Часть двадцать вторая

Страна духовного поиска и постижения встретила гостеприимно нашего героя. Ему удалось пообщаться с очень многими – йогами, факирами, дервишами, гуру и монахами, но ни одна из встреч не принесла удовлетворения Максиму. Его не покидало чувство, что истина рядом, а все ритуалы и обряды, школы и практики уводят в сторону, намеренно создавая несуществующие препятствия. Цели такого положения наш герой понять не мог, но себе верил и ни на чьи авторитеты  не поддавался.
Самое значительное событие случилось с Максимом на берегу Ганга, когда тысячные толпы совершали ритуальное омовение в водах величественной реки. Он и сам вошел в воду, окунулся и теперь в собственном безмолвии сидел на берегу.
Вдруг случилось нечто необычное: в голове искателя вспыхнул яркий свет, длившейся совсем недолго, но открывший ему поразительную картину. Оказывается, он до этого момента просто спал наяву, и в свете вспышки ясно увидел, что все окружающие его люди тоже спят, хотя при этом волнуются, шутят и разговаривают. Это было настолько необычно и оригинально, что Максим увлекся и не смог сохранить внутренний свет. Мы с Каплей увидели в этот момент настоящий ураган: энергия Души вдруг взметнулась вверх, опалила на секунду оставшееся единственным «я» и, разбудив на мгновение Максима, снова опустилась. Не хватило ей мощности, но сама попытка вселяла огромную надежду. Ведь впечатления сохранились и звали к себе нашего искателя.
В глубокой задумчивости возвращался он домой. Нашел ли то, что искал? И да, и нет. Он понял, что все существующие и  видимые пути, которые должны вести к истине, на самом деле обманчивы, созданы спящими и для спящих. Но где-то должен был существовать реальный путь, он это чувствовал всей глубиной проснувшейся Души, вкусившей миг свободы и рвавшейся из цепей.
Встреча с Ольгой и отцом Василием была и грустной, и радостной одновременно. Грусть вносило предчувствие скорой разлуки, теперь уже навсегда. Но время еще было, и поиск доставлял им радость, которая стала их истинным состоянием. По-другому пели птицы, шелестели листвой деревья – везде была жизнь, все было родным и близким.
Приступив к анализу найденного, наши друзья снова сделали некоторые выводы:
- к истине не существует прямого открытого пути, ее невозможно было получить от кого-то или чего-то;
- спящий человек обязательно попадает в ловушку ложного пути, и не может выбраться оттуда. Единственной надеждой оставалось – проснуться, но как это сделать – пока было непонятно;
- обязательно должны были быть некоторые «указательные знаки», намеки на путь, невидимые спящим, но открывающиеся ищущим.
Третий вывод был самым важным для них, и определял направление дальнейшего движения. Одной из возможных форм передачи знания должна была быть наука. Еще у пирамид и сфинкса Максим почувствовал глубокое дыхание настолько древних цивилизаций, что о них просто отсутствовали какие-либо знания. То же ощутил и отец Василий, изучая многочисленные труды достойных людей, опиравшихся исключительно на достоверные факты, объяснить которые, применяя обычные понятия и устоявшиеся взгляды, было невозможно, и те же самые исследователи просто вынуждены были предположить, что существует нечто непознанное и пока невидимое, еще ожидающее изучения и понимания.
Древние сооружения, напоминающие взлетно-посадочные полосы, явная связь индийской и южно – американской культур, многочисленные легенды племен и народов, считавшихся отсталыми в развитии, наскальные рисунки, возраст которых определялся несколькими десятками тысяч лет, да и сам сфинкс представляли собой большую загадку, манящую и обещающую самые удивительные открытия тому, кто сможет шагнуть за рамки привычных представлений. Во всем угадывался какой-то ключ, и он был в руках, вот только где находилась дверь, отпираемая им – оставалось тайной.  Масса намеков содержалась в мифах, легендах, сказках, передававшихся людьми в течение тысячелетий из уст в уста. Обычаи  окружающего мира, которые применялись повсеместно, но совершенно не подлежали объяснению, - все содержало такой ключ. Почему в доме, где умер человек, завешивают зеркала? Почему отмечают девять и сорок дней? Почему страшно ночью на кладбище и нельзя брать землю с могилы – эти и еще сотни «почему» волновали наших исследователей. Занявшись поиском неведомого, они натолкнулись на целый пласт вообще необъяснимых явлений. Ведьмы, колдуны, гадалки, ясновидящие, хироманты, астрологи – все это и многое другое было реальным, если исключить многочисленных шарлатанов. Себе не верить друзья не могли, а к ним как магнитом притягивало людей, которые обладали какими-то возможностями, не вписывающимися в «обычность», но сами ничего объяснить не могли, хотя очень хотели что-то понять. Гадалка, выливающая в воду воск, или использовавшая кофейную гущу говорила много о реальных событиях прошлого, о которых просто не могла знать, но все попытки выяснить, каким образом все это получается, приводили в тупик. От лавины обрушившейся на них информации друзья захлебывались, но упорно искали выход. Они чувствовали себя блуждающими во тьме, и им очень хотелось увидеть хотя бы проблеск света, чтобы заметить и запомнить положение выхода. Они интуитивно понимали, что должна была быть дверь, открыв которую – можно оказаться в царстве света, поэтому только утроили свои старания.
Еще одно непредвиденное открытие ожидало друзей, когда они решили поинтересоваться глубже другой сферой жизни человека – искусством. Изучая живопись, музыку, скульптуру и архитектуру, обнаружилась следующая закономерность. Скажем, картины Пикассо вызывали у всех, кто к ним подходил, разные чувства и ассоциации. Кому – то становилось грустно, другой – наоборот – радовался, третий оставался безразличным. А вот «Мона Лиза» действовала на всех с разной силой, но в одном «направлении» - возвышенности и благоговения, доброты и спокойствия. То же было и с музыкой, и со всеми остальными цехами искусства. Систематизировав различные наблюдения, друзья сделали вывод: существует два совершенно разных вида творчества. Первый вид рождался у авторов произведений совершенно спонтанно, под воздействием внешних влияний и представлял собой отражение этих воздействий в душе автора. Соответственно, такие произведения оказывали разное влияние на людей в зависимости от их настроения и эмоционального состояния. Второй вид в основе своей содержал такие законы гармонии, скрытые от глаз, которые действовали всегда одинаково.  Было несомненно, что авторы таких произведений знали эту гармонию, и сознательно ее использовали, пытаясь таким образом передать своеобразное послание. Здесь опять же угадывался тот все время исчезающий и ускользающий ключ к неведомому, который так нужен был нашим героям.
Но времени оставалось все меньше, силы постоянно покидали Максима, врачи все настойчивее советовали оставить все заботы, поиски и лечь в больницу. Но для него такой выход был уже неприемлемым, и решение бороться до конца было твердым, поддерживалось Ольгой и отцом Василием. Как они рассуждали? Если смерть – это конец всего, то о чем беспокоиться? Срок уже был примерно известен, и это даже давало определенные преимущества по сравнению с пребывающими в неведении. Но существовала и другая возможность. А что, если это не конец, а наоборот – начало чего-то? Тогда тем более стоило узнать – чего. Такие взгляды настолько укрепили внутреннее состояние Максима, и настрой всего организма, что недуг опять немного отступил. Врачи диву давались – с момента первого рокового обследования окончились все разумные сроки, а больной не только не умирал, но оставался активным.
Кстати, невольно столкнувшись с медициной, наши исследователи и здесь обнаружили массу необъяснимых фактов. Начали они с того, что никто не мог точно определить, что же такое «смерть», и в какой именно момент она наступает. Какие – нибудь двести лет назад факт смерти фиксировали по  отсутствию дыхания, поднося зеркальце к губам пациента. Позже рассекали височную артерию и по отсутствию кровотечения так же определяли конец. Современная медицина насчитала за сотню признаков, и по тому, как этот список постоянно пополнялся, было очевидно, что до точных выводов еще далеко. Далее, максимально возможным и общепринятым считался срок остановки сердца до семи минут, потом якобы наступали необратимые изменения в структурах мозговых клеток. Но и это оказалось достаточно сомнительным. Были люди, возвращавшиеся к жизни и после двадцати – сорока минут клинической смерти. Приходилось признать, что и здесь наука блуждает  впотьмах, не учитывая чего-то определяющего и важного. Все чаще в научных кругах звучало слово «Душа», но поскольку ни один учебник не давал ему определения, было оно несмелым и употреблялось скорее от безысходности, чем уверенности. Все это наводило на мысль об очень плохом знании нами своего организма и скорее интуитивном лечении. Опять же, экстрасенсы и целители различных мастей вносили сутолоку в устоявшиеся знания.
Накопив, таким образом, целую груду информации из совершенно различных областей человеческой жизни, наши друзья чувствовали, что в основе всего лежит нечто общее, единое, и без его определения вопросов было намного больше, чем ответов, при этом каждый ответ порождал десятки новых вопросов.
И тут в уже не совсем обычные головы искателей закралась интересная мысль – а что, если поменять подход? До сих пор они искали различия, и нашли их великое множество буквально во всем. Теперь же было решено поискать нечто общее, и начать опять же с религий.