Сказка о ёжике, умевшем рисовать 2

…Мама поверила в то, что Бэлл станет хорошим художником. Ведь для того, чтобы стать кем-то, очень нужно, чтобы в это поверила мама.

Братья и сёстры помогали ему собирать осенний урожай грибов и яблок, подметать дорожки, катаясь клубочком по палой листве. Они быстро и дружно справлялись с домашними делами. Наскоро перекусив, Бэлл убегал на солнечную поляну. Теперь он добирался до неё быстрее, ведь сосед дядюшка Игл помог ему сделать лёгкую и очень удобную лодку.

На поляне его всегда ждали. К старым приятелям – Нико, Стэну, авангардисткам прибавилось много новых друзей.

Он познакомился с Кэном. Тот был грубоватым и иногда заворачивал такие словечки, что уши Бэллика стыдливо прятались в колючки. Но Кэн никогда не боялся говорить правду. Кучку на рисунке наманикюренной абстракционистки называл именно так, как хотел (но не назвал) её Бэллик.

Кэн работал в жанре анималистики. Он пояснил, что основным объектом её являются животные. Главной задачей анималиста может быть как точность изображения животного, так и художественно-образные характеристики, включая декоративную выразительность или наделение животных присущими людям чертами, поступками и переживаниями.

Кэн учил Бэллика делать ясные, крупные мазки, чётко завершать композицию. Но он был взрослым и солидным ежом, а Бэллу всё время хотелось сделать что-то необычное, неправильное, незавершённое. Прибегали ежихи-поп-артки и утаскивали его прыгать в речку с тарзанки. Кэн немного ворчал, но Бэлл видел однажды, как он исподтишка пришёл к реке, разбежался и далеко-далеко прыгнул, почти на середину. А потом, озираясь по сторонам, крупными саженками плыл в сторону кустов, где спрятал свою одежду. И Бэлл понял, что Кэн – такой же, как они, только почему-то боится это показать. И часто щетинит свои колючки, чтобы никто не понял, какое мягкое у него пузцо.

Бэллик часто с восторгом замирал у картин Сержа. Так просил себя называть солидный и уважаемый в среде художников Мастер. Его картины были безупречны. Выписанные лёгкими, почти незаметными штрихами, лица и предметы были как настоящие. Серж был совсем простым и не зазнавался. Он часто приглашал «своего молодого коллегу», как  именовал Бэлла, разделить с ним трапезу. У него рядом с мольбертом стоял старинный массивный стол. И бутерброды с кофе всегда казались невероятно вкусными. Свой стиль он называл академизмом. С упоением рассказывал о том, что это направление  основывается на догматическом следовании внешним формам классического искусства. Академизм восполнял в себе традиции античного искусства, в которых идеализирован образ натуры, компенсируя при этом норму красоты. Бэлл признавал – здорово компенсировал.

В обед своего подопечного на поляне разыскивала тетушка Гила. Всю развесёлую компанию загоняла к столу, где уже выставлены были всякие вкусности. И бесполезно было доказывать, что он обедал. Она говорила – бутерброды - это никакой не обед. Нужно вовремя есть борщ, пироги и запивать компотом. И на столе и на её картинах всё так аппетитно выглядело, что невольно текли слюнки. И он с упоением наворачивал пироги с рыбой и вареньем. В том жанре, в котором работала тётушка (называла его бытовым), она  изображала обыденные сцены из повседневной жизни человека без прикрас.

Издалека Бэллик присматривался к работам Алекса. Тот был очень-очень умным и насмешливым. И Бэлл всё время боялся в его присутствии ляпнуть какую-то глупость. Но картины у Алекса были волшебными. В них было очарование загадки и в то же время - полного откровения. Бэлл спросил у Сержа, как называется это направление. Он понимал, что никогда не сможет работать в этом стиле, но ведь знать, чем восхищаешься - необходимо. И Серж объяснил ему, что ванитас («суета, тщеславие») - жанр живописи эпохи барокко, аллегорический натюрморт, композиционным центром которого традиционно является человеческий череп. Подобные картины, ранняя стадия развития натюрморта, предназначались для напоминания о быстротечности жизни, тщетности удовольствий и неизбежности смерти.

С Жоржем, Сан и Кэт Бэллику было легко и весело. Они собирали компании таких же жизнерадостных и общительных ежей. Подтягивались гости из других лесов и даже из-за речки приплывали на их задорные спевки. Они вместе отмечали разные ежиные праздники и дни рождения. Иногда даже придумывали их, когда очень уж хотелось собрать всех вместе, за одним столом у тётушки Гилы.

Жорж был  карикатуристом. Он изображал знакомых художников так смешно, соединял  реальное и фантастическое, преувеличивал и заострял  характерные черты фигуры, лица, костюма, манеры поведения людей. На него редко обижались, обычно смеялись вместе со всеми. Но были такие, что надолго запоминали обиду. И даже несколько раз обещали побить.

Сан – славная забавная девчонка, работала в стиле пастораль. Картинки мирной простой жизни настраивали Бэлла на мирный лад. И появлялось желание петь и декламировать стихи о цветущих лугах и пасущихся на них овечках. Таких же добродушных, как те, что были на картинах Сан.

Авангардистка Кэт Бэллику очень нравилась. Она могла отшить навязчивых ухажёров почти такими же словами, что и Кэн. Но на самом деле была доброй и незащищённой. Он считал, что должен опекать её. Он и сам не знал, почему, но так считал. Творчество её было удивительным - совокупность экспериментальных, модернистских, подчеркнуто необычных, поисковых начинаний. И это завораживало, тревожило, но и привлекало чрезвычайно.

Часто в грандиозных праздниках принимал участие монументальный, основательный и надёжный гиперреалист Эжен. Он писал картины, что отражали действительность почти фотографически. И не умел врать. И Бэлл знал, что в его присутствии тоже не сможет соврать или промолчать, наблюдая за тем, как обижают его друзей.

Большой Художник почти никогда не присутствовал на торжествах и празднествах. Но это было неважно. Ведь он Художник. У него учились, им восхищались. Этого было достаточно.

Общие праздники и застолья не нравились некоторым ежам, что работали в иной манере, чем компашка Бэллика. Дамы с хорошими манерами и глубоким знанием теории живописи брезгливо морщили носики и рекомендовали перестать создавать ту дребедень, что давно уже осмеяна в высшем свете.

Однажды ежиха в белых джинсах и с белокурой прядкой колючек на макушке собрала всех на полянке и прочитала лекцию о том, в каком стиле и жанре все они должны работать. Назывался он дадаизм. Хорошо поставленным голосом лекторша пояснила, что произошёл этот термин от фр. dadaisme, dada - деревянная лошадка; в переносном смысле - бессвязный детский лепет. Это - модернистское течение, для которого характерны сознательный иррационализм и демонстративный антиэстетизм. И, вообще, она сказала, что рационализм и логика объявляются одними из главных виновников опустошающих войн и конфликтов. Исходя из этого, дадаисты считают, что современную европейскую культуру необходимо уничтожить через разложение искусства.

Бэллик внимательно слушал лекцию, пытаясь что-то понять. Но ничего не понял. Он усвоил лишь то, что теперь все должны работать именно в той манере. А лесным ёжикам нечего делать на поляне, где трудится великая дадаистка. Он запечалился сначала, но понял, что не один он ничего не понял. Все остальные – тоже. Они просто смеялись. И тогда услышал от великой художницы такие слова, каких никогда не употреблял даже хулиганистый Кэн. И Бэллику стало так стыдно, что уши свернулись в трубочку и попрятались в покрасневших колючках.

Часто на мольберте по утрам Бэлл и его друзья находили прикреплённые листочки лопуха с начертанными на них непонятными загогулинами. Он спросил у Кэт, как называется это направление. Но та только посмеялась и посоветовала спросить у Жоржа. Ведь тот всё знал. Он был очень грамотный и хорошо разбирался во всяких-разных теориях. Жорж посоветовал Бэллу сильно не морочить голову, но всё же объяснил, что называется это… леттризм (от англ. letter - письмо, послание) - направление в модернизме, основанное в 1946 в Париже. Оно характеризуется использованием в живописи и графике изображений, похожих на шрифт, нечитаемый текст, а также композиций на основе букв и текста. А цепляет по утрам своё «творчество» на чужие мольберты ученица маляра Тэн, пока тот на утренней пробежке.

Бэлл был домашним ёжиком. И по вечерам всегда уезжал домой, переправлялся через реку на лодочке и потом ещё долго-долго шёл по лесу и лугу. И сначала он ничего не знал о том, что некоторые художники могут творить лишь под покровом ночи, когда у них появляется вдохновение и композиционно выстраивается сюжет. Он удивлялся иной раз - вместо того, чтобы расставлять мольберты и работать, многие из его друзей о чём-то ожесточённо спорят. Это «что-то» происходило ночью, таинственное и странное. Он встречал на поляне нелепую ежиху в чёрном чепчике. Она, заламывая руки, кричала о том, что  вновь кто-то оскорбил святые чувства. Бэллу её было немного жаль, и он снова пошёл к друзьям, чтобы они объяснили, почему постоянно обижают эту печальную почтенную ежиху. И ему рассказали, что есть такое направление в живописи - мизерабилизм (от фр. miserable - несчастный). В рамках его на первое место выносится сюжетно-драматическое начало в живописи и графике, с подчеркиванием трагической обреченности, «покинутости» человека в мире. Это – творческая манера, в какой она работает много лет. И ежиха не может простить, что не все вместе с ней рыдают и не все восхваляют её уникальное дарование.

Но Бэллик не хотел рыдать. Он хотел петь и плясать на полянке вместе со своими друзьями. Потому перестал ходить на ту сторону, куда не попадало солнышко, и где работала всегда грустная ежиха Фисо.

Никто из ёжиков не забирал на ночь рисунки с мольбертов, расставленных на полянке. Но вскоре Бэлл с удивлением начал замечать, что некоторые листочки ночью пропадают, а иные стоят на своих местах с измаляканными чьей-то недоброй рукой бывшими картинами. Это тоже было непонятно и тревожно.

Однажды он пошёл гулять по поляне и увидел странное полотно. На лист кувшинки как попало были набросаны пятна краски. Он попробовал встать кверху ногами, чтобы понять, что там такое нарисовано. Но и в таком положении ничего не понял. Тогда он робко попросил стоящую рядом ежиху объяснить смысл того, что видел. Ежиха долго рассматривала Бэллика. А он, в своей полотняной курточке, сшитой мамой-ежихой, и растоптанных тапочках совсем не уютно чувствовал себя под этим взглядом. Тяжко вздохнув, медленно, почти по слогам, словно Бэлл был придурковатым, умная ежиха начала рассказывать о направлении в живописи - ташизм (от фр. tache - пятно) - одного из направлений в абстракционизме. Это живопись пятнами, которые не воссоздают образов реальности. Они наносятся на холст быстрыми движениями руки без заранее обдуманного плана, выражают бессознательную активность художника.

Бэллик осмелился вставить, что в левом углу бессознательная активность художника могла бы быть активнее в плане зеленовато-бирюзового. И перспектива могла уравновеситься  вкраплением в тёплый жёлтый холодного ультрамарина. Ежиха подпрыгнула на месте, трижды сделала сальто в воздухе и издевательски рассмеялась в лицо наглому пришельцу из лесного края. Мол, только не хватало, чтобы какой-то подкидыш учил её перспективе. Бэллик грустно побрёл дальше.

Но вскоре после разговора с ташисткой заметил, что листочки с его набросками стали пропадать чаще, каляки-маляки постоянно появлялись на незаконченных картинах. И на конкурс, что проводили для всех художников каждый день, его тоже не взяли. Но он совсем не печалился. Ведь главное для него было – учиться.

Печаль у Бэлла была иная. Большой Художник грустил. И мазок его стал не так совершенен. Он иной раз застывал с камышинкой в руке, не донеся её до полотна. Бэлл догадывался, что печалило Мастера…


Продолжение следует…