Глава 8. Попутным ветром

- …Подлые канальи! На какой, извините, черт собачий сдалась эта ваша экспедиция?! Вы что, серьезно хотите представить потом это дерьмо на международной конференции?

Профессор Крипсвелл снова, как говорится, «метал икру». Теперь уже – в присутствии всех участников предстоящей научной работы, включая руководителя. Доктор Эдвардс пытался защищаться:
- Послушайте, сэр! Я не позволю вам так отзываться о нашей научной работе!
- «Научная работа»!.. Ха! Да вы, доктор Эдвардс… чему вы учите молодежь? Старый маразматик!
- Ну, это мы еще посмотрим, кто тут из нас маразматик! – разозлился англичанин. – Что скажите, господа коллеги?

Все угрюмо молчали, сидя за общим столом в главном музее института. Мистер Крипсвелл продолжал:
- Вы еще ответите за то, что отобрали у меня моего коллегу!
- О ком вы говорите? – спросила сидевшая рядом со мной Дайэн. Ее серебристый голос ровным потоком пробежал по залу и отразился тихим эхом во всех углах, что не могло не отразиться на выражении лица старого перечника.
- Разве не понятно? Этот ваш новобранец с самого начала работал у меня в лаборатории, пока вы его не припахали! И вы, такая красивая молодая девушка, позволяете себе спрашивать такие глупости?

Дайэн покраснела и поспешно прикрыла лицо волосами. Но еще больше она покраснела, когда сидевший слева от нее симпатичный молодой парень, известный всем нам как практикант Дэн Браун, по-дружески или еще по каким причинам погладил ее по обнаженному плечу, на котором красовались две родинки. Если бы сейчас мой сосед справа сделал что-нибудь подобное, то немедля получил бы по физиономии, ибо это был Зигги Бэрман, а Хард сидел почти против меня рядом с пожилым профессором Скоттом Нирреем, оператором Альфредом Гиэном и белокурым геологом-немцем Эрихом Гиллером.

- Это не его поприще, - ответил Эдвардс, сглаживая всеобщую неловкость. - Он геофизик-океанолог, специализируется на изучении подводных вулканов, а вы, сэр, всего лишь задрипанный географ, специалист по рисованию карт!
- Что-о? – взвился тот. – Кто это – задрипанный географ? Ну, доктор Эдвардс...

Пока творилась вся эта свалка, «новобранец», хранивший гробовое молчание, отошел к стене, на которой висела огромная картина известного художника, изображавшая морской шторм.
- Вот-вот, вам стыдно, да, парень? – ехидничал злобный профессор-географ. – Решил попробовать себя в геофизике?

В ответ на это Дрегон дико сверкнул глазами.
- Никто еще не говорил, что я в своей жизни пробовал что-то другое! Я пошел туда, куда считаю нужным, и у меня нет потребности чертить карты... ваше высочество!

Крипсвелл засмеялся.
- Он еще вздумал острить! Плохо, Хард, очень плохо! Позор!
- Позор иметь своим научным руководителем зануду! – внезапно выпалил тот в гневе, всем видом показывая, что отныне их деловым отношениям пришел конец.

Профессор подавился слюной и закашлялся. Потом резко встал и удалился, «наградив» всю публику взглядом, полным ненависти, обиды и негодования.

- Ну и дела! – сказал Бэрман, ковыряя спичкой в зубах. – По-моему, старик понемногу сходит с ума. Не так ли, господин Хард, а?

Дрегон молчал, напряженно о чем-то думая.
- А я думаю, что у этого типа давно уже едет крыша, - ответил за него Гиэн. – Вряд ли кто-нибудь из нас согласился с ним работать.

Я подошла к своему возлюбленному с целью развеять его мрачное настроение.
- Не расстраивайся из-за него. Он просто... ненормальный.
- Я и не думал переживать из-за человека, который навсегда потерял мое уважение, - ответил Дрегон. – Видишь эту картину?
- Да. Это шторм. Если он застанет нас на «Экинтаусе» посреди океана…
- Я слышал, что этот пароход выдерживает средний балл. Пока же штормов не предвидится. Я говорил о картине. Она – отражение нашей жизни. Вся жизнь – это такая же буря.
- Ты поэт, Дрегон? – удивилась я.
- Немного, признался он. – Особенно, если я…
- Нет, молчи! Здесь же столько людей...
- Это наша команда, - возразил Хард.

Пока мы болтали, все остальные успели уже решить массу вопросов. Было решено, что мы отправимся утром четвертого февраля, а для этого необходимо приготовить снаряжение.

...«И снова бури, и снова штормы»... Я не могла понять, как мы будем три недели жить на острове и что успеем сделать за это время. Эта неопределенность терзала больше всего.

Однако все неопределенности напрочь вылетают из головы, когда на смену приходит ощущение романтики. Так и случилось, когда мы поднялись на борт «Экинтауса». К моему приятному удивлению, противного лохматого немца отстранили за пьянство и недобросовестность, а вместо него взяли нашего соотечественника, Арнольда Холлена. Этому самому Холлену, выходцу из Фримантла, было около тридцати лет. Сам он считал себя отдаленным потомком знаменитых во времена колонизации канадцев-трапперов, причем англоязычного происхождения, и мы не могли с ним поспорить, поскольку свидетельством тому могли быть его внешний вид и характер, в котором более всего было решительности, неподкупности и дружелюбия. Это был здоровяк крепкого сложения и высокого роста, выросший на фермах Западной Австралии, человек, который стриг овец и гонялся на лошади, отстреливая диких кроликов и собак динго. Но больше его интересовали научный мир и тайны природы, и поэтому он получил образование геолога.

С Холленом мы все легко нашли общий язык. Это был не злобный ворчун Эрих Гиллер, от которого только и было слышно, что «арбайтен шнель», «думм-копф», «хай», «капут» и «швайн», если не считать еще множества немецких слов и выражений, которые он умело и не очень вплетал в английский язык, который безбожно коверкал. В отличие от него, австралиец был приятен в общении и прост в манерах, на его красивом лице выражались добродушие и открытость. Как рассказывал наш новый знакомый, во Фримантле у него остались жена и две дочки-близняшки – 5-летние Джастина и ее сестра Джесси. Сам он последнее время работал геологом-разведчиком на шельфе и поэтому часто ездил в командировки по странам Азии.

С первого дня своего приезда Холлен стал лучшим другом Харда, которому было чему от него поучиться. Например, бить крупную рыбу гарпуном. Или варить суп из черепах, но не такой, который готовят себе туристы или оголодавшие путешественники, а по настоящему рецепту туземцев севера Океании. Короче говоря, за короткое время он успел очаровать всех без исключения.

Хотя Холлен утверждал, что у него есть своя семья, все же Харду казалось, что в случае чего он мог бы стать его сильным конкурентом и перещеголять его, Дрегона Харда, во многих вещах. Поэтому в присутствии Холлена Хард вел себя сдержанно, старался больше говорить со мной, чем со своим приятелем, и всем видом старался показать, что у нас с ним счастливая любовь. Да, он ревновал, и меня это раздражало. Как-никак, мне он успел уже порядком надоесть, а Холлен был новым и интересным человеком, и при том вовсе не собирался ухаживать ни за мной, ни за Дайэн, обладательницей редкой красоты и грации.
За все время нашего плавания до заветного острова, отмеченного только на личной карте мистера Эдвардса, наша жизнь была на редкость веселой. Нашим авторитетом продолжал оставаться Арни Холлен. Глядя на него, Дрегон сам рассказал историю о том, как в 15-летнем возрасте он подстрелил динго за то, что она давила овец на ферме знакомого его дяди неподалеку от Маунт-Айзы, и как с тех пор, когда он приезжал иногда к своему дядюшке, тот поручает ему половину забот о своей скотине.

Все же Хард был и оставался типичным горожанином, выросшим в «цивилизации» и в известной степени оторванным от природы, в то время как «деревенщина» Холлен был связан с ней кровными узами. В нем текла не та наша на десять рядов разбавленная жидкость, а кровь закоренелого фермера-англоавстралийца, причем без всякой примеси крови аборигенов, отчасти вследствие сохранившегося традиционно отрицатель-ного отношения к «дикарям».

- Когда мы прибудем на остров, - сказал он однажды, когда мы во время непогоды сидели в третьей каюте, потягивая черный кофе, - я покажу вам, как правильно варить черепаховый суп туземным способом. Там мы найдем все подходящие ингредиенты.
- А как насчет яиц? – спросил Дрегон.
- Их можно жарить на сковороде или варить.
- Опять по туземному методу? – спросила Дайэн, легонько хлопнув по кожаной обшивке старенького дивана.
- На этот раз – по методу Арни Холлена! – вставил Дэн, сидевший за прямоугольным деревянным столом, заваленным бумагами и инструментами.
- Ну, ты даешь, Дэн! – засмеялся Холлен. – Хотя я вполне мог бы придумать оригинальный рецепт.

Когда погода прояснилась и засияло солнце, мы вылезли на палубу. Опершись на металлические перила борта, мы смотрели вниз. Это было захватывающее зрелище: перед нашими глазами расстилалась бескрайняя водная гладь ярко-синего цвета, мелкая рябь и слепящие блики солнца, скользящие по водам Кораллового моря. Мы проплывали мимо атоллов Большого Барьерного рифа, приближаясь к островам Честерфилд, по направлению на северо-восток.

Около самого носа парохода проскользнуло стадо дельфинов и тут же исчезло. Где-то вдали показался мощный хвост кита или кашалота. Наконец, совсем близко от нас из глубины начало медленно подниматься что-то большое и темное. Я стала лихорадочно жать на кнопку фотоаппарата, стараясь запечатлеть на пленке все интересные моменты из жизни океана. В этот момент огромное плоское, темное существо стремительно взмыло высоко вверх, распласталось в воздухе и со страшной силой обрушилось обратно в воду, оглушив всех нас и обдав тучами брызг. Это была гигантская манта – рогатый скат, или морской дьявол. Своим гигантским плоским телом она с размаху шлепается о воду, и звук ее падения бывает слышен на расстоянии нескольких десятков миль вокруг.

- Да уж, весело! - проговорила я, отряхиваясь и выплевывая соленую воду. Мой фотоаппарат вымок, к тому же в нем закончилась фотопленка.
- Мой отец охотился на мант, - сказал Холлен, прищурив глаза. - Но потом бросил это дело, так как посчитал его невыгодным.

Мы спустились в первую каюту, где начальник экспедиции начал рассказывать нам про остров, разложив на столике цветную карту из ламинированной бумаги.

- Итак, посмотрите на эту карту. Наш необитаемый остров расположен к юго-востоку от Маршалловых островов. Данная территория находится под опекой Соединенных Штатов Америки, а я много лет проработал с американцами. За все время, пока шла «холодная война», никто даже не думал изучать все эти мелкие острова и атоллы, а остров, который Бернар Шоуэн случайно открыл в августе 1957-го года, не был нанесен ни на одну карту. Похоже, что эта территория была секретной базой американцев.

- Но это – вулканический остров! – намекнула я на парадоксальность сказанного.
- Вулкан на острове Шоуэна считается потухшим. Когда я там был, то не нашел следов современных извержений, а сейсмографы показывали низкую тектоническую активность. Впрочем, мы имеем дело с уникальнейшим объектом.
- В каком смысле? – спросил студент Браун с нескрываемым интересом.

- В прямом. До сих пор не установлено происхождение острова. Неизвестно, является ли он частью островной дуги или это одинокая подводная гора. Насколько я знаю, там нет близлежащих атоллов и не обнаружено крупных разломов. Объект расположен приблизительно в двухстах сорока милях восточнее северной части островов Гилберта и примерно в трехстах десяти – к юго-востоку от островов Ратак. Остров имеет особое геоморфологическое строение и состав животного мира. Наши биологи обнаружили там сто восемьдесят эндемичных растений и животных. Этот остров как бы изолирован от других, его максимальная длина девятнадцать километров, а ширина – около двенадцати. Протяженность больше с северо-востока на юго-запад, имеются крупные заливы в северной и южной частях. Сильно выражена гористость, наивысшая точка расположена на высоте тысяча двести восемнадцать метров. Почти весь остров покрыт лесом, не тронутым человеком, имеются запасы пресной воды. Наша задача – изучить местность, рельеф, геологию и геофизические параметры острова. Но есть еще одна деталь: мы постараемся найти доказательства того, что остров действительно был открыт Бернаром Шоуэном, а не кем-то другим. На все это, надеюсь, трех недель хватит.
Я представила: мы, девять человек разного возраста и пола оказываемся на каком-то необитаемом клочке земли и три недели бороздим непроходимые дебри в поисках каких-то доказательств. Что ж, забавно...

- А что еще вы расскажете нам об этом острове? – спросил Дрегон, видимо, сгорая от любопытства.
- Во-первых, тем, что до меня со времен Шоуэна никто не удосужился там высадиться. Во-вторых… ах, я забыл! Я тогда пришел к выводу, что там наблюдаются всевозможные аномальные явления физического характера. Время там течет неодинаково в разных частях острова, а пространство искажено во времени. Это было бы сенсацией, но это еще надо доказать. Но это еще не все. Я не биолог, но признаюсь, что сам видел там чудовищ неимоверной наружности. Не пугайтесь, это всего лишь островные эндемики.

Дрегон глубоко задумался. Еще бы! Наверное, один такой эндемик стоил бы десяти комодских варанов. Если, конечно, англичанин говорит правду.

Наше путешествие продолжалось четыре с половиной дня. Мы гнали на всех парах и утром 9-го февраля увидели на горизонте долгожданный остров. По приказу капитана «Экинтаус» загнали в наиболее подходящую бухту и сошли на берег в юго-западной части.

Это было незабываемое ощущение. После нескольких суток плавания и пароходного гула – земля! Мы достали две шлюпки и на них добрались до пологого песчаного пляжа, за которым начинался лес. Мы затащили лодки и спрятали их в зарослях пальм и кустарников.
- Ну вот, - сказал Холлен, - попутным ветром нас занесло на благодатную землю. Теперь можно немного расслабиться.