколько раз на тренировках получал по носу – и ни капельки…
Что значит с бабой связался!..
Часов двадцать провёл заглушённый тампонами. Прононс стал французским, но повеселел  лорбольной. Не сочится юшка. Стал подумывать, когда следующий сеанс по ауре провести для закрепления достигнутого. Травма даже на пользу, решил. В подсознании прочно засело болевое ощущение, взгляд не будет шариться, где не следует.
Продолжительно в заткнутом состоянии находиться противопоказано. Нос не труба водопроводная. И та ржавеет. Живым тканям подавно проветривание от гниения и заражения крови необходимо. На следующий день врач женского рода, вооружившись мощным пинцетом, пробки вырвала.
И забыл Саня про ауру вокруг натурщицы. Кровь ручьём потекла.
Настроение, конечно, упало до нулевого значения.
У врача тоже. На календаре воскресенье, хирурга дежурного нет, а тут хлещет, как из поросёнка. Обречёно посмотрела на Саню. Физиономия в крови, в глазах тоска смертная.
«Летальный исход возможен», – констатировала про себя драматическую картину. Врач, а всё равно жалко человека. Жить бы ещё и жить. Намочила перекисью вату, протёрла нос и окружающую площадь лица. В божий вид хотя бы привести больного, раз ничего лучше не получается.
И, о чудо! Поток крови резко замедлился.
Доктор оживилась от неожиданного эффекта, не экономя вату и перекись, закрепила результат.
Как рукой болезнь сняло. Без всяких пробок и скальпелей. Кровеносные сосудики перекись, будто сваркой, заглушила.
Можно дальше жить-радоваться, без хирургической резни и зашивания заниматься ушу, ауру постигать.
Глава восемнадцатая
ПРОЩАЙ, УШУ
– Ура! – ворвался домой Саня. – Червям на кладбище рано собрание проводить! Кровотечение остановлено вопреки стараниям врачей!
И носом счастливо крутит. А потом на руки встал продемонстрировать силу кровеносной системы.
– Ты должен покреститься, – заявила Ленка в сторону задранных под потолок пяток.
– С какого? – чуть не вонзился физиономией в пол Саня.
Оказывается, с такого: Ленка, пока мужа законопачивали в стационаре затычками и травили пилюлями, Богу молилась. И клятву дала, если излечится – окреститься.
– Ты меня спросила? – вскочил на ноги негодующий Саня.
– А не покрестишься – болезнь на меня перекинется.
«Ну и что?» – подумал Саня.
– И на Танечку! – продолжала Ленка. – Ты этого хочешь?
На дочь не хотел.
«Не крестись! – вдруг вякнул в голове голос шаолиньского монаха. – Ауру с чакрами не будешь видеть! Время сжимать-растягивать! Не креститсь!»
Саню без китайских подсказок не тянуло. Не хватало поклоны бить перед иконами…
А вдруг вправду на дочь перекинется? Там крови, как у воробышка. Пальчик порежет, уже плохо.
Ну и что? Он теперь умней целой больницы – перекисью помазать и живи дальше.
– У Танечки без того хронический бронхит и аллергия! – жена прессингует. – Не хватало заразе какой-нибудь привязаться. Боюсь даже подумать!
– А ты не думай! Думальщица нашлась! Мыслитель Родена!
– Только попробуй отказаться!
«Сбрось с балкона!» – мелькнуло в голове.
– Не хочу я в церковь!
– И не надо! В субботу на Левобережье массовое крещение на Иртыше. За Ленинградским мостом.
В субботу собирался ауру вокруг натурщицы разглядывать. Закреплять достигнутое видение и дальше идти, не приближаясь близко к голому, но с кулаками телу.
– Ты должен знать из своего ушу, что боком выходит, когда зазря клянёшься высшим силам! – напирала Ленка.
И дальше била мужа козырем, что здоровье дочери поставлено на карту.
Саня тем не менее стоял твёрдо на антикрестительных позициях.
– Хочешь, буду голой позировать для ауры? – стала расстёгивать халат. – Только покрестись!
«Получше тебя имеются позирователи», – усмехнулся Саня.
И задумался. Если натурщицей Ленка готова заголиться, значит, дело не хи-хи-ха-хательное. Женщина нутром беду чует. Дочка отдыхала у бабушки за триста километров от цивилизации. Вдруг в этой глуши кровотечение откроется. Без того не кровь, а марганцовка у пичужки… В той дыре поди и перекиси не найдёшь…
Скрепя сердце дал согласие.
– Я тоже поеду, – сказала жена, – а то увильнёшь в последний момент. Тебе соврать, как два пальца об асфальт.
– Контролируй, если делать нечего.
В субботу съездил на тренировку, где словил от Погранца мощный тычок по носу, кровеносная система течи не дала, Саня без проблем удержал удар и достойно влепил по скуле нападавшему. Довольный вернулся домой, погладил рубашку, брюки и поехал креститься.
В троллейбусе задремал, после перерыва больничного упахался на тренировке. Мышцы приятно ныли, и весь Саня пребывал в расслабушке. И вдруг, как от пинка, подбросило горячим вопросом: «Утюг я выключил?» Была у них в семье такая электрическая болезнь. Помните театральный случай? Тогда с Ленкой прокол случился.
Напрягает Саня мозги. Вот втыкал вилку в розетку, вот прыскал марлю водой, вот утюгом возил… Дальше темнота и провал… Но точно помнит – лень было гладильную доску убирать, утюг остался на ней, и очень может быть, подключённым к единой энергетической системе России. А впритык книжные полки. Пятнадцать томов Дюма, шесть – Мопассана, пять – Джека Лондона, четыре – Стивенсона и разносортицы от пола до потолка. Есть чему взвиться костром. Для поддержки реакции горения шкаф с тряпьём постельным и носильным рядом.
Задёргался наш герой, заелозил по сиденью: возвращаться к утюгу или нет? Хорошо, если Ленка домой заскочит.
Дождёшься от неё.
– Мне делать нечего туда-сюда гонять, – лишила Ленка противопожарной надежды. – Я ведь не ты, только свои прихоти справляешь! По клиентам с утра бегала!
И подлила масла в полыхающий под черепной коробкой огонь. Оказывается, Саня утром, когда гладил форму, собираясь на тренировку, утюг не выдернул из розетки. Как говорится, склероз налицо.
– По двадцать раз на дню наглаживаешься! Жених прямо!
– Надо обратно ехать! – упал на низкий старт Саня.
– Ты хочешь, чтобы с Танечкой беда случилась?
– На следующей неделю покрещусь.
– Нет! Я поклялась, как из больницы выйдешь при первой возможности. Звони из автомата соседям.
Тех где-то черти носили. Застал товарища, что жил за две улицы от Сани. Договорились, проведёт мониторинг и сбросит на Ленкин пейджер информацию об огневой ситуации.
Началось крещение, а в мозгах у Сани вместо таинства утюг раскалившийся рисует пламенную картину. Вот занялась тряпка на гладильной доске… Пых, огонёк шаловливо лизнул том Мопассана, бравенько зацепился за корешок, прыгнул вверх…
Народу креститься человек двадцать набралось. В основном женщины и дети. Но и мужчины зрелые попадаются.
День жаркий. Июль, градусов сорок давят зноем. Голову печёт. Батюшка чин крещения ведёт.
«Скорей бы уж окунали, – сосед Сане шепчет. – Мозги от жары трещат! Я думал быстро…»
Вода в двух шагах, а не нырнёшь без команды, раз деньги уплачены. Саня другим жаром озабочен. Пейджер в кармане щупает. Отобрал у жены передатчик информации. Ждёт не дождётся, когда завибрирует известием о пожаре.
А тот камнем молчит. В голове у Сани все пятнадцать томов Дюма – один за всех и все за одного – вспыхнули. Прихватили в жаркую компанию «Остров сокровищ» и других пиратов. Джек Лондон добавил полешек в пламя… А вот и платяной шкаф затрещал…
«Я же сегодня новую форму принёс», – сжалось Санино сердце.
По спецзаказу из Китая привезли… На показательных выступлениях хотел блеснуть…
Паралитично затрясся пейджер. Отвернувшись боком к крещению, Саня запустил руку в карман, тайком глянул на табло: «Ленусь, срочно позвони…» И номер телефона без подписи.
«Хахаль!» – решил Саня и мстительно стёр сообщение.
Батюшка не торопясь на церковнонепонятном языке что-то из книги читает.
«Быстрее!» – подгоняет процесс Саня.
Однажды видел выгоревшую квартиру. Из трёх комнат только чугунок для каши выжил.
Снова завибрировал пейджер.
«Ленка, жду». И опять тот же телефон.
«Не дождёшься!» – уничтожил сообщение Саня.
Батюшка обходить всех начал, имя каждого спрашивает.
– Саня, – ляпнул наш герой и дёрнулся руку для знакомства подать.
– Раб Божий Александр, – с укоризной поправил священник.
Снова забился в брюках пейджер. Саня поспешно нырнул в карман. Батюшка подозрительно посмотрел на странные манипуляции раба Божьего.
Пришлось подождать, пока отойдёт церковнослужитель.
«Лен, я нашла стопроцентный способ от целлюлита». И опять тот же номер.
«Не хахаль, – не стёр Саня. – Но ведь линию забивает».
Наконец, пейджер выдал: «Огня нет, дыма тоже, пока».
Не понятно, конечно: «пока» написано в значении «до свидания» или – «ещё нет»? А всё равно легче.
Тем временем батюшка в купель приглашает. Сам первый, несмотря на рясу, вступил. Саня брюки, рубашку скинул Ленке на руки, шепнул: «Огня нет!» – и вприпрыжку в воду. Батюшка с головой его макнул. Ух, хорошо! Так бы и сидел в глубинах. Но у священника другое мнение, за власы вытащил под жаркое солнышко, дескать, не тот случай подводный кайф ловить.
Короче, обрёл Саня в угоду жене крест на шею.
Домой после этого как на пожар, не жалея денег, неслись. На такси.
– Я-то думала крещение раз-раз и в полчаса готово! – виновато говорила Ленка. – Знала бы оставила тебя одного.
– Ага, часа полтора на солнце пёкся! Голова, как пивной котёл, трещит!
Примчались, Ленка на финише ключами в двери шурует, Саня гарь в замочных скважинах вынюхивает. Если чем и пахло – одним котом.
Ворвались. Дюма и Мопассан невредимые. Утюг отдельно от электричества комнатную температуру излучает.
– С чего тебе в голову ударило, что забыл выключить?
– Чёрт его знает...
– У тебя теперь ангел хранитель есть, – сказала жена. – Над правым плечом сидит. Он поберёг.
– Да? – недоверчиво посмотрел направо Саня.
И вдруг достал акварельные краски дочери (училась в художественной школе) и нарисовал своего ангела. Получился грустный. С едва проклюнувшимися крыльями. Затем Саня, давненько с таким удовольствием не водил кистью, написал ангела-хранителя дочери. Юный с золотистыми кудрями он стоял на земле, и в то же время был парящим… И ещё нарисовал ангела-хранителя матери. Со светлой печалью на челе. Ангел отца получился уставшим…
«Дурак ты, Саня! – вклинился в голову шаолиньский монах. – Не видать ауру как своих ушей!»
«Ну чё ты?» – провинившимся школьником промямлил Саня.
«Ничё!» – улетучился монах.
Через два года Саниных ангелов покажут митрополиту, и тот пригласит художника на беседу в новую, расписываемую церковь. Но это будет черед два года…
На следующей тренировке сенсей определил спаринговать с чайником, учить зелёное поколение локтем орудовать. Есть такой приём с подковыркой. Стоишь физиономией к жертве и вдруг всем видом теряешь интерес. Дескать, надоел ты мне хуже горькой водки. Резко поворачиваешься задней частью, будто в тыл собрался. Но, крутнувшись на сто восемьдесят градусов, никуда не бежишь, а набираешь дальше скуловоротную скорость и на триста шестидесятом градусе бац! – углом локтя в скулу или нос. Противник викторию уракать собрался, а вместо неё самого наповал.
Новичок достался лет шестнадцати, крутился бестолково. Ось вращения швыряло на поворотах. Костистый локоть писал нервные зигзаги. Саня шутя отбивал петушиные атаки, для науки сам раздавал тычки. Парнишка кривился от боли, но снова и снова, настырно рвался приложиться к физиономии учителя. За что каждый раз получал нежданчик, то в грудь, то по корпусу, то в плечо. И вдруг на тридцатой или сороковой попытке крутнулся не в правую, а в левую сторону. Не успел Саня удивиться чайниковой прыти, как острый локоть со всего разгона врубился в нос. Кровища, как в случае с голой натурщицей, хлынула.
– Здорово он тебя в носопырку! – восхитился Погранец. – Во, чайники пошли! Чуть что – в роговой отсек вместо уважения к старшим!
Саня скоренько перекисью водорода травму унял и кинулся проучить молодого. Но опять побежал в раздевалку с задранной головой.
«Дурак ты, Саня!» – образовался в ней медитационный монах.
«Сам дурак!» – ответил в космос обозлённый Саня.
Без того невесело, ещё под руку вякают.
На следующей тренировке уже Погранец добрался до Саниной носопырки. Давно мечтал смыть позор, втоптать глубоко в землю, не мог забыть-успокоиться, как умирающим лебедем валился от Саниных ударов. Вызвал на поединок. Помня победный случай, Саня заспешил медитативно сжать своё время, а пришлось зажимать нос.
Картина в кровавых тонах повторялась пять тренировок подряд. То новичок выступал живописцем, то Погранец.
И Саня загрустил-закручинился. С недержанием в носу только по телефону ушу заниматься.
Жизнь опять дала трещину, в которую ухнуло китайское единоборство.
Чем залеплять?
– Давай бегать! – вдруг предложила Ленка. – Одна клиентка пятнадцать килограммов бегом с себя сбросила. До этого сердцем маялась, а уже два марафона прошла.
Всю жизнь супруга слышать не хотела о физкультурных рукомаханиях, вращении тазобедренного состава и дрыганье ног для красоты в теле. И вдруг спортивная инициатива.
– А давай! – с энтузиазмом высунулся из тупика Саня. – Для стройности, бодрости и настроения! Жаль, по субботам не сможешь, а то бы в рощу вдвоём…
И возникло мимолётное видение. Бегут друг за дружкой по росе. Птичий будильник трезвонит в кустах-деревьях, солнце за лесом глазоньки продирает, травка целебно пахнет…
– Почему не смогу. Я теперича не то, что давеча – не та борзая, ноги по гаражам и дачам бить-колотить! Предприятия страхую! В выходные не кантуй!
И стали они на оздоровительной трассе дружной семейной парочкой. Саня лёгкой газелью рассекает загородное пространство и нацеливается на марафон. Лена перемещается тяжеловатой трусцой. Не до сорока двух километров с хвостиком. Целлюлит бы растрясти.
Но какие её годы. На календаре ещё и сорока не пропикало…