Проза для хознужд. Часть 3. Мосодов. Денежкина

Понравился когда-то стих Паперного Тама- Александра Паперного, там, про ссору –что «застыли в воздухе блюдца и чайные ложки созвездием козерога», меня очень впечатлило прочитанное какое -то равновесие в этих диспропорциях сил, что так в жизни не бывает, а только в сказке, и в поэзии, и только в «Матрице», с зависшей  в полете Тринити, как в невесомости, застывшей в своем хрестоматийном  прыжке –отмеченный и зрителями и киноакадемиками, как прорыв технический, что старается обыграть каждая кино- и анима- пародия, что это уже стало штампом-клише. Это поэзия- а может быть, и просто уязвленное и испорченное чувство вкуса-когда тебе нравятся штампы, когда «все говорят, что ты гонишь…» и что-то выгравированное  точечной акупунктурой на скрижалях становится тебе доступней, чем остальным.

Да и я, чего греха таить,  был в моральном плане «испорченным» –тащился от  «произведений»  Дани Шаповалова-новые порции и дозы рассказов которого выходили в журнале «Хакер»-истории про ослика-меш ап образов-полное отрицание и нигилизм ко всему в противовес острой социальной сатире на происходящее. Он не оставался безучастным-он просто говорил тогда, как мог-это был его язык-язык падонковского сленга-молодежных субкультур и всего производного от музыкальной индустрии, с подчеркнутой эрудицией о всевозможных сексуальных девиациях. Это было интересно-как вирусная реклама-это цепляло наше внимание, и мы ждали продолжения.

Когда я пишу, мне самому кажется, что я более американец, чем русский, или украинец. Подробно исследуя мной написанное,  вы поймете структуру моей мысли, постоянно цепляющейся за разные образы-из подобий которых и соткано полотно повествования или нить впечатлений. В любом американском фильме вы увидите это, у кинорежиссеров есть развлечение- вставлять в фильм разные моменты и сцены из классики, или уже из снятых фильмов. В «Гринберге» Бен Стиллер говорит своему другу по телефону, что он представляет их двоих в сцене из фильма «Уолл Стрит», обоих стоящих на небоскребе. (В наших фильмах режиссеры тоже развлекаются – к примеру,  сцена  в фильме «Мы из будущего», где черный копатель по кличке «Борман» приносит в сарай пленным сосиски и говорит собратьям «на всех», а до этого при допросе в штабе гордо «после первой не закусываю»- это все уже было в фильме Сергея Бондарчука «Судьба человека», где он был более убедителен, чем герой киношного «новодела»). Американцы учатся жить не по книгам, а именно по фильмам- запоминая, как говорить, когда ты любишь, или когда тебе больно.

Довольно часто в диалогах актеров по ходу фильма они обсуждают сцены и запомнившиеся слова из фильмов- «кто-то сказал то-то» и будь мы настоящими американцами, мы бы поняли, что именно он имеет в виду под этим. Когда первые несколько минут фильма «Хранители», снятого по мотивам комиксов не совсем понятны-хотя «картинка» достаточно эмоциональна, (нужно еще и адекватно воспринимать и аудиофон)- всю глубину показываемого действа и на него проецируемую звуковую дорожку поймет только американец-это их язык образов, это их болевые точки- и многие вещи нам непоняты из-за этнической психологии, своего менталитета, более чем от недостатка кругозора и невнимательности.

Поэтому,  описывая те или иные образы я создаю требуемую эмоциональную нагрузку-это именно те мелочи и детали, которые создают фон и впечатление, без которого моя работа невозможна, и этот муравейник разных мыслей в различных наслоениях позволит понять написанное, что к чему.

А потом он меня разбудил. После Мосодова у меня буквально открылось второе дыхание, я стал задыхаться словами,  захлебываться мыслями.

Мосодов-это бунт против себя. Это драка без правил, без рефери, без страховки и без возможности спастись или откупиться малой кровью. И я единственный знаю, почему он так хорош и так мне близок. Почему я люблю его каждое слово и жалею, что оно не стало моим, и жалею искренне, что не могу писать также, что это единственное в мире, что мне действительно «не дано».

Он не лучший, но любимый. Потому что любовь это не приз за победу в соревнованиях и потому что можешь питать слабость к никчемному. Искусство-штука субъективная и любая оценка, даже самая восторженная-субъективная-это проекция на самого себя.
Когда мы посмотрели «Первый отряд» это было по жанру-скорее, как «Вальс с Баширом». И по эффекту, и по духу-они сделаны в одном настроении. То, что фильмы сделаны по западным лекалам-это однозначно-потому что никакими аниме и хентаями в духе «Уроцукидодзи» -там явно не пахнет-«первый отряд»-просто уникальная возможность увидеть то, что ты читал в рассказах Гайдара и историях про пионеров воочию-именно в коммерческом формате. Как будто у них всех вынули душу.

Какими бы мы были, если бы в октябрята и пионеры нас принимали за деньги. Если бы за проступки нам приходилось платить штрафы, а смертоносное оружие врагу пришлось бы покупать в супермаркете. Песнь про героев для жлобов и барыг и заблудившихся. Чтиво для маргиналов для самоочищения-попытка заглянуть внутрь себя –во все окопавшееся в тебе зло –которое колонизировало все светлое и высокое в себе. Такой мизантропии нет ни в одном фильме Балабанова-не в «Кочегаре», ни в «Грузе 200»-Балабанов-худший пример показной мизантропии-Кира Муратова в «Два в одном» и в «Мелодии для шарманки» куда круче.

Это другие, нам неведомые пионеры-как животные после «воскрешения» на «кладбище домашних животных». Такие же и школьники Мосодова-у которых осталась брутальность, матюки и все самое черное, в духе школьных страшилок. Почему –то этот треш нравится. В чем феномен? Режут слух произвольно приведенные имена героев гражданской и великой отечественной войны» и непонятно почему же «последний советский писатель». Это навешанный ярлык, за которым стоят интересы. Фишка его в привлекательности чернухи-чернухи наполненной действием, бессмысленным и беспощадным бунтом против себя.

Мертвые дети мстят Ирине Денежкиной за «Валерочку»-им лучше помирать в черной мосодовской крови, чем в детской порнографии.
Мы, пачкуны, в этом живом и нетвердом слоге,  в этом жидком тесте слов, мы забыли, что обозначают слова, слова и изображения на картиночках с их значениями перепутались. Все полетело ко всем чертям. Мы пытаемся интуитивно определить, подходит ли название к случайно подобранному предмету. Закрываем глаза и думаем, что на что похоже, пытаясь понять по звучанию. Пытаемся найти проверочные слова. Пытаемся определить, подходят ли эти надписи -названия на других языках, и так по ним определяя свой язык. Потерянные русские. У которых не осталось, ни слов, ни языка, ни числовых значений, которым подменили все. В новой кальке- матрице предложенного неестественного мира.

Мне  хотелось прежде  быть  острословом, жонглируя словами, постоянно обыгрывая слова и названия. Но на собственных ассоциативных рядах, поражая окружающих своей щеголеватой эрудированностью,  мульти-язычием, которое  еще более поверхностная, как хваленая, распиаренная мное самим, подмеченная  всеми эрудированность: «понемногу обо всем, и ни о чем конкретно»  (досконально и достаточно емко подмечено-что это-точно про меня).


11 октября 2011 года