Лагерь на востоке

ЛАГЕРЬ НА ВОСТОКЕ

                Мансуру Михайловичу Басерову

     Мы встречали их в аэропорту, а их к нам не пускали. Служащая, к которой я уже трижды обращался, наконец сумела мне объяснить, что дети без руководителя выйти в зал ожидания не могут. Сейчас ищут их руководителя.    
     Прошло еще минут двадцать, пока я дозванивался в полном изумлении Мишке в Израиль, чтобы узнать, какого еще руководителя они нам прислали. Не договаривались мы ни о каком руководителе. Терпеть не могу рядом с собой никаких руководителей, я сам - руководитель, если кто-нибудь этого не знает. На наше успокоение Мишка сказал, что и он впервые слышит о каком-то руководителе, якобы прикрепленном к детям. Даже более того, он очень меня просил разобраться, и если вдруг по дороге к группе прикрепился какой-нибудь ''руководитель'', то срочно открепить его и доложить о выполнении.
     Я опять пошел общаться с дамой в синей форме. ''Как зовут этого руководителя? Откуда вы вообще о нем знаете, и какие документы он представил?'' - вопросы мои были по-существу, конкретны и недружелюбны. Женщина сама была раздражена  тем, что появились какие-то осложнения. Она мне показала список детской группы, переданный на борт стюардессе в Бен Гурион, где под номером один числился Михаэль Ривкин, обозначенный далее, как старший группы. Мы сравнили ее список с моим, по которому я должен был группу встретить и принять без недостачи (перебор тоже не приветствовался).  Для начала нас обрадовало то, что количесто лиц, перечисленных в обоих списках, совпадало.  Теперь было нужно установить соответсвие качества. В моем списке, составленном по алфавиту, Ривкин Миша находился ближе к концу, а отнюдь не во главе шайки.
     - Так это никакой не руководитель, а один из детей, просто его назначили старшим, - объяснил я ей, а заодно и себе, прояснившуюся ситуацию.
     - А кто же тогда у них руководитель? Кто их сопровождал в полете? - спросила женщина, сама уже понимая, что услышит от меня в ответ.
     - Никто их не сопровождал. Двенадцать детей по списку, и все. Никого лишнего.
     - Может из них есть кто-то старше 14-ти лет? Ведь не могли же дети лететь сами? Это не положено.
     - Видимо, все таки они не сами летели, - попробовал разрядить я обстановку, - а на самолете.
     - Ладно, сейчас они выдут и Вы мне покажете этого Михаэля, может он, все-таки - старший?
     Дети вышли нестройной, шумной толпой, и я сразу узнал, кто - не Ривкин. Девочки однозначно отпадали, как возможные претенденты на роль старшего, а из мальчиков предстояло выбирать.  Миша довольно быстро отыскался среди небольшого количества вариантов и тут же был подложен на рассмотрение строгой служащей, которой он, как руководитель, должен был подписать какой-то бланк.
     Подписывать она ему ничего не дала, но с меня потребовала бумагу, из которой бы следовало, что я  (трите имена (ФИО).., едини граждански номер (ЕГН).., адрес...) принимаю на себя полную ответственность за прием, сопровождение и последующую отправку группы обратно. Бумага была мною дана на имя авиокомпании ''Балкан'', и очень им требовалась для внутренней бюрократии.  Я накатал от руки эту филькину грамоту, скрепил своей неподдельной подписью и решил, что надо поскорее уносить ноги, пока эти авиаторы не придумали еще какой-нибудь причины нас задержать. (Вот интересно, если бы я не подписал никакой бумаги, они детей обратно бы отправили, или в милицию бы сдали, или, все ж таки, отпустили бы с миром?)
     Автобус, нами нанятый на все время пребывания ребят, ждал на стоянке, вещи дети уже получили, успели перезнакомиться со встречающими, кроме меня, поэтому все сразу отправились к выходу из зала прибытия софийского аэропорта. 
     Наш шофер, Николай, очень солидного вида мужчина, с явной опаской поглядывал на шумную пеструю, компанию подростков, и я долго не мог понять, что его беспокоит? (Когда уже мы прибудем в гостиницу, дети покинут салон и заберут вещи, он мне скажет с восхищением: ''Какие-же эти детишки хорошие! Просто наполнили мне душу! (Эта фраза, переведенная мной дословно, по сути является аналогом выражения ''восхитили меня''). Ни одной бумажки, ни одного пакета не бросили. Ничего не испачкали и не испортили в автобусе!'')
               
    За много времени до этого мы начали очень серьезно готовится. Было ясно, где дети будут жить. Было понятно, кто будет с ними заниматься. Было известно, зачем они вообще едут. Все остальное надо было придумать, решить, организовать.
     Мансуру я написал письмо, подробное и деловое. Он сразу ответил положительно. Опыт, притом весьма успешный, в этом деле у нас с ним был. Однако прошло не мало лет. Ситуация отличалась сильно.
     Про себя могу сказать, что сам я - не из тех людей, которые частенько влезают в авантюры, включаются в необдуманные проекты, отзываются на сомнительные предложения. К типу людей крайне осторожных, внимательно изучающих условия, просчитывающих последствия и берущих максимум консультаций перед принятием решения я тоже не отношусь. Скорее всего, я занимаю промежуточное положение среди описанных выше характеров.  Обычно я оцениваю чужое предложение, или свою собственную идею с внешней, эмоциональной стороны. Если мне чего-то не нравится сходу, я больше на эту тему не задумываюсь. Если мне нравится, я могу разузнать  кое-какие минимальные подробности. Но, дальше, мое воображение само рисует картину превращения в жизнь задуманного и тут же раскрашивает полотно самыми радужными красками. Такой проект сразу становится мне родным, и уж тогда усилий и средств для его воплощения я не жалею.  Случалось подобное в жизни всего несколько раз. На пальцах посчитать, останется много пальцев! Но когда случалось, до конца я дело доводил! Не могу отказать себе в удовольствии похвастаться этим.
    Идея с лагерем не была моей и изначально немного меня напугала. Придумали все Дайчманы. Они всей семьей отдыхали в Болгарии, были у нас в гостинице и по дороге в аэропорт в день отлета озвучили нам свое предложение. Опыта в вождении автомобиля на тот момент у меня было совсем немного, но я не выпустил руль, и планам этим явно было суждено сбыться. Мысль о таком детском лагере имела под собой очень серьезную почву, препятствий непреодолимых мы вроде бы не видели, поэтому дело таки было поставлено на рельсы,        на узкоколейку, по стандартам БДЖ (Български Държавни Железницы). Валя со всей серьезностью и энтузиазмом взялась за подготовку. Причем, если меня интересовала больше гуманитарная или, если хотите, моральная сторона вопроса: педагогическая и интеллектуальная, то ее, конечно - в основном сугубо материальная, не денежная, а так сказать - практическое воплощение нашего предприятия.
     Мансур, как я уже сказал, мне ответил, что будет рад учавствовать в этой работе, может обеспечить свое прибытие и выполнит все, что ему будет поручено.
     Поручено ему будет! За неделю до прилета группы из Израиля он прибудет с младшей своей дочкой Ритой и близняшками  Ирой и Леной, совсем не похожими друг на друга. Эти сестрички были дочками Ани Дайчман ( Мишкиными племянницами, чтобы было понятнее).
     Пока в группе набралось четыре человека, все девочки. Аля - самая младшая, Рита - старшая. У Риты и у близняшек как раз подоспели дни рождения. У Али совсем недавно он прошел. Первым нашим совместным мероприятием стало отмечание этого общего праздника, так удачно совпавшего с началом лагерной жизни. 
     А потом мы с Мансуром засели за разработку программы на каждый день предстоящей нам лагерной смены. Одной, но долгой. Отдавались мы этой работе полностью. Кроме ответственности, которую мы оба, конечно, чувствовали, нами руководило еще огромное желание, огромный интерес сделать что-то особенное, полезное, запоминающееся для ребят. Кабинет на втором этаже  нашей гостиницы стал похож на учительскую в школе и кружок ''Умелые руки'' одновременно. Ватмана, цветной бумаги, клея и чернил мы перевели несметное количество, прежде чем у нас стал вырисовываться более-менее четкий сценарий и приложения к нему. Но, лиха беда - начало! Теперь все пошло, поехало и даже понеслось вперед в задуманном нами направлении.
     Из множества мелких и крупных дел, важных и второстепенных вопросов, навалившихся на нас, один интересный эпизод опишу сейчас подробно.
     Количество детей, приезжающих в лагерь, довольно долго оставалось неуточненным. Однако, это было очень важно. Нужно было знать сколько заказывать билетов для того или иного случая, сколько мест бронировать в гостинице для поездки на море, да и как разместить по комнатам ребят у нас в отеле тоже зависело от их общего числа. Кроме того, для размещения в комнатах важно было знать сколько мальчиков, а сколько девочек прибудут к нам в итоге.  Вот поэтому мы обрадовались, получив наконец окончательный список имен и фамилий от Мишки. Первым делом мы стали планировать, как их расселим у нас. Это нужно было решать в согласии с нашими собственными детьми. На обсуждении присутствовали, кроме меня Вали и Мансура, Аля с Ритой.
     Список был на русском языке и вполне читаем. Однако, то что мы в нем читали, ставило нас в тупик. Большая часть имен и фамилий так или иначе укладывались в наше общее представление о принадлежности детей к женскому или мужскому полу. Но было там несколько сочетаний, которые оставили нас в недоумении. Конкретно, никто из нас не мог однозначно решить who is who среди таких имен, как Брин Рони и Сигал Роми. Грач Эли - тоже добавлял(а) нам раздумий по этому поводу.
     Мэйлов и скайпов в ту давнюю пору у нас в распоряжении еще не было, и переписка велась известным затяжным образом. Но, к счастью, уже работала мобильная телефонная связь. Пояснения от наших израильских партнеров мы получили самые достоверные, и списки по палатам составили в       тот же день. Наши девочки интересовались лишь распределением будующих подружек, выбирая соседок по комнате. Как будут расположены мальчики их пока не волновало. Мы же с Мансуром и Валей пытались разделить ребят в соответствии с кроватями в комнатах и пожеланиями, переданными нам от родителей и самих ''пионэров''. Кое-что уже получилось, но еще несколько человек никак не вписывались в строго заданные рамки. Среди неприкаянных числился мальчик по прозванию Либашевски Хен. Что тут было именем, а что фамилией, мы особо не сомневались, хотя тогда еще не знали, что имя его по-русски означает ''счастье'' и дается в Израиле в основном девочкам. Ну, а когда наконец мы справились с поставленной задачей, я произнес заключительнуя фразу, подытоживая наши усилия. Произнес так, чтобы мои слова, дойдя до умов присутствующих, вызвали бы у них специфические ассоциации. Звучала она (фраза) так: ''А в этой комнате будут жить Мисюк Лев, Воронов Андрей и... Хен с ними!''
     Но я не расчитал. То есть, я расчитал верно, но не доучел, что эффект может быть более полным, чем тот, на который я расчитывал. При моем заключительном аккорде произошло следующее: Мансур вскинул голову и, резко вдохнув воздух, остался с открытым ртом и выпученными глазами.  Валя посмотрела на меня искоса, наоборот, голову наклонив, улыбнувшись и ожидая реакции   остальных. Рита молча расплылась в улыбке... Но самое удивительное то, что громко хохотнула и засияла восьмилетняя Аля, которая, по моему представлению, вообще никак не должна была отреагировать на этот папин намек. Через секунду после нее,  мы все заржали в голос.

     В этом рассказе я не удержу последовательной линни, не смогу рассказывать  по порядку. Давно это все было. Переписывать из дневников я не стану, а память выталкивает воспоминания отдельными кусками. Так как лагерь мы устраивали два года подряд, и дети к нам приезжали во второй раз на половину те же, что и в первый заезд, то события у меня в памяти во многом переплелись, и я наверняка расскажу о случаях и эпизодах из обоих лагерных смен впремешку. Думаю, это не важно. И в первый и во второй год мы с Мансуром, с Валей, со всеми, кто работал у нас в гостинице делали все возможное, чтобы детям отдыхалось и жилось интересно, удобно и весело. Весело, хоть и не всегда, было и нам самим. А уж как интересно!.. Об этом и речь.

     ...Ехали мы в автобусе из аэропорта в гостиницу, в Габрово, знакомились с ребятами, разговаривали распрашивали их обо всем, а они - нас (изо всей прибывшей толпы раньше мы были знакомы только с Диной Дайчман). Но дети - очень контактны, открыты, а израильские дети - вдвойне. Поэтому отношения стали складываться сразу, с первых же минут. К тому же в этом учавствовали наши дочери, которым достались сложные роли, поскольку с одной стороны они являлись обычными участницами лагеря, а сдругой - их папы (а у Альки еще и мама), были руководителями, хозяевами всего этого действа. А ведь это давало Рите с Алей некоторый статус привилегированности. Мы с Мансуром, разумеется, не выделяли их ничем, а скорее наоборот, взвалили на них тяжелую ношу. Им приходилось постоянно помнить о том, что на них расчитывают как на лидеров в хорошем смысле слова. Тон и манеру поведения задавать и удерживать предстояло именно им.
     Для равноправия и объективности мы придумали систему оценок, которые дети сами выставляли друг другу. За порядок в комнатах, за проведение разных игр, конкурсов, соревнований... Вечерами оценки сумировались на общих посиделках, и получался результат: какая комната самая лучшая, кто из ребят - самый успешный за день. Большинство, конечно же, старались не ударить лицом в грязь, проявить себя, заработать побольше баллов. Желание выделиться, показать свои достоинства, привлечь к себе внимание - вполне естественно... Но были и такие, правда только мальчишки (и совсем немного), которые плевать хотели на эти оценки. Им было хорошо подальше от родителей, от школы, безо всяких обязанностей.
      Но обязанности-то как раз у них были. Исходя из своего представления о воспитании детей, мы определили режим дня, план необходимых дел и занятий, в который входили ежедневная уборка комнат и внушительной территории гостиницы. Это был абсолютный минимум, но и он для некоторых оказался исключительно сложным для исполнения. Гораздо позже, через несколько лет, переехав жить в Израиль, я понял, что дети эти хотя и говорили по русски и были из русскоязычных семей, но отнюдь не все они с пеленок слышали и воспринимали даже десятую долю того, что слышали мы и наши собственные дети. Большим заблуждением с моей стороны было думать, что все ''русские'' семьи воспитывают детей подобно нашей семье или, например, семье Дайчманов...
     В целях приучения детей к труду и соблюдения личной гигиены мы велели им всем свое белье и носки стирать самостоятельно. Вещи помасштабнее, конечно, сдавались в гостиничную прачечную, но мелочи - самим, в своих комнатах. Сразу же выяснилось, что никто (!) не умеет этого делать. Они себе не представляли, что можно взять в руки кусок мыла,  намылить носки, пожмыхать их как-нибудь и сполоснуть. Ни мальчишки, ни девочки, которым было уже по 11-13 лет никогда этого не делали. Речь идет о тех, кто приехал из Хайфы. Только одна девочка Оля была из Иерусалима, но и она этого не умела.
     Курсы стирки прошли удачно. Почти все с интересом и смехом взялись за это дело, хотя        они явно не понимали, зачем это нужно. Ну, позабавились разок, побрызгались... а потом можно трусы и носки кидать в кучу со всей другой одеждой. Некоторые пытались злостно уклоняться, но мы своего добились: стирать дети научились и всю смену сами это делали. О качестве же мы лучше помолчим.
     Уже упомянутый мною Хен в вопросах стирки проявил полную беспомощность, но ему пришлось преодалеть свое упрямство и стирать куда больше чем остальным. А дело в том, что руки у этого парня росли не из того места, откуда обычно они растут. Он был очень неуклюжий, неаккуратный и утром приходил на завтрак в футболке заляпанной зубной пастой в диких количествах. Сколько он с собой привез пасты я не знаю, но судя по ежедневным пятнам на его майках - целый ящик! Это при том, что ему же чего-то и в рот должно было попадать... Я заставлял его отстирывать футболки и, кроме трусов и носков, ему приходилось трудиться еще и над верхней одеждой! Интересно, что при полной своей безрукости и в бытовом смысле, и при работе художественной (поделки, рисунки, оформление спектаклей...), этот Хен уже ближе к концу смены поразил всех виртуозностью игры в пинг-понг. Соревнования, которые мы проводили, он выиграл с легкостью у всех своих сверстников, а и Мансуру не оставил никаких шансов. Мансур же играет очень недурно. Сам я, конечно, не попал в число конкурентов, хотя участие в соревнованиях тоже принимал. Моим коньком был бадминтон, который тоже входил в программу малых олимпийских игр.

      К этим играм мы готовились особенно. Спорт - это такое незаменимое дело в работе и общении        с детьми, которое, как принято выражаться, переоценить невозможно.
     И это - так! Энергии детям не занимать, потому нам и приходится постоянно сталкиваться с выплесками разных эмоций, бурными проявлениями характера, зачастую довольно агрессивными. А занятия спортом, разные тренировки и особенно соревнования дают великолепную возможность эти проблемы регулировать, направлять их в русло дружелюбное, воспитывать командные отношения   и товарищескую поддержку.
     Ну об этом обо всем мы, конечно, не рассуждали вслух, а просто придумали как будем проводить спортивные мероприятия в течении нашей лагерной жизни. Мы составили графики различных состязаний, как командных, так и индивидуальных. Все дети были разделены на две сборных: синюю и красную. На второй год работы лагеря у нас даже была заказана спортивная форма: футболки двух цветов с надписями ''Лагерь Восток''. Потом, каждый увез с собой свою футболку, как и медали, которые были заказаны и изготовлены в огромных количествах. За каждый вид состязаний вручался полный комплект: бронзовая, серебряная и золотая медали. Медали были двух достоинств: большие - за индивидуальное достижение и малые - за командную победу. А соревнований было много. Всего уже не вспомню, но точно были эстафеты с препятствиями, пионербол, бадминтон, настольный теннис, дартс, легкая атлетика, плавание, шахматы...
     Одна из тех самых футболок сохранялась у меня нераспечатанной до последнего времени. Лишь недавно я стал ее носить на наши встречи в лес, и все, кто меня в ней видел, неизменно удивлялся надписи: ''Что это еще за лагерь такой?''

     Во второй, кажется, заезд среди детей был мальчик по имени Якир. Фамилия у него была не редкая для евреев: Вайнштейн. Он был сыном шахматиста и тренера некоторых ребят, которые тоже в это время находились в лагере. Они даже комнату-палату свою так и назвали: ''Шахматисты''. Вообще - каждая палата имела свое название. Ни одного из них я больше не помню. Надо будет у Али разузнать.
     Так вот, этот Якир был самым младшим в лагере. Он был низенького роста, в круглых очёчках, очень симпатичный - типично еврейский мальчик. За его незначительные габариты он получил в лагере прозвище ''Маленькая Ручка''. Кажется, был какой-то случай, из-за которого его так стали называть. Довольно скоро выяснилось, что у него - какие-то серьезные проблемы со здоровьем, а точнее - диабет. Ему надо было соблюдать особенный режим питания, следить за уровнем сахара... Но нас об этом его родители не предупредили. Офигеть, да?! Его мама по телефону объясняла Вале (когда мы         уже столкнулись с этой проблемой и очень встревожились), что он уже взрослый, и сам знает как себя вести и что делать. Мол, нас они тревожить не хотели, положились полностью на сына. А сыну было лет 9, максимум 10...
Маленькая Ручка и вправду был паренек самостоятельный, рассудительный, с характером. Был он тихоня, на контакт шел, но в основном молчал и смотрел через очки внимательным и кротким взглядом. Ну, просто, Гарри Потер до Хогуортса! О себе, о своих мечтах он ничего не рассказывал, хотя другие мальчишки говорили, что он хорошо играет в шахматы (ну, видать было в кого).
     Однажды, когда мы уезжали на экскурсию, не  помню сейчас куда, у Якира очень ухудшилось самочувствие. Ему нельзя было ехать целый день в автобусе по горным маршрутам, поэтому решено было оставить его в отеле. Но одного ведь не оставишь. Пришлось Вале не ехать с нами, а быть с Якиром, заботится о нем и развлекать. Она провела с ним весь день, следила за его состоянием, кормила, поила и много с ним разговаривала. Видно, он расположился к ней, почувствовал искреннюю заботу и разговорился, разоткровенничался.
     Когда мы вернулись под вечер усталые, мне было не до распросов. Узнал я, что с ним - порядок, чувствует себя хорошо, выглядит как всегда - ну, и здорово. Однако Вале не терпелось поделиться со мной своими открытиями. И в этот же день я узнал, что за личность находится у нас под крылышком, и чего от нее можно ждать. За долгие часы их беседы Якир поведал о своей сокровенной мечте, к воплощению которой он решил стремиться всю  дальнейшую жизнь. Маленька Ручка твердо знал, кем он хочет быть! Киллером. Да, именно. Якир очень явственно представлял себе, что это за профессия, считал ее абсолютно легитимной и полностью для себя приемлемой. В первую очередь его привлекали в этом деле гонорары. Мальчик точно знал сколько можно заработать этим промыслом и готовил себя в профессионалы. Моральная же сторона  вопроса, которую Валя попыталась с ним обсудить, не очень его настораживала. Раз есть спрос, полагал он, значит это нужно. А раз нужно, и все равно кто-то это будет делать, так почему бы -  не он?
     Десятилетний пацан - совсем не маленький ребенок. У него уже в голове есть такие схемы, такие проекты, что нам взрослым порой не понять как с ними разобраться, как повлиять, подправить или застопорить начатый процесс. С тех пор прошло восемь лет. Сейчас Якиру - 18. В армию с болезнью его не возьмут. Он наверняка закончил школу и пошел учиться дальше. Так на кого он пошел учиться?

     С первого дня в лагере мы с Мансуром вели дневник. На компьютере вечером, после отбоя и всех-всех дел, которые необходимо было завершить, мы набирали (чаще всего – Мансур) кратенький, на страничку, отчет всего пережитого за день. Эти рассказики вклеивались в альбом, снабжались картинками, документами, чем-то еще и становились историей. Два таких альбома: за 2001-й и 2002-й годы нашего лагеря сохранились и сейчас мне очень помогли не сильно исказить описываемые события, дополнить их фактами и датами...

     Из мальчишек, которые мне чем-то особенно запомнились, я хочу рассказать о Дане. С участием этого парня  рассказов будет, видимо, несколько. Вот - первый.
     Дан Судья был одиннадцати лет отроду, но выглядел на восемь. При этом, он был шустрый, занимался футболом, но ростом и худобой - малыш. У Дани был нежный характер. Очень нежный. Мальчишка оказался ранимым и беззащитным. Но очень добрым и привязчивым, если, конечно, не перегибать с ним палку. Как в таких случаях бывает, если переборщить, то можно было в ответ получить истерику. А в истерике даже самые слабые - бесконтрольны.
     О его характере и манерах дети знали. И это вызвало их нежелание с ним дружить и общаться. Такое бывает сплошь и рядом. Отнюдь не все дети контачат со своими ровестниками. Для некоторых надо создавать особые условия. Для Дана условия создавать пришлось нам. Мы довольно долго не могли договориться с пацанами, чтобы те приняли его в свой круг, не шпыняли, а уважали. Даже в одной комнате быть с ним мальчишки не хотели. Детская жестокось - вещь очень сложная для исправления. Мы-то, взрослые, понимаем откуда что берется. А дети - нет. Они не согласны делать над собой никаких усилий, дабы осознать, принять то, что им внешне не нравится, кажется неприятным, чужеродным.
     В конце концов нам удалось нескольких ребят убедить в том, что Дани - хороший парень, но немножко слабее их, а значит над ним нужно взять опеку, защитить его при нужде. Все образовалось. Однако, до этого у Дани случился срыв, когда он плакал без умолку и просился домой. Несколько часов мне пришлось с ним сидеть, успокаивать, объяснять, что так просто из Болгарии в Израиль не уедешь. Это же - не из одного города в другой, а совсем иное дело. Как ни странно, но его очень убедил аргумент, что у них у всех - общий билет на самолет, и если Дани улетит раньше других, то он этот билет использует, а всем другим детям придется оставаться в Болгарии, и они уже не смогут попасть домой.Чувство долга в нем было, пожалуй, сильнее чем у других. И уж однозначно - сильнее, чем чувство логики происходящего.
     А когда мы ездили на несколько дней в гостиницу на море, нам все же, пришлось Даньку отселить от других. Номера в этом отеле нам достались лишь двухместные. А мальчишек в группе было нечетное количество: семеро. Мы с Мансуром дополняли список, но четность мужского состава от этого не восстанавливалась. Спас положение шофер Николай. С ним в комнату Даник и попал. Дани это польстило. В соседях у него оказался взрослый, солидный мужчина, да еще тот, от которого зависело, куда и как нам всем приходилось передвигаться. Николай держался с детьми внушительно, вызывал у них уважение, и Дан, можно сказать, вытянул козыря. Правда, это лишь - с точки зрения самого Дана. Ведь у него не было ни одного настоящего товарища в этой группе. Видно, и вообще пока не было. Он мне говорил в минутки откровения (а он был очень честным, открытым, добрым и доверчивым мальчиком), что ему в Израиле все нравится. Только не нравятся... люди. Они не добрые. Не хорошие какие-то.  Это, конечно же, относилось в первую очередь к сверстникам, одноклассникам, приятелям...
     Николай такому соседству обрадовался тоже. Правда некоторая проблема общения у них возникла, но все же школьные знания русского позволяли взрослому дяде найти несколько простых слов для контакта с ребенком. А и пополнить свой словарный запас у такого учителя Николай был не прочь. Короче, стали они друзьями. Впервые у Дани появился настоящий бескорыстный друг, да еще какой!
     Уже через час после нашего прибытия и расселения Дани выскочил купаться в бассейн. Туда же вскоре пришел и Николай, который в процессе полоскания, предложил Даньке покидать его, подбрасывать для ныряния. Через минуту весь бассейн и половина гостиницы со своих балконов,   не отрываясь, смотрели, как двухметровый толстый Николай подбрасывает на пару метров вверх над водой мальчишку, а тот, кувыркаясь в воздухе, орет то ли от страха, то ли от экстаза. Различие их весовых категорий было фрапиращо (поразительно): раз в десять! Николай кидал момчето (мальчика) как игрушку, хохотал от души и никаких сил на эти упражнения не затрачивал.
     Конечно же, все остальные мальчишки и девчонки тоже захотели поучавствовать в этом мероприятии. Шофер наш на пару часиков переквалифицировался в жонглера, а Дани получил столь недостающую ему порцию самоуважения и уважения от окружающих. Ведь он тут же взял на себя организацию и управление процессом и стал командовать Николаем: кого пропускать вперед, кого подбрасывать, а кого оставлять в стороне, из, выстроившихся в очередь, детей. Николай без пререканий слушал своего менеджера и партнера, чем снискал дополнительные точки (очки) в свою пользу от соседа по комнате.
     После такого атракциона можно было наблюдать следующую картину: Николай вышел на балкон своего номера в купальном халате, с голыми ногами,  волосатой грудью и встал, оперевшись на перила и скрестив ноги. Через минуту рядом появился Данька,  с мокрой лохматой головой после душа. Он был облачен в свой халат, тоже белый и тоже наполовину распахнутый. Данька примостился рядом, занял ту же, что и Николай позицию,  скрестив ноги, копируя своего самого большого друга. Он сиял! А Николай, понимая, как они смотрятся вместе, улыбался до ушей, поглядывал по сторонам и пытался привлечь к этой картинке внимание всех, кто мог бы её оценить. Мое внимание (я как раз проходил мимо бассейна под окнами наших номеров) по счастью ему привлечь удалось. Я никогда не забуду эту картинку!

     Из альбомов, в которых мы вели дневники лагеря, приведу несколько выдержек так, как они там написаны Мансуром или мной (теперь уже не определить):
    
                15 ИЮНЯ - ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ -
                АХ, ЭТО МОРЕ, МОРЕ...
Выехали в 6:00 и доехали, как и положено, в 11:00. Но по дороге нас донимали вопросами: ''когда приедем?'' Позже мы поняли, что это - первые симптомы болезни ''ВОПРОШАЙКА''. И в этот день и в последующие на нас обрушился шквал одних и тех же дурацких, бесполезных вопросов: ''А во сколько сегодня завтрак (обед, ужин)? Мы еще пойдем на море? А мы будем сегодня купаться?..'' Рекордсмен в этом неформальном соревновании, без сомнения - Алеша. И по количеству и по ''качеству'' вопросов...
    
     (Алеша Гордон - личность уникальная. Он два года приезжал в лагерь, причем на второй год оказался совершенно иным по поведению и по характеру. Изменения были однозначно в лучшую сторону!)
    
     ...Вечером начали ''О, СЧАСТЛИВЧИК''. Первые восемь человек отыграли. Прошло на ура! Завтра продолжим. А дискотека - фуфло: сначала был какой-то недоделанный конкурс, потом вообще ничего не было. Дети пошли спать. Тут в соседстве с нами – детские группы из России и Украины. Так что недостатка в мате мы, явно, не будем испытывать!...
... да чуть не забыл, сенсация дня: Алеша, наконец, узнал, что Рита - дочь Мансура. А что такое, ведь сегодня всего одиннадцатый день лагеря...    

     В этих дневниках упомянаются разные игры, викторины, которые мы устраивали для ребят. Поскольку никто из наших ''пионеров'' не рос в России, то учить их приходилось всем этим забавам с нуля. Кое-что мы выдумывали сами, что-то заимствовали из прошлого своего опыта. Не все получалось удачно, но выбор у нас был широкий и некоторые игры прижились и повторялись многократно. Некоторым ребятам было трудно читать и писать по-русски, а некоторые не умели совсем. Правда это не мешало нам уж так принципиально, потому что все викторины были командными, и в каждой команде всегда был кто-нибудь, хорошо владеющий языком. В первой смене, кроме Риты, были сестры Щукины, да и Аля читала и писала вполне свободно. Из приехавших израильтян тоже было на кого оперетсься: Дина Дайчман, Наташа Скороход, Саша и Аня Букчины, всех не перечислю, но не мало!
     А вот одна игра требовала не командного, а персонального участия, так сказать, каждый за себя! Это была викторина ''О, Счастливчик''. Еще она известна под названием ''Кто хочет стать миллионером?'' Вопросы мы составляли, конечно, сами, и до определенного этапа играть могли все. Однако, далее, по мере возрастания сложности, вопросы становились уже доступны лишь по-настоящему эрудированным, начитанным ребятам. Лишь тем, кто обладал хорошей памятью, интересовался многим, да и в школе учился внимательно. Все наверняка помнят, что в начале игры идут вопросы элементарные, скорее шуточные. Я отрывался, с удовольствием придумывая такие вопросы, как например:
     - Продолжите строку песни: ''Увезу тебя я...'' Варианты ответов:
     а) в тундру;
     б) в Израиль;
     в) на Луну;
     г) за грибами.
     И далее, в том же духе...
     Вспоминаю случай, когда на один из подобных вопросов отвечала Рита Соловейчик, по прозвищу ''Рита маленькая''. Достался ей один из моих перлов, и звучал он так:
     -Какая речка протекает вблизи нашего лагеря?'' (А буквально в двадцати пяти метрах от нашей гостиницы, под обрывом, над котором она возвышалась, протекал какой-то неизвестный географической науке ручеек, куда периодически улетал мяч во время соревнований и игр на площадке за отелем.)
     Варианты для выбора ответа Рите предлагались следующие:
     а) Москва-река;
     б) Иордан;
     в) Дунай;
     г) речка-вонючка.
     Рита не долго сомневалась и Иордан с Москвой-рекой отмела сразу. Затем он она сделала губки бантиком и наморщила лобик. Естественно, что подсказки вслух были запрещены, но пользоваться помощью зала или друга разрешалось. Рита однако отвергла все возможные варианты предлагаемой помощи и приняла твердое решение отвечать самостоятельно.
     - Дунай, - самоуверенно заявила она.
     Ведущий, Мансур, деликатно и упорно пытался повлиять на ее выбор, предоставлял ей возможность отказаться от своих слов и изменить ответ... Но Рита была непреклонна и вылетела из игры на первом же вопросе.
     Победителем же игры стал Миша Ривкин, который наполовину знаниями, а наполовину своей интуицией смог дойти до последнего 15-го вопроса и ответить на него, когда у него уже не оставалось ни одной подсказки. Это был вопрос о том, что означает название столицы Исландии Рейкьявик.
 
     В один из не самых солнечных и теплых деньков мы отправились в поход. В горы! Горами хайфчан не удивишь, но Балканские горы - куда-куда более пригодны для прогулок. Путь наш лежал в Габрово, к железнодорожному вокзалу, оттуда - на дизеле в сторону самой высогогорной болгарской железнодорожной станции Кръстец. Далее предстояло углубиться нам в леса и по тропе (то ли туристической, то ли козьей) добраться до хижи ''Ивайло''. Так в этой лесной глуши именовался двухэтажный добротный дом с огромными комнатами и высоким чердаком,  где любили отдыхать  охотники, грибники и простые туристы, вроде нас...
     До вокзала на этот раз было решено добираться экзотическим способом: не на рейсовом автобусе, а на нашем автомобиле маленькими партиями. Я посадил человек пять в салон, а еще троих назад, в багажник. Машина у нас была мощная: Опель-Кадет- комби - просто танк! Такой способ перевозки людей, разумеется, правилами дорожного движения запрещен и в Болгарии, но я знал дорогу к вокзалу в обход основных трасс, не через город. Поэтому решил рискнуть и побаловать ребят. Ведь для них подобные приключения были в радость!
     За три ходки я перевез всю группу, включая руководителей этого безобразия. Здесь же на вокзале я передал машину Вале и Алле, о которой будет сказано в этом повествовании чуть ниже. Поход-походом, а тащить на себе по горам запас провианта на три дня, всякие необходимы вещи для ночевки и прочее ни детям, ни нам самим очень не хотелось.   У каждого туриста был рюкзачок со всем необходимым, но по-минимуму: бутылка воды, запасные носки, рубашка курточка, нож, спички.  Все остальное, включая ящик пива и огромную кастрюлю с шашлыком, нам должны были доставить на машине.
     Алла Асхатовна Мустафина была заведующей отделением педиатрии в больнице города Трявны и по совместительству выполняла функции доктора Айболита в нашем лагере. Всречались мы с ней еще в свой первый приезд в Болгарию, когда Мансур возглавлял группу московских учащихся и учителей 355-й школы. Тогда, отдыхая в пионерлагере ''Митко Палаузов'' в городке Бяла под Варной, мы и познакомились. Алла  и там была лагерным врачом. Сама она родом из Ашхабада, закончив во Львове медицинский институт и попав по распределению  уж не помню в какую глушь, вышла там замуж за болгарина. Уехав через некоторое время к нему на родину, они разошлись... После Алла вторично вышла замуж, как вы понимаете, опять же за болгарина, которого звали Недко. Он был шофером  линейки (неотложки) в больнице, где она работала, и с ним-то мы и собирались выпить упомянутый ящик пива. Этому опытному ассу баранки было доверено доставить ценную поклажу вместе с нашими женами на хижу.
     Я думаю, что читатель уже обратил внимание на широчайшую географию моего повествования. И все же заострю внимане на этом моменте. Представьте: Валя родилась в Казахстане, хотя ее родители и предки вообще - выходцы с Дальнего востока, причем, очень дальнего: из Японии, Кореи, Китая... Мы с Мансуром - москвичи, оба коренные, оказавшиеся таковыми никому неведомыми путями, поскольку наше происхождение глаголит совсем об иных местах на карте мира. Алла, как я уже писал,  из Туркмении через Западную Украину и еще бог знает какие тернии прошла до точки нашей встречи в болгарском городке, куда приехали отдохнуть дети из Израиля, сами, между прочим, в большинстве родившиеся  в различных уголках Советского Союза. Для завершения картинки скажу, что в это время к Алле прилетел погостить ее брат из Архангельска. Он там служил военным врачом на флоте в каком-то весьма приличном чине. Золотой, кстати, мужик!
     На стареньком вокзале в Габрово выяснилось, что прокатиться на поезде - для наших ребят такой же атракцион, как в багажнике опеля. Хотя железная дорога в Хайфе есть, почти никто из детей до сих пор не ездил на поезде. У них у всех в семьях были машины, и обычным делом являлась поездка в другой город, к морю или еще куда-то на личном транспорте. Всяческие школьные экскурсии, которых, кстати, во время учебы - изобилие, проводились также исключительно при помощи автобусов. Поэтому проехать на поезде многим еще случая в этой жизни не представилось.
     Удовольствие от начавшегося похода нарастало прямо-таки на глазах. Купив в привокзальном буфете ребятам по порции мороженного, я довел эйфорию группы до высшей точки. Они теперь были готовы идти не только до хижи ''Ивайло'', но и покорить Эверест!
     Однако погодка портилась. Дождь еще не начался, но ощущалось, что уже вот-вот... А это никак не входило в наши планы. Во-первых, дождь нам сильно помешал бы в пути, а во-вторых, ночевать мы собирались в палатках, которые дети специально привезли с собой из Израиля. У меня в распоряжении была собственная польская палатка с тентом, где нам с Мансуром предстояло вкусить подзабытых радостей походной жизни. Детских палаток я в действии пока не видел. И это было хорошо, иначе, может быть, и не состоялось бы нашего похода.
     Двигаясь гуськом вперед и вверх по скользкой тропинке, по камням и корням здоровенных елей, мы с явным трудом приближались к месту своего назначения. Не всем дался этот переход без слез. Я подозревал, конечно, с кем из девчонок могут возникныть проблемы, но никак не ожидал, что отставать и хныкать будет мальчик, Алешка. Ему было тяжко. Я забрал и него рюкзак, помогал, подбадривал, иногда стыдил, но это почти не помогало. Он сдавал на глазах. Хорошо хоть, путь до привала был не бесконечен. А там нас ждал перекус.
     Магическое действие оказывает перекус на измотанных туристов. Оно, это действие, скорее,   психологическое, чем биологическое, но это не важно. Остаток пути ребята пробежали почти бегом, в предвкушении установки палаток, разжигании костра, шашлыка, ночевки в лесу и бог весть каких приключений, ждущих их этой ночью. Я никаких особых приключений не ждал (кроме любимого пива) и оказался куда менее прозорливым, чем мальчишки и девчонки рвущиеся к вершине!
     Палатки мы поставили. Не сразу, но поставили очень удачно на красивой, широкой поляне перед хижей. Дождь нас обошел стороной, но тучи все еще продолжали плыть в небе, закрывая солнце. Костер разгорелся на славу. Дров ребята насобирали полным-полно, а теперь с удовольствием учились  пилить и рубить поленья, колоть их на щепки. Трассу для эстафеты мы с Мансуром присмотрели    и наметили очень даже хорошую, но проводить соревнования предстояло лишь завтра. Поэтому мы не стали утруждать себя никакой подготовкой, а занялись собственно шашлычком и вовсю предвкушали приближающийся вкусный ужин.    Дети разбрелись по территории, валялись в палатках, сидели у костра. Кое-кто помогал в приготовлении стола Вале с Аллой, словом, картинка была самая мирная и симпатичная.
     А потом при свете прожекторов, рассевшись за бревенчатым столом, мы чавкали шашлычком, огурчиками, помидорчиками, с восторгом и смехом разговаривали о чем-то, и в отблесках костра можно было легко различить счастливые и чумазые ребячьи лица, с ярко горящими глазами. Однако, дальний путь, проделанный нами с начала этого долгого дня, тяжелый планинский (горный) переход, огромный груз эмоций и впечатлений вкупе с балканским воздухом сделали свое дело, и дети очень быстро уснули в своих палатках.
     Настала наконец-то очередь  и нам отдохнуть и расслабиться. У того же костра мы перешли к употреблению слабоалкогольных напитков, которые не вынимались на показ, пока дети были с нами. Вечер и часть ночи прошли прекрасно и, увы, очень незаметно. А завтра нам предстояли огромные свершения, и пришлось таки укладываться почивать.
     Проснулся я от криков и визгов. Была абсолютная тьма, в глубине которой едва угадывались какое-то сумбурное движение и возня. Шел дождь. Не сильный, но все же достаточно мокрый. Дети шумели и жаловались на то, что в палатках сыро, капает вода, и спать невозможно. Еще бы! Палатки, ими привезенные, оказались китайскими легеньками тентами от солнца. В хорошую погоду переночевать в них было бы одним удовольствием, но любой дождь их пробивал моментально, а уж если при этом еще и дул приличный ветер... Пришлось срочно заняться эвакуацией пострадавших от наводнения и их расселением в непромокаемой хиже. Смотритель, там живший неотлучно, выдал нам ключи от трех комнат, одеяла (наши-то уже намокли) и помог разместиться на оставшуюся часть ночи. Вскоре все успокоилось. Мы с Мансуром остались в своей палатке, которая абсолютно не пострадала.
     Но еще один экстренный подъем ожидал нас в эту ночь, когда к нам в палатку прибежала одна из девчонок и, задыхаясь, совершенно невнятно позвала на помощь. Появившись в комнате на втором этаже, где спали (точнее - не спали) несколько девочек, мы обнаружили их всех с трясущимися от страха губами и ужасом в глазах. Оказалось, что к ним в открытое окно попала летучая мышь. Она свалилась на кого-то из девчонок в темноте и ползала по кровати, приведя всю комнату в состояние дичайшего испуга. Когда мы ее поймали, я и сам испугался. Она была здоровенной, почти черной, с отвратительными зубками и мерзкой по определению. Вышвырнув ее за пределы нашего приюта, мы еще некоторое время успокаивали девиц, а потом все же ушли досыпать...
     Такой же визг и шум стояли  вечером следующего дня, когда прячясь от разыгравшегося дождя внутри лесного дома, мы играли в веселились. Я вспомнил о старой поинерской забаве под названием ''Гробница Тутанхамона''. Все прошли через гробницу! Кроме Рони, который, как самый мощный из парней, помогал мне затаскивать ребят по одному в комнатку, где Мансур в роли мумии улегся на стульях в кромешной темноте. Удовольствия было море. Только Саша Букчина упиралась с такой силой, что чуть не выбила мне зубы, вырываясь в самый ответственный момент. Саша была старшей в лагере (не считая Риты Басеровой), высокой, крупной девочкой. Сам не понимаю, как я справился с ней в ту минуту.
     Потом с помощью того же Роньки мы запускали детей в космос, потом еще чего-то делали... вообщем - поход оказался превосходным!

     После горного похода из гостиницы ''Изток'' (Восток) у нас продолжалась бурная лагерная жизнь. Мы играли, соревновались, плескались в бассейне, выезжали на экскурсии, пели вечерами под гитару,    а лагерная смена неумолимо приближалась к завершению. Случались у нас еще не раз и не два забавные происшествия, но бывали и неприятности. О них писать мне не хочется, но если подать эти давно пережитые события под несколько другим углом зрения, то можно и о них рассказать вполне весело.

     Однажды на ковре искусственной травы, которым была покрыта площадка возле бассейна, одна девочка показывала нам свои гимнастические достижения. Это была Илана Авцина. Девчонка  она была  открытая, восторженная, непосредственная и мастерски делала всякие шпагаты, колеса и прочие акробатические кренделя. Весь лагерь от души ей аплодировал, как вдруг, после очередной стойки на руках, опускаясь на ноги, она вскрикнула и повалилась на бок. К ней бросилось сразу несколько человек. Оказалось, что при приземлении Илана наступила босой ступней на осу и немедленно это поняла. Оса мгновенно ужалила девочку в пятку и, что интересно, полетела дальше. Иланка крепилась, сдерживала слезы, но было видно, как ей больно и обидно. Я теперь не помню кто, но кажется Валя  обработала укушенное место, что-то приложила к ноге, и наутро никаких последствий происшествия уже не наблюдалось. Может не успела оса цапнуть по-настоящвму, а может у Иланы организм оказался очень сильным, но только опухоль быстро спала и девчонка вскоре абсолютно позабыла об укусе.
     И почти сразу вслед за этим событием произошло еще одно нападение . На этот раз был укушен автор этих строк. Правда я был укушен не в ногу, а в руку, и не осой, а огромным шершнем. Это такие летающие сосиски, сантиметра четыре в длину, раскрашенные в желто-коричневую полоску. Видно, где-то под крышей дома было их гнездышко, потому что периодически в вышине нам приходилось наблюдать этих крупных крылатых особей. А одним поздним вечером, после отбоя у нас в кабинете, где мы с Мансуром подытоживали день, раздался телефонный звонок. Звонила Аля (а в каждой комнате был аппарат, связанный с гостиничной телефонной станцией) и сообщила, что к ним залетела огромная пчела. Я решился отправится на этот экстренный вызов и быстренько взбежал по лестнице на верхний этаж, в комнату к девочкам. Свет горел весь, какой только мог гореть, девчонки сидели поджав колени на одной из кроватей, вооруженные полотенцами, журналами и чем-то еще. А на деревянной стене возле лампы копошилось здоровенное животное. Оно, как я уже сказал, было размером с мой большой палец, с расправленными крылышками и длинными многочисленными лапками...
     Любитель и защитник животных Сеня поступил как полный идиот. Вместо того, чтобы тут же прихлопнуть полотенцем эту тварь, я решил взять ее и выкинуть за окно. Дескать, пусть летит к своим деткам. Толстым махровым полотенцем, сложенным в два или три слоя, я накрыл шершня и сгреб его в ладонь. Тут же я почувствовал силную боль от укола и машинально хлопнул полураскрытым кулаком об стену. Теперь шершень был таки мертв, а я - укушен.
     Девочки улеглись и я отправился на процедуру по выведению яда к жене, но чего бы она не делала, мне не помогало. Буквально на глазах рука у меня начала надуваться и неметь. Минут через десять, я понял, что и ноги мои онемели, и я уже не могу стоять. А еще через несколько минут я лежал не в силах пошевелиться. Даже дышать и говорить мне стало очень трудно. Впервые в жизни до меня явственно дошло, что я смертен, и возможно, даже, совсем вскоре. Вызванная бырза помощ из Габровской Окружной Больницы до нашего села ехала минут сорок. Когда две медсестрички или фельдшерки увидали мое бездвижное тело, они не растерялись. Чего-то они мне вкололи, чем-то намазали, дали что-то выпить и сказали, что ежели бы еще с полчасика, можно бы им было и не приезжать. Такая алергическая реакция на укус частенько приводит к летальному исходу, если не успеть ввести противоядие.
     Меня в жизни не раз кусали осы, пчелы и до и после этого случая. Кусали в места куда более опасные, чем в ладонь, однако такой реакции никогда не наблюдалось. Это был укус шершня! Хуже гадюки, если судить по моему состоянию.
     Девушки сказали, что укол должен помочь, сами они дежурить около меня не могут, но могут забрать меня в больницу, где мне будет уделено внимание. Они очень упорно настаивали на этом, но я в больницу не хотел. Казалось, что если мне пока и не стало легче, то ухудшения в последние минуты не наступало, процесс замедлился, и я надеялся, что мой молодой могучий организм еще поборется за продолжение нашей с ним жизнедеятельности. Медработницы еще поулыбались и покинули нашу гостиницу, а я остался лежать и сопротивляться заразе. Валя что-то мне еще давала из лекарств, заставляла пить, а потом я уснул. Утром меня не будили, и впервые зарядку Мансур с детьми проводил один. На меня навалилась такая слабость, что я провалялся почти до вечера следующего дня, хотя онемение конечностей уже прошло и дышал я вполне нормально. Только рука очень болела, горела и оставалсь распухшей и красной. Еще денек мне потребовался для восстановления, и я вернулся в лагерную жизнь (и жизнь вообще) вполне здоровым и очень счастливым.
    
     ...Мы готовили театральный конкурс. Все ребята были поделены на две труппы, а для постановки нами с Мансуром были написаны две пьесы. Обе - в соавторстве и обе - в стихах! Роли распределились между всеми детьми соответственно нашему режиссерскому видению образов и, конечно, в соответсвии с возможностями актеров это видение воплотить. Названия самих пьес я уже не помню, но помню их смысл. Он заключался в том, что просыпаясь утром у себя в кроватях, герои обнаруживают, что они поменялись ролями: взрослые стали детьми, а дети - взрослыми. Родители начали подчиняться сыновьям и дочерям в семье, а учителя - ученикам в школе.
     Знаю точно, что Мансур сохранил у себя эти ''либретто'', как и все остальное нами сочиненное, придуманное, написанное за время работы лагеря. Он потом даже использовал наши произведения в работе со своим классом, в школьных постановках, вечерах и конкурсах.  Можно было бы получить от него полный текст и написать о театральном конкурсе очень подробно. Но я буду опираться только лишь на свою память и расскажу то, что мне самому не удалось забыть за многие годы (поэтому   я и взялся описывать прошлые события из своей жизни).
     А запомнился мне конкретный эпизод из спектакля, в котором учавствовал Хен Либашевский, уже научившися к этому времени чистить зубы без пятен пасты на футболке. Хотя, вполне возможно, что к этому моменту у него просто закончилась зубная паста.
     Хен исполнял роль папы в семействе, где сынок вдруг стал взрослым, а родители впали в  детство. Текст ему достался не самый сложный, но для человека, владеющего русским языком свободно лишь на уровне пяти-шести матерных слов, монолог из двух строчек все же его изрядно затруднял.
     По смыслу разыгрываемого представления, папа-Хен, желающий прогулять работу, обращается к своему чадо с просьбой:
     ''Сын, чиркни записку боссу,
     Мол страдаю нынче носом...''
     Выучить эти слова наизусть пареньку никак не удавалось. А дело было в том, что он не умел читать по русски, и кто-то из мальчишек написал ему текст ивритскими буквами. Для Хена в этих фразах итак отнюдь не всё было доступно, а теперь ещё полузнакомые слова утратили смысл, т.к. выглядели простым набором букв. Произносил Хен строки совершенно не в том ритме и никак не мог добиться рифмовки. В его исполнении фраза звучала примерно так:
     ''Син чиркни за писку босу
     Моль страда йу нынче носо М!''
     Последнюю букву присоединить к корню он так и не смог, да и слово ''мол'' смягчил таки во время премьеры. Хорошо, хоть половина детей уже знала его текст наизусть, помогая ему готовиться, а другая половина переспросив, поняла, что имелось в виду.
     Вообще, в этих спектаклях, которые мы разыграли под самое закрытие лагеря, проявились потрясающие способности у всех без исключения ребят. У кого-то - артистические, у кого-то - постановочные, а у кого-то - музыкальные, литературные, художественные... Помню, что очень ярко раскрылась в этот момент Марина Лисянская, которая всю смену была тихой, незаметной и очень скромной. Играла на сцене она с огромным темпераментом и перевоплащалась бесподобно, просто лучше всех. Хохотали мы от души, и все остались довольны. Такой конкурс в конце смены как-то всех очень сплотил, объединил, и стало ясно, что эти недели прожиты нами очень плодотворно.
    
     Оставалась последняя ночь перед отлетом. Дети к ней готовились. Кто-то из наиболее просвещенных объяснил другим, что это за такая последняя ночь! Они ее называли между собой ''золотой'' ночью. Но нам-то было ясно, что скорее она будет ''белая''.
     Мы с Мансуром не спали и ждали момента. А он все не наставал, потому что и дети не спали. Они хотели того же: намазать друг друга зубной пастой. Руководить этим мероприятием оказалось трудно, практически невозможно. Но все-таки кто-то уснул, не выдержал и оказался намазан... А мы наконец, смогли перенести спящих Алёшу и Дани в комнату к девчонкам, заранее договорившись с Алей и Ритой освободить пару кроватей.
     Наутро другие девчонки в комнате, где оказалось двое непрошенных гостей, подняли страшный визг, выгоняя тапочками и полотенцами, ошалевших, ничего не понимающих ребят в коридор. На распросы, как они оказались в девчачьей спальне, мы рассказывали заранее сочиненную версию ночного происшествия. По нашим словам получалось, что оба они - лунатики, которые очень волновались перед ''золотой'' ночью, поэтому их лунатизм и проявился в последний день. Будто бы в полночь, при ярком свете коридорной лампы, которую они приняли за луну, оба друга, выставив вперед руки, поднимая высоко колени, проследовали по лестнице со второго этажа на третий и, войдя в комнату к девочкам, повалились на кровати. Девчонки не смогли их разбудить и поэтому сами ушли спать в дугое место.
     Алеша, кажись, чего-то заподозрил и не стал докапываться до истины. Но совсем другой оказалась реакция у Даньки. Он сначала улыбался, но осознавая постепенно, что случай-то вышел уникальный, начал беспокоится и волноваться. Дани десять раз переспрашивал нас с Мансуром о подробностях произошедшего. Выяснив, что были и случайные свидетели его прохода по коридору, он донимал пару мальчишек, подыгрывающих нам, и без конца требовал, чтобы ему еще раз показали, как он шел, как вырягивал руки, и при каждом таком показе все больше бледнел под громкий хохот ребят, вспоминающих все новые и новые подробности ''золотой'' ночи.
     Уже в аэропорту в Софии, перед тем как сосвсем расстаться с детьми, я отвел в сторону Мишу Ривкина и Сашу Букчину и попросил в самолете объяснить Даньке, что это был розыгрыш, и пусть он живет дальше нормально.

     ...Не знаю, удалось ли мне в этом рассказе хотя бы немного отразить то, что происходило не только снаружи, но и в душе каждого в те дни, когда лагерь ''Восток'' заставил нас всех забыть на время о границах, языках, возрасте и еще о том многом, что мешает людям быть счастливыми и свободными по-настоящему.

                июль 2010. Хайфа.

      
СТИХИ НАПИСАННЫЕ В ЛАГЕРЕ

ГИМН ЛАГЕРЯ ''ВОСТОК''
(слова Мансура Басерова  и Семёна Вексельмана, музыка Александры Пахмутовой.)

Мы сюда летим со всех сторон,
Не страшны любые расстоянья.
Этот гимн мы вместе пропоем
И при встрече и при расставаньи.

ПРИПЕВ:

 Наш лагерь запомнит любой -
''Восток'' - это слово знакомо.
Один ты - на свете такой.
На время ты стал нашим домом.


Здесь у моря время проведем,
Будем отдыхать и веселиться.
Горы испытаем на подъем,
Подставляя солнцу наши лица.

Здесь закалку, силу обретем.
И в себе таланты мы откроем,
Под гитару у костра споем.
Испытанья для себя устроим.

ПРИПЕВ.

А когда придет прощанья час,
Унесем в свои родные дали
Лучшее, что окружало нас!
В памяти оставим чудо-лагерь!

ПРИПЕВ.

                июль  2001.

ВТОРОЙ  РАЗ  В  ''ВОСТОКЕ''
(слова Мансура Басерова и Семёна Вексельмана, музыка Мансура Басерова.)

Мы помним час, когда мы прилетели.
Хотя воды не много утекло,
За эти три короткие недели
Так много в нас самих произошло.
Нам было нелегко начать сначала.
Но распустился каменный цветок.
Жаль, времени опять нам не хватало:
Недели, дни - ну разве это срок?

ПРИПЕВ:
       Когда чего-то ждешь,
       Надеешься на чудо.
       Но вот обычный дождь
       Приходит ниоткуда.
       Он теплоту несет,
       Он свежестью повеет.
       Нас доброта спасет.
       А дружба нас согреет.

Нам жизнь в Востоке - целая наука.
Ее постигнуть мы теперь должны.
Кому-то - радость, сладостная мука.
Кому-то - просто взгляд со стороны.
Прошел июль. Жаль, августа не будет.
Зачем он нам? Ведь нас не будет здесь.
Но, вряд ли кто-нибудь теперь забудет
Наш лагерь, горы, песни, дождь и лес.

 ПРИПЕВ.

И, как обычно, мы не спали до рассвета.
Да разве же уснешь в такую ночь?
Хоть медленно, уходит  это лето.
Не остановишь, не вернешь. Уходит прочь.
Мы летом стали чуточку взрозлеее.
Бегут часы, всему приходит срок.
Но возвратиться в детство мы сумеем,
Пройдя одной из тысячи дорог.

ПРИПЕВ.

P.S.
В альбомах-дневниках, которые мы вели с Мансуром, в последние дни лагеря дети написали свои пожелания. Я приведу лишь одно из них, сделанное Сашей Букчиной: "Спасибо вам за всё, что вы нам сделали!"

                июль 2002. Хайфа.