Любовь и Голуби

В этой серии "Аладдина" попугай Яго захотел утащить золото из казны султана. Он обманул джинна: мол, султан попросил продырявить потолок над деньгами Агробы. Тот повелся. Яго купался в золоте и дико хохотал. Потом появилась стража - попугая схватили и изгнали из города за преступление. Он кричал: «Ну и ладно, без вас обойдусь, главное-то в жизни деньги».

И вот, глядя на этого херова попугая, я отчётливо понимал, что мне ****ец. Найдут меня на пустыре за автозаправкой, избитого и трахнутого в жопу, без мобилы, без денег, с тетрадным листком в кармане, где будет нарисован прямоугольник с длинами сторон: 85 на 46 см.

А еще как пить дать стянут адиковскую ветровку.
Хорошая ветровка, шесть косарей за неё отдал.

«Так, братан, не паникуй, - успокаивал я себя. – Не паникуй. Давай найдём выход. Должен же быть выход, верно?»
Вход-то был.
Но это мысли успокоения ради. Внутри меня, потрясая вилами, скакали рогатые чуваки вокруг кипящих котлов и пели мерзким голосом попугая Яго самодельную частушку:

это колхозный рынок, братан
здесь не нарвёшься на поцелуй
вокруг тебя волки, а ты баран,
готовься сосать армянский ***

Главное – виноватого не найдёшь. Сами посудите: поднялся посреди ночи к толчку, шаркал себе по-тихой, а тут этот ебучий кот под ноги. Выскочил хер пойми откуда. Сучара усатая. И всё – с матюгами упал на ****ую отъЕвроремонченную дверь, разбил стекло. Пол в осколках, локти в крови, кот обгадился, жена проснулась.
Сам сломал – сам чини.
Вырвал из тетрадки листок и зарисовал как умел: вот она, ****ь, высота, а вот она, ****ь, ширина. Позвонил Саньку – мол, ты, случаем, не в курсе где можно стекляшку нарезать? Да, такая ***ня, понимаешь, накрылся ****ой евроремонт, хорошо хоть плитку не поцарапал. Точно, жена запилила, покоя не даёт – говорит, мало того, что ***ло без машины, так ещё и на ногах не стоишь. А чё я? Я ей – угу. Почему сразу долбоёб? Не она же стекло наебнула, а я, права тут женщина! Ну. Что говоришь? Колхозный рынок по дороге в Рабочее? Остановка? Сразу сделают? Спасибо, дружище, с меня пиво.

Получается, Саня…
Мудак, мать твою.

А ведь как все хорошо начиналось: и с работы отпросился, и на автобус успел, и доехал быстро. Правда, в конце пути почуял неладное: вроде ехали как обычно, а жилые дома - шух! - и пропали. Начались какие-то теплицы, и гравийка вместо асфальта.

Приехали, конечная.

Матерь божья, что за пост-ядерный пейзаж?! Деревья, болото, кочки, коровье дерьмо... Как будто кто-то выключил солнце - и всё разом сдохло. Вот, гниёт\разлагается.
За болотами - ЛукОйловская автозаправка, и…

Рынок?
Это рынок?

Мостки из трухлявых досок - вот и весь колхозный рынок. На них - люди в растянутых шапках и резиновых сапогах. Толкают самодельные удочки.
 
Бизнес, бляха-муха.

Рядом с так называемым «рынком» - контора по резке стекала. Точнее, небольшой деревянный домишко типа «русская изба» с написанной от руки вывеской: «Стеклорез. Профессиональная резка стекла профессиональными стеклорезами».

Видимо, мое.

Внутри жуть. Штукатурки нет, стены сочатся смолой, в воздухе пахнет растворителем. Посередине комнаты - здоровенный стол, на крышку которого мелкими гвоздями приколочены разрезанные старые валенки: для того чтобы стекло не царапалось. Меры предосторожности. Рядом - школьная линейка и пара транспортиров.
Слева - столик, за которым сидит толстая вахтёрша.
- Вам на нарезку стекла, мужчина?
- Да вот, собственно, какое дело... -- я достаю тетрадный листок. Ребром ладони отмечаю: вот так, так и так мне нарежьте, здесь шире, здесь уже.
Вахтёрша кивает, вытаскивает из-под стола школьный классный журнал (местная кассовая книга) и записывает туда мой заказ.

Сказала, через час можно забирать.

Я чертовски голоден, да ещё и в толчок приспичило.
- Подскажите, а где здесь можно пожрать?
- На автозаправке есть кафе, можно там поесть. А к нам через час.
Ну что, понятно. Решил сперва зарулить за автозаправку – там обычно стоят сортиры.
Обхожу стороной бензоколонки, кассу, и вижу упирающийся в небо пустырь с травой по колено. С края пустыря - тропинка к деревянному толкуну на пригорке.


Далеко, но делать нечего, плетусь. По дороге к сортиру замечаю: вот вроде бы растут здесь всякие цветочки-василёчки, а только почему-то пахнет говном и мертвечиной. Может, трупак здесь какой-нибудь гниёт?
Смеюсь.


***


А вот сейчас нихуя чего-то не смешно.



***


К прилавку подошла продавщица, она же, видимо, и повар. Шлёпнула пакет с заказанной хавкой. Налила чая в пластиковую стакашку. Крикнула что-то в мою сторону, замахала руками – мол, иди сюда. В её армяноязычной речи я разобрал только одно слово – «чебуреки».

Под вопли попугая Яго и сверлящие взгляды двенадцати здоровенных хачиков я побрёл забирать свою жратву.

Один из двенадцати, тот, что стоял на входе, заставлял своим видом чуть ли не в штаны гадить от страха. Я видел как наяву: вот он следит за обстановкой, а потом подаёт знак. Гориллы разом накидываются на меня, вытаскивают на пустырь и ебашут куском арматуры по голове.
Запах мертвечины станет насыщеннее. Достовернее.
Кстати, спрятана ли на пустыре арматура?

А, похуй, об стену тоже можно. Нихуя я не гора мышц.

Отдал продавщице изжёванную сотку и понёс чебурек и чай к своему месту. А они, хачики эти, глаз не сводят, суки. Один, самый здоровенный, с лапами-лопатами, закурил. Дым от сигарет подкрадывался прямо к стоящему на Кока-Коловском холодильнике телевизору, заштриховывал попугая Яго и всю эту ****ую диснеевскую бражку с их синим джинном и летающим ковром.

Да переключите же канал, пидарасы, давайте диалоги о рыбалке или Малахова посмотрим! Ещё какого-нибудь ****тяя с микрофоном, но не эту ****ую птицу!
 
Руки дрожали. Пот капал на чебуреки - солить не надо. Рядом кружились мухи размером с шершней и пытались насрать в чай. Здоровые, как ни крути. Не удивлюсь, если они своими лапами растащут в стороны чебурек, и мне по факту нихуя не достанется. Кроме слипшихся журналов двухлетней давности. Лежат тут, понимаешь, создают домашний уют.

Давай, братуха, бери себя в руки.

Я натянуто улыбнулся, откусил клок от чебурека и хлебнул из стакашки.
Так, что там дальше, Яго? Затосковал по казённым харчам? Не нужно тебе больше золото и стекло в ванную? А я ведь твою мерзкую рожу в детстве даже любил, и кто знал, что мы с тобой встретимся вот здесь, за липким столом в компании двенадцати здоровенных армян и косматой продавщицы.

А также чебурека, по вкусу напоминающего свиные объедки. И чая, который может быть даже и не чай, а подогретая моча, смешанная с сахаром.



***



Знаешь, Яго, на толчке висел здоровенный замок. Поэтому я обошёл сортир, обоссал доски и спустился вниз, к заправке. Наша встреча была близка. Неотвратима.
Кафешка под романтичным названием «Любовь и Голуби» ждала и мигала китайскими гирляндами.
Я ещё тогда приохуел от такого названия, а так же от голубя на вывеске, накаляканного то ли куриной то ли детской рукой. «****ь-колотить – пронеслось в голове. - Голубя вижу, а где любовь?»
В поисках любви зашёл внутрь.


Двенадцать кавказцев. Растрёпанная беременная цыганка в цветастых отрепьях за прилавком. Разъёбанный холодильник "Кока-кола" с пивасом, и стоящий на нем маленький пузатый телевизор.
Как раз начиналась новая серия «Аладдина».

Ну точно, вот она, Любовь! За прилавком! А рядом с ней двенадцать голубей.

Почему-то я, при всё желании съебаться куда подальше, прошествовал как ни в чём не бывало вперёд и сделал заказ. Продавщица, ляпнув что-то на нерусском, протянула мне альбомный листок с написанным от руки меню.
Я не разобрал тамошние каракули. Нашел только одно знакомое слово - «чибурека».
Кое-как объяснил Любови что мне бы к этой «чибуреке» неплохо ещё чая налить.

Наверное, они сейчас уйдут. Я пока сяду за дальний столик. Там и журналы лежат какие-то. Буду читать. Никто не тронет.

Сказано - сделано. Присел, посмотрел на литературку. На обложках мелькали надписи: «Киркоров любит мужчин», «Блестящие замечены в групповухе», «Как Моисеев сделал минет Черномырдину» и тому подобное. На всех изданиях разводы от бутылок водки. Характерные отпечатки круглого донышка.
Попробовал перевернуть хоть одну страницу, но *** там – только бумагу порвал. В своём нынешнем состоянии этими журналами даже жопу в толчке не подотрёшь.
А ещё... мухи. Обычно я их не замечаю, но здесь они отборные, прямо-таки элитных сортов.
Один из хачиков, с поцарапанной небритой рожей, пробурчал что-то на своём наречии. Ближайший к нему другой хачик поднялся с места, прошёл через кафешку и встал в дверном проходе.


Тут я понял что голуби не уйдут, а мне, походу, ****ец.

***


Это понимание не исчезает и сейчас, когда мухи пытаются растащить мой чебурек, а сам я судорожно глотаю чай, стараясь не блевануть от его вкуса.
Между тем попугай Яго просится назад, в Агробу. Он клятвенно заверяет султана, что теперь его даже в пяти метрах не будет рядом с казной.
Лидер-хачик направился в подсобку. Я услышал треск ломающегося дерева. Через секунду - вернулся, держа в руках перекладину от хлебного лотка.
 
«Всё, братан! Вот она, твоя судьба: получить по затылку деревяшкой и отбросить копыта».
Самое обидное что и завещание написать не успею.
Хотя, чего мне завещать – пару трусов да рваные туфли.
-- ****ь, -- вырвалось у меня.
Хотелось закрыть глаза и срочно придумать себе молитву.

***

Входная дверь кафешки открылась. Я увидел на пороге вахтёршу, у которой оформлял заказ. Толстуха окинула взглядом нерусскую ****обратию и властно произнесла:
-- Зураб, кончайте обедать, у нас заказ. Вот этому мужчине нужна четвёрка 85 на 46.
Армянин-шкаф-лидер-хачик обреченно вздохнул, положил перекладину от хлебного лотка на прилавок, что-то гавкнул своим, и через минуту "голубей" в кафе не осталось.
Ох, как же!
Даже не поморщившись, я допил свой ебучий чай, и доел обосранный мухами чебурек. Подумал в довесок прикупить банку «Охоты» из морозильника и отпраздновать счастливое возвращение попугая Яго, но решил не искушать судьбу.

Когда я зашёл в офис «Стеклореза», то увидел, как пыхтит здоровяк Зураб над куском четырёхмиллиметрового стекла, и как бегают вокруг него остальные хачики, подавая то линейку, то транспортир. Подумал о том, что это и есть русская профессиональная резка стекла.

Погода стояла чудесная, и только с пустыря продолжало тянуть нечистотами.
Одинокий сортир на пригорке по-прежнему грустил под замком.



27 сентября – 10 октября 2011