Засуха. Записки Ф. М. Огородника 6

020/031/183
Ранним утром я неподвижно сидел у сухого русла и любовался фантастическими прыжками горностая (Mustela erminea). Этот отважный и симпатичный зверёк смело бросается на огромную таёжную птицу – глухаря – и отправляется в его последний полёт, вцепившись острыми клыками в шею ещё живой птицы. Она постепенно теряет кровь и силы, и неизбежно опускается на землю, превращаясь в запас еды для других хищников. Сам горностай к своей добыче больше почти никогда не возвращается. Его не интересует мертвечина. Ему нужна свежая и горячая кровь. Шкурка горностая сейчас не подходит для королевской мантии: его летнее одеяние – рыже-коричневого цвета. Слава Богу, горностай никогда не вырастает до размеров волка. В противном случае я бы немедленно потерял роль наблюдателя, лежал бы с перегрызенным горлом и стал бы завтраком для лютого и кровожадного зверя.
У людей всё гораздо проще и забавнее: тихая и писклявая Мышкина выходит замуж и легко становится Кошкиной, трусливая Зайцева – Лисициной. Но при этом Зайцева-Лисицина так и остаётся трусихой, а Кошкина – тихой и неприметной мышкой-норушкой. Фамилии каким-то неведомым образом накладывают отпечаток. Милейшая Ида Петровна, например, в девичестве носила фамилию Добронравова и сохранила на всю жизнь – добрый нрав.
А вот Элен Горностаева стала Волковой. Уже сейчас масштабы её возможностей вызывают большие опасения в сохранности любого, кто ей мешает…   

276/032/432
Идея Петровна. Называть её бабушкой-старушкой – язык не поворачивается. К нам она добирается на электричке. От станции Сомы часа два или три идёт пешком по лесным дорогам или просто – по лесу. В её возрасте это большая нагрузка. Но никаких признаков усталости мы в ней не замечаем: стальная воля и прекрасное воспитание не позволяют ей проявлять естественную слабость. Она, как мне кажется, очень умна, наблюдательна и любопытна, хоть и пытается это скрыть. А мы с Татой, наверное, интересные объекты для изучения. Но мы привыкли больше слушать, чем говорить. Ида Петровна избегает прямых вопросов, которые могли бы поставить и её и нас в неловкое положение. А деликатность всегда приятна в общении с новым человеком. Она пытается разгадать нас, как некий ребус. Из отдельных деталей она складывает наши психологические портреты, и всё вроде бы получается, но вдруг она узнаёт о нас – из невинного разговора «о том, о сём» – что-то новое, совершенно для неё неожиданное. Ида невольно хмурится, а мы с Таточкой, выдав дозированную порцию «лишней» информации, едва сдерживаем улыбки. Для себя мы уже давно сделали вывод, что Ида Петровна – пока единственный человек в нашем небогатом людьми окружении, на кого, в крайнем случае, можно полностью положиться и кому можно доверять.
Вопрос: как скоро он наступит?

312/033/213
Вчера вечером нежданно-негаданно приехал Владимир Парфёнов – начальник охраны Волкова. Начали с чая, но он достал из портфеля бутылочку водки – «для душевного мужского разговора» – и я понял, что всё закончится глупым допросом. Таточка накрыла на стол и ушла, чтобы нам не мешать. Молодой парень, безусловно, способный охотничий пёс, но ещё далеко не волкодав. По-моему, он носом чует какую-то опасность, но не может понять: откуда этот тревожный запах? Я сказал ему, что когда-то, очень давно, с большим удовольствием занимался любительской охотой. Принимал участие и в групповых облавах на крупного зверя, когда загонщики выгоняют его на «чистое место», где ничто не мешает стрелку сделать из укрытия прицельный выстрел.  Я сказал, что ничего в работе охраны не смыслю, но мне почему-то кажется, что Дрозды – не самое безопасное место для Алексея Сергеевича. Что иногда чувствую: за участком, особенно за его огородной частью, кто-то ведёт скрытое наблюдение со стороны холма, покрытого сосняком. Володя нахмурился и сделал пометку в блокноте. Так мне удалось перевести его неумелый и малоприятный тест-допрос в русло обычного житейского разговора. В конце он честно признался, что не смог найти о нас с Татой никакой информации, что сильно его обеспокоило. Я развёл руками и пошутил, что ради него совсем скоро примусь за написание мемуаров.

007/034/102
Внешне всё выглядит так, словно наши господа миллионеры абсолютно уверены: включение посторонних лиц в бесконечную круговерть их особенной жизни – главное и самое счастливое событие в доселе безрадостном и жалком существовании тех, кто круглосуточно обслуживает их семью: у домработницы и детских нянек, у повара и двух бригад охраны. Но мне кажется, Волковы не настолько наивны, чтобы верить в искреннюю любовь прислуги. Они делают вид – не более того. И прекрасно понимают беспредельную зависимость каждого слуги – в отдельности – от жестоких личных обстоятельств. Хозяева Дома давно научились пользоваться этой одушевлённой «бытовой техникой», легко управляемой голосом и чутко реагирующей на любые властные интонации каждого члена семьи. Возможно, они и нас с Таточкой считают хитроумным огородным комбайном, работающим в автономном режиме по какой-то неведомой и необъяснимой программе.
В чём же разница? Чем мы отличаемся от слуг? Внешне – в неприятном для хозяев устройстве этого «комбайна»: его нельзя перепрограммировать на выполнение каких-то иных работ, он не реагирует на интонации хозяйского голоса или на недовольное выражение лица Элен. Он не готов к услужению, а пригоден лишь к бесхитростной и надёжной службе. И нет дополнительных кнопочек, которые можно нажать и добиться такого привычного и сладостного раболепия.
Но мне кажется, что совсем не это вызывает уже очевидное раздражение новой хозяйки Дома. 

021/035/197
У слуг Волкова – своя жизнь, ради которой приходится продавать видимость любви и старательно изображать ожидаемое подобострастие. И мы слышим от дрессированной няни слащаво-приторное: «Петрушенька, ты не совсем прав: зачем ты сорвал зелёный помидорчик и бросил его в дядю Ваню? Он бы ещё вырос и покраснел, и ты бы его скушал…». Пятилетний негодяй отвечает: «А кто ты такая, чтобы мне указывать?». У сорокалетней няни парализована мать. Ей нельзя терять работу. Охранник Ваня, бывший чемпион мира и Европы по греко-римской борьбе, вытирает белоснежную рубашку и чуть слышно бормочет: «Как я понимаю истребителей младенцев». У его дочери – тяжёлая форма астмы. И он готов терпеть всё. 
Причина раздражения Элен – в нашей внутренней свободе и общей ауре любви, которая только и делает свободу полноценной. В отдельности, получеловек-мужчина и получеловек-женщина не могут быть свободны. Неисчислимые бедствия тысяч поколений отмечают бесконечный путь мужчины и женщины друг к другу. Мировую историю человечества делают несчастные и убогие одиночки, готовые уничтожить весь мир в качестве компенсации за своё одиночество и неполноценность. Им позарез нужны слава, деньги и власть, чтобы получить хотя бы иллюзию свободы и навязать обществу свои жалкие представления о покупном и продажном счастье.
А нашедшие друг друга заняты более важным делом: они – хранители Любви и Жизни на земле.

Продолжение http://www.proza.ru/2011/10/12/297