Прощальный фокстрот

(Из цикла "Рассказы из жизни Женьки Забродина")

– Давай, давай, поднимай тот бок над перилами! – кричал здоровенный чернявый парень в потёртой кацавейке Женьке, у которого чуть руки уже не отваливались от тяжеленного шкафа.
Но Женька не сдавался. «Вот наконец-то, – думал он, – вот оно – семейное счастье!»
– Слушай, паря, куда столько полированных дров набрала дама, а сама-то, оказывается, жила на квартире, не понимаю я этих баб? – спросил чернявый.
– Женщины – народ загадочный, инопланетяне! Нам, мужикам, их не понять! – отозвался Женькин друг Димка, удерживавший шкаф с другого края.
– Если бы ты знал, что сказала эта загадочная, там внизу, у машины, враз бы отпало желание таскать её полированные дрова.
Женьке кровь бросилась в лицо, но он смолчал, как будто и не услышал эту фразу-подковырку. «Ничего не хочу знать, я люблю её и всё!» – сказал сам себе Женька.
А Иринка, о ком думал Женька, уже ждала их со шкафом, у раскрытой двери. Но вид у неё был явно какой-то недовольный. Её, видно было, интересовали полированные дверцы шкафа, но отнюдь не Женька, в квартиру которого она так спешно-быстро въезжала со всем своим немыслимым скарбом.
«Это чисто женское, беспокоится за своё имущество, вот и надулась, не обращает никакого внимания», – оправдывал её про себя Женька.
Но когда они с Димкой переносили стиральную машину, и она упала на руку Женьке, и острый край её рассёк ему ладонь и потекла кровь, и Женька думал, что Иринка испугается за него. Наивный. Не тут то было. Гораздо важнее было, чтобы стёкла от шкафа были целы. Ну, а то, что Женьке чуть не отхряпали руку – пустяки, даже почти и не видно, так, чем-то красным, ах да это, кажется, платок немного чем-то окрасился, но ведь и красного цвета платки тоже на свете бывают! Очаг, самое главное будущий семейный очаг! Руку отхряпали – заживёт! А вот семейный очаг – без него и Вселенную трудно представить!
Женька стиснул зубы и смолчал. Это была первая трещинка в их отношениях с Иринкой. Но Иринку он любил. И то, что было важно для неё, было важно и для него.
А потом началась семейная жизнь, а точнее сплошная абсурдистика. Когда расставилась Иринкина мебель, началось драянье всего и вся в доме у Женьки с помощью Женьки.
«Всё это хорошо, а как же чувства и всё, что с ними связанное? Так хочется ласки, любви! – думал полусчастливый-полунесчастный Женька. – В конце концов, кастрюли кастрюлями, но не в них же, чёрт побери, счастье!»
Женька попытался намекнуть Иринке: «Когда же они будут любить друг друга?»
Но Иринка отмахивалась: «Не могу, дескать, в таком раскардаше, мне для этого нужен уют!»
«О, мама мия, неужели она не понимает, что нет уже никаких сил терпеть! – злился Женька. – В конце концов, что же, как говорил Наполеон, не идти в бой, пока последний барабанщик не пришьёт себе пуговицу? Издевательница!»
Но, влюблённый, как говорится, всё может стерпеть, и даже жуткие удары судьбы под дых.
Как говорил одни из героев пьесы Оскара Уайльда: «Женщин не надо понимать, их надо любить!» Красиво сказано. А если женщина не подпускает к себе? Здесь и Оскар Уайльд не поможет!
У Иринки был свой план: слепить из Женьки, из этакого «кюхли», деятельного, вертящегося, как белка в колесе, делового, умеющего делать деньги «штольца»! Женькина обломовщина была ей ну просто не по нутру. А как можно с «обломовым» ложиться в одну постель? Нет. Это не для неё, это выше её сил! Пусть вначале докажет, на что он способен, а там, может быть, и снизойдём! Дело, прежде всего дело! Любовь надо заслужить! Да, в этом есть логика, пусть и женская, но вполне железная! Но Женька как был «кюхлей», так он им и оставался. А «кюхля» с его стихами и отсутствием деловой хватки – ну явно это что-то нелепое для неё, для Иринки! И решила Иринка действовать через сексопатолога. Сходила к нему, рассказала о своих проблемах: муж ленится, толком не помогает ей по дому, зарабатывать не хочет, а она изматывается и нет сил, и не может себя настроить на любовный лад, а он этого не понимает и требует! Но она ведь не секс-рабыня какая-то, а женщина, к ней нужен тонкий подход!
- Как вы думаете, он не сексуальный маньяк? – полушёпотом спросила Иринка, тем самым в довершении обескуражив беднягу-врача.
- Да, сложная ситуация! – почесал в затылке сексопатолог. И пригласил к себе Женьку.
Женька рассказал врачу свою невесёлую историю, тот развёл руками и опять изрёк свою сакраментальную знаменитую фразу, по-видимому широко распространённую среди платных сексопатологов: «Да, ситуация непростая! Надо чтобы вы подошли ко мне вместе с супругой!» Женька отдал пятьсот рублей за консультацию и в раздумье вышел на улицу: что делать дальше, как быть? Как найти подход к Иринке? И как сказать ей, что надо идти навстречу друг другу?
И вдруг неожиданно припомнились ему строчки одного замечательного поэта:

Ах, дамы, дамы! Ваше время!
Опять настала ваша власть,
И вы куражитесь над теми,
Кто прежде вас тиранил всласть.
Но упиваясь этой властью,
Играя роль самой судьбы,
Вы позабыли, что для счастья
Нужны мужья, а не рабы!..*
 
«Надо прочитать ей это стихотворение и поговорить с ней по душам, всё наладится». И Женька вдруг расхохотался, жмурясь от искрящегося солнца в ветках тополя, вспомнив недавно сочинённый его другом Димкой «Прощальный фокстрот»:

К сексологу ходила
Большая крокодила.
Она, она
Холодная была!
           *Стихотворение талантливого омского поэта и переводчика Юрия Воробьёва, переводы которого из английской поэзии весьма высоко оценил сам Корней Чуковский.