Просто, се ля ви

        Приступаю к самому трудному для меня рассказу. Трудный, это даже мягко сказано. Более сорока лет прошло, а боль и чувство вины не проходит до сих пор. Тогда я нарушил сразу несколько основных заповедей, данных человеку от Бога и историческим опытом. Этот грех и сегодня тяжелым камнем лежит на моей душе. И, как ни кощунственно это звучит, дело даже не в том, что я совершил его, а в том, что совершил в первый раз. Солдаты, участвовавшие в боевых действиях, говорят, что убить человека страшно только в первый раз, а затем привыкаешь. Так и в грехе, трудно только в первый раз. Ныне, вспоминая и размышляя о своем тогдашнем грехопадении, вижу в составе проступка двойное нарушение заповедей. Первое: я нарушил заповедь, данную людям в Нагорной проповеди – НЕ ПРЕЛЮБОДЕЙСТВУЙ. Но мало этого: я еще совершил грех Иуды: ПРЕДАТЕЛЬСТВО. И то обстоятельство, что совершил я его не за серебряники, а ради собственной шкуры, сути дела не меняет, а лишь усугубляет вину. Не рассказать об этом я не имею права, но и рассказывать тяжело, поэтому, чтобы оттянуть время покаяния, раскажу о студенческой жизни, после окончания первого курса. Тем более произошло все то, о чем cобираюсь рассказывать именно на втором курсе.
        Второй курс обучения явился для меня неким рубежом, на котором и был сделан окончательный выбор дальнейшего пути. Решение не дергаться и как следует учиться, не явилось для меня откровением свыше и не родилось в мучительных раздумьях и терзаниях. Оно пришло само собой, естественным образом. Подвигло меня к этому, прежде всего, понимание, что учусь в хорошем институте и мне интересно учиться. Кроме того, я стал привыкать к коллективу и на курсе и, особенно, в группе. Мне нравилось мое новое окружение, я совершенно не чувствовал их, почти еще детскую, молодость. Видимо сам стал моложе, заразившись от них. Да и они мужали на глазах, а девочки, так те расцветали с каждым днем. Ребята взрослели и становились самостоятельными в своих поступках, происходило формирование мужского, взрослого отношения к жизни. Например, совсем недавно, год назад, одного из моих одногруппников в первый день учебы, в институт привела мама. Теперь он, стройный и уверенный в себе молодой человек, вспоминает об этом с улыбкой и легким смущением, предпочитая не комментировать этот эпизод. Год учебы в институте очень изменил его. А мама его, кстати, оказалась изумительной женщиной. Луиза Николаевна и ее муж, подполковник Павел Степанович, это его родители, жили, как и большинство семей советских офицеров, скромно. Но их двухкомнатная хрущевка, как по волшебству превращалась в большие, светлые хоромы, когда мы всей гурьбой вваливали к ним в гости. Радушные хозяева накрывали роскошный стол и мы дружно уничтожали все приготовленное. Много всяких вкусностей попробовали мы в этом доме, а уж таких грибочков я до этого не пробовал никогда. Кстати, этот бывший скромный мальчик, сейчас полковник в отставке, офицер, участвовавший в боевых конфликтах на просторах бывшего СССР, воевавший также в Сирии против американских АВАКСов. Николай Павлович, его ныне называют. Он отец двух детей, дед своим внукам, настоящий российский офицер, которым можно гордиться. Фамилия у него замечательная – Вичный.
        Или вот ещё один студент нашей группы, Ильдар с «железной фамилией» Тимербулатов. Он, выходец из семьи городских казанских татар, прекрасно говорящих и на русском и на татарском языках, мой хороший товарищ.. Уравновешенный и спокойный, даже чересчур спокойный, он был неизменным участником нашей компании и в работе по разгрузке вагонов и в развлечениях.  Ильдар был прекрасным спортсменом, одинаково хорошо играл и в футбол, и в волейбол. Играл мягко, был хорошим разыгрывающим, как, когда то и друг моей юности Костя. Но в нашей бурной жизни его обстоятельность и даже, можно сказать, медлительность очень часто просто доставала нас. Представьте себе, закончились занятия, в буфет дома офицеров на противоположной стороне площади завезли свежее бутылочное пиво, а он стоит и тщательно, особым образом, завязывает пояс на плаще. И пока не завяжет, не тронется с места. С ума сойти! Он и учился также спокойно и как то незаметно даже, без напряга преодолевая все учебные задания и препоны.
       Совсем другой человек, Валера Абрамов. Пытливый, жадный до знаний парень. Он приехал из района и жил в общежитии. Не рассчитывая на помощь со стороны своих родителей, он очень конкретно настроен был на хорошую учебу и при первой возможности, брался за любую подработку, хоть снег сбрасывать с крыш, хоть траншеи копать. На втором курсе мы с ним вместе записались в школу молодого лектора при комитете комсомола института, которую успешно закончили. Он был очень активным студентом. А в нашей вольной компании у него была ответственная обязанность: он раскупоривал бутылки. Разливал по стаканам с аптекарской точностью, конечно, я. Валера, по моему совету, по окончании института распределился на Дальний Восток, где сделал прекрасную партийную карьеру. Ныне он профессор в Москве и это замечательно. Надеюсь, до сих пор не разучился открывать бутылки. Правда ныне и бутылки не те и закупорены не так.
        Восемнадцать человек в нашей группе и все такие родные и приятные в общении. За время учебы мы очень сдружились и жили сплоченным коллективом, встречаемся и ныне при первой возможности. Все пока живы и здоровы, у всех семьи, дети, внуки.
      Зимнюю сессию второго курса я сдал на отлично и решил, что удобнее будет перейти на индивидуальный график обучения. Дело в том, что сдать пять экзаменов за период сессии очень трудно и я стал беспокоиться за свое здоровье. В сессию у меня начинала болеть голова, появлялся обильный налет перхоти. Все это мне не нравилось. Недаром в городской психушке, студенты КАИ были частыми пациентами. Кроме того, индивидуальный график позволял свободное посещение лекций, меня это очень привлекало. Для перехода нужно было сдать на отлично еще одну сессию, что я успешно и сделал весной. Таким образом, и второй курс для меня был наполнен, прежде всего, учебой. Но, несмотря на это обстоятельство, я, все таки, нашел возможность отыскать на свою голову приключений, которые в итоге привели меня к самому постыдному поступку с моей стороны. Впервые в жизни я предал близкого мне человека. История грустная и неприличная. Но собравшись с духом, как и обещал в начале,  начинаю свой рассказ. Эта история приключилась зимой 1970 года, почти сразу после встречи нового года.
       Но чтобы было все понятно, хочу опять вернутся к началу второго курса, т.е. к сентябрю 1969 года. Я уже говорил, что осенью 1968 года мы всей нашей семьей перебрались на жительство в Дербышки, где нам выделили комнату в строительном училище. Приехав домой после работы в стройотряде во время каникул, я стал отккровенно тяготится семейной жизнью. Не то, чтобы я разочаровался в своей жене, нет, я относился к ней по прежнему хорошо и ровно. Просто на целине я вдохнул вольной жизни, и моя испорченная натура потребовала свободы. Мне уже не нужна была прежняя романтика морской жизни, меня все устраивало и на грешной земле. Просто мне стала нужна свобода. Свобода от семейной жизни, свобода от обязанностей перед женой, я захотел снова стать холостым, не покидая при этом семью. То, что так не бывает, я отбрасывал в сторону. Я как бы переселился в другой мир, где не было жены, именно жены, прежде всего. Моя дочь оставалась очень близким существом и ничуть не мешала мне. А вот о жене я забывал. То ли был уверен, что никуда она не денется, то ли не испытывал надобности в ней, как ни странно это звучит, но я рвался подальше от нее. Короче, под предлогом, что мне нужно усиленно заниматься, и с ее согласия, я поселился в студенческом общежитии, получив, таким образом, полную свободу. И вновь почувствовал себя вольным холостяком. А теперь возвращаюсь к вышеозначенной истории.
     Как то после нового года, еще в период сессии, мы с Мишей Кротовым пошли на танцы в Дом офицеров. Почему с ним и почему туда, сейчас уже не помню, да и не важно это. Здесь я познакомился с молодой девочкой. Звали ее Люба. Фамилию не хочу называть, надеюсь, она в добром здравии и даже случайно, не хочу напоминать о нанесенной ей, когда то, травме. А в тот вечер все было хорошо и даже слегка романтично: я студент престижного вуза, она школьница одиннадцатого класса, мечтающая поступить в финансово – экономический институт. То обстоятельство, что я женат и старше ее на семь лет, мы как то упустили из виду. Вернее, упустил я, а она не заподозрила, наивная. И закрутилась наша ворованная любовь. Опять же скажу, она то ни чего не подозревала и не воровала, это я самым наглым образом обманывал ее, это я был вором. Но, как говорится: сколь веревочке не виться, конец будет. Наступил он и для нас, весной, ближе к лету, все стало известно моей семье. Разразился большой скандал, запахло разводом. Мы с женой подали на развод и даже пришли на судебное заседание, но судья, посмотрев на нас, сказала: идите и месяца два подумайте, а лучше, чтобы я вас больше здесь не видела. На том и закончился наш бракоразводный процесс.  И вновь, здесь я поступил как вор паршивый. Тайком от Любы, я вместе с тещей и женой, втроем уехал в Ялту отдыхать. Нашу годовалую дочь мы оставили на попечении бабушки, моей мамы. А вот Люба осталась в Казани одна и в полной неопределенности. Я просто исчез из ее поля зрения.
       Плох ли отдых в Ялте, когда не надо беспокоится о жилье и питании, под ласковым крылом моей любимой тети Нади. Она нам представила свой «фирменный» сарай, где мы со всем комфортом устроились. Мои сестренки взяли на себя опеку над женской частью нашей компании и отдых получился на славу. Через некоторое время, к нам приехал и старший брат Людмилы, Александр Гаврилович с новой женой Радой. Им свой сарай уступила моя старшая сестра Алла. Походы на «дикий» пляж, который я очень любил со школьной поры, всегда сопровождались приготовлением плова из мидий. Они тогда во множестве обитали здесь на подводных скалах. Иногда я, занимаясь подводной охотой, подстреливал рыбешку и мы жарили ее на костре, здесь же на пляже. Отдохнули на славу. Ираида Ивановна и Людмила работали в учреждениях и их отпуск был ограничен одним месяцем, чего не скажешь о нас с Александром Гавриловичем. Наш отдых был до сентября. Поэтому мы с ним решили остаться, а они стали собираться в путь. Но перед отъездом, состоялся разговор, в котором приняли участие моя теща, жена, Рада и сестра Алла. В разговоре не участвовала лишь моя любимая Надежда Евграфовна. Они попросили меня написать письмо Любе, в Казань, с просьбой придти в определенное время на свидание, якобы со мной. И я это сделал, написал письмо. Не имеет значения, как смогли они заставить меня сделать эту подлость. Я это сделал. Вот таким мерзким предателем оказался, и нет мне оправдания. Я это сделал. Письмо почтой ушло в Казань, а следом поехали мои родственнички. Получив письмо, Люба, конечно, пришла на означенное свидание. Не хочу даже думать, какой шок пришлось ей испытать, когда увидела вместо меня, в качестве своих визави, этих послов «доброй воли». Знаю, нет мне прощения, но не перестаю молить Бога о даровании счастья этой невинной жертве моего велороломства и подлого предательства. Надеюсь, она сумела найти свое настоящее счастье в жизни. Я ее с тех пор не видел.
         К сентябрю, отдохнувший и довольный собой, я вернулся в город и приступил к учебе, покинув одновременно и студенческое общежитие. Моя семья замкнула запор на двери, ставшего таким холодным для меня, дома, моего «семейного гнездыщка». Правда, в дальнейшем жизнь показала всю несостоятельность запоров любой системы, если в основе нет настоящего чувства любви, подкрепленного еще и воспитанием и осознанием ответственности, долга.
         В моей скромной домашней фильмотеке есть диск с фильмом  Михаила Козакова «Визит дамы», где одну из главных ролей играет Валентин Гафт. Посмотрел я его однажды в кинотеатре. Было это давно, а несколько лет назад купил DVD с записью этого фильма, но посмотреть его вновь до сих пор не решаюсь. Боюсь.