Новое слово

Когда я вижу вереницы школьников, ведомых в церковь светским учителем, то понимаю, что занимается он не своим делом. Любовь к Родине и почитание Бога невозможно привить всем детям скопом, а вот учить на героических примерах истории надо именно в школе. И тут неоспоримым подспорьем является мировой литературный шедевр «Слово о полку Игореве». У всех думающих русских людей отношение к «Слову» особо трепетное. В поколениях у нас вызрела неподдельная любовь и восхищение к нему. И если даже кто-то не читал самого «Слова…», то непременно слышал о нём и в душе считает себя продолжателем исторической традиции славянства. И уже почти двести лет самые умные люди пытаются перевести великую поэму с древнерусского на современный язык. Образцом у специалистов ( да и у учителей) считается поэтическая обработка «Слова…» Василием Андреевичем Жуковским. На мой взгляд, достойный перевод выполнен в ХХ веке Николаем Алексеевичем Заболоцким. К образцам и темам старорусского сказа обращались многие другие поэты, его исследовали маститые ученые величины Дмитрия Сергеевича Лихачёва.
Кажется, не осталось в списке «Слова…» недосказанностей и белых пятен. Но по-прежнему шедевр привлекает внимание больших писателей и они подчас видят сюжет давнего похода князя Игоря в новом свете. Вот так прикоснулся к нему и номинант на Нобелевскую премию этого года Евгений Евтушенко.
Определюсь сразу: у меня к поэзии Евгения Александровича непростое отношение. Я иногда не могу резделить его точку зрения, многое в его стихах просто не принимаю. Мне не нравится его манера письма – ломаная, нервная, не нравится его частое скатывание с рифм на простое созвучие. И если бы мне раньше сказали, что Евтушенко сделал перевод «Слова о полку Игореве» - я не пытался бы с ним познакомиться. И быфл бы неправ.
«Зацепила» меня сначала цена книга – почти две тысячи рублей! Взял в рук багряную тоненькую книжечку, раскрыл. Издательство «Вагриус» , тираж… 1 тысяча экземпляров. И это на всю Россию! Книга, едва явившись свету, стала библиографической редкостью. Ибо даю руку на отсечение – сегодня вы уже не сыщете её ни в одном магазине. Великолепный убористый текст, тонированная бумага – а рисунки…
Да, эти рисунки к «Слову о полку Игореве» - подлинные шедевры. Пересказать иллюстрации невозможно. Определить манеру письма художника я тоже не смог. Тут нельзя пользоваться какими-ни есть терминами из мира живописи – это над просто видеть. В рисунках этих – и посвист половецкой стрелы, и степная тоска обреченных русичей, и рокотание струн на гуслях Бояновых…И еще не осознав, что денег у меня таких нет, я понял, что с книгой этой уже не расстанусь никогда.
А потом я коснулся взглядом текста. Коснулся предвзято, потому что наизусть знаю весь подлинник «Слова». Потому что осознаю неподъемность задачи перевода и представляю размах личности, способной решиться на такой подвиг. И опять понял, что был неправ.
Евгений Евтушенко казался не только великолепным поэтом, но еще и настоящим провидцем. Он не рискнул делать прямого перевода – он сделал своебразный переклад. Собственно – Евтушенко как бы создал новое «Слово…» в параллель к великому и преуспел. На мой взгляд. Когда я прочёл его переклад, что он понятнее и доступнее прежних переводов., понял, что наш современник раскрепостил себя, трудясь над текстом, а потому без прямой привязки к его строкам сумел как бы расшифровать для нас древний документ.
Сумел! Хотя тонкий знаток оригинала найдет, конечно, неточности – но они не от незнания переводчика – они от желания в иных словах передать дух древней поэмы. Вот, например, выдержка из подлинника : «Се уже Рим кричит под саблями половецкими, и Володимер под ранами: туга и тоска сыну Глебову (Рим – русский город в Переяславской земле)». А вот это же место из переклада:

«А у града Римова,
Саблями багримого,
в кров лапти вымочив,
держатся радимичи».

И тут вроде бы всё верно по первоисточнику. Но ведь Евгению Александровичу, конечно же, известно, что до татарского нашествия не носили на Руси лаптей! Не носил их в и исторической Северской земле и позже никто, кроме переселенцев из Великороссии. Это уже почти через двести лет лыковую обувку придумали отрезанные от остального мира кочевой ордой жители Залесской Руси. На Украине лапти вообще никогда не были в обиходе. Можно ли такую вольность автора считать ошибкой? Решайте сами.
Или вот еще екст оригинала : «Ты бо можеши полсуху живыми шереширы стреляти – удалыми сыны Глебовы». Над этими «шереширы» ломали головы лучшие толкователи текста – и ничего не придумали, не разгадали слова. А вот Евтушенко предлагает свое прочтение :

«Ты сумел бы,
Стаи половцев расшвыривая.
Пострелять сынами
Глебовым смелыми,
Словно жгучим дивными
Шераширами –
С неба спрыгнувшими
Огненными стрелами».

Есть у Евгения Александровича и другие смелые предположения и собственное видение событий. Кстати, по всему тексту собственные вкрапления в живую ткань пересказа он выделяет красным шрифтом – и это уже, простите, не отсебятина, а некий вариант пересказа. Чего стоит, например, такое откровение:

«Разве мало нашей
Русской земле
Невеселого веселья,
Но всегда навеселе?»

А берущие за самый корень, до дикости простые и понятные всем русским без различия времени и возрастов:

«А все косточки
Добела вымытые,
Из людей убиенных вынутые,
долго стуком переаукивались,
перекатывались,
перестукивались»?.

Словом – простите за каламбур – я держу в руках не просто книгу, а как бы три «Слова…» разом. И одно – это оригинал , обжигающий красными страницами из недр ХII века. Другое «Слово…» - переск4азанное Евгением Евтушенко . И третье «Слово…» - в образах доселе неведомого мне великого художника Юрия Селиверствоа. Я покупаю книгу, и мне становится до сердечных спазм обидно, что издание это – капля в море. Что растворится книга в море дешевых и бездарных детективов, разлюли-малиной расцветших на книжных развалах, что недоступно оно нынче
« царю в Москве, королю в Литве, монаху в келье, дитю в колыбели».
…Переклад Евгения Евушенко становится ещё одной преградой перед новым нашествием. Он как бы наследует словам пронзительно русского, трагичного Николая Рубцова :
«Россия, Русь, храни себя, храни,
Гляди, опять в леса твои и долы,
Со всех сторон нагрянули они –
Иных времен татары монголы».

Книгу эту вкупе с первоисточником надо преподавать с первого школьного класса. Ибо опять преисполнены смысла слова Бояновы, напетые под рокот крыловидных гуслей:

«Мы в стольких битвах умирали,
И кости волки подбирали,
Но разве гусли всё сыграли?
Так не пора ли,
Не пора ли?..»