last

В городе нет места.
Я еду с работы в метро и по устоявшейся уже привычке ищу глазами Прозрачного, или Стеклянного музыканта.
Тут так много людей и почти все в наушниках. Даже я. Люди видят зачастую знакомые лица, улыбаются друг другу, кивают головами, люди кидают мелочь в шапки ряженым и гармонистам, даже не слушая. Они в своем мире. Мир у всех один, но у каждого свой. Да и что вы услышите без музыки. Крики, ругань торгашей, визг детей, электронный голос диспетчера, шелест газет, читаемых старичками, переговоры старушек, назойливую гармонь или гитару. Гам и хаос большого города. Или подземки, или электрички. Неважно. Это никто не хочет слушать. Можно попытаться солгать, что мы ищем в этом особую прелесть, но я не буду лгать. Я не этой суеты ищу в мире. Мне лучше музыка в наушниках. Пусть даже мне  и сороковой год идет.
Я отчаялся его найти, но сегодня – нашел. Нашел в толпе его серо-водянистые глаза. Без гитары.  Он одет с иголочки, безупречен, божественно красив. С ним рядом идет женщина примерно моего возраста и машет руками, ожесточенно что-то ему доказывая.  Я снимаю наушники и слышу почти заглушенную лязгом этой подземки гневную речь. «Да чего же тебе мало, Женя?! Разве мы тебе денег не даем или образования? Делай что хочешь, но о группе забудь!!! Никакой группы!» Прозрачный отвечает теми же криками, что он лучше откажется от всех этих денег и отдаст себя музыке. «Ну, иди, иди, побомжуй, поиграй в переходе, я посмотрю, как через неделю ты приползешь к мамочке!!!» - кричит женщина, брызжа слюной. «Не приползу, мама», - Прозрачный Евгений достает бумажник из внутреннего кармана и швыряет через плечо. Я вижу в его глазах, он больше не прикоснется к родительской щедрости.
Придя домой, я беру со стола серебряную цепочку. Сколько она у меня уже... Пора расстаться с частью своей мании.
Вот дверь его квартиры. Я набрался смелости и постучал. Иллюзия открыл, не спросив, кто я.
- Что вам? – задал он вопрос с порога.
Я в нерешительности открыл рот. Вот он – передо мной, объект моих наблюдений. Так близко. Вот  я вижу его черные волосы и карие глаза, его проколотые по несколько раз брови и уши. Он должен отталкивать, а мне он интересен и красив.
- Я твой сосед, живу в квартире напротив…
Иллюзия кивнул, как будто «хорошо, учел».
- Очень приятно, а в чем проблема?
- Да вот, интересно, не ты ли браслет потерял?
Иллюзия оживился, открыл дверь шире.
- Я терял. А вы как узнали? А он у вас? – он потянулся левой рукой к правому запястью, словно хотел сказать руке – успокойся, вернулась пропажа.
Я кивнул.
- У меня. Нашел его на дорожке у дома, в листьях лежал, - я протянул Иллюзии браслет, - он у тебя порвался, видимо.
Он взял свою потерю в руки и присмотрелся к плетению.
- Я починил, не ищи, - поспешил я успокоить Иллюзию.
- Спасибо вам большое, честное слово. Даже и не знаю, как благодарить, - с восхищением сказал он, сжимая в руке браслет, - Я вам теперь должен буду.
- Пустое… - ответил я, - Мне ведь не нужно ничего от тебя, - я улыбнулся, показывая на браслет, - Ты аккуратнее носи, а то опять потеряешь. Я ведь не всегда такой Санта Клаус.
Тогда Иллюзия просто меня обнял. Вот чего я никогда не мог ожидать. Видимо, очень уж дорог ему был браслетик. А цена то ему, Господи… Безделушка.
- Тебя как зовут, - спросил вдруг я. Ведь я все же не знал никогда его имени. 
- Владимир, - удивленно ответил он, - А я думал, вы знаете.
- Я замечаю почти все, кроме несущественного, - машинально ответил я. Вот понял он меня или нет? Несущественно – Владимир, Георгий… Неважно.
Сейчас Иллюзия счастлив. Надолго ли? Вспомнит ли он это счастье через годы?..
Теперь я знаю его ближе. Как я близко узнал Ребенка, когда держал её в руках за минуту до прибытия скорой. Я знаю, кто он, но мне не легче от этого.
Я развернулся и направился к своей двери, когда Иллюзия меня окликнул. Ха. Иллюзия. Да Владимир он!
- Постойте!
- Да? – я обернулся.
- А почему так долго? Ведь вы его сразу нашли?
Я задумался.
- Лучше поздно, чем никогда. И, знаешь, если бы сразу,  разве было бы у тебя чувство, что ты нашел то, что считал навсегда потерянным?
Иллюзия понимающе кивнул, опять, как будто учел, принял к сведению. Владимир.
- Вы лучше Санты, - сказал он и захлопнул дверь.
Больше мне не доведется поговорить с ним.

Завтра Рождество, а послезавтра Тень выходит замуж. Ей едва стукнуло 18, и она  с грустью в голосе сказала мне, что отрезает его от себя навсегда. Я через телефон чувствовал, что она плачет. Говорит просто грустно, а из глаз слезы рекой текут. «Он у меня хороший, на руках носит. И при деньгах. Это грех, да?» «Нет, девочка моя. Это глупость. Это ваша с ним обоюдная и неисправимая глупость. Это я тебе не как священник, а как друг говорю».
Отрыв со своей группой поехал по стране давать концерты на разогреве другой, более известной группы. Это его первые шаги к славе, я думаю. Он переезжает из родного города в Петербург. Тень уже не будет его Тенью. Он понимает это и ему тоже тяжело. Им обоим больно с мясом отрывать друг друга.

Я отмечаю праздник один, позвонив только маме и ещё Светке. С рождеством, счастья, успехов, любви. Бутылка полусухого и три пачки сигарет, запеченная индейка, салат. Декабрь все такой  же черно-красный, с серым небом. Нет в нем никакого праздника.
А 27 числа в переходе  я кидаю в шапку двадцать рублей и смотрю в серые глаза Стеклянного музыканта. Пой, Евгений, играй и пой. Пусть, когда ты повзрослеешь, тебя будут слушать не только проходящие мимо твоих окон уставшие романтики…