***

ЕВА


Хранитель шепнул: «повороти коня!». Но, не дослушав, Ева проскакала еще
несколько стадий. Вверх по склону оврага, через заросли можжевельника,
она выскочила прямо на костры у стен тюрьмы. Какое гиблое место! Ева
поняла, что сбилась с дороги.

Два… три… или пять дней назад было объявлено, что Король всплыл
мертвым… «Чур, меня! Чур! » Ева тронула охранный амулет: «ну почему
я?! Я не жрица и не анатом»…

На холсте ночного, белого снежными тучами неба, проплыло бледное, как
луна лицо. Коронованное лицо. Хранитель застонал за правым плечом:
«гони!», а Ева еще полмгновения не могла оторвать взгляд от силуэта
Королевы на крепостной стене…

«Наверное – призрак!» - Ева вонзила пятки в ребра Валтасару, но конь
стоял как вкопанный, казалось: теперь его заворожило то же видение.

Взгляд со стены скользнул мимо, потом вернулся, потом остановился на
Еве. Пришлось спешиться и поклониться. Когда внимательный один и
напряженный другой, взгляды столкнулись, Королева тяжело опустила на
мгновение веки, заслонившись ими от Евиного любопытства. « Нет, не
призрак. Живая, но – заколдованная!» Фигурка повернулась и побрела
дальше, но потом снова остановилась и поманила Еву грациозным  и
властным жестом. «Началось?» - прислушалась к Хранителю Ева, но
Хранитель, пожалуй, что – онемел.

Поднялись городские ворота. По мосту прохлопала латами конная стража.
Ева опустила забрало и стиснула рукоять меча. Тревожно заржал Валтасар,
окружаемый легким конвоем. «Прошу следовать за мной!» - прорычало
из-под какой-то из железных касок. Ева повиновалась молча. Снова
захлопали латы, опустились за спиной городские ворота. Молча проехали
площадь, открылись ворота замка, проехали внутренний двор, спешились…
Высокие двери, широкие каменные ступени, треск факелов, подъем и
поворот, еще подъем и еще поворот…Закончились камень и факелы. Под ногами заструились меха, а на стенах заморгали рефлекторы со свечами. У широкой резной двери на Евино плече тяжело опустилась железная перчатка сопровождавшего. Он, помедлив,
потянул дубовую ручку, а Ева, не поднимая забрало, осталась ожидать в
окружении прочих стражников.

«Вы можете войти» - прошелестело из-под возвратившейся каски. Она
отдала меч и вошла.
Меха, зеркала, гобелены, свечи, витражи. Королева стояла в глубине
покоев, и Ева чувствовала на себе ее взгляд.
-- Откройте лицо.
Ева сняла шлем.
--Вы кто?
-- Мое имя Ева, Ваше Величество.
-- Что привело вас к нам?
-- Ошибка.
-- Что вы знаете про нас?
Ева промолчала в ответ.
-- Вы же слыхали о нашем горе?
-- Да, мадам, сожалею.
Королева посыпала свечу на столе каким-то фиолетовым порошком, и в покоях запахло сладко.
-- Хотите, я обучу вас магии?
Ева вскинула брови:
-- Магии? Меня? Обучите?
--Да.
--Спасибо, не нужно.
Королева улыбнулась, но в глазах ее сверкнуло упрямство.
--Владеете? Я так и знала! Тогда я прикажу вас сжечь!
--Зачем?
--Вы – ведьма!!!
«Нет,- подумала Ева, - она не заколдованная, она – сумасшедшая»…
--Это не возможно, мадам.
Королева, казалось, именно этого и ждала.
--Не горишь?! И не тонешь?! Палача!!!— Истошно завопила она и рванула
серебряный колокольчик. В покои ворвались стражники. Еву схватили и
протащили по незнакомому лабиринту. «Эль! Эллах! Эллохим!!! – забился,
запульсировал внутри Евы сигнал бедствия… «Эль! Эллах! Эллохим!!!»

Очутившись за городскими стенами, Ева не поняла, откуда возле огромного
костра под тюрьмой явилось лицо палача в маске. Красный балахон
сливался с красными языками пламени.
--Молитесь, если есть кому! – в голосе палача прозвенела надежда, а
зрачки, сверкнувшие в прорезях, показались родными…
-- Эль! Эллах! Эллохим!!! – сорвалось с Евиных губ и, улетевший в снежное
ночное небо призыв, вернулся молнией, разорвавшей в клочья пейзаж ночи,
замка, костров и костра, где на коленях в грязи молилась Ева, и шевелил
губами за ней, спрятавший руки в длинные рукава, странный палач.
Грохнуло и задрожало в небесах. Снег повали к земле огромными хлопьями.
Взбесившийся ветер хватал их и тучами швырял то влево, то вправо, то вниз
то вверх, то запускал их в дикий хоровод, завывая и улюлюкая, словно
сильно тронувшийся умом дирижер. Пламя недолго сопротивлялось его
темпераменту. Все костры, заваленные снегом, погасли, погас и Евин
персональный, и все стихло.

--Браво! – Спокойно произнес палач и изящно склонился перед торопливо
приближавшейся к лобному месту Королевой. Ева ласково улыбнулась палачу…
Королева остановилась в двух шагах. Ева поднялась с колен, выпрямилась,
повернула каменное лицо в ее сторону и железный взгляд медленно подняла
на царственную особу… И удивилась… в глазах напротив не было ни стекла,
ни упрямого блеска, они смотрели спокойно и мягко, только в глубине
мерцали укрощенные боль и страх. «Она не сумасшедшая, она –
несчастная».
-- Величество без свиты?
-- Простите, - Королева плохо справлялась со своим голосом,- это я
вызвала вас сюда, хоть ваш Хранитель и сопротивлялся.
-- Вызвали? Меня?
-- Да. Магия. Я запутала вашего коня.
-- Зачем?
-- Я объясню. Я все объясню… Король…он… его нужно спасти.
Ева подумала, что уже подумала об этом.
-- А его можно спасти?
-- Мне кажется – да. Дождемся темноты, я покажу вам место, куда является
его призрак. Он хочет вас видеть.
-- Ну почему я?!! – Ева зажала в ладонь амулет, чтобы унять взволнованное
биение пульса.
--Есть определенная связь…
– Какая может быть связь между мной и вашим самоубийцей? Я мирный
человек! Я не желаю его видеть! И…- Ева осеклась, почувствовав, что может
быть лжет самой себе.
-- Дождись темноты. – прошептал Хранитель. Ева поморщилась, но на этот раз ослушаться не посмела.

До самых сумерек она страстно молилась, страстно желая не встретиться с
тем, с кем страстно желала. Королева не беспокоила ее. Хранитель «убавил звук» и наблюдал.

Ева упала в ладони ночи внезапно. Как в пропасть. Она ждала Призрака,
но не могла пробиться взглядом сквозь тьму. Было зябко. Туман шевелился
и пугал ее в темноте. Трудно было дышать, шепот безмолвия грозил
разродиться чем-то ужасным, и смертельно тосковала душа… «Кто-нибудь!
Спасите меня!»

-- Я верил, что ты придешь.
-- Ты никогда ни во что не верил.
-- Ева, я верил, что ты придешь.
-- Не называй меня по имени.
-- Я уже умер, Ева.
-- Зачем ты звал? Попросишь отомстить за себя?
-- Да.
-- Кого же мне уничтожить?
-- Найди Фолиант прошлого и если удастся – измени начертание знаков.
-- Хм.
-- Я не оставлю тебя в покое! Ты можешь спасти нас обоих!
-- Я могу спасти полмира! Но спасти нас с тобой!!! – я не знаю, как это
сделать.
-- Ты должна воскресить прошлое и назвать То чего нет, не называя того,
что есть.
-- Хорошее предложение! Назвать то, чего нет! Тогда пусть это будет – Утро!
-- Ева!!!
Она уже не слышала, потому что властным заклинанием призывала рассвет…

Трижды пропел петух, и тьма отняла ладони от Евиных глаз. В рассветных
сумерках засерели стены и потолок каземата, в который вчера привели Еву
на свидание с призраком.

«Если я у тебя в плену,- подумала Ева,- то я начну готовить тело к
погребению, а душу к вечности. Если я свободна – я не приближусь к
Фолианту и не воскрешу его монстров. Прошлое знает, как остановить
желающих посягнуть на его скорбных духов…

Приблизиться-то она, конечно, могла… Просто, хотелось поискать другое
средство. Король и при жизни не грешил ординарностью, и, надо сказать,
что это никому не облегчало существование.

Ева тронула железную решетку, отделявшую ее от внешнего мира, и он
предстал перед ней. Весь белый, Свет конечно рад был ее видеть.
На короткий свист откликнулся Валтасар с заднего двора. Не прошло и
минуты, как конь уже радостно бил копытом, а Ева, обняв его могучую
шею, шептала ему на ухо повествование о своих ночных кошмарах. Верный
друг тряс головой, удивленно и возмущенно поводил ушами – сочувствовал.
По всем приметам Еву звала дорога, но сердце почему-то не откликалось
на зов. Ей хотелось бы постоять в обнимку с Валтасаром и
поприсутствовать при пении птиц, не внимая переводу их языка на
человеческий. Она просто вплетала бы их щебет в великую мелодику, с
древности звенящую в синем небе… Но не было певчих. Только снега.
Роковая встреча не то чтобы сломила ее. Но опустошила настолько, что
глубина бездны в сердце отражала перевернутую глубину бездны в небе.
Как колодец, в котором отражаются звезды в полдень.

-- Я не хочу искать переправу.
-- Ну и не ищи.
-- Ты же мой Хранитель.
-- Разве я не храню тебя?
-- Хранишь. Но, почему-то, не жалеешь.
-- Могу пожалеть.
-- Что со мной?
-- Ладони тьмы заразили твое зрение. Ужас безмолвия травмировал слух. Жуть
тумана парализовала твое осязание. Ты стоишь посредине белого дня и не
видишь света?
-- Да. Именно так.
-- Ты знаешь, что делать?
-- Ты когда-то учил… Призвать веру и отвагу…
-- Да. И просто пойти наперекор миру.
-- Мне опять суждено потерять его?
-- Ева, опомнись. У нас другие планы.
-- Какой ты черствый. А Королева?
-- Вряд ли ты обидишь ее тем, что не совершишь чуда.
-- Я просто хочу помочь.
-- Миледи! Вы забываетесь!
-- Я хочу помочь.— Ева почти взмолилась. Хранитель замолчал. Она сжалась в комочек, ожидая приговора.
-- П-помошница!!! – Почти выругался Хранитель. – Вы куда держите путь,
сударыня?!
Ева, глотая слезы, мотнула головой:
-- Туда. На юг.
-- А там что?
-- Переправа.
-- И ты нашла здесь повод отречься?
-- Я не отрекалась!
-- Так – отрекись. Снова. И – оставайся.
-- Ты же сам разрешил нам свидание…
-- Я не разрешал свидания. Я просил дождаться темноты.
-- Я дождалась…
-- Я думал, ты повзрослела. И на этот раз не станешь рисковать короной,
головой и всеми светлыми надеждами твоего отца. Ради чего, Ева?
-- Ради себя. На этот раз я уцелею. Клянусь!
-- Я не в праве повелевать. Но, очевидно, что здесь нет продолжения.
-- Я же творческая натура. Что-нибудь придумаю.
-- Ты придумаешь себе жизнь или смерть?
Ева посмотрела на снег, но ответа не нашла.
-- Ну? На этот раз? жизнь? или смерть?
Взгляд Евы поднялся выше, тронул серый каменный забор, еще выше…Большой черный ворон на заборе чистил клюв, сверкая гладкими крыльями. Она долго молча смотрела в недобрые честные глаза птицы, пока не ощутила, как вспухла ладонь в том месте, где настороженно струилась линия жизни. Но Ева уже знала, что ответить, потому, что слышала, как плещутся в крови пребывающие волны нежности и сострадания.
-- Жизнь.
-- Значит, ты едешь?
-- Значит – я остаюсь.
Ева со вздохом облегчения отпустила шею коня. Ей нравилось то, что
решение уже принято, и, что не придется уклоняться или объясняться с
пристальным взглядом Королевы, которая давно уже наблюдала из окна
сцену с одним неизвестным и старалась путем напряженного созерцания
отследить Евины намерения.

Развернувшись лицом к окнам опочивальни, Ева позволила Королеве
заглянуть в свои глаза, а потом спозировала почтительный поклон и
мысленно потребовала ванную и завтрак.

К завтраку она вышла без определенного плана действий. Но зрение и слух
обострились, а интуиция была готова дешифровать любые значки, которые
намекнули бы ей, где в границах исследуемой сферы пространства
существует площадка соприкосновения со сферой времени. Ей нужно было
вернуться в прошлое.

Двор Королевы располагал к непринужденности. Ева с удовольствием
болтала с фрейлинами, министрами и пажами о всякой приятной чепухе.
Астрология, поэзия, политика, философский камень…и что-то смутно
привлекало ее внимание к шуту ее величества и к часовне в окне за его
спиной. Натренированные чувства без команды принялись раскручивать клубок ассоциаций. Ум привычно заворчал, что для знакового шифра пакет
впечатлений слишком буквален. А Ева продолжала пить вино и беседовать с
эрцгерцогом о скачках и лошадях. Некоторое время она выжидала, когда
закончиться перепалка внутренних арбитров, и они предъявят ей отчет,
неподлежащий двусмысленному истолкованию. В конце концов, Евино существо вдруг переполнилось полноценным устремлением и подчинилось импульсу, отклонить волю которого никогда по отдельности не могли ни разум, ни интуиция. Ева тронула карлика за плече.

-- Милейший…
Шут обратил к ней взгляд вечности. Серой безмолвной вечности:
-- Как много, друг, Горацио, такого, что и не снилось нашим мудрецам...
-- Простите?— впечатление от этого лица оглушило Еву.
-- Меня зовут Йорик.
-- Ева. – Ева все еще созерцала эти глаза…
 

-- Я знаю, что вы хотите спросить. Отвечаю сразу: устал, сударыня от
отечества. Шутка ли позволять Родине все время выкапывать из могилы свой
череп?! Теперь я на службе у здешней фамилии. Работа мне знакома.
Самодержца мы схоронили. Да и платят, опять же…
-- Вон как…
-- Поговорить вот только не с кем,- шут маниакально оскалился, и глаза
его запылали злобным огнем, - дикари!
-- Когда-то вы были толерантным, Йорик…
Он смерил Еву взглядом.
-- Политкорректным? Не помню…
-- Мудрым.
-- Вы находите?
-- Без сомнений.
-- Х-ээ! Замысел-то иссяк... не судите строго…
-- Вам некого любить?
-- Абсолютно некого…
-- Бедняжка…бегите…спасайтесь.
Шут снова смерил Еву взглядом.
-- Видите часовню?— он приотодвинул подвязанную бахромой портьеру и
движением головы предложил Еве посмотреть в окно,- в полдень вы должны
быть там. Слышите, вы должны быть там… Шут по-солдатски повернулся кругом, звякнув бубенчиками на своих шутовских башмаках и сильно ссутулившись, побрел восвояси, а Ева не попыталась даже озвучить свое испорченное настроение, когда раздался голос ее величества из оккупированного цветами балкончика:

-- Не симулируйте чрезмерную впечатлительность, - Королева поднялась с
мраморной скамейки, и было понятно, что она слышала разговор,- ну,
конечно, мне стоило немало труда, чтобы воссоздать Иорика в точности…
-- Мне кажется это большой странностью, Ваше Величество…
-- Всем так кажется. По меньшей мере… А о чем вы беседовали?
-- О королевстве Датском…
-- Вы напрасно игнорируете мои возможности, - всем телом улыбнулась Королева.
-- Как вы могли подумать?! – Ева улыбнулась еще приветливей, - просто я
знаю, что на каждой дороге есть свои указатели.
--Скажу вам. Даже если вы не хотите. В этом краю все указатели вот здесь,
- Королева ткнула указательным пальцем себе в висок, - а лучший способ –
вот этот.
Она подала Еве бархатный кисет с вензелями.
-- А Что это?
-- Моя магия. И не очень-то рассчитывайте на Йорика. Он – иллюзия.
-- Оч-чень мило…
-- Вау! – Не удержался от комментариев Хранитель, - Мадридский двор –
«курит».
-- Я просто облегчаю ваши поиски. Хотя, кое в чем, Йорик, конечно, прав.
Площадка в часовне. За разорванной завесой. Но, учтите, вам придется
взойти на жертвенник. Посыпьте вокруг себя порошком из кисета и вас,
возможно, не тронет огонь.
-- Спасибо…
-- И еще: не закрывайте глаза, когда придет Губитель. А вам, Таинственный,
- обратилась Королева к Хранителю, -- лучше не вмешиваться.


2

Весна всегда приходила сразу же поле апатии… Действительные и
мнимые горизонты раздвигались, почему-то пугливо уклоняясь от нового
круга загребущих лопастей скрипящего колеса Фортуны. Сколько же лет
было этому звуку? И в который раз в природе начиналась сказка
преображений и перевоплощений? Чудесная сказка. Каждый эпизод которой
рождался прямо здесь, и никогда не был похож на предыдущий…

Ева медленно вошла в часовню. Отстранив завесу, обнаружила взглядом
медный жертвенник, слегка припорошенный пеплом и пылью. И больше
ничего. Не было ни света, ни тьмы, ни тепла, ни холода, ни шума ни,
тишины. Выделялся только слабый аромат ладана и с городской ратуши
случайно долетел бой часов, насчитавший почему-то, пять минут
первого…

Ева опустилась на колени, умиротворенная спокойным мерцанием меди и
каким-то неизъяснимым комфортом всех органов чувств. Она сняла с шеи
свой охранный амулет и в качестве дара положила на жертвенник.

Хранитель остался за порогом часовни, но Ева не испугалась и не
опечалилась, просто поняла, что здесь она сможет оставаться одна,
потому, что Вселенная просачивалась в ее сердце и душа уже больше не
застилала небесную сферу затмением немоты.

Фиолетовым порошком из кисета Королевы, Ева очертила себе место на
жертвеннике, просыпав его по кругу. Потом вступила внутрь очерченного.
Ее фигуру во весь рост медленно осветил неприродный столб света…
Он рос, не заступая внутрь кольца… все выше… выше… Воздух в часовне
всколыхнулся… Ева широко распахнула глаза… в них кто-то заглянул…

-- Губитель? – Свой голос Ева слышала как-то издалека. Вокруг очерченного
кольца, на жертвеннике бушевал огонь, и Ева ощущала, как кто-то незримый
вглядывается в ее лицо.

-- Нет, тебя я не погублю. – Голос звучал в сознании, но звуки никем не
произносились. Перед Евой в воздухе блеснул ее охранный амулет и незримый снова не проговорил, - это подарок?
-- Да. Тебе.
-- Что ты хочешь взамен?
-- Ничего. Это – подарок.
-- Ты Ева?
-- Да.
-- Я слышал, кто-то ждет твоего возвращения.
-- Я не нашла дороги назад.
-- Помочь?
-- Попробуй.
-- Повторяй заклинание…

Ева проговорила речитативом за Губителем какую-то таинственную
абракадабру, и жертвенник ожил под ногами. Казалось, что она топчется на
скользкой спине огромной рыбы. Каменные стены часовни утратили прочные молекулярные связи и стали расслаиваться, таять, растекаться сверкающими потоками жидкого света. В Евины зрачки вонзились блестящие молнии и, ворвавшись за ними, заклубилась в подсознании радужная лава дурмана.

-- Я не понимаю! – У ослепшей Евы заныло под ложечкой, - я не понимаю
твоих заклинаний!!!
-- Подумаешь! «Не понимаю»! Смирение в твоем положении – лучшая добродетель.
-- Ты обещал помочь!
Гогот Губителя ударил по нервам:
-- Смирись!!!
-- Ты обещал помочь!
-- Да-да.
-- Когда-нибудь я прозрею. Берегись!
-- Ты отдала мне свой амулет. Теперь – берегись сама.

Ева возмутила и сконцентрировала свою волю, заполняя свой внутренний мир своей собственной сущностью. Стараясь ровно дышать, она вытеснила из себя заклинание, и цветные стрелы вылетели в обратном направлении, как пули из ружья, оставив рваные раны, зиявшие клочками и пустотами в операционном комплексе души и интеллекта. Дурман неудовлетворенно зашипел и неуклюже забился вон из Евиной головы. Ноги нашли опору. Запахло травой и цветами.

-- В тебе есть силы. Я буду с тобой играть. – Незримые пальцы Губителя
коснулись пустых Евиных глазниц, возвращая ей зрение,- позаботься о своем
попутчике.

Ева очнулась. Прекрасный пейзаж вспыхнул, но Ева зажмурилась, и он исчез.
-- Глупые игры!!!
-- Не тебе судить. Я сделал ход.
Ева опять открыла глаза. Ее встретили солнце, цветная лужайка прямо перед
ней и горный склон с правой стороны луга.
-- В каком смысле попутчик?
-- Разуй глаза – ты уже можешь видеть.
Ева осмотрелась и на расстоянии десятка шагов нашла прибитое к дереву
стилетами тело. Она приблизилась…
-- Матерь божья! Йорик!
Открылись глаза на бледном и посеревшем лице. Слабая улыбка проявила
скорбные морщинки вокруг серых дерзких глаз:
-- Привет.
-- Здравствуйте, Йорик.
-- Удивлены?
-- Кто распял вас на дереве?
-- Вы.
-- Я?
-- Именно.
Ева осмотрела бескровные раны Йорика и пожала плечами.
-- Извините.
-- Освободите меня, мне больно.
-- Я думала вы иллюзия.
-- А я думал – вы чудовище, исторгающее из своих глаз железных змей!
-- Я защищалась. В вас попал рикошет.
-- Освободите, наконец!!!

Ева осторожно извлекла остывшие молнии из искалеченного ненастоящего тела
Йорика и по одной вонзила их в землю, почувствовав которую, молнии
немедленно вырвались из рук и с шипением исчезли в грунте. Отшпиленный
Йорик вздохнул, застонал и сполз спиной по сосне.
-- Вам лучше?
-- Спасибо – нет.
-- А вы забавный.
-- Не пяльтесь на меня так бесцеремонно.
-- Не понимаю, каких церемоний вы от меня ждете.
-- Вы все-таки решили его спасти?
-- А что?
-- Лучше бы вы спасли полмира.
-- А зачем мне одна только половина?
-- Вот тут я с ответом торопиться, пожалуй, не стану.
-- Правда? А если я спрошу, как вы здесь оказались? Ответите?
-- Может быть позже.

Через некоторое время они вдвоем уже шли каменистой тропой, вниз по
пологому склону горы. Природа здесь была необыкновенно хороша. Стояло
свежее весеннее утро. Разноцветными ковриками к тропе спускались с
обеих сторон холмы, на которых группками близко и далеко росли
рыже-зеленые сосны. Вдалеке у самого горизонта синела неширокая полоса
воды или льда, и залегали огромные, выгнутые дугами два утеса и
третий, левее, укрытый снеговым одеялом. А дальше высились гордые горы,
вершины величия которых, пронизывали серебряные облака, и круто
уходили в небо – безупречные.


3


Надежда воскресала. Воскресение ее было конфликтным. Еве уже не было
дела до снов, видений и предсказаний, которые ворохом ворошили в своем
пасьянсе оскорбленные Парки, недоумевая, куда девался труд их
кропотливых дней и ночей. Ведь они искусно выткали в Фолианте линию
жизни, именно ту, точная копия которой исчезла с Евиной ладони.

--Парки недовольны вами.
-- Я слышу их ропот.
-- Что они так свирепо бормочут про какой-то фолиант…линию жизни… и – ваше имя?
-- Это эхо, Йорик. Просто невнятное горное эхо.
-- Они будут мстить.
-- У них нет власти.
-- У вас тоже нет власти.
-- Я не собираюсь мстить. Я собираюсь вон к тому табуну…

Ева медленно вошла в высокую траву, издалека любуясь свободной грацией
черногривых созданий. Красавцы без испуга поднимали головы, потряхивали
гривами, похрапывали, и изумление изливалось из больших черных глаз,
когда кому-то из них в поле зрения попадала странная парочка.

-- Валтасар!!!— Выдохнула Ева. Вороной повел ушами, отделился от табуна и картинно продефилировал к ней, высоко поднимая точеные колени, - мне
кажется, я никогда не видела тебя таким юным, Валтасар! Возьми кого-то с
собой. Нам нужен еще один транспорт.

Валтасар поднялся на дыбы и оглушительно заржал. Белогрудый жеребец мотнул гривой и послушно затрусил на зов вожака.
 


-- Надеюсь, вы знаете дорогу? – обратился Йорик к Еве, взгромождаясь верхом.
-- Знаю я только одно. Нам следует покинуть эти чудные горы…

Терпением нужно было владеть в совершенстве, чтобы без личных катастроф
выскользнуть из своенравных каменных пальцев заигравшегося Губителя.
Ева прислушалась к горам. Губитель – тоже. Он развлекался, бесконечно
усложняя задачу расставания. Свинцовые тучи наползли на небо с севера.
Они клубились в тяжеловесном танце, демонстрируя неоднозначное
расположение духа у хозяина этих гор. Губитель много раз мог раздавить
горемычных спутников, как скорлупу. Обрушить на них камнепад или
похоронить навеки под снежной лавиной. Но, позиционируя угрозу, он все
же не торопился действовать. Ход все еще принадлежал Еве.

Спутники осторожно прокрались вниз по долгой тропе, после многих усилий, снова стараясь не потревожить гордыню Губителя.
На закате он оценил их деликатность и уступил дорогу дальше, потом – дальше, потом – к подножью.

Спуск становился слишком крутым. Кони уже храпели от напряжения,
припадая и путаясь в камнях, когда чье-то проверенное знание близким
дыханием ветра повеяло на всадников, указывая им путь и направляя
копыта их прилежных коней. «Не пригибайся к гриве. Возьми левее. Узнай меня,- шелестело в дыхании ветра, - узнай меня».

Ева отклонилась назад, забирая влево. Она уже узнала. Хранителю
позволили. Он прорвался к ней через барьер сфер. Он вернулся к Еве и
вступил в свои обязанности, со всякой предосторожностью, вытаскивая ее
из каменных объятий заигравшегося Губителя, как верблюда из игольного
ушка. С какой радостью Ева подчинялась его коротким приказам, какой
верой трепетало ее сердце…

-- Что с тобой, Ева?— удивился долгожданный посол ее отца.- Ты так
послушна…
-- Где ты был? Парки объявили мне войну.
-- Прими вызов.
 

-- Обратите внимание на мое мрачное лицо.- Бесцеремонно вмешался шут во
внутренний диалог Евы с Хранителем, спешиваясь на последнем привале.
-- А что с вами?
-- Хочу есть. Хочу спать. Давайте найдем какую-то пищу. И устроим ночлег.
Раз уж мы осуществили такой элегантный побег от Господина Заклинателя…
-- А откуда вы знаете про Заклинателя?- Ева посмотрела на Йорика в упор.
-- От верблюда. - Йорик был холоден и тоже смотрел в упор. «Бегите.
Спасайтесь». По-моему это была не моя идея. Я был в часовне еще раньше
вас. До того, как вы начали громко выкрикивать заклинание, которое я и
повторил. Я был в часовне и тогда, когда все начало рушиться, а из
ваших глаз вылетели блестящие стрелы, Дальше я не помню. Но Губителя вы
видели. В нашем краю все знают о приметах столкновения с его видением. И
я вам не враг.
-- А кто вы?
-- Свет моей звезды властвует над моими побуждениями так же, как луна
властвует над приливами и отливами. Этот свет пульсирует мне прямо в темя,
искусно манипулирует волей и внушает бесстрашие.
-- Похоже на описание зомби.
-- Нет – не зомби. Я безвредная иллюзия.
-- Что ж. Время нас рассудит.
-- Время рассудит? Но вы находитесь с ним в конфронтации…
-- В какой еще конфронтации?
-- По-моему вы движетесь во времени против его законов.
-- Я удивлена. Даже не знаю, как прокомментировать.
-- Не сердитесь, если что не так сказал.
-- Вообще- то, я думала, вам известно, что Время – весьма почтенная
персона и действие против его законов может оскорбить многие инстанции.
-- Это, как раз, известно.
-- Тогда могу шепнуть вам тайну на ушко. Если вы только сможете ее понять…
Время – личность многогранная и многомерная. Оно ни с кем не вступит в
конфронтацию и мало того, я чту его величественные законы, так же, как это
делает любой законопослушный его принципал.
-- Невероятно.
-- Почему?
-- Вы – Принципал Времени!
-- А вас, наверное, обманула простота моей внешности.
-- При чем здесь внешность? Вы – принципал Времени? Невероятно.
-- Очевидно. Я призвана формулировать вопросы на его ответы, и мои
действия не преступают ни одного из его законов, как бы это не угнетало
ваше ограниченное восприятие такого феномена. А еще Паркам – при-
дется начать все сначала.
 

-- У вас, что, действительно совсем нет линии жизни?
-- На этом этапе – нет. Но она появится. Как только Парки признают мои
притязания.
-- Парки – объявили вам войну.
-- А вы, разве, не воин?
-- Шутите?
-- Какие уж тут шутки? Как только я обрету могущество – вы получите
инструкции, как действовать в моих интересах.
-- Бред. Я – не буду воевать. И инструкции мне ваши, мягко выражаясь – ни
к чему.
-- Да? Напрасно вы так. Погибните.
-- Вы не имеете права.
-- Станьте воином, Йорик. Даже если вы иллюзия. Защитите свое воплощение.
-- Мне не нужно воевать, чтобы защитить свое воплощение…
-- Тише, - Ева прислушалась, - похоже, к нам гости.


4


С холма, покачиваясь, спускались огоньки факелов. Кто-то явно двигался той
же тропой, которой совсем недавно спускались Ева и Йорик.
-- Кто это?- прошептал Евин спутник.
-- Я думаю, что это – гонцы заговорщиков.
-- Какие гонцы? Каких заговорщиков?
-- Региональных,- почему-то тоже шепотом ответила Ева, напряженно
всматриваясь в приближающиеся пятна факелов.
-- Региональных? – Повторил Йорик, с переливающимся даже в шепоте
недоумением.
-- Ну, да. Как это бывает? Правит самозванец. А наследующий по крови
объявлен вне закона и плетет заговоры.
-- Они идут к нам?
-- Идут они, скорее всего, к патриархам. Но ищут – нас.
-- Хм. Странно все это. Очень странно.
-- Ну почему же странно? У патриархов можно потребовать защиты и
справедливости. Хотя… с другой стороны… они все равно не вмешиваются в
такие дела.
-- Зачем же к ним ходить?
-- Как-то так заведено…
-- А против кого заговор?
-- Это не имеет значения. Если хотите – то против вас.
-- В смысле?
-- Ну, хорошо. Тогда – против меня. Я провозглашаюсь в наместницы.
-- Вы самозванка…
-- Да. На этот раз, так оно и есть.
-- А почему гонцы ищут нас? Они-то откуда знают, что вы самопровозгласились?
-- Скорее всего, они еще с прошлого раза все знают.
-- Вы, что уже самопровозглашались?
-- Нет. Я – нет.
-- В чем суть всех этих интриг?
--Здесь одни хотят милости по крови. Другие – жертвоприношений по закону.
Вот, пожалуй, и вся суть.
-- А вы?
-- А я – намерена сразиться с Парками. Мне нужен маневр. И я напишу на
своих знаменах: «Слава милости по закону». Не плохо, да?
-- Но ведь гонцов послали заговорщики, почему они ищут вас?
-- Их верность толкнула на предательство. Гонцы всегда верны наместнику.
Теперь наместник – я.
-- Ну и нравы.

Ева приложила палец к губам, давая Йорику знак, чтобы он взял паузу. Уже
совсем близко слышался хруст сучьев под осторожными шагами. Из-за деревьев
моргнули факелы. Ева вышла на тропу.
-- Кто здесь?
-- Это я,- откликнулся приглушенный мужской голос,- это я – Сокл! Со мной:
идущие к патриархам.
-- Приветствую вас, идущие к патриархам!- Ева пафосно воздела руки. Гонцы
один за другим приклонили колена и отсалютовали наместнице жестами. Ева, заслонилась вытянутой ладонью от озарявшего ее пламени факелов и
осмотрела пришедших. – Я наместница равнин Загорья. Готовы ли вы присягнуть мне на верность?
-- Клянемся хранить верность! – заученно проскандировала группа.
-- Ну, вот и хорошо.

Ева сошла с места, окончив на этом церемонию. Жестом
она подозвала к себе Сокла. Остальные мужчины поднялись с колен, воткнули факелы в землю и в режиме «вольно» разбрелись устраивать стоянку. Ева и Сокл остались в уединении. Йорик присоединился к ним.

-- Куда именно вы держали путь, Сокл?
-- Мы были направлены в Троану, госпожа.
-- С каким поручением?
-- Мы должны были оставить в Троане послание и реликвию.
-- Реликвию?
-- Великий мертвый амулет стражей храма Кээрты.
-- Повторите, - Ева почувствовала, что от волнения у нее сбивается
дыхание, - вы несете амулет патриархам?
--Да.
-- Зачем?
-- Последняя инстанция.
-- Вы думаете, что патриархи могут возродить его могущество.
-- Я тут не при чем. Но цель нашего посольства озвучена правильно.
-- Позвольте мне увидеть то, что вам предписано оставить в Троане.

Сокл достал из переметной сумки маленький деревянный тубус с пергаментом. Ева поморщилась и отрицательно покачала головой. Сокл распахнул ворот, снял с шеи нательный кожаный мешочек и протянул его Еве. Ева улыбнулась от возбуждения, когда развязывала кисет. Наконец, она аккуратно вытряхнула реликвию на ладонь. Йорик, наблюдавший за происходившим, вдруг оживился:
-- О! я, кажется, видел такую штуку в часовне, где вы изрешетили меня
молниями. Только в тот раз она сверкала и плыла по воздуху!

Посол посмотрел на Йорика как на умалишенного. Ева слабо улыбнулась и
поднесла амулет к лицу.

-- Он мертвый, - сказал Сокл.
-- Мертвый, - как-то даже рассеянно повторила Ева, - мертвый…
-- Но он светился и плыл по воздуху, - настаивал Йорик.
-- Милейший, вы ошибаетесь. Этот амулет не светился уже 1725 солнц. А по
воздуху не плавал никогда,- сказал Сокл.

Ева почувствовала острый приступ тоски и усталости. Люди, пришедшие с
Соклом, уже развели огонь и установили походные шатры. Луна зависла над
самым просторным из них, который приготовили для Евы.

-- Сокл! Где мне искать Фолиант Прошлого?
-- Госпожа? – не понял (или сделал вид, что не понял) гонец.
-- Фолиант Прошлого.
-- Вы задаете мне этот вопрос?
-- Да.
-- Хотите меня погубить?
-- Клянусь – нет!
-- Пощадите, госпожа!
-- Сокл, я не выдам вас, скажите, где искать?
-- Помилуйте… что искать?..

 


Ева понимала, что Сокл уперся «намертво»,  и поэтому начала еще раз издалека:

-- Когда-то, больше, чем 1725 солнц назад по равенственному календарю,
этот, мертвый теперь амулет, источал могущественную силу. Он был охранным оберегом Великих Стражей Храма Кээрты. Амулет считался непобедимым оружием и передавался от Стража к Стражу специальной жесточайше-тайной церемонией. Его жизнь и могущество мог активировать только один из тех, кто был селекционирован носить его на своем теле…-- Сокл сканировал Еву внимательным взглядом…-- Последний из стражей навлек погибель на оберег. Разрушение на Храм… и катастрофу на все Загорье. Гордыня погубила его… Внимательные глаза Сокла остыли, он загасил искру любопытства холодной каплей недоверия:
-- Это просто старая легенда.
-- И да, и – нет.
-- Возможно, когда-то так и было. Но никто из живущих ныне, не знает,
какое заклинание передавалось Стражами Храма в качестве ключа жизни. Оно утрачено. Амулет умер. Даже потомки Стражей не знают кода его активации.
-- И да, и – нет. Вряд ли эту манипуляцию можно назвать заклинанием.
Ева сложила руки лодочкой, амулет утонул в ее ладонях. Потом, она то - ли
прошептала, то - ли прошелестела, то - ли вдохнула что-то в медальон. Он
вздрогнул и засверкал синим блеском, переливаясь сменяющими друг друга
потоками серебряной убористой клинописи. Сокл остолбенел.
-- Ну! А вы говорили – «не светился»! – Злорадно воскликнул Йорик.

Сокл одним махом, яростно рухнул ниц перед Евой. Ева надела амулет на
шею и спрятала сокровище в складках одежды.
-- Советую вам встать.
Сокл поднял только лицо:
-- Кто вы?
-- Разве мало того, что я наместница Загорья, и вы присягнули мне на
верность? Встаньте.
Сокл поднялся.
-- Я готов служить и повиноваться вам, госпожа.
-- Устройте, наконец, нам ночлег. И покормите Йорика.
-- Вот этот шатер ваш, госпожа. Я провожу. Там есть все необходимое. И
вода, и хлеб, и вино…Йорик, а вам – туда…
 


5


Ева откинула полог шатра. Хранитель ждал вопроса.
-- И как же так?
-- Игра.
-- Он оскорбил меня.
-- Ты сама отдала ему амулет.
-- Да. Мой щедрый подарок. Я могу принять его право окунуть амулет в
грань временной глади этого эпизода. Даже если бы он запустил его в руки
моего врага. Но как он посмел его умертвить? Это против правил.
-- А ты чтишь правила?
-- Я чту боль, когда вижу его остывшим.
-- Грехи юности не дают покоя?
-- Перестань. Это жестко.
-- Объясняю. Здесь, в этой мерности, амулет может появиться, только
начиная с мертвого. В развитии этой спирали времени он умер раньше, когда
последний Страж, юная, перспективная Гольда…
-- Разжала уста, - перебила его Ева,- и пригубила из кубка пенящееся
ядовитое зелье, сваренное Манкорой по старинному рецепту…
--Она обманула тебя.
-- Меня обманула не она.
-- Кто же? Кто тогда тебя надоумил?
-- Рецептурная книга…
-- А я грешил на Манкору.
-- Напрасно вы с Отцом предавали ее анафеме. Она ни в чем не виновна.
--Да… страж из тебя вышел неважный.
--Да. Не важный.
--Как же назывался этот коктейль? И что было в его аннотации?... мы не
нашли следов…
-- Вот и хорошо.
--Хорошо? Наша дедукция склонила нас остановиться на коктейле «свобода и спокойствие»… чисто эмпирически. И его аннотация гласила, что это «солнце» имеет смертоносное действие.
-- Я была слишком уверена в своих силах и аннотация меня не остановила.
--Да-да. Так и было. Ты умирала, чтобы освободиться от священных прав
стража любви. Амулет остывал на твоей груди… дикие племена жгли
беззащитный Храм и дотла разоряли Загорье… летописцы описывали Великую битву с отчаяньем…
 

--Мы никогда не касались этой темы.
-- Ты хотела забыть.
-- И забыла.
-- Что же не так?
-- Почему ты не остановил меня тогда?
-- Ты же знаешь мою природу. Я не тиран. Когда ты глуха - я нем.
-- Почему я смогла вернуться? Я так искусно путала след…
Хранитель молчал. Ева знала, что он не ответит «Утро вечера мудреней»,
- подумала она. Сняла доспехи. Налила воды из кувшина. Умылась. Выпила
вина, отведала жареной оленины. И свернулась котенком на походной
лежанке. Пока она думала, что спит, ее сердце металось в черном немом
огне сожаления и раскаянья. Оно болело и стонало. И слезы текли из
спящих Евиных глаз. И падали звезды. В чьи-то ладони. В чьи?..

-- Ты уничтожила его. – В немое кино Евиного сна вторглась незваная гостья.
-- Я знаю, Ваше Величество.
-- Измени начертание знаков. Назови то, чего нет, не называя того, что
есть. Будь бережна. Тут все так хрупко…
-- Я не могу приблизиться к Фолианту. Парки прячут его.
-- Я знаю, Они объявили тебе войну, но это ничего не меняет. Прими вызов.
Его надо спасти.
-- Мне кажется – Парки неуязвимы.
-- Найди средство.
-- Огнем? Мечем? Лестью?
-- Ни лестью, ни подкупом, ни чарами.
-- Вы уже пробовали?
-- Еще бы. Иначе, зачем понадобилась бы ты?
-- Зачем же?
-- Твое вдохновение.
-- Мне что спеть?
-- О - нет! Мы уже пели им печальные песни, мы уже играли им на свирели.
Но они не плакали и не смеялись.
-- Какие хара”ктерные.
-- Их просто никто не обучал. Их можно понять.
-- Понять? Понять! Их – можно п о н я т ь!!!

Ева вздрогнула и открыла глаза.
«Хм. Неплохо,- подумала она,- во всяком случае, можно попробовать
применить к обстоятельствам».
-- Глупости. При чем тут обстоятельства – буркнул Хранитель.
На этот раз промолчала Ева.
 


Утро приближалось. В рассветных сумерках догорали костры. Ева, без
доспех, выскользнула из шатра. Свет последних утренних звезд
прикоснулся к ее губам. Ева ответила на поцелуй. « А вот и вдохновение.
Вы правы, Ваше Высочество. Как долго я его ждала».

Что так горько скорбело ее ночью в темных глубинах анестезированной
памяти? Совесть? Или это корчилась сама ее безрассудная страсть,
которой Ева никогда, наверное, не продекларирует приговор о
помиловании. И что же менять в начертании знаков? Зачем ссориться с
Парками, вступать на жертвенник, и возвращаться на круги свои ли… адовы
ль?.. Его сердце… Его растерзанное сердце. Только оно могло отправить Еву в это сомнительное путешествие. А он опять звал ее. Всю ночь звал. Не умолкая ни на мгновенье, томился в сосновых лапах бесприютный ветер.

--Ты уничтожила его…
-- Я знаю, Ваше Величество.
И слезы снова катились из Евиных глаз. И снова падали звезды…

Ева очнулась. Солнце взошло в горах. И опять показалось, что жизнь проста. Сердце остыло и опустело. Только невнятно гудели эхом ночные фантомные всхлипы клочков его пепла. И глаза невольно искали утешения.

-- Вам следует поговорить с Сивиллой. – Сокл подошел к Еве бесшумно. Она
вздрогнула от неожиданности.
-- С Сивиллой?
-- Да. Доброе утро.
Ева вздохнула.
-- Она тоже будет загадывать мне загадки?
-- Скорее да.
Ева вздохнула.
-- Где же я могу ее найти?
-- Холм Надежды. Я приказал седлать вашего коня.
Ева испытывающе посмотрела на Сокла.
-- Не знаю, следует ли мне вас благодарить.
--И я не знаю тоже… Вернитесь. Тогда и определимся.
-- Да. Наверное - так. Чего остерегаться?
--Капли своего дара она постарается выменять на океаны ваших ощущений. Это может оказаться болезненным…
-- Зачем ей это?
-- Не знаю.
-- Занятная дама.
-- Да. Мистическая примадонна. Она – номер первый.
Что-то в интонации Сокла заставило Еву поднять на него глаза.
--Похоже, вы встречались?
-- Только однажды. Давно. Над пропастью. Она освободила мою душу.
-- От болезни?
-- От невежества.
-- Как она это сделала?
-- Она поместила меня в видение. Со мной был ангел, не предъявивший лица.
Он нес меня из чужбины. Я был привязан к его спине затылок к затылку.
Из-за моих висков возникала и клином убегала дорога, мелькали всадники,
поселения и стада. Но когда я пытался куда-то повернуть голову, он тихо
говорил: «Нет! Не спеши. Это было потом ».
-- Странный речевой оборот: «было», но «потом»…
-- В этом видении было много всего странного. Но, когда я очнулся, я
понял, что уцелел в страшной битве. Тогда мало кто уцелел…
-- Я догадываюсь, о какой битве вы ведете речь?
-- Теперь в наших летописных хрониках она называется «Битва С Отчаяньем». В общем – это очень долгая история. Поезжайте к Сивилле.
-- Да. Спасибо. Поеду.
--И – вернитесь.


6


Ева возвратилась к шатру, умылась и собралась в дорогу. Сокл провожал
ее горячим взглядом до самого горизонта. А, когда расстояние проглотило
ее силуэт, он не выдержал и взмахнул рукой, как будто осеняя ее
знамением: «вернитесь…».  Ева мысленно уловила прикосновение его мольбы и выпрямилась в седле…

--Здравствуйте! – Перед Евой возник коротконогий сфинкс.
-- Здравствуйте, - вежливо ответила Ева и спрыгнула с коня.
-- Вы к кому?
-- Я на Холм Надежды. К Примадонне.
Сфинкс радостно оскалился.
-- А загадку?
-- Не надо. Прошу вас, не сегодня…
-- Ну – вот… - Чудище помрачнело.
-- Давайте просто поговорим…
-- О чем?!! – Сфинкс пренебрежительно закатил глаза.
-- Ну – просто… Меня зовут Ева.
-- Вот новость… - Он капризно отвернул причесанную голову.
-- Ну, Сфинксик, ну, миленький, я ведь не говорила, что это новость.
Сфинкс повернул обратно безносое лицо и удивленно уставился на Еву.
-- Хм…
-- Да, да.
-- Продолжай.
-- Знаешь, я вас быстро нашла.
-- Это не ты нас нашла. Да и чего тянуть кота за резину?
-- Тихо тут у вас…
Сфинкс прислушался.
-- Да. Действительно.
-- Ты один?
-- Я всегда один.
-- Почему?
-- Ни почему. Интригую.
--Кого?
-- Всех.
-- Хороший способ.
Они немного помолчали, оба мило улыбаясь.
-- Пропусти.
-- А загадку?
Сфинкс все еще улыбался.
-- Ну – давай.
-- На: «воскресает и воскрешает».
-- Любовь.
-- Проходи.

Еве пришлось с разбега взбираться на холм, где возвысился стильный
небольшой коллизейчик.

--Сивилла!
--Все кричишь?
--Упс…
-- Все враждуешь, Ева?
--Сивилла?
--Ну?
--Где ты?
Примадонна сгустилась из темного облака пыли.
--Что тебе?
Ева остановилась и вдруг пожала плечами:
-- Не знаю.
--Да? Чего же ты тут геройствуешь? Глупое положение.
Ева растерянно опустила голову.
--Неужели это так выглядит?
--Хочешь, я покажу тебе, как это выглядит?
Ева подумала…
--Покажи.
--А если будет больно?
Ева хорошенько подумала.
--Покажи.
--А если будет странно?
Ева подумала еще лучше:
--Пусть будет, что будет.
--Смотри. Это твое ВИДЕНИЕ:


7

Видение надвинулось, навалилось и вторглось в границы Евиной природы.
После клинического небытия в ней вспыхнул свет жизни.

Сейчас ей казалось, что она никогда не поймет, почему они остановили
черное зеркало Реки Жизни у расколотого айсберга ее мертвого сердца.
Подняли со дна ее мертвое тело и произнесли заклинание, собравшись в
круг. Патриархи с великой планеты Сизинда. И Верховный жрец, мудрый
Сириус.

Она увидела его там, лежа на холодной ритуальной плите  под высоченными
сводами великолепного храма, когда над ней журчали и бормотали голоса.

Вокруг таяли и оплывали свечи, комбинируя тени на черных гладких камнях
потолка над алтарем, и тихонечко гудели певчие послушники в синих и
черных балахонах.

Сириус склонился над ней, и в глазах его забилась птица скорби. Он
положил сильную руку на ее лоб, туда, где пылало, и извергалось
вулканом боли и стыда, обвинительное клеймо… Она не знала, что он
увидел в ее глазах, но в его голосе шевельнулось сострадание: «Ты
противишься моей воле, дитя. Не бойся. Я помогу». Клеймо на ее лбу
остыло под его ладонью. Боль ушла, а память вернулась. И это была уже
почти жизнь.

О прощении ее не уведомили, но что-то наполняло особым смыслом
сдержанные лица и внимательные глаза, которые воскрешали и
реабилитировали ее существо, хоть никто и не объяснял ей причин, по
которым ей даровали свободу,  и вызвали в реестры бытия.

Ее доставили к Сириусу, когда она полностью очнулась. Сириус сидел в
рельефном кресле, тихий и сильный.

--У вас странные апартаменты.
--Ты ожидала увидеть меня на циновке?
--Трудно сказать.
-- Тебе дано имя.
Ей было все равно, но она машинально спросила, какое. Сириус вытянул руку и разжал пальцы: «вот это». Маленький белый камень вынырнул из его ладони, и она с ужасом расшифровала насечки на нем.
--Нет!
--Да.
--Это имя растерзает меня!
--Теперь это твое имя.
--Нет!
Сириус встал, взял ее руку, расправил ее ладонь, вложил в нее камень и
закрыл, сжав ее пальцы так, что она почувствовала боль.
--Я не вынесу…
В его голосе снова шевельнулось сострадание:
--Ты опять противишься моей воле, дитя.

Волна шока смыла все в ее сознании, оставив только вспышки географических воспоминаний: Пелопоннес. Крит. Эвбея… О! Ужас! Ее воскресили, чтобы покарать!!! Свет жизни снова погас и снова вспыхнул …

Возбужденное пространство пощелкивало, переливаясь нежной волной, а
Время, скоропостижно открывшее ей залитую солнцем страницу древней
Эллады, не сводило с нее счастливых ласковых хрусталиков, отдавая ей
свою память. Бабочка вспорхнула с диковинного цветка и сладкий аромат медуницы, тронув ноздри, предъявил ей ее дыхание. В короткой мохнатой траве удивленно пискнул мышонок. С былинки сорвался кузнечик, и гулко бухнуло утомленное негой и солнцем, сердце зеленеющего плоскогорья.
Она запрокинула голову.
--Здравствуй, Солнце!
--Здравствуй.
--Здравствуй, Небо!
--Ты???
--Я.
И Небо промолчало в ответ.
--Что ты молчишь? Куда мне идти?
-- Иди- туда.
--Я могу все объяснить, -- сказала она, зная, что ничего не может
объяснить, но если промолчит она, промолчит и Небо.
--Ты ничего не можешь объяснить. А я не могу тебя видеть.
--Ты не можешь меня не видеть.
--Не могу. Но видеть тоже не могу. Ты мучаешь меня. Благодари богов, что
они воплотили тебя здесь, где Эллада защищает от моего гнева твое
бескрылое тело.
--Благодарить богов?! А кто защитит мою бескрылую душу, когда ты
ненавидишь меня?!
--Я отвечу тебе, презренный ангел, когда ты ответишь мне, где они, твои
крылья.
--Ты же знаешь…
--Иди своей дорогой. Я- Небо. Клянусь, мне не положено снисходить к
бескрылым.

Разговора не будет. Клеймо проклятья на челе падшего ангела сожгло
дотла все ее права по рождению. Но она подняла глаза и осмотрела
горизонт. Слабый росток радости пробился через окаменевшие глыбы
скорби. Ее восприятие еще не находило примирения с новым воплощением.
Она тронулась в путь и окунулась в потоки размышлений.

Лохматой грядой перистых облаков Небо указало ей направление туда, к
Олимпийским горам, расстояние до которых раньше ей разрешено было бы
измерить несколькими взмахами крыльев…А теперь…Она просто нашла в
файлах первичных знаний топографическую картинку долины, которая
сейчас, как котенком забавлялась ее тенью. Тропинка вела через долину к
горному озеру, в одном из гротов которого ей было назначено свидание.

Уже под вечер она добралась до озера и заглянула в пещеру. Любопытство
и робость боролись в ней. Кто-то стоял у стены, спиной ко входу и
сосредоточенно внимал живому, красочному калейдоскопу на прозрачной
палитре в своей руке.
-- Кхы-кхы.
Его медленно обратившийся к ней взгляд был отсутствующим и нежным.
«Неужели это Он?»
-- Да, это – он. Гений Семнадцатого Мироздания. Один из Двадцати Четырех.
Что-то не так?
Она смутилась. Знакомство вышло не очень вежливым, он, оказалось, слышит ее мысли.
--Простите.
--Ничего.—Уголки его губ иронично тронулись –Давайте перейдем к главному: ваше имя вам известно?
--Известно.
-- А родословная?
-- Дитя Геи и Урана.
-- Титул?
Она горько усмехнулась:
--Я знаю про себя все.
--Тогда… - Он задумался… - Я налью вам вина.
--Лучше коньяк.
-- Анестезия вам не поможет… а коньяк здесь еще не пьют. -Он тоже знал про нее все и больше не проронил ни слова.

В ответ она запретила себе подумать о том, что в пещере горит огонь,
несмотря на то, что «здесь» огня еще нет, а коньяка он ей не налил…

На небольшой свод входа в пещеру упала звездная занавеска. Элладу
накрыла ночь. Ей подали красного вина в изящном маленьком скифосе.
Гений молча сочинял орнамент к новому глиняному кувшину, а когда его
покидало вдохновение, он оглядывался на нее растерянно и отрешенно. В
этом загадочном месте ее наполнил и исцелил покой. Ее память остыла от
боли и предложила перемирие. Душа улеглась в теле, уже не натыкаясь на
шипы утраты. Вино растворило скорбь ее сердца, превратив ее в нежную
музыку печали. Морфей, вдруг возникший, придвинул ей кресло и присел у
ее ног.
-- Ты мне не враг, - улыбнулась она.
-- Не враг,- улыбнулся он, и ни чем не напомнил ей про Тартар, про сына
Кроноса и про Гигантомахию. Она уснула без снов…

Утро она провела в молчаливом обществе Гения. Мысли пребывали в
спокойном забытьи, и она весь день глазела на огромные сталактиты в
дальнем коридоре пещеры, на капли, на ласточек… Но времени на жизнь в
заданных параметрах отведено было совсем немного…только до того
момента, как в пространство аномально ворвалось олимпийское лицо
господина Громовержца.

 Пещера содрогнулась от раскатов его хохота, а от
холодной целенаправленной вспышки его огромных глаз с рысьими
прорезями мгновенно погас огонь.
--Это – мое! - Завыли и застонали стены пещеры голосом Зевса, а эхо, отскочившее от них, обрушило на ее голову камнепад…

--Гора, сходи к Магомету, если ты, оставив меня без огня, не собираешься
оставить еще и без крова над головой, - слабо произнес Гений, когда
непрошенный «посетитель» удалился. Стало ясно, что время вышло.
«Обогрел, -- подумала она о произошедшем,-- собственник надутый:
«Мое-е-е!!!». Что ж, мне нанесли визит, положение обязывает нанести
ответный».

Она предполагала, что пока это – только формальность, и они будут
улыбаться друг другу, кто сколько сможет. Но потом его скипетр станет
смертоносным, а эгида неуязвима. От этого расклада азартный холодок
засквозил у нее под ложечкой. Она стряхнула с себя каменную пыль и
вышла из скалы.

До Олимпа оставалось подать рукой. Она не заставила его долго себя
ожидать. Следующим же утром она уже стучала в ворота и ей отворили.
О, боги! Кого из вас тут только не было! Забавные, чопорные и нелепые
фигурки обитателей Олимпа замельтешили в ее глазах. Комплименты, улыбки,  нежности, новости – на вдохе; колкости, вольности,
пошлости – на выдохе: их светский треп соорудил настоящий, качественный
«канкан». А атмосфера излишней общительности и отзывчивости здешней
публики, склонили ее к мысли, что к ее посещению Зевс повелел всем
готовиться именно в качестве публики…

--Доложите обо мне,- тихо обратилась она к персоне с повадками мажордома.
-- Прометей к Зевсу!- Протрубил он во всю «иерихонскую трубу» своей
дурацкой тренированной глотки, отчего на Олимп обрушилось гробовое
молчание, а все боги одномоментно растаяли в воздухе.

--Зайдите,- раздался несколько напряженный голос Зевса, и перед ней
расступились облака. - Я рад, что вы появились…- Его насмешливые и
грустные глаза поманили ее. - Хотите, я вам спою?- и она поздно поняла,
что прохлопала момент, когда ускользнуло ее  чувство юмора.

Зевс что-то каламбурил, исподволь наблюдая, как в ее сердце, через
космический тоннель, будто в резервуар насильно влилось горячее тело
украденного огня. А когда сердце вспыхнуло и взвыло, он хищно блеснул
из-под личины холодными рысьими прорезями: «Это – твое!»

 Ее неруководимое тело рванулось прочь, унося в трескающемся слухе холодный хохот чудовища с рысьими глазами…

Она споткнулась и рухнула на землю над краем пропасти. Встав на колени,
ногтями разорвала кожу, кости, сердце, и вырвала окровавленными руками
то, что в нем было. Последнее, что восстало перед уплывающим зрением,
были пурпурные, пылающие ее кровью в закатном солнце Олимпа, крылья
маленького огненного орленка, выпорхнувшего из ее слабеющих ладоней,
как из гнезда. Она умерла. Но по оглашении приговора к вечной пытке,
что-то открыло ее глаза.

Казнь была короткой и пошлой. Теперь она висела на скале, но ничего не
болело. То ли от врожденной антипатии к палачам, то ли потому, что
отсюда были видны все Небо и все Море. Это обстоятельство удивляло и
развлекало ее.

Пришел вечер и над горизонтом показались огненные крылья. Она знала,
что заматеревший орел прилетит, но не утруждала себя ожиданием.

Горячий клюв вонзился в ее тело.
-- Я не боюсь тебя.
--Я проверил. Не боишься,- над янтарными глазами хлопнули веки.- Чего же
ты тут висишь?
-- Приговорена.
-- Глупости.

Орел распахнул крылья и исчез за горизонтом. А в ее исцелевшей груди снова вздрогнуло сердце…

Сириус!- закричал куда-то в небо Гений, стоявший на берегу под
скалой, - снимай ее отсюда. Я уже все записал… Пока ты чинил ее крылья,
она набросала неплохую легенду для этого благодатного края.


8


Ева долго молча лежала в высокой траве, распахнув руки и не замечая
высокого голубого Неба, которое давно уже с любовью смотрело в ее глаза.
--Здравствуй, Ева.
-- Ты?
--Я.
--Ты говоришь со мной?
--Да.
--И можешь меня видеть?
--Могу.
--Ты же Небо. Тебе не положено снисходить к бескрылым.
--К бескрылым – не положено.
Ева сдвинула лопатки.
--Не понимаю. Крыльев нет.
--Их нет там, где ты думаешь. Но там их и не было никогда. Вспоминай.
--Ну-да…я…Видение…О! Это Свилла!- Ева села и уперла пальцы в виски, - Да! Действительно – Примадонна. Действительно – номер первый!
--Ты нашла, что искала?
--Нашла. Я нашла Фолиант Прошлого и даже изменила в нем начертание
знаков…А Паркам и невдомек…
--Не печалься о Парках.
--Я не о Парках,- Ева разглядывала ладони,- моя линия жизни, где она?
Почему здесь ничего нет?
--Спокойно. Дай Феям порыдать.
--Я так сильно их оскорбила?
--Нет. Они плачут о тебе. Им жаль тебя. Но они все сделают правильно, даже
умываясь слезами.
--Ах, вон оно что! А что же плакать обо мне? Все в прошлом. Нечего жалеть.
--Жалеть, может быть, и нечего. Но порыдать, может быть, и можно. Все же
кто-то должен оплакивать предыдущий дубль линии. Пусть его оплакивают
Парки.
--Тогда причем здесь я? Они плачут о своем.
--Ты, правда, в это веришь?
--Признать чьи-то притязания на новое прошлое…
--Ну... Так бывает редко.
--Значит, и плакать не о чем. Просто у меня была горячая мотивация
изменить начертание знаков…но, клянусь, ни аннексий, ни контрибуций.
Только одно мое прошлое.
--У них будет много сопутствующей работы.
--Ты же говоришь, что так бывает редко. Пусть пойдут мне навстречу.
--Они, хоть и не по своей воле, но уже выполняют этот маневр.
--Передай, что для меня это – честь.
Ева поднялась.
--Какой пафос.
--Где мой Валтасар? А Хранитель? Куда все подевались?
--Все там, где ты их оставила. Впрочем, так было всегда. Возвращайся.
Возвращайся к тем, кто ждет твоего возвращения.
--Я найду дорогу назад?
--Ты будешь ее искать…
--Спасибо тебе, Небо.
--Спасибо и тебе.
--А мне за что?
--А мне?
--Тебе за то, что ты – Небо.
--А тебе за то, что ты знаешь об этом.

--Валтасар,- произнесла Ева так тихо, что, казалось, ее губы не
потревожили безмятежность знойного воздуха больше, чем на один вдох-выдох. И поняла, что улыбнулся ее Хранитель, когда конь предстал перед ней, протаранив своим галопом ближайшую долину.

--Ты же мой Хранитель? - спросила у Хранителя Ева, взяв под уздцы вороного.
--Ну да.
--Вон как оно все обернулось.
--Ты ведь знала.
Еве не хотелось понукать бредущего шагом Валтасара.
--Знала.
--Вот тебя ничто и не обременяет.
--Ничто. Я опять безупречна.
--Не льсти себе. Что значит опять? Не опять, а только теперь. Хотя я,
конечно, был против.
--Ты в меня не верил?
--Я тебя щадил.
--Я не помню…там, в видении в земле Парок…кто-то починял мои крылья…
--Я не видел сюжета, но, думаю, это – метафора. Не следует трактовать ее
буквально.
--Но, все-таки: починил? Или нет?
--Я не видел сюжета.
--Что ж ты такой упрямый.
--Все, что я делаю, я делаю не из упрямства, а из соображений
целесообразности. Впрочем, теперь ты можешь и порезвиться.
--Что это значит?
--Это значит вдруг перестать одергивать себя, когда стараешься
всматриваться в горы.
--Там Сокл и Иорик. Они ждут моего возвращения.
--Это вряд ли. Йорик провозгласил себя наместником Загорья, очень важная
птица и не париться по пустякам. А Сокл… Я сожалею. Он – погиб. Давно. В
стычке с дикими племенами, защищая храм. В стражи Кээрты возведена молодая Гольда, но она совсем не похожа на тебя…
--Где мой амулет?!! – Ева вдруг ощутила пустоту на шее, там, где обычно
ощущала бремя своего сокровища и остолбенела от утраты.
--Тебе он больше не принадлежит. Ты ему не принадлежишь тоже. Свободна.
Ева опустила веки и зажмурила ресницы, стараясь заслонить себя от
навалившегося горя.
--Что ты так реагируешь?
Ева преодолела острую боль в сердце, но позволила волнам слабости залить
свое тело и душу.
--Сейчас.— Она опустилась на колени, закрыла ладонями лицо.
--Я так и знал. С этим непросто. Я с самого начала был против. Даже Парки
рыдают до сих пор. Но ведь это – ты сама.

Ева без сил опустилась на землю, прижалась к ней и слезы горячо потекли по
ее щекам.
--Ладно. Поплачь.

Улизнул полуденный зной. Приходила и уходила ночь. Солнце снова сменило луну на часах на небосклоне… и все они слышали, как Хранитель пел и пел древние счастливые песни, едва-едва прикасаясь к растерзанным струнам Евиного существа.

Ева открыла высохшие глаза:
--Что-то еще?
--Да. Кое-что еще.
--Говори.
--Ну… Королева…Никогда не спасала самоубийцу. Ей не приходилось годами изучать старинную магию, чтобы вернуть к жизни свою любовь. Не существует призрака в далеком королевстве. Зато его Король в добром здравии и государство процветает. Часы на их ратуше никогда не бьют странные пять минут первого. Площадку соприкосновения сфер удалили из часовни. Губитель разжалован и выслан в пустыню без названия. В общем…
--В общем – все в порядке. Это я как раз знаю.
 

Ева поднялась с земли тихая и сильная.
--Ну что?
--Уцелела…
--Поздравляю.
--То-то же и оно.
--Тогда, позвольте, спрошу вас? Куда вы держите путь, сударыня?
--Судя по линии жизни?
--Судя по линии жизни.
--Судя по линии жизни – туда – на юг…
--А там что?
--Переправа.
--А там?
--А там тот, кто ждет моего возвращения.