Сантехник с филфака

Очень прошу не использовать данный рассказ для пропаганды так называемой толерантности. Во-первых, толерантность для меня - всё-таки способность организма переносить неблагоприятное влияние того или иного фактора окружающей среды, а я не хочу пропагандировать неблагоприятное. 
Во-вторых, таких, как герой этого повествования, ничтожно мало. Данный уникум - один на многие тысячи. Выдача за закономерность аномалии - обыкновенное шарлатанство. Я его категорически не приветствую.

Все имена, фамилии и приметы героев изменены. По отношению к реальным событиям допущены некоторые вольности. Рассказ представляет собой пару к рассказу "Папа в космосе":
http://www.proza.ru/2011/10/11/1370

***

Вы не поверите, но работал в нашей жилконторе сантехник, который знал слово "трансцендентный".
И ещё более удивитесь, узнав, что был этот сантехник... обычным мигрантом из Закавказья. По сути, гастарбайтером. Был, потому что сейчас его в нашем городе уже нет. Потому как был он нонсенсом. Как экзотическая смоковница среди лютой северной зимы.    

Как-то раз в нашей коммуналке потёк кран. Мужчин с руками у нас в то время не водилось, и мы вызывали на помощь сантехника. Обычно на наш зов являлся сибаритствующий балагур Володя. Сибаритствовал он прямо на кухне, в туалете или в той же ванной. Садился на её краешек и начинал пространно рассуждать о жизни, о правительстве, глупом телевидении и продажных газетах. Попутно нехотя он крутил краны, менял прокладки и растягивал пятиминутную работу часа на три, явно напрашиваясь на обед. Ему явно следовало быть не сантехником, а депутатом. У него бы получилось.  Когда он уходил, ему неизменно торжественно, как ребёнка папаше в роддоме,  вручали бутылку водки. Но в Володино оправдание хочу заметить, что дело своё он знал и наши поручения выполнял качественно. Старушка-соседка нежно звала его соколиком.  Маленький такой соколик: "шкаф" два на два.   

Являлся соколик Вова обычно по вечерам, ибо рано не вставал. В жилконторе его держали за золотые руки и всячески с ним считались: кто на такую зарплату пойдёт? Да ещё на вызовы утром.

Да-да, утром, примерно в половине десятого, в квартире раздался бодрый отрывистый звонок. Открыла дочка Скобарьковых, Валерия. На пороге стояло оно - лицо кавказской национальности. И улыбалось во все зубы. Лицо, а точнее, фигура чуть пониже улыбающегося лица, была одета в белые джинсы и чёрную курточку, обута в остроносые лакированные туфли. В одной руке фигура держала пакет. В другой - ремонтный чемоданчик.   
- Вы к кому?! - строго спросила серьёзная девочка.
Лицо ответило с ярко выраженным южным акцентом. Слоги перекатывались, как с горки на горку:
- Са лам. Ой, здрав ствуй! Ты мой фо кус артикуляции изви ни. Тут у вас, гово рят, кран тещёт, дэлат надо.
Услышав разговор, из комнаты вышла старшая Скобарькова. Принялась отчитывать дочь:
- Лера! Ну сколько тебе говорить, не открывай двери незнакомым!
- Это сантехник, мам!
- Да хоть министр! Ты его знаешь? Незнакомые могут тебя убить, а нас ограбить!
- Вай-вай, красавы ца! - нахмурилось лицо. - За щим грабит?! Я кран дэлат прищёл. Нынада так нынада.   
- Надо! Надо! Очень надо! - Пулей вылетел из-за  монументальной спины супруги Пётр Степаныч Скобарьков. - Лера! Ты права, но всё-таки ты не права... 
Лера надула губы и пожала плечами.
- И не паясничай, - закончил отец. - В следующий раз просто зови взрослых. Чего открыла рот? Что ты хочешь сказать? Подождут гости, если им надо, не уйдут.  Или вернутся. - Деловитый Скобарьков, наконец, обратил внимание на визитёра и пропустил его в квартиру: 
- Входите. Ванная прямо.
Коридорчик у нас очень узкий. Сантехник чуть отстранил рукой Петра Степаныча:
- Можьна?  Можьна я туфли сныму? Ызви нитя.
И потопал по полу в беленьких носочках. А в коридорчике уже стояли ещё одни жильцы: старушка Зинаида Зиновьевна (или просто ЗиЗи) - "старейшина квартиры" и её сын, отрада заката жизни - тридцативосьмилетний мальчик Юрочка.   
- Да какой же он сантехник, мама?! - звонко вопросил Юрочка. - Ты глянь на него: мажорный какой!   
- Хосспыдя... (далее Зинаида Зиновьевна употребила нетолерантное слово, согласно словарям, обозначающее "короткий обрубок, кусок дерева, часть распиленного в поперечном направлении бревна"). Ну, он нагородит...   
Старушка ЗиЗи не была националисткой. Просто так получается, что гастарбайтеры в большинстве случаев неотёсаные, топорные неумехи без специальности. Другие сидят у себя, дома и двигают свою науку, культуру, восстанавливают производство. Они знают, где они на деле нужны.

Все вздохнули и разошлись. Никто из домочадцев не удосужился предложить гостю тапки. 

Гость проследовал по указанному пути, включил свет и окинул взглядом нехитрое коммунальное хозяйство:
- Вай-вай... Ка кой смэситель трансцендентный! Сищ щас мы е го... Транскрибируем!

Меня как взрывной волной подбросило в сторону ванной:
- Что-что Вы сказали? Я  не совсем расслышала... (Точнее, не поверила в услышанное, но промолчу).
- Да так, - отвечал сантехник. - Трансцендентный у вас смэситель. Но нище го. Транскрибируем. Подбе ром эквивалент.
- Откуда Вы такие слова-то знаете?
- А что? Я высше е образо вание полу щал. В аспирантуру хащу. Мыня, кстати, Акиф зовут. Акиф Алимов. Я ващ новый сан тэхник. Со мной на "ты" можь на - я в общени и прос той. Я с Вовой работа ю. Слава Аллаху, работа ет Вова. Он мыня ущит пока, нымного пока умею я...    
- Оох... Ну, точно нагородит!.. - зашипела старуха ЗиЗи, якобы нечаянно прошмыгнувшая мимо места ремонтных действий. - Может, выгнать его, пока не поздно? 
- Нынада мына гнат! - взмолился Акиф. И достал из нагрудного кармана парочку визиток, на каждой из которых по-русски и по-азербайджански было написано: "Акиф Афигович Алиев. Мастер сантехнических работ". - Это ны я выно ват. Это смэситель у вас трансцендентный. Ну защим импортный брали, защим?! Гдэ взят запч щасть?! К ныму клющей-то нэт! Вот где взят такой клющ?!   
- Эх ты, Фигович... - вздохнула я, принимая визитку. - Акифоней будешь.    Как Афоня.
- Нэт! - отрезал Акиф Афигович. - Я ны пью!   
- Запьёшь.
- Нэт, ны запью.   
- Да куда же я водку-то дену?! - взвизгнула "старейшина".   
Акиф не удостоил её ответом. Всё ж таки прозвали его Акифоней. Прозвище быстро разлетелось на весь микрорайон и намертво приклеилось. Но это будет потом. А пока Акифоня сидит на бортике ванной и сосредоточенно названивает по мобильному телефону Володе. Тот обещает прийти на выручку своему стажёру. Старушка ЗиЗи подпрыгивает чуть ли не до потолка: водке больше не угрожает опасность втихаря быть выпитой бабулькиным сынком. Сантехник просит всех разойтись, дабы переодеться и облачается в принесённый в пакете рабочий комбинезон.    

Снова звонок в дверь. Послушная девочка Лера кричит: "Маааама!"  Скобарькова-старшая открывает дверь. Едва не сбивая её с ног, навстречу Вове бежит старушка, едва не повисает у соколика на шее. Соколик чувствует себя явно неловко, боясь раздавить субтильную обожательницу. А та уже отводит его в самый тёмный уголок коридора, и, заговорщицки подмигивая, засовывает под полу робы исконную российскую валюту - вожделенную "поллитру". Потом бежит к соседям и восторженно шепчет: "Подмазала!"  Соколик идёт вперёд очень осторожно, боясь наступить на старушку. Медленно и степенно, как луноход: юркий бабулёк всё снуёт да снуёт где-то далеко внизу, под ногами. А за самой дальней дверью квартиры Акифоня уже совсем приуныл, и напевает себе под нос какую-то грустную национальную песню.  Соколик сгребает его в охапку и громовым голосом трубит:      
- Чего скучаешь?! Ключа нет? Да тут у хозяек в антресолях есть такой ключ. Ты почему же не спросил?!
- Я тыбя искал. 
- А чего меня искать? Смешной ты, Акифоня. 

Смеситель чинил, конечно, соколик Вова. Его верный ученик сидел рядом, подавал инструменты, подавал детали и тыкал пальцем в каждую из них:      
- Как эта назы ваэтса?
- Эта зафигулина? 
- А эквивалент?
- Ну, какой настырный! - улыбался соколик. - Букса.   
- А эта абстракция? 
- Вон та херовина? 
- Да.
- Отлив. А эта вот фигнятина - лейка.
Акифоня прямо-таки с какой-то репортёрской дотошностью зарисовывал очертания деталей и записывал их названия в блокнот.   

Шли дни и недели. Пролетел год. Акифоня прогрессировал. Скоро он стал ходить один и жилконтора наша облегчённо вздохнула: сантехников в ней стало наконец-то двое. Теперь на вызовы они ходили попеременно: то Володя, то Акифоня. Водки Акифоня по-прежнему не пил (слово своё держал), то и дело забывал в нашей ванной томик то Сартра, то Гурджиева. Он неизменно щеголял  "эквивалентностями" , "трансцендентностями" и прочими терминами. Особенно он любил слова  с "эмпирически" и "адвербиализация". Причём, эти слова умудрялся произносить практически без акцента и с нашим, северным темпом речи.  Они с Володей были, как "лёд и пламень" - две противоположности: Вова с его херятинками и зафигулинами и Акиф с его транспозициями и номинализациями. Но, что удивительно, понимали  они друг друга прекрасно.   С полуслова.

Старушка ЗиЗи игриво прозвала его джейранчиком, а Скобарьков пожертвовал свои старые тапки, в которые наш "белоносковец" (в этом он тоже не изменял себе) переобувался на пороге. С Лерой они договорились, что Акифоня будет давать три звонка: два длинных и один короткий. Мальчик Юрочка пригласил его на своё грядущее сорокалетие. Короче говоря, Акифоню приняли. В микрорайоне его полюбили.

Однажды домочадцам удалось уломать его на чай. Тогда и разговорились. Оказалось, что он из Баку. Городской, причём, столичный житель, и "с обоих сто рон ущитель ский сын".  В Баку закончил университет. Про факультет ничего не сказал, буркнул только: "Узнаэ те..."

Мальчик Юрочка попытался ввернуть шутку:
- Ай-ай какие тайны Царского Дворца! Не с террористского ли? Тогда все узнаем, да! 
- Юрык, абы жаэшь!
Юрочка понял, что сморозил глупость. А мы продолжали узнавать об укротителе наших кранов новое. 

Он доучился.  Написал диплом (сам писал, не покупал - у него даже копия работы имеется!) Потом что-то понесло его на заработки в Россию. Что - сам не ведает: "Всэ е дут - и я еду. Ник то не вэр нулса на зад".  Семья нелегко живёт: пятеро детей. Он старший, отец умер, весь груз на нём - Акифе. Приехал.  Работы толковой не нашёл: "Кому сищ щас мозги нужьно?! Я предла гал..."  Пытался торговать - проторговался. Долго отдавал долги, перебивался случайными погрузочно-разгрузочными заработками. Потом, трескучей зимой, в самый мороз, его выселили из общаги. Денег на билет домой у него не было: в первый же вечер  недотёпу обокрали и ограбили. Сидел на какой-то скамейке (где - уже не помнит сам, ибо много где в ту ночь сидел), собирался помирать. Цветные сны уже видел... И тут тормошит его Гурджиев. Аккуратненько, за плечо. Раскрыл глаза Акифоня - а это не Гурджиев, а уютная, трансцендентная, метафизичная русская женщина...     А он ватными от холода зубами выстукивает осенившую подсознание истину: "Я понял, поще му они не возвра щаются назад. Южные луди. Они пропа дают в бэсконэчной русской зиме".   

В общем, подобрала его, полуобморочного, уже почти замёрзшего, наша дворничиха. Отогрела и выходила. Устроила к себе в жилконтору. Руководству он глянулся.  Со временем обещали перевести в канцелярию - на письма отвечать, но он так втянулся в работу слесаря-сантехника, что, как выражается, "так и завяз". От уютненького канцелярского кабинетика впоследствии отказался. Его дотошному, научно сложенному уму стали прямо-таки теоретически интересны все эти буксы и втулки. Он решил их изучить.            

Друзей среди земляков в общежитии он не нашёл: "Им бы по клубам гулят, дэвущ ка сни мат, водка глотат, наркотик да драка... Ножями! Ныбуду!"         

Все гулять, Акиф - книжки читать. В общем, как у нас говорят, ботаник. Бывает же... Да, ботаники везде бывают. Вот только к нам они обычно не едут. А тут вот закатился.

Вот тебе и полено...

И всё бы хорошо, да по зиме Акифоня пропал. "Болеет он", - бурчал являвшийся в квартиру Вова. 
Дотошная старушка ЗиЗи поймала на улице управдомшу: "Что там с джейранчиком-то нашим? Да с Акифоней. Серьёзное что-то? Не мучь, Кристина!"   

"Да ничего серьёзного. Простужается постоянно. Вроде, и одевается тепло. Ну не климат ему тут! Воспаление лёгких аж дважды за зиму хватал.  Да и земляки общежитские над ним смеются. Говорят: "Ты какой-то не такой, Акиф". Не, наши-то его уважают, профессором прозвали. А эти... Девушку нашёл, так кинула она его: свои же и сманили... В общем, думает уезжать к себе, обратно".   

"Горе от ума, как говорил классик... - вздохнул пробегавший по нашему переулку Володя. - Да, классик! Правда, кто - убей, не вспомню. Но классик точно! Чем я хуже этого... Квазикуркулярного? Нет, неплохой он человек. Неплохой. Но всё равно не наш. Не здешний... Жалко его: мыкается-мыкается... Всё песенки свои поёт, грустные... Чахнет он! Вот ведь невезучий: пока не приехал он  - зимы стояли сиротские. Как его принесло - так дубак три месяца подряд, да четвёртый в придачу!"       

Вскоре мы получили весть, что Акифоня уволился. Попрощаться он  не зашёл и мы его больше не видели. Но неожиданная встреча всё же состоялась. Однажды я зашла в книжный магазин и узрела на одной из полок любопытное творение под названием "Жилконторские зарисовки". Цапнув томик со стеллажа, я раскрыла его.  Автор - Акиф Алиев. Выпускник филологического факультета БГУ. С фотографии на титульной страницы на меня смотрело знакомое лицо.   

Так вот почему промолчал Акифоня насчёт своего факультета! "Узнаете потом..." - были его слова. Впрочем, по сыплющейся из его уст терминологии я догадалась, что это был филфак. Но промолчала: решила не выдавать. Выходит, этот хитрец, работая не в уютной, уединённой обстановке канцелярии, а с людьми, в самом, что ни на есть, "поле", попросту собирал фактуру... И надо же: за год набрал на целую книжку! Да ещё и издал. Молодец!   

В ответ я тоже про тебя пишу, Акифоня. Не простившись с ЗиЗи, ты действительно поступил, как  бревно, несуразный ты наш Буратино...

***

Darky(с), 2011.