Следы на песке

  Уже смеркалось, пляж пустел на глазах, заканчивался воскресный день, а они - мужчина, две женщины и десятилетний мальчик - только подъехали, подкатив машину к самому песку.

Разостлали квадратную плюшевую подстилку, разместились.

Мальчик сразу же бросился к воде, затем бегал по песку, изгибая худенькое тельце, он был похож на молодое, игривое животное, вроде резвящегося козленка.
Уж он то был счастлив, вся жизнь его была впереди, а может быть, именно сейчас он по-настоящему жил...
 
Мужчина лежал. Сперва на спине, запрокинув голову вверх, затем на животе.

Женщина, та, что принадлежала (и хотела принадлежать) ему, не  выбирала позы, а подстраивалась под него, чтобы ему хватало места и было удобно.

Не слишком избалованная его вниманием, она сама тянулась к нему, украдкой целовала его щеки, приглаживала волосы, ревновала и допытывалась.

В последнее время она видела его все реже. На нее уже давил возраст, хотелось определенности. Мужчина иногда отмахивался и от вопросов и от нежностей, и грозил в следующий раз не брать ее с собой: она, дескать, мешает ему оставаться наедине с природой.

Это были вроде шутки, но вместе с тем и глухие удары в грудь, в самую душу.

Ей-то хотелось оставаться только с ним наедине. А тут еще эта...

Сидит якобы из деликатности спиной к ним на краю плюша, могла бы и вовсе не ехать, могла бы не мешать, так хочется говорить о вещах существенных, вдруг однажды она получит определенный ответ, услышит слова - долгожданные, которые успокоят душу, хотя и не так обрадуют, как будь они сказаны вовремя.

А после слов изменится ее жизнь, не будет больше одиноких, в тщетном ожидании вечеров, а если и будут, то в виде исключения, а не жестокого правила.
 

Сидит спиной, мол, не смотрит на них, но ведь слышит - значит, сегодня разговора не получится.

А вторая женщина думает, что могли бы и вовсе не обращать на нее внимания, все равно ведь ей известно о них все: та сама ей рассказывает - все, и по нескольку раз.

Она все знает о них, они все одиноки, каждый по-своему, но более всех одинока она.
Следит за мальчишкой, который ей не сын, а матери сейчас не до того, - так и подмывает залезть в самую душу мужику: что он себе думает, зачем терять время, годы уже не идут - летят, пожить бы хоть немного как все.

Устала от всего, от поисков воображаемого идеала, поздно поняла, что его нет вовсе и мир устроен совсем не так, как ей казалось, а теперь ей хочется жизни, которую когда-то презирала, - простой и бесхитростной: жить своей кухней, своим мужчиной и своим ребенком; и не раздваиваться, не делиться и не разрываться, а чтоб все вместе, под одной крышей, плечем к плечу против неизбежных житейских невзгод.

А сидящая спиной печально глядит на мелкие волны, на замусоренный песок, на палатки, на кучки людей- хорошо...
Хорошо, что ее взяли!
Пригласили из простой вежливости, но она ухватилась за эту возможность, пусть ненадолго, сбежать с того темного угла, в который ее загнало одиночество.

Но оно не осталось дома, нет, оно и сейчас здесь, при ней, приплелось за ней, хотя оно тоже изменилось: уже не такое злое и давящее.
Выйдя из стен на простор - оно уже не открытая рана, а рана заживающая, приятно зудящая... Хорошо!

Воздух стал свежее, на небе появилось несколько звезд, костры, жизнь..

Вдруг мягкая, приятная, но сильная волна ворвалвсь в ее грудь, в одно мгновенье сокрушив все то, что одиночество нагромоздило там за долгие годы, ненужный хлам.

Она поспешно опустила голову на колени и слезы полились, худые, узкие плечи задрожали - почему?
Почему она плачет  сейчас, здесь? Этого нельзя допустить. Нельзя хотя бы потому, что будет видна эта предательская дрожь!

Ради всего святого! Разве она может позволить себе такую роскошь - разрыдаться, приобщив кого-то еще к своему горю? Разве может она обнажиться, выставиться напоказ, как те убогие нищие, которые за гроши показывают миру свои культяпки?
 
Через несколько минут она взяла себя в руки. Вроде никто не заметил.

Захотелось жить! Как захотелось жить! И захотелось умереть точно так же!

Что-нибудь одно из двух, но только не это отупляющее, жалкое, тусклое существование. Будто гигантский паук оплел ее своей паутиной, сквозь которую даже солнце не светит.

Одиночество загнало ее в темный угол и стало ее тираном и, как всякий тиран, окружило себя подручными не лучшего пошиба - всевозможного рода фобиями, которые парализовали ее волю, убили вкус к жизни, уничтожили все краски, оставив ей лишь мрак, один беспросветный мрак!

Но вот вдруг, здесь, будто светлый луч пробежал, на один миг озарив другую, настоящую жизнь, на миг приобщив ее к этой жизни, на миг вырвав слезы восторга из ее груди перед этой жизнью; изумление и ужас поразили ее, когда она сопоставила эту настоящую жизнь со своей собственной.
 

Сумерки сгущались, песок еще немного согревал, сохранив остатки тепла в своей глубине. Песок.
Смахнув слезы, женщина смотрела и не могла понять, почему эта серая россыпь так волнует и так успокаивает, и что-то будоражит где-то там - за гранью сознания.

Песок.. Да, он вечен, и он не просто материален, целая философия в нем.

Это и пространство и время, бесконечность, движение и покой, смысл и бессмысленность, тайна...
Песчаные пространства необычайно действуют на человека.

Не зря же мудрецы уходили в пустыню, чтобы там, среди песков, на груди уставшей вечности, им открылись великие тайны бытия.

И даже просто лежа на песке чувствуешь себя в объятиях друга такого верного и навек надежного, какого никто никогда не имел среди людей.


Быть может, песок шепчет свои секреты тому, кто устал, кто не знает, по какому пути ему дальше идти и в отчаянии уже махнул рукой: все равно, мол, все дороги ведут к смерти.

А он скажет: да, все дороги ведут к смерти, но ты лучше иди той, на которую тебе укажет твое сердце, ты только прислушайся!


Мальчишка резвился, иногда исчезая в темноте и появляясь вновь, женщинам было хорошо, уезжать не хотелось.
Мужчина сходил к воде, постоял в раздумье, решил сегодня не купаться, а вернувшись сказал, что пора возвращаться в город: он проголодался.

Женщины подобрали вещи, позвали мальчишку, приказали ему одеться, огляделись вокруг себя и они ушли.


А завтра придут другие, чьи жизни, столь же мелки и столь же недолговечны, как те следы, которые они оставят после себя на песке.