Сказочка 1 О Первом Мая

… «демонстрация – это протест против чего-то или кого-то, почему – не манифестация, это точнее…»

В конце 80-х жизнь наша была на грани и…, что называется, у последней черты: всё было в дефиците. И еда, и одежда, и развлечения… Анекдот той поры: «Что такое длинное, зеленое и колбасой воняет? Это – электричка Москва-Калуга».

СССР завозил продукты питания в столицу всей родины, а оттуда сам народ развозил их (продукты своего питания) по городам и весям…

В городках «специального назначения», наукоградах, например, которые стояли на путях миграции населения в Москву за колбасой, была введена система «приглашений» на приобретение калорий-содержащих заменимых и незаменимых белков, жиров и углеводов. На бумажечках, размером с почтовую марку, было написано «Приглашение. 250 г масло» или «Приглашение. 2 кг картофель».

Чтобы ученые городка трудились самозабвенно и с полной отдачей все магазины были закрыты до 16 часов, а затем они открывали свои двери и поглощали массы вливавшихся оголтелых ученых, лауреатов и героев с Лениным на лацкане для «отоваривания». Все голодающие не из нашего «учёного совета» (те у кого нет «приглашений», выдаваемых в ЖЭКах) – спасайся как можешь!...

Но не у нас в НАУКОГРАДЕ.

Однако, несмотря на «временные» трудности, жизнь продолжалась и, более того, появились в это время интересные начинания в передовой советской науке.

Ученым, особо отличившимся в своей отрасли,  разрешалось проявить инициативу и найти себе партнеров в странах-членах СЭВ. В этом СЭВе значились почти все социалистические страны, а некоторые (Югославия) обзывалась непонятным словом «наблюдатель». Что там в этом Совете Экономической Взаимопомощи они наблюдали, никто не знал и не интересовался, но попасть в Югославию можно было.

О, что это за благодать была это международное сотрудничество, я словами передать затрудняюсь!

Попытаюсь лишь немного приподнять занавес этого давно почившего в Бозе абсолютно театрального действа. В начале года ты предоставляешь «План сотрудничества» с таким-то и таким-то институтом или университетом Праги, Брно, Берлина, Лейпцига, Скопийе, Белграда и другими, с которыми ты уже заранее обо всем  договорился или при встрече, или переписываясь. В плане все указывалось. Тебе разрешается 2 раза в год ехать в соц. страну сроком не более 2 месяцев. Научному сотруднику больше и продолжительнее не надо. Командировочные – за счет принимающей стороны. Дорога в оба конца – за счет любимой нашей Родины СССР. Паспорт выдают служебный, синий. Это – почти дипломатический. Таможенный досмотр ручной клади (до 120 кг) – только по постановлению прокурора.

Лафа? Конечно, лафа, разве купишь за 185 рублей в месяц зарплаты хрустальную люстру Яблонец (Чехия) или 100 пар колготок для женской части семьи, которые стоили у нас 12 руб., а в Праге – 1 руб. 30 коп (самые лучшие без шва)….

Некоторые «коллеги-демократы» изъявляли желание совершать обратные визиты, но их пребывание не превышало 1-2 недель.

Однако приезд их оформлялся составлением «Программы», утверждаемой КГБ, где каждый день расписывался, если не по минутам, то по часам. Главное – не позволять им без толку болтаться по улицам без присмотру, а сопровождающий должен быть указан в программе.

Ответственному исполнителю выдавалось не убогое «Приглашение», а полноценное письмо с печатью к директору горпищеторга. Все дефицитные кушания (вплоть до черно-красных икр и колбас для испытания зубов на прочность) можно было за «халявные» деньги,  выдаваемые на запланированный «Дружеский ужин на квартире ответственного исполнителя….», получить.

Это – вершина СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА для старшего научного сотрудника с зарплатой 185 рублей и… партийным взносом 1 руб. 85 коп.

Партийные взносы упомянуты не случайно. Это «ружье» пусть пока висит мирно на стенке, но оно, как и подобает соцреализму, бабахнет по ходу нашего действа…

Пребывание моего самого лучшего друга по междунарсотрудничеству из Праги совпал с 1-ым Маем. Мирэк приехал в апреле, а до 1 Мая еще не уехал. Он мне говорил:
«Почему вы говорите ДЕМОНСТРАЦИЯ? Это означает «протест». У нас тоже в Праге народ ходит строем по улице на 1 Мая, но это называется – «Манифестация».

Мы с ним заранее договорились, что пойдем вместе на парад, он ни разу не видел это своими глазами, ему интересно…

За 2 дня до 1 Мая мне позвонила секретарша директора нашего НИИ и сказала, что меня как одного из передовых сотрудников наградили к 1-му Мая премией в размере 120 рублей, а также доверили нести знамя НИИ в отдельной колонне, которая собирается на такой-то улице. Быть надо там к такому-то времени, то есть за 25-30 минут до начала движения. Я хотя и «партейный» был, и взносы платил, но великого значения этому сообщению не придал (побежал быстрее в кассу и взял 120 руб. детишкам на молочишко).

Утром 1-го Мая был яркий солнечный день, но прохладный, как и подобает быть в данной климатической зоне. Снег и лед на центральных улицах почти весь убрали.

Мы с Миреком подошли к колонне нашего НИИ, его многие знали, шутили, фотографировались. Я был со своей младшей дочкой, которой было 5 или 6 лет. Всё хорошо, настоящий праздник, народное гуляние. А Мирек всем говорит – сегодня здесь  у вас настоящая международная солидарность, потому что я с вами со всеми солидарен. Ему нравилось…. После оккупации советскими танками Праги он хотел эмигрировать, Советы он ненавидел, а здесь – разве это его оккупанты, кругом друзья. Он взял плакат с одним из членов политбюро и с удовольствием согласился нести его, «демонстрируя» свою лояльность…

Вдруг ко мне подлетает (другого слова не придумаешь, «чёрный воронок» – это не птица, но автомашина, на которой увозили арестованных) секретарь парткома нашего НИИ, зловредный и постоянно завидующий мне Коля В… Он был моим соседом (жил надо мной этажом выше), бил свою жену (было, правда, за что), а она прибегала к нам прятаться. Кроме того, он был скрытным алкоголиком, пил один и до потери сознания, как рассказывала его жена. Я ни одному из сотрудников института никогда не рассказывал  об этом, хотя постоянно чувствовал, что секретарь парткома ненавидел меня жгучей ненавистью. Я абсолютный трезвенник, хороший семьянин – просто пиши с меня «роман» по сравнению с нашим партайгеноссе.

Крик его был трансформирован в тихое шипение раздувающейся в стойке кобры. И «морда его лица» действительно на глазах расширялась и краснела. «Где ты должен сейчас быть? Почему ты привёл сюда иностранца? Как ты посмел с ним прийти без утверждения этого мероприятия в программе? Ты опозорил весь институт….»

«Коля, - я отвечаю.- Забыл я про этот флаг… Я еще успею, тут недалеко… Возьми мою Таню, чтобы не потерялась, и домой приведи. Что ты, ей Богу, из-за такой ерунды так расстраиваешься?»

Он отказался сопровождать мою дочь домой, я попросил другого. А Мирэку сказал, чтобы он отдал выданный ему портретик и тихонько шёл к себе в гостиницу, через час я зайду.
Иначе у меня будут неприятности.

Всё удачно завершилось. Я добежал до места раздачи флагов, получил его и проковылял перед трибуной никем незамеченный.

Я уже забыл об этом эпизоде из моей партийной биографии, когда мне звонят из парткома и приглашают на заседание к 16.00. Я спрашиваю - зачем, отвечают – придёшь, узнаешь.

Иду на партком в первый раз в жизни.

«Садитесь,» - говорит Коля, указывая на единственный свободный стул около длинного стола.  Стул этот все в институте знают. Сидеть на этом стуле называется «посадили в торец»…

И пошло перечисление моих проступков: и ему оказали большую честь, и ему доверили пронести почетное красное знамя, и его наградили материально, а он…, а он…. В общем, после речитатива о моих прегрешениях перед партией Коля ставит на голосование вопрос о вынесении строгого выговора с занесением в учетную карточку. Народ весь парткомовский сидит, упершись взглядом в бумажки, никто из друзей-портянок на меня и глаз не поднимает. Вынесение такого сурового наказания в ту пору означало конец карьеры. На положительную характеристику для выезда заграницу теперь рассчитывать уже не приходится…

Закончилось всё хорошо – дали мне выговор без занесения и исключили сроком на год из списка на номенклатурную должность завлаба.  Это не повлияло на частоту зарубежных командировок, но на 80 рублей ослабило мои надежды разбогатеть…

С тех пор не люблю я массовых мероприятий с демонстрациями или манифестациями…
Когда я всё рассказал Мирэку он мне ответил по-чешски «Не злоб сэ, чловече», что имеет более отдаленное отношение к нашему «Не расстраивайся или не сердись», а ближе к «Спокойствие, только спокойствие»….