Любовь не имеет названия. Роман

                Валерий Маслов

                Любовь не имеет названия

                Роман

                Наташе, попутчице в самолете, автору               
                этой истории, посвящается

    Внизу, насколько охватывал взор, расстилались горы. Они были нескончаемы. Казалось, Господь Бог долго и упорно работал над созданием именно этой части суши. Вершины, покрытые белыми шапками снега, перемежались с равнинами, изумлявшими яркой зеленью. А вместе они создавали такую мозаичную картину, которую не смог бы нарисовать самый талантливый художник. Горы, словно древние сторожевые башни, встали на защиту этой маленькой страны от несчастий и холодов. А самая высокая из них гордо надела шапку из облаков. Казалось, среди этих бескрайних гор нет места для поселений человека. Но, словно созревшие гроздья рябины в густой зелени листьев, то тут, то там возникали одинокие хутора и группки домов с разноцветными крышами, притулившиеся на склонах гор и равнинных плоскогорьях. Только отсюда, из иллюминатора делающего посадку самолета, можно было охватить взглядом и оценить всю первозданную красоту этого благословенного края.
    - Так вот ты какая, Черногория! – воскликнула, глядя сквозь толстое стекло, молодая женщина.
    Она повернулась к попутчику, и тот невольно отметил: «Какие у нее живые, волнующие глаза!»
    - А вы первый раз сюда летите? – решил он поддержать разговор.
    - Да, - простодушно ответила женщина. – Это – мой последний шанс. Я готовлюсь выйти замуж.
    Такой неожиданный поворот разговора и столь откровенное признание поразили собеседника. И он не преминул продолжить его:
    - И кто же этот счастливец?
    - А вы никому не скажете?
    - Нет… никому, - немного растерялся от такой наивности сосед. А про себя подумал: «Кому же я могу рассказать?»
    - Меня зовут Наташа, - живо протянула руку новому знакомцу женщина.
    - А меня Виктор.
    - Виктор от греческого «победитель». Мне так необходимо сейчас победить!
    - Да кого же побеждать? – удивился Виктор. – Любовь - не соревнование, это, скорее, чувство, в которое вовлечены двое.
    - Что вы, мужчины, об этом знаете! – с горячностью возразила Наташа. – Вы можете понять, что это – мой последний шанс. Что больше я никогда не выйду замуж?
     Собеседник промолчал, а Наташа продолжила.
    - Я уже не молода. У меня на плечах дочь-школьница и старая мать. Я познакомилась с ним через брачное агентство. Здесь, в Черногории, наша первая встреча.
     В это время самолет пошел на резкое снижение, у пассажиров заложило уши, и разговор на какое-то время прервался. Лайнер плавно скользил вниз, отчего горы               
под ним вдруг стремительно стали приближаться. Но вот внизу заблестело море, и самолет начал маневр по развороту в сторону аэропорта. Море безмятежно синело, было спокойно и бесстрастно. Даже отсюда, с высоты птичьего полета, стало понятно, что внизу нет ветра, который, видимо, спал, свернувшись у берега, как якорный канат. Даже там, где обычно курчавится мелкий прибой, прозрачная вода лежала, точно срезанная ножом. Лазурь большой лагуны прекрасно сочеталась с черным бархатом земли и густой зеленью прибрежной полосы. Отсюда, с неба,  широкий простор залива напоминал  яркое павлинье перо: сначала, на мелководье, голубизна  отливала зеленью, затем становилась изумрудно-желтой, а дальше море потрясало воображение ослепительными барашками. Позолоченная лучами заходящего солнца прибрежная деревушка высовывала на поверхность этого огромного синего простора свои черепичные крыши, напоминающие рыбную чешую.  Хотелось скорее очутиться среди этих красивых, с открытыми, словно в знак приветствия, окнами домиков, на этом тихом, пустынном берегу, навевающем покой и умиротворение.
     Но Наташу сейчас обуревали иные мысли.
     «Зачем я лечу в чужую страну? – мысленно задала она себе вопрос. – Что я здесь потеряла? Что меня ждёт на чужбине? Недаром пословица говорит: «Где родился, там и сгодился!» Послушалась подругу и взбрыкнула на старости лет какзагулявшая кобыла. А ведь мне уже…»
     На этой мысли Наташа резко себя остановила: она не любила подсчитывать свои годы. Ей всегда казалось, что она та же юная, задорная, смешливая Наташка, которой её знали подруги-одноклассницы. И она решила переключиться с этой грустной для себя подробности на что-нибудь иное, более жизнерадостное и отвлечённое. И потому спросила соседа, точно лишь сейчас об этом вспомнила: 
     - Да! А вы кто? Я вам, можно сказать, всю душу открыла, а вы про себя – ни слова. Типичный мужчина – скрытный и осторожный.
    - Почему же? – пожал плечами Виктор. – Мужчины тоже любят поговорить. Но больше – послушать: мы же любим глазами. Я – писатель, поэтому предпочитаю впитывать то, чем богаты другие люди.
    - Ой, как мне повезло! Скажите: я выйду замуж?
    - Я - не гадалка. Но, думаю, что главное в вашем случае – любовь. Если вы подошли друг другу - то и для брака нет препятствий.
    - Он мне сразу понравился. А когда стал писать письма, звонить по телефону и присылать милые подарки, я и вовсе влюбилась. Но ведь любовь без брака – не любовь. Посмотрите его фото: у нас есть надежда на общее будущее?
    Виктор взглянул на фотографию строгого вида мужчины лет сорока, но не успел ничего ответить: в это время самолет коснулся колесами взлетной полосы, и пассажиры дружно зааплодировали, поздравляя экипаж, и друг друга, с благополучным приземлением.   
   
   Гюнтер сегодня ночью спал плохо. Ему снились кошмарные сны. Он часто просыпался и подолгу не мог уснуть. Он знал причину этого: днем у него должна была состояться первая встреча с незнакомой русской женщиной, претендующей на роль его жены.
    Он уже довольно долго с ней знаком. Но постоянно смотреть на фотографию привлекательной женщины с загадочным взглядом и, наверняка, с необъяснимо загадочной русской душой, звонить ей чуть ли не ежедневно, читать по Интернету ее признания в любви, и увидеть человека воочию – это далеко не одно и тоже. Гюнтер давно привык полагаться в жизни на себя. Да и то не всех случаях. Бывало, что его обманывали не только другие люди, но и он сам себя тоже. Казалось, в этой парадоксальной мысли не было логики. Но Гюнтер давно понял, что реальная жизнь далеко не всегда следует логике. Точно также поступают и женщины, которых он так и не научился понимать.
   Его жена, с которой прожил двадцать лет, нажил двоих детей, которая клялась ему в вечной любви, выкинула такой фортель, что Гюнтер не может опомниться до сих пор. Ведь было все так хорошо! Они жили не богато, но имели всё: свой дом, две машины, здоровых детей. И, возможно, прожили бы так до конца своей жизни, и, как говорится, умерли бы вместе в один день, да жизнь нежданно подкинула подарок. Богатый брат Жанны, который боялся одолжить им лишний франк, вдруг умер, оставив все свое богатство сестре. Жена стала наследницей миллионного состояния. Казалось бы, теперь им жить да радоваться. Но, дьявол, как говорится, не дремлет. Вместе с богатством, к супруге пришло и столько таких качеств, о которых он так бы и не узнал, живя прежней, обычной жизнью.
    Жанна буквально на следующий день после вступления в наследство привела в дом адвоката. Тот сухо зачитал новый брачный договор, по которому вводилось раздельное владение имуществом. Гюнтер не только ничего не получал от нежданных миллионов, но и был обязан теперь ежемесячно платить жене арендную плату за проживание в ее доме.
    Терпеть такое унижение он не стал, и развод оформили быстро. Но беда оказалась вовсе не в разводе: потеряв жену и детей, он остался одинок. Гюнтер метался в новой съемной квартире, не находя себе места – он не привык быть один.
    Решение было найдено быстро. В первом же брачном агентстве ему предложили хороший вариант: одинокая русская женщина, хорошая хозяйка и любящая мать. И вот сегодня их первая встреча. Что она принесет, не повторит ли роковую ошибку двадцатилетней давности, когда, казалось, он выбрал в жены самую лучшую девушку на свете?      

    Анастасия Евграфовна считала себя интеллигенткой в третьем поколении. Ее папа – потомственный дворянин, который в тоталитарное советское время был вынужден скрывать свое непролетарское происхождение, - Евграфий Владимирович, гордился этим неоднозначным именем. Правда, оно приносило ему больше неудобств и неприятностей, чем преференций, зато было единственным и неповторимым. Поток новомодных имен, от Марксиазы до загадочных Кристин и Марианн, которыми старались выделиться приезжие покорители столицы, его просто раздражал. Высокомерное отношение к некоренных москвичам, инородцам, всякого рода лимитчикам, сохранила и Анастасия Евграфовна. Правда, дочери с уже вполне пролетарским именем Наташа, она так и не сумела привить это уважение к корням своего рода. Та презрительно кривила губы или просто смеялась, когда мать, на французский манер, называла ее Натали с ударением на последнем слоге.
    - Какая я тебе Натали, - каждый раз на такое обращение отнекивалась дочь, - если вокруг одно быдло. Ты посмотри только на моего благоверного, которого черт занес в Москву из какой-то псковской Тмутаракани!
    - Да уж! – была вынуждена согласиться Анастасия Евграфовна. – Откуда только в нем эта спесь появилась, как только он в семью вошел? Помнишь анекдот о президенте, который нашу страну развалил?  Родители с умилением рассматривают новорожденного сыночка. Отец спрашивает: «Как считаешь, кем он станет, когда вырастет?» «Непременно президентом». «Почему?» «Потому что весь обкакался, описался, а головку гордо держит!»
    - Лучше бы пил! – не согласилась Наташа. Она сидела в драном кресле, крытом парчой. От того, что на его высокой спинке резвились черные резные амуры, а их собратья поддерживали тяжелые ручки, оно не становилось удобнее. - А то только о своей особе и думал. Я у него нечто среднее между домохозяйкой и прислугой была.
    - Сама выбирала, - упрекнула мать. – Послушала бы меня, - не пришлось теперь плакать.
    На это дочери возразить было нечего. Да и Анастасия Евграфовна, с тех пор как Наташа развелась и переехала жить к ней, стала зорко следить за каждым возможным кандидатом на руку дочери. Вот и сейчас, сидя на старом потрепанном диванчике, гордо именуемым ею софой, в двухкомнатной квартирке  в Люберцах, и перелистывая альбом с фотографиями предков, она вдруг отложила его и задумалась. А куда так стремительно уехала дочь? Сказала, что в Черногорию, присмотреть ей место для летнего отдыха. Но почему столь стремительно, хотя до лета еще несколько месяцев?  Да и другое подозрительно: давно никуда не наряжалась, а тут лучшие наряды в чемодан собрала.
     - Ох, не к добру это! – произнесла она. – Уж очень в последнее время скрытная стала: ничего про личную жизнь не рассказывает.
     И тут же подумала: «Но ничего. От меня ей утаить нового кавалера, если он появился, не удастся. Да и не для того её растила, чтоб на старости одной остаться: стакан воды подать будет некому».
     Она, правда, тут же устыдилась своего старческого эгоизма, однако, как водится в таких случаях, сразу же нашла ему оправдание.
    «Не для себя ведь стараюсь: о моей горемыкой девочке и её доченьке забочусь. Хватит им псковского изверга: нельзя дважды на одни грабли наступать. Лучше жить одной, да в радость».
    На том и утешилась. Старое сердце тут же нашло новую заботу, более приятную и необременительную: она вновь, с еще большей любовью стала перелистывать альбом, умиляясь тому, с каким вкусом одевались ее бабушки в то время, когда Россия была еще царской, отсталой и буржуазной.

    Сколько Наташе исполнилось лет, пожалуй, не знала и она сама. Возраст – мерзкая вещь, которая с каждым годом становится всё хуже, считала Наташа, и была абсолютно права. Вот почему самым нелюбимым ее праздником был день рождения. Отмечать приходилось, а вспоминать при этом о возрасте совершенно не хотелось. Правда, подруги старались не оставить ее в сладостном неведении: нет такой женщины, которая отказала бы себе в удовольствии  напомнить другой, что та старше ее на год. При чем, как это ни прискорбно было осознавать Наташе, её самая верная подруга Ирина была, действительно, моложе на год и три месяца!
    Впрочем, сегодня, в свой очередной день рождения, Наташа не унывала. Энергия буквально кипела в ее хрупком теле. Невысокая, стройная женщина неопределенных лет, отражение которой виделось в большом старинном трюмо, определенно ей нравилась.
    Наташа еще несколько раз повернулась перед зеркалом, стараясь обозреть себя со спины, но не расстроилась, что ей это сделать не удалось. Она осталась довольна и своим праздничным нарядом. Мама запрещала ей надевать брюки, называя это моветоном, и потому пришлось вырядиться в старомодную юбку, которую она предельно укоротила. Стройные загорелые ноги, в меру полные, без намека на старческий целлюлит или какие-нибудь синие вздувшиеся вены, конечно, не росли у нее от самого пояса. Но так привлекали взгляды мужчин, что она считала большим грехом скрывать их под длинной юбкой или платьем.
    - И это – при моем невысоком росте! – вслух похвалила себя Наташа.
    - Вот именно! – раздался из-за ее спины строгий голос. – Гордыня тебя сегодня буквально раздирает. Уж не нашла ли очередного кавалера?
    - Мама, ты всегда подкрадываешься незаметно, - постаралась увильнуть от ответа дочь. – И как тебе это удается?
    - Ты не ответила на мой вопрос, - еще строже вопросила Анастасия Евграфовна. – У тебя кто-то появился?
    - Нет, нет и еще раз – нет! – отрезала Наташа. – Я устала тебе повторять, что ты у меня – одна и единственная. Что остаток своей жизни я посвящу только тебе.
    Она поднялась из неудобного кресла и пересела к матери на тахту. Хотела обнять ее и поцеловать, чтобы еще сильнее убедить маму в своей вечной любви и признательности, но неожиданно захлюпала носом и стала усиленно тереть его платком.
    - Что с тобой? Заболела? – встревожилась мать.
    - Так, пустяки, - заверила ее Наташа. – Легкий насморк, который завтра пройдет.
    - Нельзя так легкомысленно относиться к болезни, которую древние называли «ветер в ноздрях». Раньше ее лечили бирюзой, истолченной в новолуние…
    - Ты бы мне еще посоветовала истолочь драгоценный  жемчуг, которого у нас нет!   
    Решительный тон дочери и ее категоричность успокоили мать. Она подошла к своему любимому старинному шкафу, открыла дубовую резную дверцу и начала переставлять на полке хрустальные фужеры.
    - Посмотри, доченька, какая красота! Шкаф-буфет из мореного дуба, смастеренный в девятнадцатом веке! Большой, но не кажется тяжелым и громоздким. Дверцы стилизованы под ионические колонны, на них накладная геральдическая птица и резной растительный орнамент. А чего стоит эта резная царская корона! Так и представляю, как в нем раньше стояли хрустальные графинчики с наливками и шабли в цветных бокалах.
    - Мама. Я тебе сколько раз говорила: зачем было из наших Кузьминок тащить в Люберцы эту развалюху? Он занимает полкомнаты и совсем не сочетается с современным убранством жилья!
    Анастасия Евграфовна холодно взглянула на дочь, не помнящую родства, и так же холодно, но четко и с расстановкой произнесла:
    - Натали! Все мои старания привить тебе хороший вкус, видимо, напрасны. Хочу напомнить древнюю истину: в период расцвета Римской империи патриции любили пиры, на которых вспоминали своих великих предков и читали стихи. Потом они так успокоились и обленились, что забыли и предков, и стихи. Остались только праздность и обжорство. И вскоре восставшие рабы не оставили от праздных патриций и великой империи и следа. Я это к тому, что Иваны, не помнящие родства, не чтущие свои память и историю, всегда проигрывают.
    - Ах, мама, оставьте бесконечные нотации и бесполезные воспоминания! Скажи, есть от этой твоей притчи хоть капля практической пользы? Или тебе напомнить, как твоя распрекрасная матушка расфукала настоящие, серьезные драгоценности: брильянтовую звезду в атласе футляра, брошь в виде изумрудной стрекозы, ожерелье из круглых жемчужин?
    - Не смей упрекать мою маму! – гневно ответила Анастасия Евграфовна. – Это были ее драгоценности и не нам их делить.
    - Вот именно! – согласилась дочь. – Делить она оставила нам эту старую рухлядь.
     - Помимо того, что этот шкаф-буфет – память моей прабабушки, он к тому же и очень вместителен. В средних ящиках наше столовое серебро, в нижних – пуховая перина, а в боковых отделениях размещается фарфор.
    - Да всё это вместе с твоей пуховой периной даже на помойку не возьмут.   
    Мать укоризненно посмотрела на дочь, молча взяла со стола газету, развернула ее на нужной странице и показала:
    - Прочитай это объявление.
    - «Срочно, очень дорого куплю старинный шкаф-буфет девятнадцатого века. Выезд на дом в любое время».
    - Ты думаешь, это, - Наташа кивнула в сторону старинного шкафа, - можно еще и продать?
     - Не думаю, а знаю. Делать мне нечего, вот я и позвонила по указанному телефону. Не для продажи, конечно, а просто из любопытства. Меня очень тщательно расспросили о шкафе и назвали его ориентировочную цену - около пятидесяти тысяч долларов. Даже выехать на дом готовы немедленно.
    - И ты… согласилась? – с придыханием спросила дочь.
    - Нет, конечно. При жизни я никогда не продам этот раритет.
    - Да ведь это цена приличной квартиры на побережье Адриатического моря в Черногории! И еще останется туда на поездки.
    Анастасия Евграфовна снова подозрительно посмотрела на дочь:
    - Уж, не завела ли там кавалера? И почему именно в какой-то Черногории, а, например, не в Подмосковье?
    Наташа отвела взгляд в сторону, устремив его на злополучный шкаф. Мать подошла к ней почти вплотную и попыталась посмотреть дочери прямо в глаза. Но в красивых, широко раскрытых глазах дочери не увидела ничего, кроме всепоглощающей любви к ней, матери.
     - Я люблю, и буду любить только тебя одну. Ну и, конечно, дочку, Людочку. А о квартире в Черногории я вспомнила случайно. Моя подруга, Ирина, прикупила там недвижимость. Счастлива до безумия: климат просто райский, а цены, по нашим меркам, и вовсе смешные. Вот я подумала: а почему бы и тебе на старости лет не пожить в этом раю?
    Мать еще раз, но уже без прежней подозрительности, посмотрела на дочь, но ее слова и забота так смягчили сердце старухи, что она чуть не расплакалась:
    - Теперь я умру спокойно. Знаю, что дочь не оставит меня одну на старости лет.
    - А как быть со шкафом? Может, действительно, продадим его? Ради твоей спокойной старости?
    Анастасия Евграфовна ничего не ответила. Да и Наташа не настаивала: сегодня  день ее рождения, вот-вот должна приехать Ирина с новостями из Черногории, а проблема продажи шкафа могла и подождать.    

    Каждый человек, по сути, одинок. Он приходит в этот мир один, и один уходит. Так размышляла Наташа, готовясь к первой встрече с Гюнтером. Она сидела сейчас на старой продырявленной в нескольких местах тахте, с которой ее мама так и не решилась расстаться при переезде на новую квартиру в Люберцы, и вертела в руке последнее послание возлюбленного. Всё в нем дышало нежностью и страстью. Слова для нее Гюнтер находил такие, что хотелось  рыдать и ликовать от счастья одновременно. Но именно это и настораживало Наташу.
    В свои немолодые годы она уже многое познала. Любовь первого мужа, которая на поверку вышла обычной жаждой получения прописки в столице. Отчуждение дочери, которая уже в школе стала заглядываться на заграничные шмотки. Безграничная привязанность матери, которая сейчас стала настоящей пыткой. И каждое из этих чувств, в конце концов, кончалось для нее предательством и разочарованием.
    Вот почему сейчас Наташу одолевали такие противоречивые раздумья  и сомнения. С одной стороны, она была счастлива, что встретила, наконец, человека, который полюбил её. Гюнтеру не нужны были ни ее московская прописка, ни богатства, которых у нее не было. Она вглядывалась в черты незнакомого человека на фотографии, и ей казалось, что она давно и прочно его любит.
    С другой - Наташа страшилась очередного обмана. А вдруг он хочет сделать из нее рабыню и прислугу, в какую пытался превратить прежний муженёк? Сколько писали в газетах о жестокости и расчетливости иностранцев, которые предлагали себя в мужья доверчивым русским женщинам.
   «А, впрочем, - подумала  Наташа, кладя письмо с фотографией на гладкую, не застеленную скатертью столешницу, - причем здесь национальность и страна? Люди везде одинаковы. Нас Господь Бог создал по своему образу и подобию. Ведь сказано Им: без меня не сможете ничего!»
    Наташа вскочила с тахты, подошла к иконе Пресвятой Богородицы, которую Анастасия Евграфовна по переезде в эту квартиру повесила в углу зала, и трижды перекрестилась. Ей стало легче.
    Она подошла к широкому, не зашторенному окну, выходящему в тихий двор. Несмотря на то, что наступил октябрь, стояла прекрасная погода. На некоторых деревьях еще сохранилась густая листва, а трава, поливаемая обильными дождями,  зеленела, как ранней весной. Под широким карнизом соседнего дома две ласточки сговаривались об отлете: они и так засиделись в этом краю слишком долго. Греясь на слабом солнце, в углу двора на ворохе сухих желтых листьев лежала собака. Вдруг из соседнего окна во двор вылетела арбузная корка и ударила по спине собаки. Та не завыла и даже не оскалила пасть: она покорно поднялась и ушла в тень, подальше от злополучного окна.
   - Вот почему я так хочу за границу! – воскликнула Наташа. – Там, по крайней мере, люди воспитаны и дружелюбны. И никто ни в собаку, ни в меня не швырнет обглоданной коркой! Там можно будет жить, ничего не делая, ночами гуляя вдоль моря и бродить, мечтая, по узким улочкам среди старых причудливых домов, сухих и пахучих, как скрипка, а по утрам пить ароматный кофе в многочисленных прибрежных кафешках!
    «Если, конечно, кто-нибудь согласится оплачивать эти лунные ночи и мечтательные прогулки, - возразил язвительный внутренний голос. – У тебя есть такой покровитель?»
    Наташа резко повернулась от окна. В глаза бросились серые, обшарпанные обои, доставшиеся от прежних квартирантов, старая потрепанная мебель.
    - Я умею шить и вязать, я преподаватель английского языка, в конце-то концов! – резко возразила она. – И у меня есть Гюнтер!
   
     Люди любят не тех, кто им делает хорошее, а тех, кому они делают добро сами. Эта истина была применима и к Гюнтеру. Он чувствовал к женщине, которую встречал в аэропорту приморского городка Тиват, неизъяснимую нежность и признательность. Нежность за то, что Наташа дала ему надежду на радость в будущей жизни. Признательность, что позволила подарить такую же лучезарную надежду другому человеку. Он чувствовал, как необходим этой русской женщине, понимал, что она всей душой тянется к нему с последней своей женской любовью, как тоненький засыхающий росточек тянется к свету, надеясь продлить самое главное – свою жизнь.
   В курортном старинном черногорском городе, расположенном среди холмов и возвышенностей скалистого побережья, нашлась хорошая площадка для небольшого аэропорта. В жаркие летние месяцы сюда заходили на посадку десятки чартерных самолётов, заполненных туристами. Сейчас, в октябре, этот поток заметно спал, и в зале прилета было малолюдно и тихо. Возле стоек регистрации в Москву было всего несколько человек. Не было привычной для больших аэропортов шумной толпы в баре. Но южное солнце светило ярко и безмятежно, а уснувшие пальмы с раскинутыми веером листьями были так хороши, что лето словно продолжалось.
    Гюнтер прошел в бар, присел за столик с гнутыми ножками, и возле него тут же возник официант. Он заказал рюмку ракии и порадовался своему английскому произношению, которое без труда воспринял подошедший человек.
    Но мысли его были далеки и от оценки красот приморского города, роскошной природы, и от того, кто к нему подошел и что принес. Он почти не ощутил жгучую горечь местного напитка, который запил водой из высокого стакана. Гюнтер думал о предстоящей встрече. Сколько раз он представлял себе, как встретит Наташу. Воспринимал ее высокой, синеглазой блондинкой с так понравившимися ему на фотографии необычно пронзительными глазами. И уже не мог представить ее другой, словно видел много раз прежде. Образ, который один человек заочно составляет о другом на основе фотографий и переписки, бывает в его сознании также крепок и неразрушим, словно он видел его неоднократно наяву. 
     «Женщины нам, мужчинам, просто необходимы, - подвел он итог своим размышлениям. – Они, кроме всего прочего, внушают чувство соревнования. Без них мы бы закисли, как прошлогодние огурцы в бочке без хорошей засолки. Соревнуясь же, мы становимся решительнее и умнее».
    Сорокаградусная ракия, а также подобные умозаключения, заметно подняли ему настроение. Гюнтер уже не боялся встречи с незнакомой женщиной. И он стремительно, как юноша, вскочил из-за стола и направился к залу прилета, где уже находились встречающие самолет из Москвы.

   Из головы у Виктора не выходила странная история любви, рассказанная незнакомой женщиной в самолете. Ему предстояла презентация книги, изданной в Черногории. Поэтому писатель, после  встречи в аэропорту и ужина в ресторане, попросил  отвезти его в гостиницу. Он принял душ, разложил вещи и хотел начать подготовку к речи на презентации, но мысли вновь и вновь возвращались к той загадочной истории.
    «Так выйдет ли она за него замуж? – невольно поймал писатель себя на странной мысли и тут же подумал: - Главный вопрос в сегодняшнем мире - не удачно найти спутника жизни, а кем в нем стать!»
    - Впрочем, для обычного человека, для той же Наташи, вопрос может стоять гораздо прозаичнее: не остаться одной, - произнёс он. - Конечно, у нее есть мать. Но та замкнула жизнь дочери  в клетку, в которой хотела бы остаться с ней до самой своей смерти. А Наташа еще сравнительно молода – в сорок теперь у женщины только начинается настоящая жизнь. Это у Чехова мы можем найти странную для современного человека запись о том, что в комнату вошел старик тридцати лет. Да и нет ничего страшнее одиночества вдвоем: когда вместе вынуждены жить два совершенно чужих друг другу по взглядам и устремлениям человека, их жизнь превращается в пытку.
    Виктор любил размышлять вслух. Так он быстрее разбирался в хитросплетениях тех жизненных обстоятельств, которые хотел затем описать в произведениях. Он давно задумал роман о большой, сильной любви женщины к мужчине. Но ему никак не удавалось вплотную подойти к этой вечной теме. Материала было накоплено много, но не было той изюминки, от которой роман заиграл бы и заискрился, И вот, похоже, случайная попутчица ему эту изюминку подарила.
    Он привык, что люди почему-то стремятся излить ему свою жизнь. Возможно, этот открытый, с добрым лицом, умеющий слушать человек располагал других к откровенности. Ведь с тех пор, как Октябрьская революция в России отменила институт церкви с его духовниками и возможностью исповеди, обычному гражданину стало не с кем поделиться сокровенным. А это для русского человека всегда было самым главным.
   Виктор легко вскочил с кровати, взял ручку, записную книжку и начал быстро делать в ней пометки.

    Анастасия Евграфовна метала громы и молнии: только что, копаясь в своем любимом шкафу-буфете, она обнаружила под слоем белья несколько аккуратно завернутых в бумагу почтовых конвертов с иностранными штемпелями. Сначала она очень обрадовалась, думая, что это завалявшиеся реликвии ее далеких предков. Она уже предвкушала тот восторг, который получит от чтения писем прабабушки, не оставившей ни ей, ни своей матери почти никакого наследства. Анастасия Евграфовна надеялась, что найдет в этих старых письмах хоть какие-нибудь оправдания беспутно растраченных драгоценностей, за что ей часто приходилось оправдываться перед Наташей.
    - Мои предки были порядочными людьми, - заключила она, трепетно прижимая к груди конверты. – Они не могли просто так швыряться деньгами и проигрывать в карты, как Лев Толстой, дом, в котором родился. Теперь я утру нос Натали: ей придется извиниться за то, что была дурного мнения о моей прабабушке.
   И пожилая женщина без всякого стеснения начала вскрывать конверт, вынимая из него письмо. Но почерк на письме показался ей слишком современным, а бумага не пахла приятным французским одеколоном, который оставался на письмах покойной бабушки даже десятилетия спустя.
    - Странно, - пробормотала она. – Написано не по-французски. Кажется, слова английские. Гуд дэй… Наташа!
    Только теперь до нее дошло, что это письмо адресовано ее дочери. Анастасия Евграфовна брезгливо отбросила письмо на тахту, на которую присела, чтобы насладиться нежданной находкой. Не в ее правилах было читать чужие письма, даже, если они касались дочери. Но… какое-то неудовлетворенное чувство невольно заставляло руку тянуться к обнаруженной находке. Она мысленно твердила, что этого нельзя делать, что безнравственно читать письма, адресованные не ей. Её дворянское воспитание, заложенное в генах, восставало против этого. Но какой-то настойчивый внутренний голос нашептывал: «Возьми – не пожалеешь. Ты узнаешь такое, что заставит тебя на многое взглянуть иначе».       
   Пожалуй, последний аргумент оказался самым убедительным. Анастасия Евграфовна безумно боялась в старости остаться одной, без опеки дочери. И женщина решилась.
    Дрожащей рукой она подняла брошенное письмо. Стала с трудом разбирать английские слова, адресованные дочери незнакомым человеком. И, наконец, прочитала главное: какой-то Гюнтер ждет с ней встречи в черногорском приморском городе Тиват.
    Первым ее побуждением было взять мобильный телефон и немедленно позвонить дочери. Но, как старый и опытный человек, она тут же отогнала от себя такую мысль. Нужно было всё тщательно обдумать, спокойно разобраться в ситуации, понять, почему дочь не доверилась ей.

     Он узнал ее первой. И разочаровался. Гюнтер увидел маленькую женщину с тяжелой сумкой в руке, которую она почему-то не поставила на одну из тележек, в изобилии находящихся рядом, а покорно несла сама, словно привыкла всю жизнь таскать тяжелые вещи.
    «Да, это – не аристократка, - с грустью подумал он. – И светлые волосы не так пышны, как на фото».
    Пожалуй, тяжелее всего терять то, чего не имеешь. Так и Гюнтер уже воспринимал как первую потерю утрату тех иллюзий, которые питал к своей избраннице. Но улыбнулся и поспешил навстречу:
    - Здравствуй, Наташа! – на ломаном русском произнес Гюнтер и решительно взял у неё сумку.
    - Добрый день, Гюнтер! – ответила Наташа и подумала: «Какой у него звучный голос!»
    Они даже не обнялись, не поцеловались. Наташа повернулась, чтобы вновь поднять тяжелую сумку, но Гюнтер опередил ее. При этом он невольно отметил:
   «А сзади она великолепна: узкие лодыжки, полные икры, тонкая талия!»
   Он заметно повеселел и уже смотрел на спутницу более ласковым, теплым взглядом. В просторном зале аэропорта, словно уснувшем в полуденной истоме, немногочисленные встречающие обнимали и троекратно целовали друг друга по старинной православной традиции, укрепившейся здесь.
   - Мой авто… как это по-русски? Здесь?
   - Я, я, - радостно подтвердила по-немецки Наташа.
   Трудности общения у них возникли сразу. Живший в Швейцарии немец Гюнтер и учительница английского языка Наташа, как бы, владели несколькими языками. Но она толком не знала немецкий, а Гюнтер плохо говорил по-русски. Поэтому для переписки они выбрали международный английский. Но сейчас, при первых же словах, поняли, что лучше всего узнают друг друга, если будут общаться на родном языке Наташи. Им сейчас хотелось сказать очень многое, но, в основном, приходилось ограничиваться мимикой и жестами.
    «Странно, - размышлял Гюнтер, пока они шли из здания аэровокзала к стоянке машин. – На фото она казалась мне высокой и стройной. А встретил неказистую и худую. Впрочем, глаза у нее, действительно, выразительные и красивые. За такие полжизни отдать можно».
   Несколько разочаровалась в своем спутнике и Наташа. Фотография, которую разместил в брачном агентстве Гюнтер, была, по крайней мере, десятилетней давности. В реальности она увидела мужчину за сорок лет с большой лысиной, которую уже не скрывали никакие начесы. Но он был высок и строен, а ей всегда нравились худощавые мужчины. К тому же, галантность и внимательность Гюнтера превзошли все ожидания. Он буквально предугадывал ее желания и обращался с ней, как с принцессой на выданье.
    Гюнтер, видимо, приехал в черногорский курортный Тиват заранее. По крайней мере, он так уверенно вел машину по запутанным улочкам приморского городка, что, казалось, прожил в нем не один год. Но всё оказалось гораздо проще и прозаичнее придуманного Наташей. Навороченный «Мерседес» Гюнтера, подаренный ему в качестве откупного внезапно разбогатевшей бывшей женой, был оборудован системой навигации. Она, в соответствии с заложенной в ее бортовой компьютер картой города, подсказывала водителю всё: от предстоящего поворота дороги до названия ближайшего ресторана и меню его блюд.
    Он повез её в тихий ресторанчик на самом краю утеса, живописно нависающего над кромкой моря. Отсюда были хорошо видны не только ласковое спокойное море, бесконечное в своей красоте и величии, но многочисленные фьорды и бухточки, усыпанные красивыми живописными домиками с увитыми плющом и виноградом верандами. Внизу блестели лаковыми листьями пальмы, виднелись усыпанные оранжевыми мандаринами деревья, выделялись красивыми формами оливковые кусты.
    - Beautiful! – воскликнул Гюнтер, восхищенный открывающейся с террасы ресторана панорамой.             
    - Действительно, прекрасно, - согласилась Наташа.
    А про себя отметила: «Какие у него прекрасные серые, с поволокой глаза и сильные, белые руки!» 
    Однако она уже успела проголодаться, поэтому гораздо больше, чем виды моря и гор ее интересовало меню. Хотя на заранее накрытом столе на огромном блюде среди накрахмаленных салфеток красовались экзотические фрукты, орехи и сладости, а вокруг каждой из двух пустых тарелок, как многочисленные родственники перед раздачей наследства, толпились разнокалиберные рюмки и хрустальные фужеры, Наташа жаждала чего-нибудь более существенного. Как только услужливый официант раскрыл перед нею толстую книгу наименований сотен блюд, она углубилась в ее чтение, забыв обо всем остальном.
    - Fish! – указала она официанту на понравившееся ей блюдо. – И, непременно, свежевыловленную, разумеешь?
     Наташа торжествующе, как после выигранной битвы, откинулась на спинку плетеного кресла. Ее  светлые волосы гладко закрывали ей уши, а подведенные ресницы вопросительно смотрели на человека.
    - Да, конечно, - на чистом русском ответил официант. – В нашем ресторане кушает много русских и все заказывают рыбу и морепродукты.
    - Тогда мы с тобой поладим, - весело и задорно рассмеялась Наташа. - Неси мне всё то, чем ты обычно кормишь новых русских. А Гюнтер закажет сам.
   Но ее знакомый ограничился кружкой пива и традиционной порцией свинины с капустой.
    Сытный обед всегда располагает к откровению. Насытившись, человек теряет привычную ему с времен далеких предков настороженность. Даже самые подозрительные люди расслабляются и получают удовольствие. Так и беседа, еще вчера бывших абсолютно незнакомыми, из разных стран, с разными языками, мужчины и женщины стала простой и приятной. Они обменивались нежными взглядами, как семнадцатилетние влюбленные  украдкой под столом сплели руки, ощущая от этого себя молодыми и счастливыми.
   Наташа улыбалась и в задумчивости грезила о чем-то своем.
   «Жизнь, в сущности, предельно коротка, - подумала она. – Это всего клочок тумана в синем облаке, которое я сегодня пролетала. В этой краткости таится и решение ее смысла, и утешение нашего недолгого бытия. Любовь в этой жизни скрыть легко, ненависть – трудно, а равнодушие – невозможно. Главное, что Гюнтер ко мне неравнодушен: такую роскошную поляну жадный, посторонний человек не накроет».
   Наконец, Гюнтер рассчитался за обед, они поднялись из-за стола и направились к выходу. В дверях сразу два молодых, высоких официантов почтительно склонили головы, провожая гостей, и сказали почти одновременно по-сербски:
   - Приятно!
   «Какие гостеприимные здесь люди! – отметила про себя Наташа. _ И как здорово, что провожают таким ласковым, почти русским словом!»
   Они сели  в автомобиль Гюнтера и поехали в отель.
 
   Первая встреча Виктора с творческой интеллигенцией столицы прошла успешно. Писатель не успевал отвечать на многочисленные вопросы, так велик был интерес к его книге и стране, которую он представлял. А роскошный ужин в самом престижном ресторане достойно венчал череду приятных писательских хлопот. Известного русского писателя подвезли к самому подъезду отеля в центре Подгорицы. Но спать ему не хотелось и, несмотря на поздний час, он зашел в ближайший бар.
    В огромном просторном помещении с десятками столов посетителей было немного. В углу, на эстраде, молодая певица  жалобно выводила незнакомые слова национальной песни. И, хотя смысл ее Виктору был непонятен, мелодия ложилась на душу, словно проклюнувшиеся семена весной в подготовленную рыхлую почву. Слава и известность не могут заменить любовь и привязанность близкого человека. А именно такого Виктор потерял недавно. И теперь он  чутко реагировал на все, что ему напоминало об этом.
    Виктор пригубил бокал с сухим красным  вином и поставил его на стол. Местный фирменный «Вранак» был великолепен. Но и он не согревал душу. Писатель, пожалуй, впервые пожалел, что не курит: крепкая сигарета ему сейчас бы не помешала. Но тут он повернул голову вправо и увидел знакомый профиль. Именно его он созерцал недавно три с половиной часа подряд, сидя в кресле лайнера, стремительно несшего его из Москвы в Черногорию. Ошибки быть не могло: это она. Те же светлые рыжие кудряшки, тот же влекущий своей неординарностью загадочный взгляд.
   - Наташа! – окликнул он женщину за соседним столом и даже слегка привстал.
   Но в тот же миг его охватило разочарование. Незнакомая женщина повернула голову и недоуменно посмотрела на зовущего ее мужчину. А спутник за столом и вовсе возмущенно смотрел на не нахала в годах, который в общественных местах пристает к женщинам.
   - Извините, я ошибся, - виновато сказал Виктор, поднял бокал с вином и залпом опустошил его.
   Он расплатился с официантом и вышел из бара. На улице стояла настоящая южная ночь. Октябрь здесь, в южной Подгорице, был совершенно не осенним месяцем. Зеленели не только пальмы и кипарисы с магнолиями, но и трава, кустарники. Небо, хотя и было подсвечено многочисленными фонарями, там, в вышине казалось темным и бездонным. Загадочно мерцали звезды, а одна из них вдруг стремительно сорвалась с места и полетела на землю, оставив яркий след.
    «Самое время загадывать желание, - усмехнулся Виктор, - но к чему оно мне? Всё равно уже ничего хорошего, настоящего не исполнится».
    «Почему же нет? – вдруг ответил ему внутренний голос. – А пример Наташи? Она-то не потеряла веру в свою любовь! Пошла наперекор всему - матери, обстоятельствам, разделяющим их странам и языкам, но нашла свою любовь».
    - Нашла ли! – возразил он себе писатель. – Она и сама сомневается, что у них выйдет что-нибудь путное.
    «А еще писатель, знаток человеческих душ! – вновь иронически заметил внутренний голос. – Прав был Ларошфуко: человек вступает в различные возрасты своей жизни, точно новорожденный, не имея никакого опыта, сколько бы ему не было лет. Жизнь тебя так ничему и не научила!»
   «Научила, конечно, - подумал Виктор. – Многому. Например, что женщины любят не героев, а победителей. К сожалению, Дину я потерял именно по этой причине».
    Виктор не стал уточнять подробности: они, как не зажившая рана, бередили его душу. Он перестал любоваться южной ночью и отправился в номер, чтобы как следует выспаться к завтрашним встречам.

   Утром Наташа проснулась, не понимая, что же произошло ночью. Она открыла глаза, когда предчувствие рассвета уже было разлито в воздухе. Сквозь открытую балконную дверь номера гостиницы в прозрачном воздухе виднелось то, что осталось от ночной луны: причудливая круглая тень с позолотой  восходящего солнца. Внизу, на улице, дворник уже начал мести тротуар. Из двери пахнуло свежим древесным соком. Или, может, ей это показалось?
   Наташа потрогала горячий лоб: мрачная тьма в сердце постепенно угасала, оно начало стучать ровнее. Ужасный сон, который она только что видела, потерял свою власть.
   Она помнила, как они поужинали в том ресторанчике над морем, как быстро, словно их кто-то подгонял, домчались к отелю, где Гюнтер уже заказал двухкомнатный номер.
   В номере они сели за стол, и её знакомый уже не стал ограничивать себя только пивом. Он заказал по телефону фрукты, десерт и ракию. Заметно нервничал, опрокидывал рюмку за рюмкой и почти не закусывал.
   Его волнение передалось Наташе. Она не считала себя робкой, имела достаточный опыт общения с мужчинами. Но в этой неординарной обстановке растерялась. Как вести себя, чтобы Гюнтер не принял её за шлюху? Но и показаться недотрогой было смешно. В её возрасте трудно представить себя неопытной девочкой – зрелый мужчина в это не поверит.
   Но пока Наташа мучалась, как поступить, когда Гюнтер начнет интимные ухаживания, он напивался и мрачнел. Он был всё также галантен, вскакивал из-за стола, чтобы поднести к её сигарете зажигалку, но Наташа предпочла бы другие знаки внимания. А их всё не было.
   «Уж не импотент ли мой возлюбленный? – с ужасом подумала она. – Тогда это еще хуже, чем бывший муж-зануда».
    Но Гюнтер протянул к ней руку и ласково пожал её ладонь. Наташа почувствовала в этом пожатии такой прилив нежности, столько неутоленной жажды любви, что  невольно вздрогнула и застыла в сладостном ожидании.  И решила действовать.Она встала из-за стола, подошла к Гюнтеру, обняла его за плечи и шепнула в ухо:
   - Мы будем супругами?
   - О кэй, о кэй!
   Наташа подошла к кровати и стала быстро, не глядя на Гюнтера, раздеваться. Стыдливо охватила руками обе, словно налитые соком в ожидании  любви груди и обернулась. Гюнтер, откинув назад голову, сидел за столом с закрытыми глазами и тяжело дышал.

   Гюнтер давно проснулся, но не подавал вида. Ему было стыдно за вчерашнее. Не надо было терять контроль над собой. В пятьдесят лет он не был, конечно, импотентом. И чувствовал себя достаточно сильным и сексуальным мужчиной. Но проблема с сердцем, о которой он уже стал забывать, напомнила о себе неожиданно. Да и сильная перегрузка, волнение, которое он испытал он при встрече, тоже сказались. К тому же, чтобы получить дополнительный выходной, Гюнтеру пришлось ударно потрудиться. А излишек алкоголя добавил стресса, и в самый напряжённый момент сердце дало осечку. Но ведь не станешь об этом рассказывать любимой женщине в первый день  встречи!
   И сейчас он находился в том в отчаянии положении, которое ему казалось безвыходным.
   «Мне осталось одно, - решил Гюнтер. – Незаметно встать, пока Наташа в ванной, взять вещи и уехать».
    «Нет, так поступает только трус и слабый мужчина. Я не могу уехать и оставить Наташу одну в чужом городе!»
    Он дождался, пока  в комнату вошла Наташа и, как можно ласковее, тихо сказал:
    - С добрым утром.
    - О, Гюнтер, - как ни в чем не бывало, воскликнула она. – Ты делаешь успехи в русском!
     Он не ответил. Прошёл в ванную и долго плескался под душем. Потом они сидели в зале ресторана, и пили кофе. Трое молодых людей за столиком напротив шумно и весело переговаривались. Девушка подсунула под себя ногу, и наслаждалась вниманием парней.    
   «Вот кто действительно счастлив! – позавидовала Наташа.
   Закончив пить кофе, Гюнтер задумчиво посмотрел на Наташу и произнес:
   - Завтра я работать. Мне пора ехать.
   - А как же я?
   - Не волноваться: я оплатить номер целый неделя. Он твой.
   - Спасибо, но мне тоже больше нечего здесь делать.
   - Не спешить, Наташа, - сказал Гюнтер.
   Как и вчера в том уютном ресторанчике у моря, он взял ее ладонь и сжал в своей горячей руке и неожиданно предложил:
   – Ты подобрать домик для нас. О кэй?
   - О кэй, - уныло согласилась она.
   Гюнтер достал из кармана модного твидового пиджака пластиковую карту «VISA» и положил ее на стол. Затем вынул из кожаной папки лист бумаги с напечатанном на нем текстом:
    - Это, как у вас говорят… задать? Задаток покупка наш домик. Это – сигнатюр. Роспись? Расписка, что ты получить деньги.
    Он пододвинул то и другое ближе к Наташе  и внимательно посмотрел на нее, ожидая ответной реакции.
   - Я должна это подписать?
   - О кэй.
   Наташа взяла протянутую ей ручку и хотела, не читая иностранный текст, подписать бумагу. Но вдруг она обратила внимание на цифру расписки: тридцать тысяч евро.
   Сомнения охватили её. Для обычной учительницы эта сумма была огромной. Столько, даже беря её внеклассные занятия, она не зарабатывала и за год. К тому же,  ещё неизвестно, как у них сложатся дела. Гюнтер может подумать, что она встретилась с ним из-за денег, а это было неправдой: Наташа хотела всего лишь обычного женского счастья. Она никогда не брала взяток. Когда богатые родители её учеников оставляли в конверте деньги, строгая учительница английского возвращала их назад. Её предприимчивая подруга Ирина возмущалась таким поведением Наташи, считая её «последней отрыжкой дармового социализма». Но та оставалась непреклонной и своим принципам не изменяла. Вот и теперь рой разных мыслей охватил её. И Наташа строго сказала:
    - Нет, я не могу принять такую сумму.
    Иностранец подозрительно посмотрел на русскую женщину, Но затем решил с ней поспорить:
    - Натали, - строго произнёс он. – Я не дарить тебе эти деньги. Я их давать под расписка. Чтобы купить нам хауз. Ты хотеть жить вместе?
    Ей стало стыдно: получается, что она усомнилась в честности намерений жениха. И потому, уже более мягким тоном, она произнесла6
    - Хорошо. Я согласна.
   Они поднялись на лифте в номер. Гюнтер быстро собрал свои вещи, затем спустились к машине. Он привлёк к себе Наташу и поцеловал в губы. От неожиданности у Наташи даже слегка закружилась голова. Поцелуй ей понравился. У Гюнтера были мягкие, полные, приятные губы. Она запомнила и этот прощальный поцелуй, и особый, терпкий вкус его одеколона.
    - Я тебе писать, - сказал Гюнтер. – Я брать уроки русский.
   «Мерседес» со швейцарскими номерами лихо развернулся на узкой парковке отеля и сразу набрал скорость.  Наташа с минуту постояла в задумчивости, не зная, что делать дальше. Затем повертела в руке пластиковую карту, словно проверяя, весит ли она на такую внушительную сумму, и направилась к ближайшему киоску, чтобы купить газеты. Надо же было выполнять поручение Гюнтера и искать подходящий домик для их будущих встреч.

   Набрав ворох местной прессы, Наташа решила смотреть ее не в номере, который напоминал о ночной неудаче, а в каком-нибудь уличном кафе на свежем воздухе. Еще в Москве она мечтала, как насладится солнцем, которое светит весь день и не собирается прятаться за облаками. Долго выбирать ей не пришлось: приморский бульвар был буквально напичкан подобными заведениями. Казалось, в этом благословенном краю никто не работал, а народ только и делал, что с раннего утра до поздней ночи сидел в кафе, барах и ресторанах, разговаривал, пил и ел в свое удовольствие. Она, конечно, понимала, что это впечатление обманчиво. Что это эфемерный эффект каждого курортного местечка, где тоже есть люди, которые много и упорно трудятся, чтобы сделать такой приятной жизнь отдыхающих. Но что-то, особенно когда она в одночасье сделалась обладательницей кругленькой суммы, мешало ей в это поверить.
   Она выбрала небольшое, уютное заведение, расположенное прямо на тротуаре вдоль улицы. Почти у самого бульвара, где она расположилась за столиком,  невысокие каменные, с террасами дома расступались плавным полукругом, уступая место небольшой площади, посвященной, как она уже выяснила, знаменитому черногорскому поэту. Петр Негош, творец бессмертного «Горного венка», словно простирал руки над своим благословенным краем. За массивной бронзовой фигурой, внушительно восседавшей на гранитном постаменте, в пролете зданий виднелось море, ласковее и неподвижное. Над ним синел и зеленел кусок неба, в который, как в гавань, заплывали облака. На закате, предположила Наташа, они, раскрашенные в цвета заходящего в море солнца, выглядели бы гораздо эффектней. Но и теперь, в разгар полуденного солнца, облака смотрелись весьма импозантно, особенно то, огромное и яркое, похожее на белоснежный автомобиль Гюнтера, в котором она имела счастье кататься в этом городе. 
    Золотыми пылинками показались ей две бабочки, которые в отдалении кружили не то свадебный, не то прощальный хоровод. Далекий оранжевый берег был сейчас населен одними чайками, и странно было думать, что еще месяц назад столько синей, целебной воды, птиц и драгоценного одиночества было отдано толпам приезжих туристов. Где-то вдали, на берегу, чинили лодку, и удары топора по дереву были отчетливо слышны даже здесь, в отдаленном кафе.
   - Как тихо и спокойно! – невольно воскликнула Наташа. – Разве можно сравнить с этим гигантским, вечно развороченным муравейником под названием город Москва, где миллионы людей днем и ночью снуют, мчатся в автомобилях, толкаются и ругают все на свете! Да, теперь мне будет, о чем рассказать маме: она непременно захочет попасть в этот рай.
   Наташа заказала кофе с десертом, а сама углубилась в чтение газет. Первым делом ее интересовали разделы объявлений о продаже домов, квартир и земельных участков. Предложений было столько, что глаза разбегались. В некоторых объявлениях указывались и цены. Они были в несколько раз ниже московских. Все это внушало Наташе оптимизм и желание немедленно поехать по выбранным адресам. Она уже почти определилась с первым домиком, в который решила поехать, как на одной из страниц газеты заметила знакомое лицо.
   - Где я его видела? – гадала она.
   Затем стала читать статью рядом с фотографией и хлопнула себя по лбу:
   - Это же Виктор, тот писатель, который летел сюда вместе со мной в одном самолете. Как можно забыть человека, которому рассказала о себе больше, чем сокровенной подруге! К тому же, такого знаменитого, раз о нем пишут газеты.
   И Наташа стала внимательно читать статью о Викторе, стараясь понять смысл незнакомых слов. Впрочем, сделать это было несложно. Центральная газета  «Вести» сообщала, что приехал известный русский писатель на презентацию своей книги, изданной в Черногории.
   - «Презентация состоится в столице в книжном магазине «Карвер» сегодня в девятнадцать часов», - закончила перевод статьи Наташа и задумалась.
    Она отставила в сторону чашку с недопитым кофе, отодвинула газеты. Быстро взглянула на часы: полдень.
   «До Подгорицы семьдесят километров. По местным прекрасным дорогам – это час езды с небольшим. Я вполне успею. Деньги на такси? Думаю, Гюнтер не обидится, если из полученной суммы я немного потрачу на себя и свои нужды. Пусть это будут мои комиссионные за оформление покупки нашего дома».
   Наташа была женщиной решительной. Поступки она совершала обдуманно, но быстро и без сомнений. Так и сейчас, она подозвала официанта, расплатилась за кофе и попросила поймать такси.

   Из курортной зоны Черногории до его квартиры в соседней Швейцарии скоростной «Мерседес» доставил Гюнтера за два часа. Уставшему, измученному, с плохим настроением водителю присутствие в автомобиле системы навигации было весьма кстати: умная техника, как автопилот в самолете, взяла на себя заботы о самых трудных участках трассы. Но расстроенному сердцу сорокалетнего, в самом соку и расцвете, мужчины сейчас, пожалуй, не помогла бы ни одна самая современная электроника.
   «Дожил, - сокрушался Гюнтер, подъезжая к скромной квартирке в двухэтажном здании на окраине Женевы. – Не мог трахнуть женщину, которая ко мне специально за этим прилетела из Москвы!»
    Впрочем, ему тут же стало стыдно за самого себя. Он, конечно, понимал, что не прав. Но уж так устроен человек, что во всех неудачах он склонен винить кого угодно, только не себя. Так и Гюнтер интуитивно искал виновного. Он так устал от одиночества, от обиды, недавно нанесённой ему Жанной. Он считал, что она использовала его как тряпку для уборки  грязной квартиры, которую выбросила в помойное ведро.
    Гюнтер на мгновение отвлекся от грустных мыслей о своей никчемности, чтобы открыть дверь и зайти в квартиру, которую был вынужден снимать с тех пор, как бывшая супруга отказала ему от дома. Именно поэтому он назначил встречу Наташе в соседней, к тому же гораздо более дешевой для проживания Черногории. Такой выбор прекрасно согласовывался и с мечтой самой Наташи жить когда-нибудь именно в этом благодатном краю.  Да и не мог он, гражданин самой богатой в Европе страны, к тому же, представленный брачным агентством, как завидный, состоятельный жених, привезти ее в эту убогое жилище!
    Впрочем, и еще одно, не маловажное обстоятельство, заставило его проявить осторожность и назначить первую встречу именно здесь: ревность, зависть, месть и еще одному Господу Богу известные негативные качества бывшей жены, которые он открыл для себя только сейчас, после развода. Оказалось, что именно теперь Жанна стала ревновать его к любой женщине, с которой он осмеливался завести связь. Вручая ему, в качестве отступного, ключи от «Мерседеса», она так и заявила: «Машина будет у тебя до тех пор, пока я не увижу в твоей квартире ни одной шлюшки!»
    Конечно, он придал большого значения таким угрозам со стороны бывшей жены, не могущей теперь иметь к нему никаких претензий, но, на всякий случай. Решил не рисковать. Тем более, как гласит известная, немного перефразированная пословица: путь к сердцу мужчины лежит через его машину.   
   Гюнтер вошел в квартиру, зажег свет и прошлепал прямо на кухню, чтобы выпить воды. На столе, рядом с одиноким не мытым пустым стаканом, он обнаружил завалявшуюся луковку – темную, вялую, пустую, как вытряхнутый ненужный мешочек. Он горько усмехнулся:
   - Вот и моя жизнь сейчас, как эта засохшая луковица: такая же никчемная и никому не нужная. Кажется, совсем недавно я ликовал от сознания того, что наконец-то свободен. Но, оказалось, что это – пиррова победа: свободен - значит никому не нужен.
    Но тут он вспомнил, как поцеловал Наташу на прощанье, как она не хотела от него отстраняться, продолжая прижиматься всем тонким телом к нему, опозорившемуся мужику.
   «А, может, еще не все потеряно? – взбодрился он. – Может, она меня любит! Ведь женщины – существа загадочные и непредсказуемые. Ущербные люди им нравятся больше – а там, где жалость, может быть и другое чувство».
   Ободренный таким выводом, он уже гораздо веселее прошагал в комнату, включил телевизор. Пощелкал каналами и решил, что не плохо бы посмотреть черногорское телевидение: впечатления о том далеком приморском городке, где он провел с Наташей несколько неординарных часов, все-таки грели его измученную душу.
   На огромном экране плазменного телевизора возник государственный телеканал этой республики. Какой-то русский выступал в большом, наполненном интеллигентной публикой зале. По виду зрителей было видно, что аудитория внимала ему с большим интересом. Телекамера заскользила по лицам, выхватывая, на взгляд оператора, самые вдохновленные и интеллектуальные. И вдруг он не поверил глазам: Наташа! Да, именно она сидела в первом ряду и ловила взглядом каждое движение этого самодовольного писателя, который рассказывал о своей никчемной книжке.
   «Не может быть! – взволнованно подумал Гюнтер. – Она не могла. Она не там. Измена?»
   Мысли лихорадочным, несуразным потоком захлестывали его голову, которая отказывалась соображать. Душевный надлом вызывал излишнюю подозрительность, подводил к таким умозаключениям, которые раньше он бы и близко не допустил: 
   «Шлюха! И я еще ей дал денег!»
 Он уже был почти уверен, что Наташа, так же, как и его первая жена, предала его. Причем, из-за такой несущественной мелочи, как энная сумма денег. И Гюнтер схватил мобильный телефон, вызвал номер Наташи. Но трубка ответила долгими звонками, а затем и вовсе сообщила, что телефон абонента временно не доступен.
   «Отключила! Чтобы никто и ничто не мешали ей любоваться новым хахалем!»
    Гюнтер в бессилии и отчаянии повалился на кровать, закрыл лицо руками. Он ощутил, как к голове вновь подползает та же мучительная боль, что терзала его вчера в кровати с Наташей.

   Дорога от курортного городка Тивата до Подгорицы с недавнего времени стала значительно короче. Суперсовременный четырех километровый тоннель, прорытый под высокими горами, значительно сокращал путь к столице государства. С окончанием летнего туристического сезона самолеты из Москвы в Черногорию стали летать всего два раза в неделю, при этом чередуя рейсы в Тиват и Подгорицу. Видимо, поэтому, подумала Наташа, Виктор и прилетел с ней одним самолетом в приморский город, хотя его конечным пунктом была столица.
   Сейчас она сидела на переднем месте такси, быстро пожирающего расстилающуюся перед ними прекрасную ленту скоростного шоссе. За окном мелькали пальмы, оливковые деревья и кипарисы. Приближение осени чувствовалось и здесь, в жарком краю. Сегодня небо смеялось и плакало одновременно. То светило яркое теплое солнце, то вдруг набегали курчавые облака, и моросил мелкий дождь. Но у Наташи настроение было прекрасным. Она даже не могла объяснить себе, почему. Ведь, их первая встреча с Гюнтером, как ни крути, закончилась плачевно. Ни интимной близости, ни слов клятвы в вечной любви, ни даже простых обещаний её новый кавалер так и не дал. Правда, в сумочке, прижатой к правому боку, лежала карточка с крупной суммой денег. Но от этого настроение Наташи только ухудшилось: она, конечно считала, что мужчина должен содержать женщину, однако не хотела, чтобы её покупали за деньги. Зачем обманывать себя, думая, что Гюнтер её любит: лучше бы он подтвердил это самой любовью, а не её денежным эквивалентом.
   «Да, - мысленно подтвердила Наташа, - деньги и брак – это все равно, что ночь и день. Скорее, это сумерки, когда темнеет незаметно и неотвратимо. Да и расписка, увезенная Гюнтером, о многом говорит. Наверняка, он мне не верит и заставит отчитываться о каждом потраченном сантиме. И тогда даже эта поездка на такси может стать причиной раздора: получается, что я потратила его деньги на свою прихоть?!»
    Последняя мысль взволновала и ужаснула Наташу одновременно. Она, принимая решение ехать на презентацию Виктора, как-то не задумалась о такой стороне приятного мероприятия.
   Водитель спросил у пассажирки разрешения и включил радио. Простая свирельная мелодия, словно жалоба первой птицы на земле о своей несчастной доле, понеслась из радиоприемника. Она текла вольно, свободно, а у Наташи на глаза наворачивались слезы. Украдкой от шофера смахнув их, она отвернулась в сторону. Но, как натура сильная, энергичная, быстрая на принятие важных решений, Наташа тут же нашла утешение:
   «В конце концов, я – женщина свободная. И в рабство Гюнтеру за деньги не продавалась. Может, я нужна не только ему. Виктор, кажется, смотрел на меня в самолете слишком внимательно».
   Как ни странно, такой пассаж ее сразу успокоил. Может быть, она была фантазеркой и принимала в отношении к себе за реальность то, о чем другой человек и не догадывался. Во всяком случае, до пункта назначения оставалось совсем немного, а ей еще нужно было привести себя в порядок. Не могла же она предстать перед знаменитым писателем с заплаканными глазами!

   У Анастасии Евграфовны началась мигрень. От грустных, ужасных мыслей о том, что ее обманула и предала родная дочь, она не находила места. Ее не успокоила даже внучка, которая возвратилась из школы и требовала к себе внимания. Как только она перекусила, сразу же выскочила из-за обеденного стола и начала быстро-быстро щебетать:
    - Моей подружке по парте мама купила новенький навороченный мобильник. В нем и фотокамера, и телевизор, и всякие игры…
    - Людочка, а звонить-то по нему можно? – рассеянно откликнулась бабушка, только чтобы ответить возможным притязаниям внучки.
   - Ну, при чем тут это, бабуля?! Главное – пиксели, килобайты и…
   - И хотя бы одна извилина в голове. Наши знания, полученные в школе, есть сумма того, чему мы научились…
   - И что потом забыли, - перебила ее внучка. На этот раз она решила перехватить инициативу в разговоре. Чтобы уколоть зловредную бабку, которая, наверняка, не хочет купить ей такой же мобильный телефон, как у подруги.
   - Чтобы ты ничего не забыла, - назидательно оборвала ее Анастасия Евграфовна, -и ступай в свою комнату заниматься уроками.
   - А когда приедет мамочка? – поинтересовалась школьница.
   «Никогда!» – хотела ответить бабушка, уже потерявшая в мыслях дочь, но тут зазвонил телефон сотовой связи.
    - Мама! – раздался в трубке голос дочери. – Я очень счастлива – здесь так хорошо, природа чудесная, фрукты дешевые, море спокойное – ты будешь довольна.
   - И твой Гюнтер тоже, - язвительно оборвала она монолог Наташи.
   В трубке послышалось секундное замешательство, затем совершенно спокойный голос дочери поинтересовался:
   - Какой Гюнтер?
   - Тот, который пишет тебе любовные письма.
   - А…. этот… Ты знаешь, это - мой агент по недвижимости. Он помогает подобрать для тебя хорошую и дешевую квартирку.
   - Ну и как, помог? – с явным сарказмом в голосе поинтересовалась Анастасия Евграфовна.
    - Мама, ну почему ты мне не веришь?! Я стараюсь изо всех сил, мотаюсь по всему побережью в поисках домика, а ты еще издеваешься…
   Голос в трубке зарыдал. Матери стало стыдно и жаль дочь одновременно. Она уже упрекала себя за такую низость: сначала прочитала чужое письмо, а теперь не верит родной дочери! И потому тут же сменила гнев на милость:
   - Прости меня. Я верю, что это только агент. Не волнуйся – я всегда буду ждать и любить тебя. Приезжай скорее.
 
    В просторном конференц-зале книжного магазина «Карвер» на втором этаже внушительного здания яблоку было негде упасть. Местные писатели, критики, творческая общественность с нетерпением ждали встречи с русским писателем, который приехал на презентацию своей книги, переизданной в Черногории.
   Волновался и Виктор. Он, конечно, провел уже десятки таких презентаций, в том числе и в других странах, читал о себе и своем творчестве сотни рецензий и статей  в газетах. Но что-то подспудно волновало его, не давало сосредоточиться на этой встрече, словно подсознание уже знало о чем-то неизвестном ему и подавало первые сигналы.
   Впрочем, в конференц-зал Виктор вошел спокойно и с достоинством. Он поклонился послу России, консулу и другим официальным лицам, занимавшим первый ряд, затем скользнул взглядом по нескольким телекамерам, снимающим торжественное событие, и еще больше успокоился: никаких поводов для волнения не было.
      Презентация началась, как ей и полагалась, с приветствия официального лица, затем говорил переводчик Владо, с которым Виктор сдружился в процессе перевода книги на сербский язык. После этого шла музыкальная часть, пели русские песни, читали отрывки из книги. Наконец, слово предоставили писателю. 
   Виктор встал, обвел взглядом зал и замер: из третьего ряда прямо на него смотрели знакомые глаза. Эти живые, карие, излучающие огромную энергию глаза он никогда бы не забыл. Наташа! Нет никакого сомнения: это была та женщина, с которой он провел за разговором промелькнувшие как одно мгновение три часа полета!
   «Наташа!» – беззвучно прошептал он. Но вслух произнёс совсем иные слова.
   - Драги приятели! – обратился он к залу.
    Дальше говорил, словно во сне. Он четко, без запинок сыпал словами, приводил умные мысли и сравнения, а думал только об одном: скорее бы все это закончилось, чтобы встретиться с ней.
   Но, после презентации его сразу облепили любители автографов, затем было длинное интервью для государственного телевидения, и только после этого Виктор смог осмотреться вокруг. Наташи в зале не было.
   Владо, в обязанности которого входило опекать писателя, заметил его волнение и поинтересовался:
   - Что-нибудь не так, Виктор? – на иностранный манер, с ударением на последнем слоге, обратился он к писателю.
   - Нет, что ты: все прошло прекрасно. Спасибо за царский прием.
   Казалось бы, после такого всеобщего внимания и успеха, он должен был выйти из зала победителем, с гордо поднятой головой, в отличном настроении. Но Виктор чувствовал себя подавленно. Он словно потерял что-то самое важное и дорогое.
   Около здания «Карвера» стояли люди. Весело разговаривала и смеялась группка молодежи. Только ему было грустно.
   Но вдруг в отдалении, возле пальмы он увидел идущую женщину. Несомненно, это была она.
   - Наташа! – радостно воскликнул писатель. – Иди к нам.
   - Познакомьтесь – это моя московская знакомая, Натали.
   Он наклонился к ней и ласково прошептал:
   - Ничего, что я так фамильярно тебя представил?
   - Я – женщина незамужняя. Так что в роли твоей музы вполне сойду.
   - Тогда приглашаю тебя в ресторан: я должен выполнить всю официальную часть до конца, иначе Владо, переводчик моей книги, обидится.
   И он, взяв Наташу за руку, повел к машине, ожидающей писателя и его свиту.

   Люди часто не знают, что делать с временем, но оно-то знает, как поступать с людьми. Так и Гюнтер, лёжа один в холодной неуютной постели, когда сон никак не хотел приходить к нему, ворочался, страдал и жаждал, чтобы оставшаяся часть ночи быстрее прошла, и скорее наступило утро. Но застывшее время было неумолимо: оно-то знало, что человек ничего не сможет с ним поделать. Да и события в жизни проходят недаром. Гюнтер, проворочавшийся в постели до глубокой ночи, многое передумал из событий последних двух дней.
   Во-первых, он понял, что зря так плохо подумал о Наташе: возможно, она вовсе не собиралась обманывать его с русским писателем, для встречи с которым у нее была объективная причина. Во-вторых, теперь, когда она вновь стала недоступной далёкой иностранкой, он переменил мнение о ней. Маленькая Наташа стала казаться ему стильной, современной, модно одетой женщиной. Он вспомнил, как ее, не столь густые рыжие волосы, отливали в закате дня красивой бронзой, а в мягкой полуулыбке, подаренной на прощание, заметил нечто ободряющее, сулящее надежду на новые встречи. А какой у нее точеный нос и черные брови, расходящиеся аккуратными высокими дугами! Как трепетали ноздри, когда она была недовольна его отказом!
   «Нет, - мысленно подытожил он. - Наташа - определенно особая, с шармом и неповторимой изюминкой женщина. Так что мне повезло, что она обратила на меня внимание. Если верно, что любовь не стоит на месте - увеличивается либо уменьшается, значит, я точно в нее влюбился!»
   Ему захотелось немедленно сообщить об этом открытии Наташе, он протянул руку к сотовому телефону, но сразу резко убрал ее. Гюнтер вспомнил, что уже звонил ей, но женщина не ответила.
   Он уже задремал, как тишину ночи нарушил звонок. Гюнтер нашарил рукой мобильник, поднес его к уху и сонно спросил:
   - Кто это?
   - Не узнаешь законную супругу? – насмешливо ответила трубка. - Я звонила тебе несколько раз. Ты что, отключил телефон?
   - Это мое право.
   - Да, но у нас есть общие дети, а это уже и мое право иметь с тобой бесперебойную связь. Мог бы посмотреть на табло пропущенных вызовов и перезвонить мне.
   - Зачем?
   - Затем, что с Конрадом произошло несчастье: он попал в аварию. Не волнуйся: я поместила его в лучшую клинику. Но, на мою беду, он хочет видеть тебя.
   - Где он? – взволнованно спросил Гюнтер.
   - В клинике доктора Моро. Это в пригороде Женевы.
   - Еду, - только и смог ответить он.

   Ужин в ресторане прошел великолепно. Вышколенные официанты выполняли любой каприз знаменитых посетителей. Сидя рядом с известным писателем и Наташа чувствовала себя значительной персоной.
   Переводчик Владо наклонился к Виктору и шепотом спросил:
   - Твоей спутнице заказать отдельный номер или она пойдет ночевать к тебе?
   - Какой ты любопытный! Я пока и сам не знаю. Закажи отдельный.
   - А почему не сказал, что приедешь с любовницей? Мы бы заранее устранили все формальности.
   - Во-первых, она мне не любовница, во-вторых, и сам не ведал, что встречусь с этой красивой женщиной.
   Между тем, ужин подошел к концу, и все стали прощаться. Виктор повернулся к Наташе и сказал:
   - Номер в лучшем отеле Подгорицы «Черна Гора» для тебя заказан. Или ты предпочитаешь возвратиться в Тиват?
   - Не думала, что когда-нибудь я стану такой богатой: сразу в двух заграничных городах меня ожидают прекрасные номера. В детстве я жила в крайне бедной, так что к излишествам не привыкла.
   - А у меня не было отца и цену хлеба я знаю. Так что, считай, мы с тобой оба не аристократы.
   Они рассмеялись: так не хотелось в этот теплый чудесный южный вечер говорить и вспоминать о чем-то грустном.
   - Давай откажемся от автомобиля и дойдем до отеля пешком? – предложил писатель. – У тебя, наверняка, есть новости о заключении брачного контракта. Я, как писатель, горю нетерпением занести их в свою записную книжку.
   Наташа покраснела, но всё же задала неожиданный вопрос:
   - А я интересую известного писателя исключительно как объект будущей героини романа?
   - Обижаешь – я же все-таки мужчина!
   Наташа вдруг вспомнила, что, на время презентации, отключила мобильный телефон. Она вынула его из сумочки и взглянула на список пропущенных номеров. Так и есть: Гюнтер уже звонил. Что он теперь подумает? И она, как натура решительная и эмоциональная, желающая сразу получать ответы на свои вопросы, обратилась за разрешением этой проблемы к спутнику:
    - Оказывается, мне звонил Гюнтер. Как считаешь, что я ему должна объяснить?
   - Скажи правду: что приехала ко мне на презентацию.
   - Ты не знаешь мужчин! – резонно возразила она. – Вы же такие ревнивые и недоверчивые. Кажется, он мне не доверяет.
   - Да, дилемма, - только и смог проговорить озадаченный Виктор.
     Они шли по главной улице столицы, пустынной и безлюдной в этот поздний час. В воздухе чувствовалась наступающая осень: он был свеж и прохладен. Сквозь листья и ветви платанов, уже не таких густых, как летом, на них проливался лунный душ.
   - Знаешь, что этот бульвар Святого Петра Щетиньского раньше назывался иначе? – просветил спутницу Виктор.- Он гордо именовался Бульваром имени Ленина! Так что мы можем чувствовать себя здесь как дома.
   -  Ты заметил, что на окнах домов нет решеток? – спросила Наташа.
   - Да это не Россия с ее однозначным клеймом Карамзина: воруют! И все-таки сходство между нашими странами и культурами поразительное.
   Они подошли к входу в отель. Когда на лифте поднялись на третий этаж, где находились их номера, Виктор спросил:
   - Пойдешь к себе или посмотришь, как живут писатели?
   - Как живут писатели, я посмотрю, когда пригласишь меня с Гюнтером  на свою дачу в Переделкино. А здесь я пойду спать: вторую бессонную ночь просто не выдержу.

   Судьба пристрастно: она любит тех, кого и без того все любят. До встречи с Наташей, до сегодняшнего её отказа пойти к нему в номер, Виктор считал себя баловнем судьбы. Он имел практически всё. Отличное здоровье, из-за чего в свои пятьдесят выглядел моложавым и подтянутым, в самом расцвете лет. Внимание женщин. Славу и известность писателя, книги которого пользовались постоянным спросом. И потому, когда спросил у Наташи, не согласится ли она зайти к нему, был заранее уверен в её согласии.
   И потому, как только распрощался с ней и вошел в свой номер, дал волю чувствам.
   «Вздор, бред, каприз! – мысленно кипел писатель, со злостью швыряя на кровать ни в чем не повинный галстук. – Специально приехать на презентацию за сотню верст, согласиться пойти в ресторан и в заказанный номер, и после всего этого, отказаться продолжить отношения, - на это способна либо крайне расчетливая бабенка, либо последняя стерва. Вот и пойми после этого так называемый слабый пол! Недаром говорят, если хочешь поступить правильно, то выслушай совет женщины и поступи ровно наоборот!
   После кофе и коньяка в ресторане, разгорячивших желание, после нежных взглядов Наташи, Виктор почувствовал себя обманутым. Он готовился к презентации и совершенно не задумывался о встрече и знакомстве с какой-нибудь женщиной. Но, когда увидел Наташу, встретился взглядом, прочел, как ему показалось, в её светло-карих глазах восхищение и любовь, то, естественно, подумал о продолжении отношений. И вдруг такой отказ!
    «Как сказал какой-то классик? Если женщина тебя любит, то тот, кого она любит – не ты? Вздор, словесная беллетристика! Просто, считал себя психологом, знатоком человеческих душ, а, оказалось, ничего в них не понимаю. Разве что поступки Джули предсказать могу всегда. Но, к сожалению, она всего лишь моя собака».
   С такими невеселыми мыслями писатель лег спать. Во сне он что-то бормотал и часто ворочался, так что накрахмаленная простыня скоро стала мятой и мягкой. Ему снилась какая-то большая женщина с седыми усами, к которой он почему-то непременно хотел прикоснуться, а она  грозила ему огромным крючковатым пальцем. Затем он увидел себя со стороны: маленький вспученный писатель сидел за огромным полированным столом перед представительной аудиторией и противным, нудным, визгливым голосом поучал людей. Вдруг, он очутился на берегу моря. Оно ревело и бесновалось. Вода в пенных сугробах обрушивалась на мол и пыталась сокрушить маяк, яркий свет которого был его единственным спасением в кромешной тьме.         
   Виктор застонал и проснулся. В раскрытое окно смотрел огромный желтый диск луны. Всё было тихо и спокойно.

   Судьба – не машина: у нее нет заднего хода. Эту простую истину Наташа поняла, пожалуй, только сегодня утром, когда проснулась в незнакомом номере неизвестной ей гостиницы чужого города. Она выглянула в окно, но вид расстилавшегося внизу ухоженного ярко-зелёного газона ничего ей не напоминал. Она лишь четко помнила, как отказала вчера писателю.
   Конечно, Наташа могла бы сейчас подойти к расположенному всего в нескольких метрах от нее номеру Виктора и тихонько постучать в дверь. Скорее всего, Виктор еще там: творческие люди встают поздно. Она знает, что он бы с радостью ее принял.
   Но… что-то останавливало женщину.
   «Что же получается, - раздумывала Наташа, сидя на краю огромной двуспальной кровати. – Я отказалась от своего счастья?»
   «Нет, ты отказалась только от чувственного удовольствия, от постели, - возразил внутренний голос. – А это, как говорят в Одессе, две большие разницы».
   «Неправда! – возразила Наташа. – Виктор – человек основательный. У меня могли сложиться с ним серьезные отношения».
    «Уж не собралась ли ты за него замуж? – съехидничал внутренний голос. – А кто уверял Гюнтера, что он – твоя последняя надежда и любовь?»
   «Гюнтера я тоже люблю», - стала отвечать нахальному голосу Наташа и вдруг сама же себя остановила.
    «Тоже!? Замечательно! Теперь у тебя будет два мужа».
     «Но Гюнтер так и не сделал формального предложения, и, еще не известно, вернется ли он вообще. Если только за деньгами, которые опрометчиво дал на покупку дома. Ну, а с Виктором меня вообще ничего не связывает: я даже не знаю, холост ли он…»
   - Какая я же наивная! – вслух согласилась Наташа. – В самом деле, не знаю. Дом срочно покупать нужно: я люблю именно его!
   Принять решение о деле – значит, наполовину его выполнить. И Наташа начала лихорадочно собираться, чтобы немедленно возвратиться в Тиват.

    Анастасия Евграфовна в этот сумрачный дождливый день сидела на своей любимой тахте и занималась штопкой. Она разложила перед собой цветные клубки, натянула на деревянный грибок чулок и старательно латала на нем дыру. Если бы за этим делом ее застала Наташа, то непременно подняла бы на смех. Она бы сказала, что в век компьютеров и мобильных телефонов глупо заниматься такими копеечными пустяками, но мать никогда не уступала таким насмешкам дочери.
   Сейчас ей никто не штопать: дочь была далеко, в чужой стране, а внучка еще не пришла из школы. В квартире стояла тишина, нарушаемая лишь тихими звуками симфонической музыки: по радио звучал скрипичный концерт Гайдна. Во дворе громко залаяла собака, но тут же перестала: было очевидно, что сделала она это лишь для очистки совести.
   Анастасия Евграфовна тяжело вздохнула, и отложила грибок вместе с натянутым на него чулком и незаконченной штопкой. Она посмотрела на старинный рояль, давно накрытый, за ненадобностью, цветистой испанской шалью и блестевший зубами, как тореодор, всегда готовый к бою. Дочь, хотя и окончила в советское время музыкальную школу, садилась за рояль довольно редко, а внучка с насмешкой называла его не иначе, как «мастодонт» и «хренотень».
   Женщина вспомнила, что пора этой самой внучке готовить обед. В маленькой кухне, где даже одной развернуться было непросто, она стала накрывать на стол. Открыла консервы и не удержалась, чтобы не съесть блестящую от масла сардинку. Нарезала холодные баклажаны. Взбила омлет и приготовила его с маленькими золотистыми кубиками картофеля.   
   «Дочка, наверное, сейчас обедает в черногорском ресторане с этим то ли агентом по недвижимости, то ли любовником. Белеют накрахмаленные скатерти, звенят хрустальные фужеры. Отличное рубиновое вино пылает в них огнём. Подают белые грибы по-гречески. Мелко рубленую жареную гусятину. На десерт – персики с мороженым. И, конечно, коктейль из джина с апельсиновым соком. Вкус к еде у моей дочери есть. Чего не скажешь о выборе спутника жизни. Как его  величают? Гюнтером. Какое неприятное, странное имя. Или фамилия? Впрочем, неважно. Натали Гюнтер. А звучит аристократически».
   Но она тотчас себя одернула и произнесла:
   - Что это я? Уже смирилась с мыслью о новом избраннике? Никогда! И я, и доченька столько натерпелись от её бывшего муженька, что врагу не пожелаешь!
    Человек, по натуре своей, собственник. Он не хочет делиться с ближним ничем существенным. Особенно, если это существенное – собственная дочь. Так и Анастасия Евграфовна, приводя в оправдание  крайне неудачный опыт первого замужества Наташи, втайне просто не желала снова делить её с кем-то.
   «Хватит экспериментов в жизни Натали, - подытожила она. – Девочка и так настрадалась, пусть теперь поживет под моей заботой и опекой. Вот, и народная мудрость гласит: нет лучше дружка, чем родимая мамушка. А всё остальное, как заметил ещё великий Шекспир репликой своего Гамлета: слова, слова, слова…»
   В это время музыка, звучавшая в радиоприемнике, стала особенно пронзительна. В квартире полились пестрые угловатые аккорды, зажужжало веретено времени, заскрежетал металл машин. На смену им пришли жалобные псалмы вперемежку с грохотом войны. Затем всё стихло, и полилась простая свирельная мелодия, будто жалоба последней птицы на земле.
   - Впрочем, будь, что будет, - решила Анастасия Евграфовна. – Всё рано или поздно кончается. Так и Натали со временем образумится и обязательно вернется ко мне.
   На том она и успокоилась. Её суровые глаза посветлели, от нахлынувших воспоминаний о дочери выступили слезы, которые она списала на дым от подгоревшего на сковороде омлета.

   Клиника доктора Моро считалась самым дорогим и престижным лечебным заведением Женевы. Так что подъезжавший к ней Гюнтер только порадовался, что Жанна не поскупилась на расходы для лечения попавшего в аварию сына.
   «После того, как она поступила со мной, - размышлял он, от нее всего можно ожидать. Даже экономии на родном сыне».
   Однако увидев бывшую жену в палате с заплаканными глазами и размазанной по лицу косметикой, он упрекнул себя в излишней злости. Жанна могла допустить чего угодно, только не небрежности во внешнем виде.
    Он кивнул ей и устремился к Конраду. Тот лежал неподвижно на высокой кровати с бледным, обескровленным лицом. Глаза его были закрыты, он тяжело дышал.
    Но отец не обнаружил никаких видимых повреждений на лице, руках и теле сына.
   - Что с ним? – коротко спросил он.
   - Сотрясение мозга и внутренне кровоизлияние. Он ударился головой. Спасла Конрада только подушка безопасности. Мальчик так разогнал машину, что она дважды перевернулась на дороге. Он поссорился с девушкой и уезжал от нее в гневе.
   - Что я могу сделать?
   - Всё уже сделано. Только что прошло компьютерное обследование головного мозга. Томограф показал лишь незначительные нарушения.
    - Слава тебе, Мадонна!
   - Я бы тебя беспокоить не стала, но Конрад все время называет твое имя.
   - О чем ты говоришь! – возмутился Гюнтер. – Он же мой сын!
   - Да, но по условиям контракта о разводе, ты не должен с ним встречаться!
   - Жанна, сейчас не время об этом вспоминать.
   - Об этом вспоминать всегда время, - назидательно проговорила бывшая жена.                Конрад вдруг застонал и раскрыл глаза.
    - Папа! – радостно произнес он. – Как я тебя ждал!
    Он попытался протянуть отцу руку, но не смог, и она лишь бессильно дрогнула.
   - Сыночек, я здесь. И буду всегда с тобою рядом.
   - А мама сказала, что ты меня бросил.
   Гюнтер укоризненно посмотрел на Жанну и ничего не сказал. Он лишь отвернулся в сторону и украдкой смахнул выступившую слезу.
   Затем бережно взял руку сына и молча сидел, тихонько сжимая ее. Ему казалось, что с каждой минутой его присутствия в палате к Конраду возвращаются силы. Лицо его слегка порозовело, он закрыл глаза и заснул. Сон у него был спокойным, ровным, и Конрад больше ничего не выкрикивал в бреду.

   Такси быстро мчалось в сторону приморья, но Наташе казалось, что автомобиль едет слишком тихо. Ее сейчас не интересовали красоты летящих мимо ландшафтов. Хотелось, как можно скорее очутиться в Тивате, чтобы выполнить поручение Гюнтера и сообщить ему об этом: только так она может загладить вину перед ним.
    А посмотреть вокруг было что. Они только что подъехали к берегу Скадарского озера, и водитель что-то говорил  о том, что оно самое большое на Балканах и привлекает туристов исключительной красотой.
    «Я не туристка, - подумала Наташа. – Сейчас присмотрю домик на черногорском побережье и стану заправской фрау Гюнтер».
   «Кстати, - усмехнулась она. – Как я раньше не заметила: у нас – черноморское побережье, здесь – черногорское. Значит, Черногория и Россия – две родные страны, и я нахожусь у себя дома».
  Это подняло её настроение. Она уже с интересом посмотрела на водителя такси и поинтересовалась:
   - А какой курорт у вас считается самым лучшим?
   - Улцинь. У меня там живут родители. Самый живописный и привлекательный город на Адриатике. Его возраст – около трех тысяч лет. Знаменитые пляжи с лечебным песком там на десятки километров. Хотите, покажу?
   - Пожалуй, - раздумчиво согласилась Наташа. – Если вы еще покажите приличный и недорогой домик вблизи моря, я хорошо вас отблагодарю.
   - Идет, - только и ответил таксист и прибавил скорость.   
   Теперь Наташа смотрела по сторонам с интересом и вниманием. Она заметила, как четко, словно на японских картинах, которые она недавно рассматривала в музее, прочерчена граница между ярким, голубым небом и высокой горой на западе, нависшей прямо над ними. Как внизу, в глубоком каньоне справа от дороги, меркнет последний зеленый луч света, теряясь в мрачной темноте.
   Но вот впереди блеснуло море, и показался расположенный в прибрежной равнине и складках гор старинный город. Он был такой уютный, спокойный и привлекательный, что хотелось остановиться и идти к нему пешком. Высокая старая колокольня нежилась под ласками солнца, а на песчаном берегу спали три тяжелых баркаса – изумрудно-зеленый, молочно-голубой и ярко-оранжевый. Один из них особенно поразил Наташу своей изысканной красотой: он был стройнее остальных и бушприт его был заметно длиннее.
   Она обернулась и посмотрела назад: умиротворяющая сиреневая гряда гор словно приветствовала новую жительницу и гарантировала ей надежную защиту.
   Но вот таксист плавно затормозил перед старинным особнячком и пригласил ее выйти. На узкой, наверное, самой тихой в городе улочке, расположился жемчужно-серый дом с гипсовыми фигурами атлетических юношей у входа, с цветами в нишах и маленьким бассейном во дворе. Наташа ахнула:
    - Это слишком дорого: такую роскошь я не потяну.
    Смуглый таксист широко улыбнулся:
    - Потяните. Вам же не весь дом нужен?
    Наташа предвкушала, как обрадуется Гюнтер такой тишине и спокойствию. Как будет им хорошо вдвоем в маленьких комнатках этого уютного дома. И шла к хозяевам с твердым намерением забронировать за собой хоть какой-нибудь клочок этого сказочного места.   
 
   Человек любит себя обманывать. Так и Виктор, несмотря на полное фиаско в отношениях с загадочной, непредсказуемой Наташей тешил себя надеждой, что для него еще не всё потеряно. Позади остались шумные презентации и толпы поклонниц, впереди ждала встреча с родиной. Сейчас у него было свободное время перед отъездом, и он решил напоследок еще раз насладиться отличной солнечной погодой,  погулять по парку, который располагался буквально в двух шагах от отеля «Черна Гора».
   Писатель спустился по застеленной коврами лестнице в холл, прошел мимо швейцара с его неизменным: «Приятно», и легко зашагал по бульвару. Здесь располагались правительственные учреждения, президентский дворец, почтамт. У здания почты он остановился, чтобы полюбоваться бронзовой фигурой Пушкина, который словно приглашал присесть рядом на мраморную скамейку. Прочитал латунную табличку с лаконичной надписью, что это – подарок от Москвы. Остановил взгляд на роскошных огромных пальмах, раскинувших блестящие на солнце перламутровые узкие листья. Прочитал надпись на кириллице на президентском дворце, что здесь располагается «Предследник» Черногории. И перешел узкую дорогу в тихий, тенистый парк.
   В нём, несмотря на раннее время, гуляли по аллеям мамаши с колясками, нежились на скамейках в лучах ласкового осеннего солнца пенсионеры, голуби сновали деловито и озабоченно.
   Виктор прошел немного вглубь и присел на краю круто уходящего вниз обрыва к горной речке, в которой была удивительно прозрачная для  большого города вода. Здесь было очень тихо и даже пасторально. Не верилось, что рядом центр столицы, а неподалёку по двум громадным мостам через реку несется поток автомашин. Вокруг ковром расстилалась сочная зеленая трава, среди которой резвились какие-то мошки. Неизвестно откуда залетевшая пчела деловито собирала последний взяток нектара с цветка красного клевера.
   - Любые серьезные отношения требуют времени, - вдруг неожиданно вслух проговорил Виктор. – В противном случае, как сошлись, так и разошлись.
   «К чему это я? – недоуменно подумал он. – Работает в голове писательский компьютер? Или не дает покоя обида, нанесенная отказом Наташи?»
   Впрочем, он тут же переключил внимание на отъезд. Мысли Виктора в основном были о предстоящей дороге. Но где-то упрямо, как не забитый гвоздь в доске, торчала надежда на встречу с Наташей.
   «Самолет вылетает из аэропорта в двенадцать пятьдесят пять, – взглянул на часы Виктор. – Пожалуй, напоследок, я успею еще выпить рюмку  бодрящей ракии».
   Он стремительно поднялся с примятой травы и направился в сторону ближайшего кафе, чтобы в последний раз насладиться дарами благословенного края.   
   
   Толкнув массивную деревянную дверь, Наташа вошла в отель в Тивате. Всё в этой гостинице было пропитано стариной. За конторкой с мраморной стойкой полстены занимали стеллажи темного дерева с адресными книгами и ключами постояльцев. В вестибюле группкой расположились плетеные стулья. Потертый бархатный диван, не работающий камин и большое зеркало венецианского стекла дополняли старомодную обстановку. Изящный паркет был покрыт толстым персидским ковром. Однако именно такая старина и нравилась Наташе. Видимо, привлекала она и других клиентов, потому что отель, несмотря на осень, был полон.
   «Теперь и у нас с Гюнтером будет такой же старинный домик, - радостно подумала Наташа. – Вернее, пара комнат в нем, но для начала и это неплохо».
   Одно огорчало ее: она никак не могла дозвониться до Гюнтера. Мобильный телефон швейцарца упорно молчал.
   «У него на табло уже пять моих пропущенных вызовов, - подумала она. – Мог бы  мне и перезвонить!
   Она обратилась к дежурному гостиницы:
   - Я ничего не должна за номер?
   - Добре, - ответил  клерк.
   - Тогда вызовите мне, пожалуйста, такси до аэропорта.
   Наташа поставила около стойки свою сумку и, в ожидании машины, решила выпить чашку кофе. Она вышла на террасу, которую затеняли плакучие ивы. Присела на плетеный стул. Ни спешить в аэропорт, ни уезжать из этого приветливого города ей не хотелось. Она, конечно, соскучилась по дочери и маме,  но это было чувство, которое не давило на сердце и не заставляло грустить. Наташе было грустно и печально: она так и не выполнила свою миссию, за которой отправилась в другую страну. Выйти замуж или хотя бы получить твердые гарантии брака так и не удалось. Правда, грело душу воспоминание об удачном приобретении. Она твердо решила: получится выйти замуж за Гюнтера или нет, эту уютную квартирку в старом особняке она оставит за собой.   Они с мамой недаром продали свои отдельные квартиры в Москве, чтобы переехать в подмосковные Люберцы. На разницу в цене можно было кое-что и прикупить для отдыха в теплом краю.
    Почти машинально, на всякий случай, она еще раз набрала номер Гюнтера. Уже хотела отключить телефон, как вдруг в трубке раздался знакомый звучный голос жениха.
   - Где ты был? Я тебе столько звонила! Купила такой прекрасный дом, вернее, квартиру в Улцине!
   - Я быть сын клиника, - ответил Гюнтер..
   - Что-то случилось?
   - Случиться. Конрад попасть авария. Но жить.
   - Слава Богу! – с облегчением произнесла Наташа. – Я сейчас вылетаю в Москву. Потом созвонимся.
   - Я тебе писать. Я тебя любить.
   Наташа отключила телефон, спрятала его в сумочку и облегченно вздохнула. Гюнтер не обижается, он её любит. Ну, а с сыном у него, видимо, всё обойдётся: возможности швейцарских клиник известны, деньги на лечение у них есть. Она залпом выпила кофе, потому что такси подкатило к отелю,  и быстро прошла к машине.   

   Так уж получается, что к сорока годам люди становятся свободны от всего. От выросших и ставших самостоятельными детей, уз былой любви к выбранному двадцать лет назад спутнику, и даже от остатков иллюзий о прожитой жизни. Но жизнь в этом возрасте не заканчивается. Человек за прошедшую жизнь накопил знаний и опыта, стал мудрее и добрее, находится в расцвете творческих сил, Ему хочется снова, может быть, в последний раз, испытать счастье любви. Именно поэтому многие пытаются начать жизнь заново.
   Так размышлял Виктор, сидя на пустой террасе кафе в центре города. Каркас тента над ним был причудливо расписан красивыми ромбами. Белые стулья  по-утреннему выстроены в ряд. Несколько посетителей без пиджаков пили кофе. А в углу, в том месте, где лучам солнца не препятствовал тент, примостился седой старик с утренней газетой в дрожащих руках.
   Внезапно раздавшиеся где-то рядом серебристые звуки колокола вырвали Виктора из раздумий. Он посмотрел на часы: без двадцати десять, пора идти в отель.
   Он так заторопился, что, поднимаясь, задел краем плаща стакан с водой, который здесь обычно приносят к заказу чашки кофе. Тонкое, прозрачное, хрупкое изделие со звоном разбилось о кафельный пол и покрыло его бриллиантовой пылью.
   «Плохая примета», - с досадой подумал Виктор и положил рядом со счетом за кофе еще одну банкноту евро за разбитый стакан.
   Но долго раздумывать над приметой было некогда. Кафе наполнялось посетителями, а, с ними, и повседневной деловой жизнью, напоминая, что надо спешить.
   Ему очень не хотелось возвращаться из пропитанной солнцем, напоенной свежим воздухом, светлой и зеленой Подгорицы в серую промозглую осень Москвы, где, как сообщили по радио, в этот день было всего плюс пять градусов, и моросил мелкий нудный дождь.
    Виктор шел по бульвару Петра Щетиньского нарочито медленно, стараясь аккумулировать в себе как можно больше воспоминаний. Цепким писательским взглядом он отметил, что на красивых стенах театра, выложенных морской галькой, греется на солнце маленькая ящерица. Рядом расположилось кафе с русской надписью «Маша», в витрине мясной лавки стоят цветы, а на выставленные прямо на улицу манекены надеты костюмы известных фирм мира.
   У входа в отель его ждал Владо. На чисто выбритом лице переводчика светилась улыбка, и Виктор почувствовал симпатию к этому гостеприимному человеку. Владо распахнул дверцу своей машины и предложил садиться. За окном замелькали ставшие знакомыми за недолгий срок пребывания широкие улицы столицы.
   В азропорт в Тивате, из которого вылетал нужный Виктору чартерный рейс в Москву, они подъехали с солидным запасом времени.
   - Мы успеем еще выпить по рюмочке! – предложил Владо.
   В зале кафе было полно народа, но обслужили их вежливо и быстро. Сказав друг другу на прощанье традиционное черногорское «Приятно» и обнявшись, они расстались, обещая непременно встретиться. Виктор прошел паспортный контроль и направился в пустынный зал ожидания. Зашел в магазинчик беспошлинной торговли и купил свой любимый французский одеколон «Хьюго Босс». Затем хотел присесть на свободное кресло и неожиданно услышал:
   - Что купили?
   Он резко обернулся: сзади сидела Наташа.
   - Да вот, одеколон для себя любимого, - стараясь не выдать охватившую его радость, произнес он.
   - Богатый вы, однако: за сто евро себе подарки покупаете.
   «А я считал богатой вас, - подумал он. – Вы-то приехали приобретать недвижимость». Но вслух он произнес:
   - Судьба опять свела нас месте: к чему бы это?
   - Просто к дружбе, - рассмеялась Наташа, и Виктор невольно отметил, как хороша ее улыбка. – Или вы не верите в дружбу мужчины и женщины?
   - Верю. Но, насколько я убедился, дружба между женщинами – всего лишь пакт о ненападении. А вот как классифицировать нашу дружбу – увы, не знаю.
   «Да я флиртую с нею! – удивился сам себе Виктор. – А это уже серьезно».
   - Наивных мужчин больше, чем таких же женщин. Потому и  прощаю вас за это незнание.
   Писатель хотел возразить, но тут объявили посадку в самолет, и они направилась к  выходу из зала.
      
   Ирина, подруга Наташи, была очень огорчена ее последним звонком. Оказывается, Наташа, которую она всегда считала неудачницей, приобрела квартирку там же, где и она, богатая жена нефтяного дельца.
   «Чем же теперь мне перед ней хвалиться? – думала Ирина, круто заворачивая на «Лексусе» в Старомонетный переулок Москвы, где находилась теперь ее новая квартира. – Терпела-то её, чтобы показать, какая я крутая. Разве бедная учительница английского из заштатных Люберец мне пара!?»
    Ирина поставила машину на стоянку и подошла к охраняемому вневедомственной охраной дому. Консьержка в подъезде приветливо поздоровалась и сообщила, что муж еще не приезжал с работы.
   «Вот и прекрасно, - решила Ирина. – Можно будет позвонить подруге и вдоволь поболтать. Но о чем? Мой навороченный  «Лексус» для нее уже не новость, а обсуждать приобретение Наташи мне вовсе не в радость!»
   Она прошла в гостиную, обставленную в новомодном стиле «Хай тек» и вновь вспомнила о подруге:
   «Тоже мне, возомнила, что понимает в обстановке! Сказала, что в гостиной пусто и холодно, точно на кладбище. А у самой две убогие комнатки и в тех на стенах висят ковры, как в дефицитное советское время. Это же китч!»
   Настроение у хозяйки роскошной квартиры совсем испортилось. Она подошла к огромному, в полстены, зеркалу и посмотрела на себя. На неё смотрела молодящаяся, холеная женщина средних лет, одетая в дорогое модное платье. Ирина протянула руку и залюбовалась часами «Кольбер» с циферблатом, украшенным бриллиантами и рубинами. Настроение сразу улучшилось. Захотелось позвонить Наташе, и она направилась в кабинет.
   Эта огромная комната, заставленная полками с книгами, сверкавшими позолотой кожаных корешков, была Ирине  вовсе не нужна. Но богатый муж, создав специально для жены благотворительный фонд «Меценаты», в котором «отмывал» самые грязные деньги, настоял, чтобы он у нее был, как у председателя этой организации.
   Ирина уселась в большое кожаное кресло за дубовым столом с полированной столешницей, на котором не было ни одной деловой бумаги, и достала из пачки длинную и тонкую, изящную сигарету «Море». Пуская кольца дыма, нажала кнопку телефона.
   - Привет, - как можно более ласковым голосом проговорила Ирина. – Гнездо для 
жизни с Гюнтером ты подобрала, а вот жениться-то он обещал?
   - Значит, так, - весело ответил в трубке звонкий голос Наташи, - Невеста согласна, жить ей с мужем есть где, а вот жених…  Но, думаю, это вопрос времени. У него сейчас проблема – сын в больнице, так что не до свадебных раздумий.
   «Темнит подруга!» – подметила Ирина, и настроение у нее поднялось еще выше.
   - Ай, какая незадача! Но ты терпи – Бог терпел и нам велел. А у меня радость – муж подарил фирменные швейцарские часики. Знаешь, сколько он за них отвалил?
   Так и не услышав ответа, Ирина продолжила:
   - Миллион деревянных! Корпус из белого золота, циферблат со вставками из рубинов и бриллиантов…
   - Прости, - прервала ее объяснения Наташа. – Я в зале аэропорта в Тивате, а ко мне идет мой новый знакомый писатель. Потом договорим.
   И в трубке раздались короткие гудки.
   - Вот стерва! – не сдержала досады Ирина. – Обыграла меня, подруга. Теперь у нее, выходит, два кавалера? Швейцарец с «Мерсом», в котором крутая система навигации, да еще знаменитый писатель! Но ничего, я нос ей все-таки утру.      

   В самолете у них оказались места в разных рядах, но Виктор договорился с соседом Наташи по креслу, и перешел к ней. Ему так не терпелось начать разговор, что в этот раз он не стал любоваться панорамой черногорского побережья, расстилающейся под самолетом.
   - Ну и как ваша мечта выйти замуж? Осуществилась?
   Соседка помедлила с ответом, затем проговорила:
   - Мы, видимо, существуем в разных энергетиках: Гюнтер в замедленной, долгой, я - в скорой и решительной, поэтому пока ответить положительно не могу. Но мы ищем нужные возможности.
     «Что это? – стал лихорадочно соображать Виктор. – Намёк на то, что по-прежнему свободна?»
   Он, словно невзначай, коснулся руки Наташи, но она тотчас отодвинула ее.
    - А вы… обрели свое счастье? – спросила Наташа. – Вернее, вы женаты?
   - Скорее, нет, чем да, - загадочно ответил он.
   - Любите вы, писатели, в простом туману нагнать. Ну да, ладно: храните ваш секрет. По крайней мере, отсутствие обручального кольца говорит о вашей свободе.
    - Не люблю украшать себя золотом: это вульгарно. Древние римляне оттого и развалили свою империю, что слишком увлеклись украшением себя и жизни.
   - А я считаю, что украшать сегодняшнюю злую и жесткую жизнь просто необходимо. Иначе, придется идти по следу прошлого, а оно у нас было не слишком хорошим.
   - Да, - многозначительно произнес писатель. – Иногда и вы говорите столь туманно, что даже мне, философу в душе и по призванию, не всё понятно. Скажите просто: Гюнтер предложил вам руку и сердце?
   - Гюнтер предложил мне деньги. На покупку квартиры на побережье. Где мы будем встречаться, пока окончательно не решим столь непростой и ответственный момент, как заключение брака.
   - Я думал, что браки заключаются на небесах,- непринужденно пошутил Виктор. – А, оказывается, их совершают в курортном месте.
   - Всё верно, потому Улцинь, где теперь наша с Гюнтером квартира  - это самый настоящий рай: многовековые оливы, мандарины, гранаты… Недалеко от нашего особняка растет маслина, которой за тысячу лет – даже библейский Мафусаил прожил меньше. Из окон нашей квартирки виден островок с церковью Святого Георгия. А с другой стороны высеченный в горах монастырь, который словно висит в воздухе.
   - Вам бы рассказы сочинять! - восхитился сосед. – Я, пожалуй, так красиво  курортный рай не описал бы.
   - А в Черногории не только Улцинь знаменит. Вы были в старой столице – Цетинье? Нет!? Господь Бог вам этого не простит: в тамошнем монастыре хранятся величайшие святыни христианского мира -  десница Иоана Крестителя и частица Креста Господня. Именно его Иисус Христос, искупая грехи всего человечества, нес на свою Голгофу и был распят на нем. А мы, находясь рядом, ленимся
   Виктор виновато потупил взор: Наташа была права. Сколько времени он просидел в городских кафе Подгорицы, наслаждаясь местным, очень крепким и вкусным кофе!
   Но, как говорится, несделанного не вернешь. И потому он поспешил перевести разговор в иную, более волнующую его плоскость.
   - Так вы все же любите Гюнтера? Мне показалось, у вас появились сомнения.
   - Другому человеку я бы сказала, что не мешало бы соблюдать правила хорошего тона. Но вам разрешаю задавать подобные вопросы – ведь мы же просто друзья, верно? Вы, можно сказать, мой духовник, которому я доверяю сокровенное.
    В это время стюардесса принесла подносы с обедом, и разговор естественным образом прекратился. Виктор так и не получил ответ на самый главный вопрос, живо  интересующий его теперь.

    Счастливым быть просто – надо требовать от жизни ровно столько, сколько вы реально можете от нее взять. Так рассуждала Наташа, анализируя результаты поездки в Черногорию, пока электричка от аэропорта Домодедово медленно тянулась через пригороды Москвы. В зале аэропорта она наскоро попрощалась с писателем, так и не договорившись ни о чем конкретном. Какой-то злой рок преследовал ее в таком важном деле, как сближение с Виктором. Она не могла понять причину отказа пойти к нему в номер отеля в Подгорице, после так чудесно проведенного вечера в ресторане. Ей было непонятно свое упорное нежелание ответить на знаки внимания со стороны известного человека. И уж полным верхом неблагоразумия Наташа теперь считала то, что не взяла номер его телефона.
   «Значит, это конец наших отношений? – задала себе горький вопрос она, разглядывая в мутном окошке электрички унылые осенние пейзажи Подмосковья. – И мы больше никогда не встретимся?»
   «Сама виновата, - заключила она. – Строила из себя недотрогу, вот и обидела человека. Это мама меня так воспитала: сорок лет, а поступаю, как в пятнадцать. А кому сейчас нужна честность и порядочность? Недавно даже мой ученик на уроке огорошил вопросом: «Скажите Наталья Андреевна, почему слово совесть в словаре помечено, как «устаревшее»?»
    Издевался, конечно. Но, может, он в чём-то и прав?»
    Но Наташа тут же с негодованием отвергла свой вопрос:
    - Нет, я поступила абсолютно верно: порядочно и правильно. Если тебе понравился мужчина, это ещё не повод бросаться к нему в постель!
    «Да о чем ты, девушка, думаешь! – возник внутренний голос. – Забыла, что у тебя есть Гюнтер? Что ездила к нему, а не к какому-то незнакомому писателю. Замуж ты за кого собираешься? И разве сейчас это не цель твоей жизни?»
   - Цель, - ответила вслух Наташа и, испугавшись, что о ней странно подумают, оглянулась вокруг.
   Но на жесткой деревянной скамейке вагона она была одна, да и поблизости находился только пожилой человек, который дремал, закрыв лицо газетой.
   Постепенно Наташа успокоилась. Черногория, Виктор, даже Гюнтер показались ей мечтами из прошлого. На первый ряд выходила предстоящая встреча с мамой и дочерью. Она уже давно скучала по ним, хотя и отгоняла эту мысль от себя, чтобы излишне не волноваться и не переживать. Ожидание близкой встречи полностью охватило ее. Она представила счастливые глаза дочери, которой везла много подарков. Подозрительный, настороженный, но все же добрый взгляд матери. И улыбнулась.
   «Надо быть самой собой, - подумала она. – Вести себя искренне и естественно. Если другой человек увидит, что я искренна, то и он будет мне доверять. А это самое главное в людских отношениях. Драгоценные вещи в жизни: любовь, дружба, симпатия, – даются даром. И это надо ценить».
   
   Конрад быстро шел на поправку и, когда Гюнтер, в очередной раз приехал в клинику, его к нему не пропустили.
   - Мадам Жанна изменила список посетителей сына, - вежливо, но непреклонно объяснил охранник. – Вас в нём нет.
   - Да я же его отец! – пытался объяснить простую истину Гюнтер.
   - Это ничего не значит: счета за лечение больного оплачивает мадам.
    Гюнтеру ничего не оставалось, как сесть в машину и ехать домой. Сначала он хотел позвонить бывшей супруге, но раздумал: он знал характер Жанны, и разговор ничего кроме новой ссоры ему бы не принес. 
    В Женеве стояла прекрасная октябрьская пора. Деревья были еще покрыты зеленью, возле озера, взметнувшего посреди себя гигантский столб фонтана, толпы туристов восхищались клумбой-часами, которые всегда точно показывали время. На скамейках кое-где сидели старики, а вокруг играли дети. Машин в этом знаменитом городе было немного, и «Мерседес» Гюнтера ехал по улицам почти без остановок.
    Ему не очень-то хотелось в воскресный день оставаться дома, и он включил систему навигации, чтобы узнать меню ближайшего кафе. Металлический голос тотчас начал перечислять ему блюда и их стоимость. Гюнтеру меню показалось приемлемым, и он остановил машину возле старинного трехэтажного здания с мезонином. Метрдотель приветливо встретил гостя и провел его к столику, стоящему возле окна.
   - Здесь вам никто не будет мешать, - словно понял он состояние посетителя.
   Гюнтер был благодарен: сейчас он и в самом деле ни с кем не хотел общаться. Быстро сделав заказ, он почувствовал, что надо позвонить Наташе. Вот уже неделю он не мог поговорить с ней. Мешали болезнь сына, занятость, подавленное настроение. Но теперь, когда опасность миновала, а Жанна «освободила» от дальнейшей заботы о судьбе сына, он почувствовал себя более свободным.
   Телефон ответил сразу, словно Наташа ждала его звонка.
   - Здравствуй, дорогой, - сказала она. – Я в электричке, еду домой из аэропорта.
   - Разве у тебя нет машина? – удивился Гюнтер. – Ты ехать так далеко электричка?
   - Дорогой, здесь у многих нет машин.
   - Богатый страна, газ снабжать вся Европа, и нет авто! Как ты себя чувствовать? Я тебя любить!
   «Любить, любить! – поморщилась Наташа. – Уж это ты давно был должен выучить!»      
    Но в трубку она произнесла:
   - Я тебя тоже люблю и жду новой встречи.
   - Я тебя ждать Тиват, о кэй?
   - О кэй.
   «Какой косноязычный разговор! – недовольно подумала Наташа, пряча телефон в сумочку. – Ни искреннего тепла, ни чувства. То ли дело с Виктором – как он понимает меня, как тонко чувствует женскую натуру!»
   «Э, подруга! Опять тебя понесло в сторону! Гюнтер – иностранец, ему твой русский до лампочки. Почему ты сама не учишь его родной немецкий? То-то: мы всегда ищем соломинку в глазу ближнего, и не замечаем бревно в своем».
    Электропоезд въехал на перрон Павелецкого вокзала, и Наташа засобиралась, в тот же миг забыв и о нежном Викторе, и о косноязычном Гюнтере.

   Выйдя из вокзала, Наташа направилась к остановке маршрутного такси. Она шла по знакомой с детства улице и не узнавала её. Всё вокруг было перестроено: появились новые современные здания и роскошные магазины, сверкающие зеркальными стеклами и неоновой рекламой. В витринах выставлены манекены, затянутые в корсеты с ценниками, поражающими воображение. Бронзовая фигура Венеры, наряженная в подвенечное платье, насмешливо смотрела на невзрачную женщину, которая сама несла тяжелую сумку к автобусной остановке. Рядом бутик изысканных продуктов предлагал каждому желающему торфяное виски «Гленфиддик» и напиток «Маккаллан» шестидесятилетней выдержки по цене автомобиля. Кругом ярко горела неоном реклама, назойливо призывающая: «Купи, возьми, ведь ты этого достойна!» Мимо, на бешеной скорости, словно стремясь раздавить каждого, кто посмеет встать на их пути, неслись потоки роскошных иномарок.
   «Нет, - горько подумала учительница. – С моей зарплатой я «этого» никогда не буду достойна».
    Она вдруг ощутила себя в этой кричащей роскоши  чужой, непонятно как попавшей из другого мира. Ей были недоступны все эти изысканные товары. Она должна была экономить на такси, хотя так устала после долгой дороги. Не могла позволить себе нанять носильщика.
    «Может, ощущение чужеродного тела в столичном мегаполисе у меня возникло случайно? – попыталась ощутить себя москвичкой Наташа. – Потому что я прилетела из тихой провинциальной маленькой страны?»
   Тяжело вздохнув, она внесла сумку в маршрутку, лихо затормозившую на остановке.

   Виктор приехал на свою дачу в Переделкино и, как и ожидал, был достойно встречен. К самым воротам, опережая всех, подбежала маленькая бело-пестрая собачка и радостно завиляла хвостом. Она изо всех сил старалась лизнуть лицо хозяина, так долго пропадавшего неизвестно где.
   Но ей пришлось подождать. Сначала Виктор обнял сына. Затем поздоровался с его женой. И только после этого полностью отдал себя в распоряжение собаки. Он присел на корточки и наклонил голову к Джуле. Та смогла наконец показать всю огромную, нестерпимую радость, на какую была способна. Она лизала ему щеки, ласково повизгивала, прыгала на задних ногах.
   В искренности Джули он не сомневался: собака выбирает хозяина один раз и на всю жизнь. Сын Виктора занимался бизнесом и был вполне доброжелателен. А вот поведение снохи с недавних пор сильно настораживало писателя. После того, как Виктора покинула жена, и они остались в просторной даче втроем, Вика начала проявлять излишнюю независимость.
   Была со свёкром вежлива и предупредительна. Но всем своим видом показывала, кто теперь в доме настоящий хозяин. Он до сих пор не мог забыть неприятный момент, когда однажды не вовремя вернулся домой. На даче всё пело и плясало: гремела музыка, неизвестные люди лежали на траве, жарили под вековыми соснами шашлыки, гуляла прямо по заботливо вскопанным им грядкам.
   Когда он сделал молодому человеку с серьгой в ухе замечание, что не надо топтать зелень, тот рассмеялся ему прямо в лицо и грубо ответил:
   - Дед, кому на хрен нужен твой лук, когда он в бутике пучок за рубль? Иди, гуляй, не мешай нам, молодым, ловить кайф и  расслабляться.
    Он пошел искать сына, но его на даче не было. Вместо него к писателю подошла Вика. Глядя на него в упор расширенными от алкоголя зрачками, она с упреком произнесла:
   - Зачем вы испортили праздник моему другу? Я возмещу вам потерю лука.
   - Да не лук мне дорог! – был вынужден оправдываться хозяин дачи. – Занятие трудом на грядках – мое хобби, отдых от напряженных мыслей.
   - Ваше хобби мне может слишком дорого обойтись. Сева – сын ректора вуза, в котором я учусь, сечёте?
   - Секу, - в тон ей ответил писатель. И, тяжело вздохнув, проговорил: - Главный недостаток большинства наших друзей – их друзья.
   Но Вика уже не слушала непонятливого отца своего мужа. Она удалилась с гордо поднятой головой, полностью уверенная в правоте.

   «Счастлив тот, - неторопливо размышляла Анастасия Евграфовна, разложив перед собой на столе старинные фотографии, - кто в старости имеет любимое занятие».          Она всё приготовила к встрече с дочерью и теперь коротала время, чтобы оно прошло как можно быстрей.
   Но вот, как трель соловья в весеннем саду, раздался мелодичный звонок. Опережая бабушку, к двери подбежала Люда. Ей первой достались объятия и долгожданный поцелуй мамы.
   Они долго сидели за празднично накрытым столом, и всё не могли наговориться. Наташа была так полна впечатлениями от поездки, в столь лестных тонах расписывала черногорское побережье, что мать и дочь слушали ее, не перебивая.
    - А фрукты? – продолжала свой восхищенный рассказ Наташа. – Я брала мандарины прямо с дерева у ближайшего соседа. Они такие сладкие и вкусные, что не описать. И в два раза дешевле московских.
    - Ну, в Москве мандарины пока не растут, - резонно заметила Анастасия Евграфовна. – Хотя, судя по нынешней теплой осени, возможно и такое. А как там люди? Вот, скажем тот же Гюнтер?
   Наташа слегка смутилась, но лишь на мгновение. Видимо, она хорошо подготовилась к этой щекотливой теме.
   - Черногорцы – очень дружелюбный народ. Представь, там знакомые при встрече обнимаются и троекратно целуются!
   - А с Гюнтером ты тоже целовалась?
   - Мама, дался тебе этот Гюнтер! Это – обычный клерк, занимающийся продажей недвижимости. Знаешь, какой отличный вариант он мне предложил? И как раз по нашим деньгам. Смотри.
   И она положила перед матерью несколько фотографий особняка в Улцина, который ей сразу понравился.
   - В самом деле, уютный домик. А какая веранда и мебель! Комнаты уже с нею продаются?
   - Да что мебель! Какой там вид, какой чудесный воздух! Я, как приехала, сразу забыла о насморке. А здесь он меня мучил неделями. Помнишь, какой у меня был «ветер ноздрей»?
   Все дружно засмеялись, и разговор благополучно миновал опасную для Наташи тему Гюнтера.

    Ирина позвонила Наташе и пригласила в гости: ей не терпелось похвалиться перед подругой новым платьем от Гучи. А, заодно, и выяснить, что за писатель появился у нее в друзьях. Она не послала за подругой  «Лексус», чтобы та быстрее доехала из своих Люберец.
   Наташа села в дорогом автомобиле на кресло из тонкой кожи и вновь ощутила себя чужой на празднике не своей жизни. Она дружила с Ириной давно, с первого класса, когда та ещё была обычной девчонкой с блеклыми косичками в вечно не глаженом дешевом платьице. Тогда им нечем было хвастать друг перед другом: обе семьи были не из богатых. Правда, Наташка могла бы вспомнить о дворянском прошлом семьи, но это не поощрялось советским строем. А у Ирки не было и этого жалкого преимущества. Поэтому она старалась дружить с мальчиками и девочками, у которых были богатые родители. И добилась своего: очень удачно вышла замуж за сына нефтяного магната.
   Наташу она считала неудачницей. Она, по мнению Ирины, совершила непростительную глупость: полюбила парня из провинции, приехавшего в столицу по лимиту! Не раз предупреждала подругу, что тому нужна не Наташа, а её московская прописка.
  Наташа не соглашалась: ей нужна любовь, а не брак по расчету. О чём потом и пожалела. Нет, она радовалась, что любит простого крестьянского парня. Но, когда любовь прошла, она увидела, как ловко использовал её муж. Их брак не спасла даже  дочь. Вот тут–то ей и пригодилась подруга. С Иркой она всегда могла обсудить любую тему, которая была запретной для общения с мамой. Та с охотой внимала любым ее бедам. О такой внимательной и чуткой подруге можно было только мечтать.
   В подъезде дома в Старомонетном переулке её долго не пускала консьержка. Дотошно расспрашивала, во сколько её назначено в квартиру номер пятнадцать, и почему никто не предупредил о визите. Наташе пришлось доставать мобильный телефон и звонить подруге. Та извинилась, и инцидент был улажен.
    «Наверняка сделала это специально, - поняла Наташа, поднимаясь в лифте с зеркалами и ковром на нужный этаж старинного особняка. – Чтобы поставить на место. Но ничего: с меня не убудет. Надо уметь прощать. А если я из-за такого пустяка поссорюсь ещё и с подругой, то и поделиться бедой и радостью будет не с кем».
   Тем она и утешилась, настроив себя на миролюбивый лад.
   Подруга встретила её в прихожей. Она, похоже, поняла, что переборщила с консьержкой и сама пошла открыть дверь.
   Они расцеловались, и Наташу обдало ароматом самых изысканных парижских духов.
   - Проходи в холл, - широким жестом хозяйки роскошного дворца пригласила Ирина гостью. – Садись – это диван из крокодиловой кожи. Что будем пить: золотую текилу или «Вдову Клико»?
   – А нет ли у тебя черногорского «Вранака»?
   Ирина хотела скорчить гримасу по поводу дурного вкуса подруги, но была вынуждена признать её правоту: она и сама, покупая недвижимость в Черногории, познала необычайный аромат и вкус этого местного сорта красного сухого вина. Но в обширном баре этого напитка как раз и не было.
   «Один ноль в её пользу», - решила хозяйка квартиры и решила сразить другой новостью:
   - Ты знаешь,  вчера в бутике на Тверской посчастливилось купить последнюю банку черной икры белуги-альбиноса, палку ослиной колбасы и несколько бифштексов из Японии, приготовленных из коров, которых поят пивом и натирают рисовой водкой. Угостить?
   - Брр! – замотала головой Наташа и перевела разговор на шутливый тон. – Хочешь отравить лучшую подругу?
   В глазах Ирины промелькнула досада. Но она тут же одарила подругу слащавой улыбкой и произнесла:
   - Так скажи, чего ты хочешь?
   - Хочу настоящей русской полезной пищи: картошки с соленым огурчиком, селедочки с лучком да рюмку водки. Помнишь у Гоголя: на обед подали капусту, щи из куриных потрохов и мозги с горошком?
   - Здорово! – восхитилась Ирина. – В самом деле, надоели все эти изыски! Вчера были в ресторане на Арбате, так пришлось есть фаршированных лобстеров и запивать их кислятиной, именуемой элитным французским вином. Но что поделаешь, - реноме поддерживать надо.
   Ирина удалилась на кухню отдавать распоряжения.
   Вскоре она появилась, принеся шлейф французских духов, уселась на канапе напротив подруги и поинтересовалась:
   - Рассказывай, как с Гюнтером – я горю от нетерпения!
   - Наши отношения в стадии притирки. Брак - дело серьезное, и важно, чтобы он не оказался браком.
   Ирина рассмеялась, а про себя отметила:
   «Ну, вот я тебя и подцепила: сколько ты с этим иностранцем возилась, а толку никакого!»
   - А главное, главное: ты с ним спала?
   - За кого ты меня принимаешь?
   - Гюнтер тебе этого не простит: для мужиков постель – самое главное.
   - У Гюнтера, наверное, другие представления о любви и дружбе с женщиной. Не поверишь: мы лежали с ним в одной постели, но ничего не было!
   Наташа произнесла эти слова и пожалела о сказанном, заметив, как оживилась подруга:
   – Вернее, у него было плохо со здоровьем.
   - Продолжай, продолжай! – радостно проговорила хозяйка квартиры. – У него, что… проблемы с этим?
   - Что ты выдумываешь! – попыталась избежать неприятного разговора Наташа. –
Гюнтеру – всего пятьдесят. Он, можно сказать, мужчина в расцвете лет.
   - Как интересно! Иностранец – и импотент! Ну, и что потом?
   - А потом был суп с котом: у меня появился знакомый писатель Виктор.
   - А…, – разочарованно произнесла Ирина. – Я думаю, это несерьезно.
   - Что несерьезно? – огрызнулась Наташа. Похоже, скепсис подруги начал ее раздражать. – Может, наоборот, очень серьезно: он пытался затащить меня в постель.
   - Постель и брак – далеко не одно и тоже. Ты ведь хочешь выйти замуж, жить не хуже меня. Я, к примеру, у своего Ромы живу, как в раю.
  - Если клетка с запертой дверцей – это рай, то я тебе не завидую.
  Ирина не нашлась что ответить. Но затем вдруг переменила тему разговора:
   - Слушай, подруга! А как же твои принципы и идеалы: жить надо на родине, любить нужно Россию?
   - Ты это к чему?
   - К тому, что ты хочешь променять любимую родину на страну враждебного нам Евросоюза.
   Наташа усмехнулась и посмотрела на Ирину с иронией:
   - Это из того анекдота: «Он назвал меня сукой, хотя я украинка»?
   - Не смешно!
   - А, если серьезно, то я очень люблю свою страну. Я. не побоюсь высокого слова, - патриотка. Меня так воспитали, и я об этом нисколько не жалею. Но и личную жизнь устраивать надо: я ж не виновата, что у нас стало так мало настоящих мужиков.
    - В этом ты, подруга, права, - согласилась Ирина. – Взять хотя бы моего хряка. Биржа, казино, торги, фьючерсы – и никакой личной жизни. Я замужем, но хуже, чем холостая.
    - К тому же, - продолжила Наташа. – Это ты мне посоветовала искать иностранного мужа через Интернет.
    - Бог с ними, мужиками. Оказывается, все одинаковы – и наши, и заграничные. Давай, лучше выпьем.
   Подруги замолчали, и было заметно, что это надолго. Служанка принесла еду и напитки. Они выпили по рюмке водки, затем по другой. Обнялись, как две закадычные подруги и дружно затянули «Подмосковные вечера». 

    Люда была послушным и умным ребёнком. Она заканчивала четвёртый класс и уже начинала поглядывать на школьных мальчишек. Ей только что исполнилось одиннадцать, и, конечно, она ещё не испытала того сладостного чувства, которое называется любовью. Возможно, в этом сказался горький опыт матери. Дочь видела, как переживает мать разлад с отцом. И потому, когда своим детским сердцем почувствовала, как нелегко приходится маме с отцом-алкоголиком, вдруг предложила:
   - Не мучайся, мам. Разведись с ним.
   - А ты? – опешила Наташа. – Как же ты останешься без отца?
   - Обо мне не беспокойся: я всегда буду с тобой.
   После глубокого раздумья Наташа поняла, что дочь права. И решилась на развод.
   А Люда сделала свой первый, возможно, совсем не верный вывод: все мужики – сволочи. И потому с тех пор смотрела на ухаживания парней из класса практично:  ни поцелуев, ни ласки не дарить. С тех пор у мамы проблем с дочерью не было: Люда всё время отдавала учебе, и Наташа была за нее абсолютно спокойна. Потому и отправилась в Черногорию на встречу с Гюнтером с легкой душой: надежная дочь была  оставлена с не менее надёжной бабушкой. Правда, ни та, ни другая не догадывались об истинной цели Наташи.
   Люда всё же видела, что с матерью происходит что-то необычное. Она замечала, как Наташа грустила по вечерам, без конца листала газеты брачных объявлений, звонила в какие-то агентства. Её детское сердчишко сжималось от боли, жалости и сострадания к матери, но она была настолько мала, что ничего не могла изменить. Только старалась порадовать маму хорошей учебой и отличными отметками. 

    «Писатель должен превыше всего ценить одиночество», - думал Виктор, восстанавливая затоптанные друзьями Вики грядки. Он ловко водил граблями по глинистой комковатой земле, разбивая малейшие неровности и наводя порядок. Виктор любил эту несложную механическую работу: когда писатель занимался ею, то голова его отдыхала. Мозг отключался, было легко и просто. Ни одна мысль, как бы своевременна и назойлива она не была, не мешала ему.
   «Человек – это машина непрерывного действия, - размышлял он. – Особенно мозг: этот сложный механизм не отключишь ни на секунду: он постоянно что-то анализирует, изучает, сравнивает. Зато его можно обмануть: надо переключиться на однотонную механическую работу. Когда руки заняты, голова отдыхает».
   С некоторых пор он стал замечать, что от непрерывного сочинительства его голова перенапрягается начинает сильно болеть. Никакие, даже самые современные и сильные таблетки не помогали. Он уже хотел бессильно смириться с этим неизбежным злом, отступить перед силой природы, так создавшей человека, как старая бабушка Нюра, соседка по даче, посоветовала заняться физическим трудом.
    - Да как это сделать? – удивился Виктор. – Носить ведрами из колодца воду или колоть дрова? Пахать землю, как Лев Толстой? Да ведь у меня нет ни пашни, ни плуга!
   - А ты, милок, без плуга. Вон у тебя во дворе сколько земли пустует: вот и займись ею. Накопай грядок, лучка-укропчика посади.
   - Коллеги засмеют: никто из писателей на дачах огородов не водит.
   - А ты на их смех ноль внимания. Польза-то двойная будет: и головку разгрузишь от мыслей непосильных, и выгоду семье принесешь. Своя картошечка, знаешь, какая вкусная да пользительная!
   Он последовал совету опытного человека и не пожалел. Как только руки занялись  физическим трудом, мучительных головных болей будто никогда и не было. Вот почему он так болезненно воспринял надругательство над своим трудом. Но, как говорится, вреда без пользы не бывает. Теперь вот открыл для себя такие качества снохи, о которых раньше и не догадывался. Сделал на будущее выводы: составить завещание так, чтобы Вика не могла претендовать на долю имущества в случае его смерти.
    Виктор нагнулся над кустом земляники, у которого следовало оборвать засохшие листья, и вдруг вспомнил о Наташе. Словно это зеленое, с узорчатыми, блестящими листьями растение чем-то напомнило пышную зелень черногорского побережья. Перед глазами возникло Адриатическое море, спокойное и теплое, меняющее цвет по мере ухода в даль: от темно-синего до ярко-зеленого и голубого. Разбросанные вокруг побережья скалы похожи на причудливые декорации, а виноградники прочеркивают зеленые борозды на красной глинистой земле. Ослепительный закат, угасающий в тени горы над пустынным каменистым пляжем. На значительном расстоянии берега - от церкви с восьмиугольным куполом до впадающей в море реки Бояны, - расстилается чистейший лечебный песок. А разных размеров и структуры камни на берегу напоминают сидящие нимфы.
   Он так погрузился в приятные воспоминания о недавней поездке, что явственно ощутил запах соленой воды и свежеструганного дерева, которое обрабатывал на том берегу плотник. Казалось его, писателя, объездившего половину земного шара, уже ничем не удивить. Но, познав первозданную, не нарушенную цивилизацией красоту черногорского побережья, он испытал настоящее потрясение. Перед глазами вновь возникли кармин и темная зелень побережья, прозрачное многоцветное море, неповторимая по архитектуре старина  разбросанных по берегу крохотных поселений.         
   Виктор словно очнулся от воспоминаний и понял: он неразрывно связан с Наташей. Правда, чувство уязвленной гордости напомнило, что он отвергнут.
   «Есть такие минуты, - размышлял писатель,- когда мужчина теряет голову и поступает с женщиной не тактично. Видимо, и я поступил столь же опрометчиво: Наташа – натура ранимая, доверчивая и очень порядочная. Таких «тургеневских барышень» теперь, в наш сложный и жестокий век, осталось мало. И надо с ней обращаться бережно и терпимо».
    Писатель отставил грабли в сторону, вынул из пачки сигарету и закурил. Он делал это нечасто, только, когда хотел успокоиться. Пара крепких затяжек помогла. Сейчас он начал книгу о любви, и мысли тотчас переключились на новый роман.

   Настроение у Наташи после встречи с подругой было неважным. Они расстались, конечно, по-дружески. Особенно после того, как закончили хоровое пение известного шлягера. Но в душе Наташа осознавала, что подруга права: главный вопрос – заключение брака с Гюнтером - остался нерешенным.
   «Чего ради, я, в таком случае, туда ездила? – задала она себе вопрос, перемешивая мясо на сковородке. – Ведь он так и не сказал, хочет ли на мне жениться. А всё остальное – жилье, даже в виде очаровательного старинного особнячка, объяснения в любви и прочее – имеет второстепенное значение».
   Наташа взглянула на свое кухонное творение и осталась довольна: капли жира на сочном куске мяса выступили, словно крупные слезы.
   «Такие мужики похожи на бродячих собак, - продолжала она невеселые размышления. – Пока их кормишь, они рядом, стоит перестать – ищи ветра в поле. Как он посмотрел на меня при прощании! Снисходительно и высокомерно – словно на попрошайку. Впрочем, может быть, ошибаюсь. У Гюнтера характерный для высоких мужчин наклон головы – это можно принять и за выражение снисходительности. Подспудно это чувство, конечно, в нем существует – он все же иностранец. Богатый, по нашим меркам, жених. Вот и может позволить себе выпендриваться, тянуть с решением. А кто, в сущности, я? Одинокая вдова не первой свежести. Впрочем, знаменитое булгаковское выражение в «Мастере и Маргарите» про осетрину второй свежести для меня тоже подходит: невеста вся в прыщах, созрела, значит. А я давно и безнадежно перезрела. Уж полночь близится, а Гюнтера всё нет…»
   Наташа так расстроилась, что на глазах появились слёзы. Одна из них потекла по лицу до самых губ. Она попробовала её слизнуть, почувствовала соленый привкус.
   Больше она выдержать не смогла и разрыдалась. Она прошла в спальню, бросилась ничком на кровать, зарыла лицо в подушку, чтобы плач не услышали мать с дочерью, и дала волю слезам.
    Ей стало жалко себя. В самом деле, кто она, что сделала полезного, зачем живет на земле? Да, конечно, она хорошая учительница английского, её ценят в школе, уважают коллеги, признают ученики. Но получает за всё это Наташа нищенскую зарплату. Такую, что даже такси взять не может и ей приходится ездить к богатой подруге на её персональной машине.
    Нет, она, конечно, не завидует Наташе, но вынуждена терпеть её оскорбления и издёвки.
    «Деньги – далеко не главное, но и без них никуда не денешься, - всхлипывая, думала она. – Без них я всё равно чувствую себя человеком, хотя и приходится экономить на колготках. Но мама становится старше и чаще болеет, а цены на лекарства
растут такими бешеными темпами, что даже мои дополнительные уроки и репетиции не помогают. Людочка тоже растёт, и её потребности увеличиваются. Она девочка умная и ничего не просит. Но я вижу, какими глазами в магазине она смотрит на вещи, которых мы себе не можем позволить. Взять тот же мобильный телефон. Я, конечно, его ей купила. Но ведь в классе все хвалятся друг перед другом новыми моделями, а у дочки самый дешёвый. Она уже и доставать этот телефон перед подругами стесняется!»
     «А личная жизнь? – переключилась на другую тему Наташа. – У меня же её вовсе нет! Домой даже друга не приведёшь – мама и дочь рядом. На стороне шашни заводить, как Ирина, я не умею, да и не хочу. Остаётся одно: выйти снова замуж. Но за любого встречного не пойдёшь, можно на второго псковского Петюнчика нарваться.
Да и я уже в возрасте, не больно на меня мужчины засматриваются. Вот и пришлось воспользоваться советом подруги: найти мужа по Интернету. Но и здесь, оказывается, толку нет. Богатые, красивые и порядочные иностранцы-мужья бывают, наверное, только в сказках!»   
    Выплакавшись, Наташа взглянула на себя в зеркало, и стала приводить лицо в порядок. Затем выключила конфорку газовой плиты, накрыла сковородку с мясом  прозрачной стеклянной крышкой и решительно направилась на улицу. Она уже знала, куда пойдет: в недавно открытую в Люберцах новую церковь.
   «Не озлобиться, сохранить человечность, - отметила про себя Наташа, – в нашей жестокой действительности можно только одним путем: не утратив веру в Бога. Другого института веры, кроме церкви, у нас, видимо, не осталось. Только надеясь на слово Господнее, можно остановить катящийся к обрыву жизненный путь».
   Она подумала так, и ей сразу легче. Еще на пути к церкви Наташа увидела сквозь витражи окон горящие свечи. Их блики так мирно светили, что она невольно решила: всё дальше будет хорошо.

   Ожидание чего-то хорошего не обмануло её. Возвратившись из церкви, где исповедовалась батюшке, Наташа обнаружила в почтовой ящике письмо с официальным штемпелем. Она лихорадочно разорвала конверт и начала читать:
   - «Посольство республики Швейцарии в Российской Федерации приглашает Вас для собеседования по вопросу выдачи долгосрочной Шенгенской визы. Основание: запрос гражданина Швейцарии Гюнтера Шумахер».
   « Какой запрос? Какая виза?» – не поняла Наташа и тут же радостно закричала:          - Ура! Гюнтер решил взять меня в жены!
   - Мам, мама, - стала звать она Анастасию Евграфовну и вдруг осеклась: 
   «Да что я делаю – с ума, что ли сошла?»
   - Что случилось, Натали? К чему такой шум! – появилась из соседней комнаты мать. – Ты же знаешь, что шуметь, когда кругом такие тонкие стены, это моветон!
   - Извини, мама. Я никак не привыкну к правилам приличия. Просто, когда пришла в церковь, решила, что забыла выключить конфорку. Мясо не подгорело?
   - Мясо в порядке. А что это за конверт у тебя в руках?
   - Это? Пустяки: риэлторская фирма интересуется, подтверждаем ли мы намерение оставить за собой квартирку в Улцине, которую я присмотрела.
   - Конечно, подтверждаем: ведь ты не кататься туда ездила. Придется, видимо, все же продать мой раритетный шкаф.
   - Давно пора! Знаешь, как мы там заживем! Целебный воздух, свежайшая пища и дешёвые фрукты!
   - Я всегда мечтала о такой жизни. Мои родители, конечно, ее не застали, но вот бабушка, потомственная…
   - Мама, историю твоей бабушки я слышала много раз. Оставим старушку в покое. Нам бы теперь не потерять тот райский уголок, что я забронировала на побережье.
   И женщины, забыв распри и ссоры, начали горячо обсуждать, как им лучше решить вопрос с зарубежной недвижимостью.

   Человек в любых обстоятельствах может отыскать смысл собственной жизни. Он может найти его в любви, творчестве или даже в отношении к своей судьбе. Чтобы понять такую нехитрую истину, Гюнтеру потребовалось пройти через многие жизненные обстоятельства. Сначала он познал горечь разочарования в супруге, с которой прожил самые счастливые годы жизни. Затем познакомился  с унизительной бракоразводной системой и дележом совместно нажитого имущества. Пережил позор несостоявшейся интимной близости с Наташей. И только теперь, когда эти трудные страницы жизни позади, понял: у него есть то, ради чего стоит жить дальше.
    Конечно, - это Наташа. Сейчас, когда ее не было рядом, когда он не мог насладиться ее ласковой, ободряющей улыбкой, Гюнтер понял, как нужна ему именно эта ласковая и сильная духом женщина.  И, как только это понимание пришло к нему, Гюнтер ощутил себя человеком, от которого многое зависит. Первое, что он обязан был давно сделать – это сказать Наташе твердо и решительно, что хочет соединить свою судьбу с нею. И сделать для этого нужно совсем немного. Очередной телефонный звонок, слова любви и признания, конечно, тоже важны. Но такая женщина, как Наташа, ждет от него в первую очередь: материального подтверждения намерений жениться. Значит, решил Гюнтер, надо идти в посольство.
   В Женеве, фактической столице Швейцарии, дипломатических учреждений было предостаточно. Здесь традиционно, вместе с крупнейшими банками страны, размещались и международные организации – от филиалов ООН до представительств разных стран Европы, Азии и Африки и Америки. Но того заведения, которое могло бы решить судьбу иностранной гражданки, в Женеве не было.
   «Придется ехать в Берн, - решил Гюнтер и подумал: - Что это вздыхаю, как старый пень? Человеку столько лет, насколько он себя чувствует. Так что, в машину и в столицу!»
    В дороге он позвонил своему адвокату, что надо сделать, чтобы пригласить в страну Наташу.
    - Вы твердо решили связать судьбу с этой иностранкой? – строго спросил его  Поль.
    - Кажется, я созрел для столь решительного шага.
   - Не ошибитесь во второй раз! – рассмеялся адвокат. – Не то, мне опять придется разводить вас. Мне-то к лучшему: денег заработаю. Но вам, как понял, лишний стресс ни к чему. Как там, в России говорят: только дурак может дважды наступить на одни грабли?
   Гюнтер тоже рассмеялся, но его смех не выглядел таким же искренним и веселым, как у Поля. Сомнения вновь посетили душу. Тем более, что адвокат задал ему ещё один вопрос:
   - Насколько я в курсе, вы уже встретились с этой фрау на нейтральной территории?
   - Откуда вам это известно? – насторожился Гюнтер,
   - Ваша бывшая супруга меня проинформировала.
   - Что ей от меня еще надо?
   - Похоже, просто ревнует. Вы же её знаете: пока муж рядом, он не интересен, стоит вам завести пассию, как всё  кардинально меняется. 
   - Жанна – приличная стерва. Мне кажется, она и после смерти не оставит меня в покое.
   Поль дипломатично помолчал, оставив выпад клиента без комментариев. Затем сказал:
   - Однако вернемся к вашей избраннице. Если вы тщательно обдумали последствия, то я должен информировать, что процедура оформления брака с иностранкой займет, по законам нашей страны, минимум полгода. Именно на этот срок вам и надо оформить въездную визу Наталье Ивановой.
   - А я… смогу потом отказаться от брака, если…
   - Конечно, сможете. Именно поэтому наше законодательство и устанавливает столь длительный срок оформления брачных отношений. Швейцария с ее высоким уровнем жизни слишком притягательная страна для всякого рода искателей мужей и жен.
   - О кэй, - согласился Гюнтер. – Спасибо за консультацию. Счет, пожалуйста, выставьте на мою кредитную карточку.
   Он небрежно бросил на сиденье крошечный мобильный телефон и задумался. Информация адвоката его вновь насторожила. Ласковая, улыбающаяся Наташа была вовсе не похожа на нарисованный адвокатом образ коварной обольстительницы. Да и посягать ей было не на что: по меркам своей страны Гюнтер был далеко не богатым. Правда, когда он подъезжал на роскошном «Мерседесе» последней марки к какому-нибудь отелю или ресторану, швейцары и метрдотели встречали его с уважением. Но этот автомобиль, - пожалуй, единственный предмет роскоши, который у него есть. Да и тот достался ему в качестве откупного. Гюнтер до сих пор с омерзением вспоминает небрежный жест, с которым Жанна швырнула ему ключи от новой машины со словами: «И чтобы больше ты у меня под ногами не путался!»
    Он бы с удовольствие вернул ключи обратно. Но о такой машине с его доходами банковского служащего он мог только мечтать. Так что благоразумие взяло верх. Да и то правда: если супруга откупается ценой дорогого подарка, а тебе неудобно его принять, не отказывайся: неудобство пройдет, а подарок останется.
   И все-таки отказываться от своей идеи Гюнтер не стал. Он твердо решил, что вызов в Швейцарию и визу на полгода Натали заслужила.

   Не родись красивой, а родись активной, думала Наташа, зажав в руке письмо из швейцарского посольства с просьбой посетить его в любое удобное время. Она с тоской глядела на огромную очередь за оградой из металлических штакетников, преграждающих толпе страждущих путь к заветному месту.
   «И это называется цивилизацией! – мысленно возмущалась она. – Зачем же тогда приглашать в  любое, да еще удобное именно мне время!»
   Но уйти она не решилась. Мысленно помолясь Богу и попросив любимого Святого Николая Чудотворца помочь ей, Наташа стала надеяться на чудо, которое непременно должно было случиться. Рядом с ней громко переговаривались две нарядные дамы бальзаковского возраста.
   - Представляешь,  чтобы получить у этих кичливых швейцарцев Шенгенскую визу, потребовалась нота нашего посольства. Хорошо, у меня муж там работает, иначе визы так бы и не видать!
   - Да уж – индюки надутые, - вторила подруга. – Французы да эти – самые противные: пока чего-нибудь у них добьешься, унижений не пересчитаешь.
    «Плохо мое дело!» – подумала Наташа, но вдруг заметила автомобиль с дипломатическим номером, который подъехал к воротам посольства.
    «Господи, помоги!» – мысленно обратилась она к небесному покровителю.
   И. не раздумывая, кинулась к мужчине, который выходил из автомобиля, с просьбой о помощи:
   - Good day! – обратилась она к нему. – Help me! Invitation! *
   И протянула дипломату приглашение посольства. Тот прочитал его и широким жестом показал женщине на вход:
   - To go! **
   Наташа, под завистливые взгляды людей, стоящих  в длинной очереди, прошла в здание посольства. Здесь ее попросили подождать у двери одного из кабинетов. Минут через пять она была принята. Сухая бесцветная женщина, из тех, кого Наташа называла «синим чулком», начала нудно и подробно выяснять детали.
   - Как вы познакомились с гражданином Швейцарии Гюнтером Шумахер?
   - По переписке через брачное агентство.
   - А вы не считаете, что это не совсем прилично для вашего возраста?
   Такая бесцеремонность ошеломила Наташу: все-таки мать не даром прививала ей правила приличия, да и чувство собственного достоинства у нее всегда присутствовало. И потому ответила сдержанно, но в том же ключе:
   - А вы не находите, что такие вопросы задавать нетактично?
   Перезревшая дама с волосами, обесцвеченными до безобразия, сильно удивилась: ей еще никто не смел перечить. И потому резко ответила:
   - Если хотите попасть в нашу страну, извольте мне не возражать!
   - Я хочу попасть в Швейцарию. Но только потому, что люблю Гюнтера. Если бы он жил в Черногории, в которой, к счастью, не требуют визы, я бы там и осталась жить до конца жизни.
   Пожилая швейцарка несколько смягчилась: видимо, ответ любящей женщины показался ей убедительным.
   - Но как вы будете общаться с вашим будущим мужем? Он же немец, а вы, насколько я поняла из анкеты, этим языком не владеете.
   - Я учу немецкий, а Гюнтер – русский. К тому же, мы оба владеем  английским языком. А, главное, мы знаем, что любим друг друга.
   - Любовь – это категория неосязаемая. Сегодня она есть, а завтра исчезла. Я защищаю интересы моей родины – иммиграция для Швейцарии в последнее время стала большой проблемой: все хотят жить в райском месте.
   - По мне, так рай на земле – это черногорское побережье. Мы с Гюнтером приобрели там недвижимость. И, после оформления брачных формальностей, собираемся жить и работать именно в этой стране.
   - Это меняет дело, - оживилась работник посольства. – У вас есть документ о приобретении недвижимости в Черногории?
  - Да, конечно, - ответила Наташа и протянула лист с гербовой печатью.

___________________________________________
* - Добрый день! Помогите мне! (англ.)

** - Проходите. (англ.)

  - Хорошо, мы оформим вам визу на полгода. Именно столько, по законам нашей страны, необходимо, чтобы вы успели оформить брак с гражданином Шумахером. Но не забудьте: если срок визы истечет, а вы не станете его женой, то больше уже никогда не попадете  в Швейцарию.
   - Спасибо за дельный совет – я им воспользуюсь. До свиданья.

   Жизнь идет, не останавливаясь ни на минуту. Как бы мы не хотели затормозить ее бег, у нас это никогда не получится. Так думал Виктор, разглядывая в зеркале свое постаревшее лицо. Он густо намылил подбородок пеной и тщательно водил по нему острой бритвой. Писатель не признавал современных электробритв, сколько бы  электронных программ в них было заложено, и предпочитал старый, проверенный временем способ.
   Он оглядел подбородок и остался доволен: чистую гладкую кожу не портил ни один волосок. И вдруг задумался: а зачем, с какой целью так тщательно бреется мужчина в выходной день? Ведь сегодня у него не было назначено ни одной встречи, и никаких мероприятий. А на своих любимых грядках на переделкинской даче он мог возиться и не бритым.
    - А, в самом деле, - вслух спросил себя Виктор, - зачем?
    Впрочем, писатель, пожалуй, лукавил. В подсознании, где-то глубоко в мозгу, он давно решил этот вопрос. Подспудное желание встретиться с Наташей заставляло его ежедневно тщательно бриться и гладить выходную рубашку.
   - Ну, Бог с ним, с желанием, - покорно вздохнул он. – На свете ничего не делается просто так: если чего-то сильно захотелось, то надо это делать.
    Такое соломоново решение Виктора обрадовало. Но теперь ему надо было подумать, как практически встретиться с женщиной, о которой он знал так мало. Они встречались трижды, чуть не провели вместе ночь в отеле, а не оставили друг другу ни адреса, ни телефона.
   «Мы живем в век техники, - подумал писатель. – Она говорила, что дает уроки английского? Значит, - вперед, в Интернет!»
   Он включил ноутбук, набрал фамилию Наташи, добавил про уроки английского языка и щелкнул «мышью» кнопку «Поиск». Тотчас на экране появился длинный перечень преподавателей, дающих уроки. Виктор быстро прошелся по нескольким наименованиям и, наконец, нашел искомое. Записал номер телефона и облегченно вздохнул:
   - Ну вот, а ты боялся! Впрочем, что же я ей скажу? Что хочу изучать английский? На худой конец и такая причина сойдет.
   Он решительно набрал номер Наташи.
   - «С вами говорит автоответчик. Если вы хотите брать уроки, оставьте свои координаты: мы вам обязательно перезвоним», - раздался женский голос.
   - Наташа, это я, Виктор. Твой сосед по самолету. Возьми трубку, если ты дома.
   - Виктор? Писатель? – сразу ответил звонкий голос Наташи. – Ушам не верю!
   - Придется поверить. Как твои дела?
   - Прекрасно: сегодня получила Шенгенскую визу. Путь к замужеству теперь открыт!               
   - Поздравляю, - кисло ответил Виктор. – А я хотел пригласить тебя в ресторан Центрального дома литераторов. Но теперь ты, наверняка, откажешься.
   - Почему? Я с Гюнтером контракт о домострое еще не подписывала. Говори, когда?
   Виктор подробно объяснил Наташе, как добраться на Поварскую улицу столицы, где, у входа в писательский ресторан, они должны встретиться. Взглянул на часы: пожалуй, пора собираться. Он ощутил прилив радости и энергии: как бы там ни было, она не сказала ему «нет».

   Жанна рвала и метала: она столько сделала, чтобы сын ни в чем не нуждался, а он отплатил черной неблагодарностью. Она потратила громадную, даже по швейцарским меркам, сумму за лечение Конрада. Как какого-то арабского шейха поместила  в отдельные апартаменты клиники. Сам доктор Моро стал его лечащим врачом. И надо же: стоило неблагодарному Конраду почувствовать себя лучше, как он просит вызвать отца!
   «Когда же я отделаюсь от этого Гюнтера? – вопрошала себя Жанна, отыскивая в записной книжке координаты бывшего мужа. Она так обрадовалась разводу, что тут же стёрла из памяти мобильного телефона его номер. И вот теперь ей, женщине с миллионным состоянием, одной из завидных невест Женевы, приходится звонить бывшему супругу с просьбой приехать к сыну».
   «Невероятно! Вот так благодарят мужики за помощь, которую им оказываешь. И то правда: яблоко от яблони недалеко катится. Конрад - вылитая копия своего папы. Такой же размазня, тихоня и ни к чему не приспособленный. Если бы не внезапная кончина брата-миллионера, так и осталась бы коротать век с этим нищим Гюнтером!»
   Мысленно вылив на бывшего мужа и неблагодарного сына такую гневную тираду, Жанна слегка успокоилась. Набрала номер Гюнтера и спокойным, даже равнодушным голосом проговорила в трубку:
   - Тебе надо приехать к сыну. Да, в клинику. Жду в пятнадцать сорок пять.
   - А если я не смогу подъехать в это время?
   Жанна настолько удивилась возражению бывшего мужа, что на мгновение потеряла дар речи. Затем резко, тоном, не допускающим возражения, отрезала:
   - В шестнадцать меня ждут визажист и специалист по массажу. Приезжай в то время, которое я назвала, или - никогда.
   - Значит, никогда, - флегматично ответил Гюнтер. Он привык к резким высказываниям Жанны, к командным ноткам, которые у неё появились вместе с миллионами. Но теперь, к счастью, он не зависел ни от жены, ни от её состояния. Как только она  выгнала его из дома, предложив платить аренду за проживание, Гюнтер счел себя полностью свободным от всяких её притязаний.
   На этот раз Жанна потеряла дар речи надолго. Но, так как вежливый Гюнтер никогда не заканчивал разговор первым, не дав даме высказаться до конца, то у нее было в запасе время. Чтобы подумать. И она подумала:
   - Хорошо. Когда же ты сможешь подъехать?
   - В семнадцать часов, после окончания работы в банке.
   - И не минутой позже! – отрезала Жанна, еле сдерживая гнев.

   Знаменитый ресторан Центрального дома литераторов на Поварской улице поражал воображение каждого, кто переступал его порог впервые. Бывшая точка Общепита Массолита – Московского писательского союза, описанная еще Булгаковым в «Мастере и Маргарите», по праву считалась историческим местом в Москве. Там можно было дешево и вкусно перекусить писательскому люду. Впрочем, те благостные времена канули в лету вместе с развалом Советского Союза, его писательского союза и десяти тысяч членов привилегированного сообщества.
    Однако сам ресторан, его отделка и прекрасная кухня сохранились. Там и сейчас, впрочем, весьма редко, можно встретить литературного брата. Но только во время получения крупного гонорара, либо гранта или премии. Потому что цены некогда одного из самых дешёвых в столице заведений с изысканной кухней, теперь поражали воображение.
    Но Виктор решил не жадничать. Он хотел поразить  Наташу своим гостеприимством и щедростью, в противовес скупому Гюнтеру и тем самым снискать ее расположение.
   В большом зале со сводчатым потолком, расписанным в античном стиле, над столиками на двоих, расположенными так, чтобы создать ощущение оторванности от внешнего мира, нависал резной дубовый балкон, на котором накрывались столы для избранных. Вся обстановка здесь напоминала старый век, вызывая у посетителей чувство ностальгии по лучшему, что есть у каждого человека – прошлому и ушедшей молодости. Этому, как нельзя лучше, соответствовало и меню, возвращающее каждого клиента к годам советского Массолита.
    - Стерлядь кусками, переложенная раковыми шейками и паюсной икрой, - читал вслух Виктор, хотя услужливый официант положил меню и перед Наташей. – Яйца кокотт с шампиньоновым пюре в чашечках. Филейчики из дроздов с трюфелями. Перепела по-генуэзски.
   - И что, - перебила его Наташа, - советские писатели образца тысяча девятьсот тридцатого года могли себе всё это позволить? А как же голод, нищета, позор сталинского строя?
    - Не надо путать божий дар с яишницей, - ответил писатель. – И во времена построения социализма люди жили по-разному. А писателей Сталин, хоть и считал гнилой интеллигенцией, прикармливал, что надо! Не сравнить с политикой удушения творческих людей, которую проводят нынешние власти.
   - Но вы же имеете возможность пригласить даму в такой ресторан! У вас бесплатная дача в престижном Переделкино!
    - Отрыжки и остатки былой роскоши, - равнодушно махнул рукой Виктор.- Гуляю на гонорар за книгу, изданную в Черногории. А писательских дач в Переделкино скоро не останется: дворцы нуворишей и олигархов теснят со всех сторон. Не знаю, как Литфонд еще не закрыл последний приют для нищих творцов: Дом творчества. А помню, как раньше на его дверях красовалась гордая надпись: «Вход в бар Дома творчества только для писателей!»
  - Вот-вот, - иронически подхватила Наташа: - Пиво только для членов профсоюза и прочие знаки всеобщего равенства. Знаем, проходили.
   - Не будем о грустном. Так что закажем? Может, начнем с супа-прентаньер?
   - Нет уж, не надо мне несварения желудка от этих изысков. Может, массолитовцы и олигархи нынешнего посола и могут переварить своими железными желудками всё это, а я предпочитаю простую и здоровую пищу. Помните книгу советского времени с таким названием?
   - Недавно мне довелось поговорить с офицером парадного шотландского полка, и я поинтересовался, почему и сейчас у них такая причудливая и непрактичная парадная форма с черными атласными лентами на спине  и пудреными косами? И он гордо ответил: так мы сохраняем наше славное прошлое и память о том времени, когда стрелки именно в этой форме одержали первую победу. Так и «Книга о вкусной и здоровой пище» была данью советской эпохи дореволюционному времени, когда, в дворянских кругах, был культ пищи. Отсюда и такие, необъяснимые, на первый взгляд, казусы, как советы простым домохозяйкам осветлять сваренный куриный бульон непременно черной паюсной икрой. Вот вам и нищета застоя!
   - Икры в послевоенный период было как раз много. Бабушка рассказывала, что в столовых и магазинах все полки были завалены банками с крабами, а в подсобках стояли бочки с икрой. Просто, тогда наши недра еще принадлежали стране и народу.
   - Что будем заказывать? – внезапно возник перед ними официант и вежливо изогнулся в полупоклоне.
   - Салат из овощей и хороший кусок мяса без всяких прибамбасов, - быстро проговорила Наташа, пока не вмешался Виктор.
    - Мне, пожалуй, тоже, – добавил писатель и, видя разочарование официанта, добавил: - И бутылочку хорошего французского красного сухого.
   - Хорошо здесь, благостно, - сказала Наташа, с любопытством оглядывая огромный зал. – Кажется, что булгаковские герои сейчас схлестнутся в решении очередного квартирного вопроса, заедая в перерывах ссор красными вареными раками народное пиво «Жигулевское».
   - Это точно, - согласился писатель. – По крайней мере, забываешь жуткую современность: телевидение показывает такую чернуху, что возникает ощущение, словно живешь за оградой тюрьмы – разборки, убийства, воровство и всеобщая коррупция.
   - Да, в Черногории Гюнтер запросто оставлял возле отеля свой «Мерседес» последней марки и никто ни разу на него не покусился.
   Виктор внимательно посмотрел на Наташу, соображая, зачем она упомянула это имя.
    - А зачем нам Гюнтер? – непринуждённо заявил он. – Нам Гюнтер не нужен.
   - Вам – вполне возможно. А мне – просто необходим. Жизненно. Встречаться я могу с кем угодно, но заключить брак мне предложил только он.
   - Как с вами, женщинами, скучно: все вопросы вы заканчиваете только одним – браком.
   - Также рассуждает и моя дочь, но ей это простительно, она еще многое в жизни не понимает. 
   - Современные женщины стали так образованы, что их уже ничто, кроме счастливого брака и удачного замужества, не привлекает.
   - Это всё слова, Виктор. А мне, по-бабьи и по-житейски, надоело просыпаться одной в холодной постели.
   На этом разговор иссяк. Виктор почувствовал, что Наташа вновь дала ему отпор. Теперь уже решительно и навсегда. Официант принес закуски и поставил на стол фужеры. Поднёс Наташе бутылку вина и показал название.
   - Бордо десятилетней выдержки.
   Затем налил для дегустации на дно фужера, стоящего рядом с Виктором, совсем немного огненно красного вина. Тот поднес бокал к лицу, покачал вино в нём, понюхал исходящий тонкий аромат и, только после проведения этой процедуры, пригубил. Кивнул головой. Официант долил вина ему и спутнице.
   Но, похоже, оба посетителя потеряли интерес и к еде, и к вину. До конца ужина пара так и не обмолвилась ничем существенным. Виктор также молча довез  Наташу на своей машине к дому, и сухо попрощался.
 
    Бог разговаривает с человеком на языке жизненных обстоятельств. Так считала  Анастасия Евграфовна, поднося старинный лорнет, немногое из того, что досталось  в наследство от старинного аристократического рода, к листку бумаги. Она старалась прочитать на нем то, чего там, в сущности, не было и быть не могло: загадку поездки дочери в Черногорию. С недавних пор подозрения, что Наташа что-то замышляет, усилились. Дочь надолго и без всяких объяснений исчезала из дома. При первых же трелях сотового телефона стремительно уходила в соседнюю комнату. Вот и сейчас, в первом часу ночи, её все еще не было дома.
   Договор об аренде квартиры на черногорском побережье становился в глазах матери документом, полным недобрых тайн. Дочь так и не сообщила, сколько же стоит эта заграничная недвижимость. Хватит ли денег, вырученных от продажи старинного шкафа вкупе с остатками разницы от обмена московских квартир на сказочное жилье в райском месте.
   «На что она приобрела эту квартиру? – в какой уже раз подумала Анастасия Евграфовна и снова принялась изучать договор. – Что означает эта загадочная фраза:
«В случае досрочного расторжения договора сумма задатка возвращается в пользу третьих лиц»? Кто это «третье лицо»?
   Больше всего она боялась необъяснимых тайн. Особенно, когда такие тайны исходили от дочери. Раньше она знала о Наташе всё. Да и дочь не старалась что-то утаить. С каждым пустяком спешила к ней, советовалась.
   А что теперь? Сплошные загадки: где, с кем, почему? Вдобавок у нее сегодня разболелась голова: погода резко изменилась, непривычное для ноября тепло сменилось на холод и  ветер. Деревья за темным окном качались, казалось, еще чуть-чуть и крупные ветки полетят на землю. От этого даже в теплой комнате становилось мрачно и неуютно.
   Но вдруг входная дверь в квартиру открылась и также тихо захлопнулась – пришла Наташа. Мать напряглась, стараясь угадать, зайдет ли дочка к ней перед тем, как лечь в постель. Наташа не могла не заметить света в комнате матери. Но прошло несколько минут, и в доме всё стихло: дочь не захотела разговаривать с матерью, словно предчувствуя, что это принесет одни неприятности.

   С некоторых пор Ирина стала замечать, что её тянет к спиртному. В домашнем баре всегда было полно разных напитков. Но раньше она относилась к ним равнодушно. Теперь же все чаще начала прикладываться к рюмке. Вот и сейчас сидела на роскошном кожаном диване, приобретенном недавно в антикварном салоне на Арбате, и колдовала с несколькими бутылками, составляя всё более крепкие коктейли. Ее персидский халатик распахнулся, обнажив холёное тело, но Ирина не обращала на это никакого внимания. Она даже не причесалась и не умылась с утра – так спешила получить привычную порцию алкоголя.
    «Может, - внезапно подумала она, - я опускаюсь? И не замечаю, как превращаюсь в обычную алкоголичку? Вон, Наташка почти не пьёт, и от этого не становится несчастливее. Впрочем, это её проблемы. У неё денег на еду не хватает, вот она и не пьёт!»
   Ирина поставила на ломберный столик, инкрустированный перламутром, с которого прислуга забыла убрать карты от вчерашней игры, серебряный кубок и плеснула в него шотландского виски. Затем, немного подумав, бросила пару кусочков льда и ломтик лимона. Помешала смесь серебряной ложечкой и пригубила.
   - Б-р-р! – поморщилась она. – И как только англичане пьют эту самогонку! Да еще с утра. Впрочем, с утра пью я, а потому надо сделать коктейль послаще.
    И хозяйка квартиры взяла объемистую пузатую бутылку ликера «Бейлис», и налила в другой серебряный кубок. Посмаковала и начала медленно глотать сладкий напиток. Она тут же успокоилась и улыбнулась. Но что-то мешало ей полностью расслабиться в привычной утренней неге.
   Она переменила позу и почесала локоть: шитая золотом диванная подушка оказалась вовсе не такой удобной, как ей объясняли в антикварном магазине. Шитьё вдавило в локоть узор, и рука неприятно заныла.
    «Да, пожалуй, Наташка права: нужно окружать себя удобными и полезными вещами, а не показной роскошью», - проговорила Ирина вслух и вспомнила, что давно не звонила подруге.
   «И как это Наташке всё удается? – с досадой подумала она. – Ведь ни кожи, ни рожи! Салоны косметики не посещает, пластическую операцию позволить не может, о собственном визажисте или вечернем платье от Армани мечтать не смеет. А мужики к ней липнут! У меня такие материальные возможности – и ни одного любовника, а у неё – сразу два. Она ими даже манкирует! Вчера звонила, что дала очередной отпор этому писателю. А он, между прочим, сводил подругу в престижный писательский ресторан!»
   Такое размышление настроения её не улучшило.
   - Неужели мужики слепые? - произнесла она вслух, подливая в кубок еще ликера. – Не могут заметить, какой на женщине наряд, что пахнет дорогими духами, ухаживает за кожей?
   И Ирина, перепутав кубки, схватила тот, в котором был виски, и  чуть не поперхнулась от огня, обжёгшего горло. Но вскоре приятное тепло пошло по телу, голова закружилась, а настроение значительно поднялось. Волна жалости к несчастной Наташе охватила её.
    «А ведь, в сущности, Наташка такая несчастная! – подумала она. – Ничего в жизни у неё не получается: даже мужа нет. Бедняжка крутится с дополнительными уроками, репетирует каких-то богатеньких дебилов, которые её мизинца недостойны! Надо ей денег, что ли, предложить? Да ведь откажется: она гордая, вся в мамашу  Евграфовну! Нет, надо как-то по-иному моей лучшей подруге помочь».
     Ирина надолго задумалась и забыла о спиртном. Пожалуй, она впервые позволила себе пожалеть кого-то другого, и от этого её стало тепло и радостно, словно она совершила маленькое чудо.
    Затем мысли, как и бывает в таких случаях, перенеслись на себя. Ей стало жалко не только подругу, но и собственную персону. Она вспомнила вчерашний неприятный разговор с мужем. Он, как всегда, явился домой поздно и в плохом настроении. Естественно, что гнев и злобу решил выместить на жене. Подумав, к чему бы придраться, промолвил:
   - А где собака? Почему она меня не встречает?
   - Ларс заболел, лежит на своей подкладке.
   - Нет, он не заболел! – со злостью проговорил муж. – Это ты его от меня отваживаешь!
   - Побойся Бога, Дмитрий: ты – его хозяин, он тебя одного любит.
   - Врёшь! У тебя и любовники есть!
   - Ирина вспыхнула, хотела в ответ наговорить что-то резкое, но только и смогла, что тихо спросила:
   - Дима, зачем  тебе в доме две собаки?
   Муж обиделся и ушел в свою спальню, а она осталась одна за обеденным столом и разрыдалась.
   Это неприятное воспоминание сильно испортило настроение, и Ирина снова взяла бутылку с виски.
    «Но ничего, - подумала она. – Зато я могу себе позволить, хлестать элитное шотландское виски, за которым сам Никита Сергеевич Хрущев гонял самолёты в туманный Альбион!»
     Правда, это её не утешило. Требовался другой, гораздо более сильный раздражитель, чужое горе, большее, чем у неё. И она быстро нашла козла отпущения.
    «Зато она может позволить менять любовников и даже мужей! – неожиданно ответил ей ехидный внутренний голос. Похоже, он совсем не боялся своей хозяйки и не собирался скрывать от нее правду. – А ты, миллионерша, можешь позволить роскошь избавиться от своего гундосого, толстопузого супруга?»
    - Чтобы очутиться на улице? – сонно спросила неизвестно у кого Ирина. Алкоголь начал свое действие и ей было уже всё равно, что и как о ней подумает. Наступало то время блаженной расслабленности, когда вокруг всё становилось красивым и радостным, а думать о какой-то Наташке совсем не хотелось. И она плеснула в кубок еще виски, думая, как жизнь хороша и прекрасна.

    Писательский городок в Переделкино был для Виктора прекрасен всегда. Расположенный в пригороде Москвы, среди наступающих со всех сторон панельно-бетонных монстров, он не утратил своей красоты и первозданности. Вековые сосны, кряжистые дубы, березы с белыми стволами создавали ощущение покоя и величия. К тому же, здесь было всё необходимое для писательской работы: большой Дом творчества с хорошей библиотекой и холлами для общения, несколько музеев знаменитых литераторов, бывший барский пруд, патриаршая церковь четырнадцатого века с иконой Иверской Богоматери.
   Именно сюда, через писательское кладбище, приходил Виктор из своей дачи, когда ему становилось особенно тяжело и тоскливо. Сегодня был как раз такой день. С утра попеременно шел дождь и светило солнце, казалось, что небо смеется и плачет чередуясь. К вечеру похолодало, дождь прекратился, и воздух приобрел ту стеклянную хрупкость, которая является предвестницей зимы. Приближение ненастной зимней погоды, неопределенность в семейной жизни, отказ Наташи в его попытках сближения – всё это было связано в один узел. Непрочность настоящего и туманность будущего всегда беспокоили Виктора. Он был прагматиком и предпочитал определенность. А её в новой жизни писателя как раз и не было. Вчера он вновь нелепо расстался с Наташей, так и не решив ни одну из проблем отношений с ней. Им было хорошо вдвоем за столиком знаменитого ресторана. Они душевно провели вечер. Но стоило ему заикнуться о близости, как Наташа отреагировала довольно жестко и определенно.
   «Возможно, для женщины брак – всегда самое главное, - размышлял Виктор, проходя узкой тропинкой между многочисленными железными оградами писательского кладбища. – Да, я не дал ей такой надежды. Да, Гюнтер гораздо определеннее в своих намерениях. Но такие отношения должны созреть, а я пока к новому браку не готов. Неужели она не может понять простой истины?»
   Виктор заметил краем глаза новую могилу, которой раньше на этом отрезке пути не было. И подошел ближе.
   «Не может быть! Ему не было и пятидесяти! И никто не сообщил: ни звонка о смерти коллегам, ни некролога в писательской газете. Вот так и  заканчиваем жизненный путь: в суете, тщеславии и полной безвестности. Спешим, спешим, спешим. А куда? Сюда, на кладбище?»
   Минорный настрой еще больше огорчил Виктора. И ему захотелось побыстрее зайти в церковь, наверняка, пустынную в столь поздний час. Её небольшой, но величественный, красивый храм уже показался из-за деревьев. Золотые купола затуманились из-за прошедшего дождя, но сухие глазницы окон горели изнутри пурпуром.
   В храме было тихо и немноголюдно. Какое-то состояние умиротворения и вечного спокойствия царило здесь. Задумчиво мерцали лампады перед иконами. Горели свечи, посылая окрест спокойный ровный свет. Пахло ладаном, который вносил в душу  мир и безмятежность.      
    Виктор купил пять свечей, прошел к иконам Иисуса Христа, Пресвятой Богородицы, Святого Николая Чудотворца. Зажег свечи, поставил их перед иконами и помолился. Затем подошел к Кануну и тоже поставил свечу в память о покойной матери. Но его неудержимо тянуло в правый боковой придел храма, где несколько ступеней вниз вели путника в святая святых храма четырнадцатого века: к чудотворной иконе Иверской Божьей Матери.
   Ему повезло: в столь поздний час здесь было пусто. Можно было задержаться у чудесного образа, зная, что тебе не дышит в затылок очередь жаждущих поклониться святыне. Виктор размашисто помолился, внимательно посмотрел на изображение Богоматери. Ему показалось, что взгляд Девы Марии смягчился и послал обнадеживающий знак: всё будет хорошо. Он наклонил голову, затем прислонился лбом к потемневшему дереву  иконы, как бы впитывая в себя благодать, посылаемую волшебным Образом. Неизъяснимая  радость охватила человека, смиренно склонившего голову перед иконой. Всемогущее послание свыше имело такую силу, что вмиг вытеснило из головы иные мысли. Заботы и тревоги покинули сердце, которое наполнилось радостью и счастьем.
   Он простоял так долго, наслаждаясь миром и покоем, царящим в душе. Затем снова помолился, медленно повернулся и вышел из церкви. Назад, на свою дачу он возвращался обновленным человеком, которому не страшны людские невзгоды, кажущиеся теперь такими мелкими и незначительными, что на них не стоит и обращать внимание.   
   
   Сегодня у Наташи был праздник. Она только что вернулась из швейцарского посольства, где получила долгожданную Шенгенскую визу. Наташа зашла на кухню, осторожно притворила за собой дверь, чтобы никто из домашних не помешал насладиться  радостью. Бережно, словно заграничный паспорт мог рассыпаться в руках, раскрыла его и стала изучать визу. Это была в полстраницы, с многочисленными степенями защиты, наклейка. Объемная голограмма играла всеми цветами радуги, надежно оберегая границы Европейского союза от незваных гостей и иммигрантов.
   Наташа потрогала пальцем голограмму, убедилась, что срок визы составляет необходимые ей для оформления замужества полгода, и вздохнула. Радостно, свободно, полной грудью. Сбылась ее многолетняя мечта!
   Впрочем, для воплощения мечты в реальность был еще очень долгий путь. И она это прекрасно понимала. Судя по холодному и настороженному приему, оказанному  в посольстве, по той подозрительности, которая буквально витала в воздухе кабинета, где проходило собеседование, испытаний ей предстоит еще немало. Но она к ним готова.
   «Я – женщина мужественная, меня невзгодами не сломить. Главное – это достичь цели!»
   О цели, которую она хотела достичь, Наташе подумать не дали. Дверь решительно распахнула мать. Она подозрительно взглянула на дочь и строго спросила:
   - Может быть, пора объясниться?
   - В чем? – невинным голосом поинтересовалась дочь.
   - Сама знаешь. Что это ты так быстро спрятала за спину? Покажи.
   - Сюрприз тебе, мамочка. Ты же мечтаешь об обеспеченной старости и своем домике на берегу теплого моря?
   - Конечно. Но только с тобой вместе.
   - В любом случае я буду рядом. Я прошла очередной этап на пути к этой цели: получила Шенгенскую визу, которая позволит мне беспрепятственно выезжать за границу в любое время.
   - Но в Черногорию, насколько я знаю, виза не нужна. Или тебе нужен какой-нибудь иностранец, этот агент по недвижимости Гюнтер, например?
   - Зачем мне Гюнтер, когда рядом есть ты, самый верный и надежный друг!
   Она сказала это так пламенно и страстно, что поверила даже сама. Впрочем, Наташа, в самом деле, и не помышляла бросать мать. Но понятия о том, насколько близко необходимо быть рядом, у них слегка различались.
   - И потом, в Черногории без визы можно жить месяц. А оформление недвижимости требует гораздо большего времени.
   Похоже, мать такие подробные разъяснения успокоили. Но она хотела выяснить всё, благо случай для этого подвернулся более чем удобный. И потому задала новый вопрос:
    - А где ты вчера была так долго? Я уже начала волноваться.
    - Мама, я же не маленькая девочка, которой запрещено после десяти вечера покидать дом. Но, чтобы отмести все подозрения, отвечу: вчера я была не с очередным привидившимся тебе кавалером, а с подругой Ириной. Она пригласила меня в  ресторан поужинать: они отмечали какую-то годовщину свадьбы. Почему бы твоей небогатой дочери не кутнуть за чужой счет?
    - Конечно, это делать неприлично, но современная этика допускает. Во времена моей бабушки…
   - Знаю, знаю, - перебила дочь. – Но, какие времена – такие и нравы.
    Анастасия Евграфовна с этим утверждением была абсолютно согласна. Чем старше она становилась, тем категоричнее не соглашалась с нынешними порядками. Но это уже была другая песня. И Наташа могла быть совершенно спокойна: сегодня ей удалось убедить мать, что ни о каком замужестве она даже не помышляет.

   Гюнтер получил от Наташи подтверждение, что ей выдали визу для въезда в Швейцарию, и раздумывал: встретить ее в своей съемной квартире в Женеве, или назначить свидание в каком-нибудь другом, более подходящем месте. Он неторопливо осмотрел комнату, в которой сейчас находился, и понял, что это не то место, в которое нужно приводить невесту.
    «Значит, не сюда, - окончательно решил он. – Но куда? Не в отель же, с которым связаны плохие воспоминания!»
   «Эврика! – вдруг мысленно вскричал он. – Конечно, в наше новое гнездышко в Черногории. Наташа сказала, что уже сняла эту квартиру. К тому же, нужно взглянуть на наш новый дом: вдруг он мне не понравится?»
   И Гюнтер решил немедленно выехать в Улцинь, благо был выходной день. Он быстро собрал сумку в дорогу, взял ключи от машины и вышел из дома. Отличная дорога не отняла у него много времени, тем более, что приморский городок был ближе к Швейцарии, чем прежний Тиват.
   Гюнтер и в родной Швейцарии видел много красот горных пейзажей, так что природой Черногории его было не удивить. Но, когда он въехал в курортный Улцинь, самый живописный и привлекательный городок на всей Адриатике, то невольно поразился:
   - Думал, что сердце уже не взволнуют никакие красоты природы, но здесь она уникальна, - сказал он вслух и предоставил системе навигации вести автомобиль. – Все-таки возраст городка в три тысячи лет сам по себе вызывает уважение!
   Он остановил машину над обрывом, круто уходящем вниз, к морю и засмотрелся на него. Оно было спокойно и величаво, казалось, ничто не могло потревожить его.  На берегу крупная галька переходила в мелкий песок. Он влажнел и светлел, по мере того, как набегал прибой, приносящий драгоценности моря. Поодаль, среди осколков раковин, лежала лодка, которой делали новое дно. Из ее сквозных боков, словно из грудной клетки кита, торчали ребра. Воздух и солнце обтекали ее черные ребра: казалось, лодка никак не могла надышаться. Мимо Гюнтера прошел рыбак с корзиной, полной серебристой скумбрии.
    Ему вдруг захотелось есть. И он, не подъезжая к дому, в котором Наташа сняла квартиру, направился к крохотному кафе, что примостилось тут же над обрывом. Меню у входа обещало разные вкусные блюда. Видимо, они были приготовлены из той самой рыбы, которую человек с корзиной внес в кафе.       

   Виктор уверенно вел машину по Ленинградскому шоссе, плавно перетекающему в проспект с тем же именем вождя мирового пролетариата. Возле метро «Аэропорт» свернул вправо, и вскоре очутился на тихой улице, носящей имя другого революционера – Усиевича. Именно здесь находилось учреждение, от которого во все времена зависели писатели, - Литературный фонд. Он многократно менял название, теперь стал Международным литфондом, но суть его от этого не менялась. Вокруг него всегда кипели страсти. Мирные и законные избрания наиболее достойных руководителей сменялись громкими скандалами с захватыванием кабинетов и привлечением ОМОНа: уж слишком лакомые кусочки писательской собственности распределяла эта общественная организация. Сейчас был очередной мирный период, и Виктор направлялся сюда, чтобы продлить договор аренды занимаемой им в Переделкино писательской дачи.
    Он зашел в кабинет председателя Литфонда. За массивным письменным столом с резными ножками в виде амуров сидел маленький вертлявый невзрачный мужичок, который, казалось, и минуты не мог спокойно просидеть в своем внушительном кожаном кресле. Он важно взирал на каждого входящего в кабинет, точно зная, что перед ним не маститый писатель, а очередной проситель литфондовских благ.
   Виктор поздоровался и протянул ему свою новую книгу, с презентации которой  прилетел из Черногории.
    - Поздравляю, - сказал Недоскокин и вперил тусклый взгляд в книгу. Он был черноволос, щеки его отечного лица заросли густой седеющей щетиной. В писательской среде его прозвали «Перевёртыш» за то, что умел быстро приспособиться к любой линии руководства. – Сейчас за границей не каждый издаться может. И сколько, если не секрет, срубил за эту книгу?
   - Да практически ничего. Так, пустяки, - уклонился от ответа Виктор.
   - Понимаю, понимаю – коммерческая тайна. Правильно: богатым людям  нельзя хвастать своими капиталами.
   Виктор подозрительно посмотрел на председателя Литфонда.
   - Я это к тому, - словно угадал его недоуменный вопрос Недоскокин, - что, догадываюсь: ты приехал продлевать договор аренды дачи?
   - Именно так. И деньги привез в уплату.
   Хозяин огромного кабинета заерзал в кресле, которое было слишком просторно для его хлипкого тела, хотел что-то сказать, но, вместо этого, протянул писателю конверт.
   - Что это?
   - Письмо твоей невестки.
   - Она, что – тоже стала писателем?
   - Вот именно.
   Виктор вынул из конверта бумагу и стал читать. Затем в раздражении швырнул его на стол руководителя:
   - Чушь собачья! Какое она имеет отношение к моей даче?
   - К литфондовской даче, - со значением уточнил Недосекин. – Не забывай, что она не твоя собственность. У нас в Литфонде, слава Бога, восемь тысяч писателей, а дач в Переделкине - кот наплакал.   
   - Да какие это писатели?! – с волнением воскликнул Виктор. Он понял, что вопрос приобретает пугающую неопределенность. Раз Недосекин за письмо Вики ухватился, значит, хочет погреть на нем руки. Квартирный вопрос испортил не только москвичей, но и писателей.
   - Помните, что сказал товарищ Сталин? У меня нет для вас других писателей. Так что, не будем обижать своих товарищей. А кто из нас гений – рассудит только история.
    Виктор понял, что над ним сгущаются тучи. Что, если не решить этот жгучий вопрос немедленно, он может остаться без дачи в писательском городке. Конечно, без крыши над головой он не останется: в столице у него есть квартира, которую он давно и с хорошим наваром сдает. Но с престижем, с завистью коллег, у которых нет дачи в этом натворённом месте, придется расстаться. А это никак не входило в его дальнейшие планы. И Виктор, словно между прочим, заметил:
    - Вчера был в ресторане в Доме литераторов: замечательная кухня! Свежайшая стерлядь и расстегаи с зернистой искрой – пальчики оближешь. Не махнуть ли нам туда покушать: уже полдень, а обедать где-то нужно.
    Недосекин оценивающе посмотрел на гостя и неторопливо произнес:
   - А почему бы нет? Глядишь – и наш вопросик утрясем.
   Виктор был очень рад такому решению. Недосекин посадил его в неудобное кресло, предназначенное для посетителей: яркий свет лампы с абажуром из опалового стекла бил ему прямо в глаза. И это тоже подстёгивало несговорчивых членов Литфонда быстрее соглашаться с предложениями его руководителя.

   Сытный ужин в прибрежном кафе очень понравился Гюнтеру. Он оставил официанту щедрые чаевые, услышал на прощание традиционное «Приятно!» и вышел из кафе в самом хорошем расположении духа. На улице было тепло, но тревожно: казалось, в воздухе повисло какое-то напряженное ожидание, не обещающее ничего хорошего. Он посмотрел в сторону моря. Над горизонтом, насколько охватывал взгляд, повисла большая черная туча.
   Гюнтер привык в Женеве к веселым ночным дождям, которые чаще всего приходят на рассвете, умывают улицы и листья и, наведя порядок, быстро исчезают. Но здесь положение было иное. Туча, которая сейчас шла к городу, ширилась и набухала, не предвещая ласковое щебетание дождливых капель. Впереди неё мчалась холодная мрачная синь, захватывая всё новые пространства. Она дохнула на Гюнтера холодом и влагой, и веер одинокой пальмы у кафе затрепетал, словно моля о пощаде. Листья пирамидального тополя, росшего поблизости, тревожно вздрагивая, предусмотрительно прилегли на серебристое брюшко, словно это могло спасти их от гибели. Пока Гюнтер, точно завороженный смотрел на тучу, она оказалась над самым обрывом. Спастись от нее можно было только бегством.
   Он  быстро побежал к «Мерседесу», вскочил в него и захлопнул дверцу. Тотчас на машину обрушились потоки ливня. Воздух закипел от сильных струй воды и ветра, море издало рёв. Обычно тихое и безмолвное, море ревело нутром и всей своей глубиной. Гром начался в одной точке неба, затем обрушил свой страшный удар на всю окрестность. Фиолетовая молния озарила притихший город. Дождь, казалось, барабанил не по крыше автомобиля, а по самой голове Гюнтера.
   Но ему было не страшно от внезапного разгула стихии. Наоборот, он увидел в этом добрый знак. Теперь он был уверен: у него с Наташей на этот раз всё будет хорошо. И он набрал номер её телефона.
   - Да, Гюнтер, - отозвалась Наташа. Её обычно звонкий голос на этот раз раздавался с какими-то раскатами и эхом. Видимо, бушевавшая гроза сказалась и на качестве связи. – Ты где?
   - Улцинь. Здесь жуткий гроза. Я приехал смотреть наш дом.
   - Молодец. Он тебе понравился?
   - Еще не знать: я застрять гроза. Я хотеть приглашать тебя приехать! Деньги на самолет брать мои – из тот задаток.
   - Спасибо. А куда лететь, в Женеву?
   - Нет, Улцинь. Наш новый дом.
   - Хорошо, дорогой, я приеду. Я очень соскучилась!
   - А я тебя любить! И целовать!
   - Я тоже. До встречи. 

   Мужчины любят начинать всё сначала, а женщины обустраивать дом. Так рассуждала Наташа, обдумывая звонок Гюнтера. Он застал её врасплох: она, конечно, хотела бы снова слетать в Черногорию, но останавливали траты на дорогу. Теперь, когда с помощью жениха, этот вопрос был снят, Наташу обуревали иные проблемы. Видимо, Гюнтер хочет еще раз попробовать насладиться любовью: кто знает, сколько времени нам отмерено Господом Богом в этой жизни? Но она должна поступать здраво и по уму. Любовь – это, конечно, хорошо. С Виктором она могла бы закрутить сейчас такой роман, что запомнился на всю жизнь. Однако этот мужчина даже не заикается о браке. А у нее, можно сказать, последний шанс выйти замуж. Кому нужна перезрелая баба с дочерью, престарелой матерью и неприметной внешностью в её возрасте?
   Так самокритично рассуждала Наташа и считала, что поступает правильно. Она жалела, что ей не с кем посоветоваться. С дочерью говорить о любовных проблемах еще рано. От матери всё приходится утаивать. И даже с подругой нельзя поделиться сокровенным: от Ирины можно было ожидать только зависти, ревности и подвоха.
   Наташа отложила в сторону роман Льва Толстого «Анна Каренина», который перечитывала не в первый раз, дивясь смелости этой женщины.
   «Вот у кого надо учиться любви, - думала она. – Настоящей, искренней, смелой.  Но она была богатой женщиной – из тех, кого постоянно ставит мне в пример мать. А что я? Невзрачная, небогатая. С таким количеством отрицаний у женщины бальзаковского возраста нет никаких шансов на замужество. На пошлый роман с писателем – да. Но только не на законный брак».
   Это рассуждение еще больше убедило её в правоте принятого решения. И теперь она больше не жалела об упущенной возможности, какой ей представлялась близость с Виктором.
   «Конечно, блуд в наше время – дело будничное. Кругом только и делают, что пропагандируют свободную любовь. Но нравственность и порядочность ещё никто не отменял. Я не собираюсь брать пример с Ирины, как бы она не старалась убедить меня в этом. Да и для дочери какой будет пример? Ведь у распутной матери и дети бывают такие же. Лучше сохранить верность Гюнтеру. Да и, как известно, за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь. Мужчину, который не пожалел такую сумму для практически незнакомой женщины, можно любить», - заключила она, и вновь углубилась в чтение романа.   

   Говорят, что любовь – самая сильная страсть, которую познал человек. Но Ирина с недавних пор с таким выводом была абсолютно не согласна. Её сейчас терзали не чувства неразделенной любви или муки ревности, а элементарная зависть. К подруге, посмевшей обойти её, гораздо более умную, красивую и удачливую женщину. И потому решила приехать к Наташе, чтобы раз и навсегда поставить её на место.
   Раздалась мелодичная трель сотового телефона, который валялся на сиденье рядом, и Ирина, не отрывая рук от руля, громко произнесла:
   - Прием!   
   - Это я, твой пупсик! – раздался голос мужа наушнике за ухом. – Ты меня извини за вчерашнее – в фирме дела идут плохо.
   - И ты, конечно, решил злость и обиды выместить на послушной и беззащитной жене?
   - Ладно, ещё раз прости. Может, пообедаем в ресторане?
   - Я к Наташке еду поболтать.
   - Ну, где две бабы собрались, мужику делать нечего.
   - Это точно, - согласилась Ирина. - Бабы и вороны нападают стаей, так что нам на пути не становись.
   - Слушай, может, и её с собой в ресторан пригласим. Она женщина бедная, пусть хорошей еде порадуется.
   - Наташку, к сожалению, едой не удивишь. Она от всех моих деликатесов отказалась. Зато в театр на новую постановку меня пригласила. Как смотришь на это предложение?
   - Театр?! – искренне удивился муж. – А зачем он мне? Мы и так в нём живём – кругом разыгрываются такие спектакли! Вот вчера мой брокер пару фьючерсов подбросил. А я ему говорю – лучше взять в лизинг…
   - С тобой всё понятно, - устало произнесла в трубку телефона Ирина. – Пообедай без меня.
   - А кого ты с подругой сегодня мочить собралась? - загоготал в наушнике гнусавый голос супруга. – Имей в виду, что ты у меня под контролем!
   - Зарабатывай свои бабки, а в мои дела не лезь, - отрезала супруга и произнесла:
   - Отбой!
   «Вот уж наградила меня судьба кретином с двумя извилинами! Поставил в тачку систему навигации, как у Наташкиного швейцарца в «Мерсе», и теперь от его надзора никуда не спрячешься».
    Раздражение нарастало, надо было излить его на кого-нибудь. Но до встречи с подругой было еще далеко. И потому, круто выруливая сейчас на своей иномарке по трассе и обгоняя другие машины, она нашла еще один критический выпад.
   - Кретин! – выругалась Ирина на водителя «Жигулей», который не сразу уступил её машине крайний левый ряд. – Замени свой «Жопорожец» на приличную тачку, а потом пытайся обгонять иномарку!
   Дорогу ей уступили, но настроение не улучшалось. Возможно, это было результатом того, что Ирина уже приложилась с утра к бутылке. Впрочем, руль она держала уверенно, а вела машину, как заправский водитель с многолетним стажем.
   Но вот и улица, на которой расположился дом подруги. В этот серый осенний день солнце не красило его золотыми лучами, и улица казалась такой же унылой и серой. Особенно была заметна въедливая грязь, которая проступает даже на тротуарах, стоит ее слегка размочить дождем. А он нудно, но уверенно моросил с раннего утра. И проходить, похоже, не собирался.
    Ирина припарковала иномарку во дворе дома, пнула ногой слишком смело приблизившуюся к ней собаку и, подобрав края длинного кожаного пальто, брезгливо пошла по раскисшей земляной дорожке к подъезду с обшарпанной дверью. Надпись в подъезде «Здесь был Вася» и устойчивый запах кошачьей мочи встретили гостью.
   - Ты!? – удивилась Наташа, открывая на звонок дверь квартиры. – Какими судьбами?
   - Не всё же тебе ко мне ездить – вот и решила навестить лучшую подругу.
   - Но… в наш век всеобщей телефонизации могла звякнуть. Я хотя бы обед приготовила.
   - Не волнуйся: обед у меня с собой, - сказала Ирина и протянула подруге бутылку виски.
   - Но это крепкий напиток. Сорок пять градусов! – прочитала она на этикетке.
   - Извини, подруга – других не употребляю. Я, понимаешь, в последнее время подсела на спиртное. Даже любимый сладкий «Бейлис» уже не радует.
   Наташа подозрительно посмотрела на гостью. От внимательного взгляда не ускользнул нездоровый блеск глаз и странная серость ухоженного лица.
   - Что, плохо выгляжу? – заметила испуганное выражение лица подруги Ирина. – Это потому, что не была сегодня у косметички.
   «Косметичка – это сумочка, куда кладут косметику», - машинально поправила ее про себя Наташа, но вслух сказала иное:   
   - Проходи, гостем будешь.
   - А я уж думала, так в дверях и простоим. А забывать про друзей – грех. Мы с тобой с первого класса знакомы. Старые друзья – они от Бога. Посланы нам…
   Наташа не стала возражать, а лишь притянула к себе подругу и горячо поцеловала. Ей стало жалко эту богатую, запутавшуюся в сетях денег женщину, что она чуть не заплакала.
   Показались слёзы и на глазах Ирины. И она, не стесняясь, вдруг заревела в голос. То, что долго копилось в ней: обиды, невзгоды и жалость к себе, всё это хлынуло мощным потоком слёз, очищая душу и тело.
   Но вот подруги выплакались, еще раз обнялись и пошли в комнату. Ирина налила Наташе и себе виски, залпом выпила рюмку. По телу разлилось знакомое тепло, голова приятно затуманилась, а все проблемы просто исчезли. 
   - Ну, рассказывай, кого ты все-таки любишь – Гюнтера или этого писателя, как его?
   - Виктор. Мне кажется – обоих.
   - Жалость – это не любовь. Ты на меня посмотри – вот что делает брак не по любви, а по расчету.
   Ирина щелкнула золотой зажигалкой, зажгла сигарету и со злостью швырнула её в угол.
   - Ты думаешь, это золото, - она кивнула в сторону брошенной зажигалки, - приносит счастье?
   - Если бы так думала, то тоже была бы замужем за мешком с деньгами.
   - Ой-ой, какие мы гордые! – вдруг переменила тон гостья. – А скажи, дорогая, что бы ты делала совсем без денег? На панель пошла?
   - Но ты же видишь – я не на панели!
   - Ты хоть поинтересовалась, какое состояние у Гюнтера?
   - Я выхожу замуж не за состояние, - обиделась Наташа.
   Ирина выдохнула сигаретный дым, ловко соскочила с дивана, на котором сидела, поджав ноги, и пошла в угол за зажигалкой.
   Внимательно осмотрев её, бережно отерла драгоценность рукой, смахнула невидимые пылинки и аккуратно положила в сумочку.
   - Выпей, - подвинула Ирина рюмку Наташе. – А то мы еще поссоримся. Да и не хорошо одной из подруг быть трезвой.
   Наташа взяла рюмку, немного отпила виски и, поморщившись, поставила рюмку на стол.
   - Напоминает ракию. В Черногории её везде наливают.
   - Ракия стоит три копейки в базарный день, а эта бутылка виски  - триста евро.
   - Как раз на билет туда и обратно. Гюнтер меня сегодня пригласил в Улцинь.
   Ирина  вскинула голову и оценивающе посмотрела на подругу:
   - И чем ты собираешься его покорять на этот раз? Вот этим серым платьецем из
дореволюционного ситца? Не забывай: мужики любят глазами.
   Она мгновение что-то соображала, закатив глаза к потолку, затем решительно подошла к дорожной сумке, брошенной у входа, и вынула из нее сверток:
   - Вот, примерь: по дороге я заглянула в бутик от Гучи на Тверской. Для любимой подруги ничего не жалко!
    Она выбрала платье для себя, но сейчас какой-то порыв захватил её и заставил совершить непредвиденное.
   Наташа робко протянула руку, сомневаясь, брать ли. Но Ирина сказала резко:
   - Бери, дурёха, не то передумаю. Хочешь, чтобы получилось, как в вашу первую встречу?
   Этот довод окончательно убедил Наташу в правоте подруги. Она приняла подарок, быстро подскочила к трюмо в углу комнаты, и вертелась возле него, осматривая себя со всех сторон.
   - Браво! – не удержалась от восхищения Ирина. – Вот теперь ты не какая-нибудь замухрышка с московской окраины, а настоящая принцесса!
   Наташа была полностью с ней согласно. Платье, действительно, очень её шло. Блестя люрексом, удачно подчеркивая достоинства фигуры, оно, и впрямь, делало её сказочно красивой и привлекательной. В таком теперь было не стыдно показаться не только Гюнтеру.

   Внизу, под крылом самолета, вновь расстилались знакомые горы и равнины, но  Наташе было не до их созерцания: объявили посадку, и времени, чтобы привести себя в порядок у нее осталось совсем немного. Она посмотрелась в зеркальце и осталась довольна своим лицом, которое  выглядело молодо и энергично. Никакой излишней косметики, только слегка подведенные брови, чтобы оттенить блеск горящих глаз. 
   «На этот раз я должна встретить Гюнтера во всеоружии, - подвела итог ревизии   Наташа. – Думаю, платье, подаренное подругой, сразит его окончательно и бесповоротно».
   Она довольно быстро прошла паспортный контроль, а таможенник и вовсе проводил её равнодушным взглядом. Гюнтер стоял у входа в зал и увидел Наташу первым. Его приятно поразил внешний вид избранницы. На этот раз он не заметил в её руках никаких тяжелых сумок, делающих женщину похожей на шагающую гусыню. Легкая стремительная походка, красивое броское платье, ладно облегающее спортивную фигуру, высоко поднятая голова – всё это выделяло Наташу из толпы черногорцев, везущих из столицы соседнего государства множество разных вещей.
   - Натали! Я здесь! – воскликнул он.
   Она ускорила шаг и сразу очутилась в его объятьях. Со стороны они выглядели очень счастливой парой. И, видимо, почувствовали это сами. А такое ощущение заставляет людей вести себя соответствующе и дальше.
   Гюнтер широким жестом распахнул перед Наташей переднюю дверь «Мерседеса», и тут же достал с заднего сиденья роскошный букет роз.
   - Это мне!? – не поверила своим глазам она.
   - Конечно: рядом ведь никого больше нет.
   - Гюнтер! – похвалила его Наташа. – Ты стал говорить по-русски почти без акцента!
   - Я не терял время даром: так гласит русская пословица? У меня была очень хорошая учительница.
   - Надеюсь, она не заигрывала с тобой?
   - Что значит «заигрывать»? Мне она не говорила такого слова.
   - А, - беззаботно махнула рукой Наташа, – это неважно. Главное, что ты меня любишь, ведь так?
   - Так, так! Я теперь не скажу: я тебя любить. Я скажу: я тебя люблю. И очень сильно!
   Они подкатили к своему жилищу. Уютный старинный особняк встретил гостей приветливо. Несмотря на ноябрь, было тепло, зелень деревьев не утратила насыщенного цвета.
   Дрожащими от нетерпения руками Гюнтер открыл замок квартиры. Они зашли в нее, он пристально взглянул на Наташу, сильными руками обхватил ее податливое тело и повалил на ковер. За окном какая-то птица закричала громко, радостно и страстно.

   Что можно сказать о счастье человека? Да почти ничего. В отличие от бед, невзгод, проблем, настигающих в этом бренном мире каждое живое существо, радости у всех индивидуумов примерно одинаковы. И проходят они быстро, и длиться не могут вечно. Вот и Наташа в первый день после встречи с Гюнтером буквально плакала от счастья, так внезапно, сильно и страстно охватившего её. Она так долго мечтала об их первой брачной ночи, так сильно желала её!
   И вот свершилось! Радость, чувство всепоглощающей любви, ощущение необычайности происшедшего овладели ею. Наташа не ожидала от избранника такого темперамента. Она почти смирилась с его холодностью и апатией. Считала, что виновата сама, не смогла разбудить в нем мужчину. И вдруг такой напор, такая страсть и сила! Гюнтер овладел ею буквально на пороге новой квартиры. Он не дал ей раздеться, не стал объясняться в любви. Не стал выслушивать никаких объяснений. Он просто сделал то, что был обязан сделать как мужчина, как избранник, как жених, наконец.
   И Наташа это оценила. Она ответила на призыв мужчины с такой неожиданной для себя страстью, что испугалась сама. Она почти двадцать лет была замужем и не знала, что можно так любить. И была чрезвычайно благодарна Гюнтеру за новые ощущения, за то, что он разбудил в ней женщину.
   Но прошел первый день, наполненный любовью и лаской, и Наташа стала замечать, что пыл Гюнтера значительно остыл, а с ним остывает и она сама. Она занялась квартирой, нашла сотню дел, которые не успела выполнить, и места в этих новых заботах для Гюнтера почти не осталось. Наташа вспомнила о дочери и теперь ругала себя за то, что не взяла её с собой. Её посетили угрызения совести относительно матери. Она терзалась мыслью, что оставила мать одну, обманывает старого беспомощного человека, забавляясь в чужом краю с незнакомым мужчиной. А как хорошо было бы им вместе здесь сейчас!
    Она, видимо, была из тех людей, которые не могут в одиночестве наслаждаться счастьем, им обязательно надо поделиться радостью с близкими людьми.
    И Гюнтер это заметил.
   - Что с тобой, Натали? – поинтересовался он, глядя, как рассеянно ковыряет Наташа вилкой спагетти, безуспешно пытаясь на неё накрутить падающую обратно лапшу. – Ты заболела?
   - Нет-нет, - возразила она. – Представь, я подумала о своей подруге Ирине: ей так холодно сейчас в России.
   Гюнтер пристально посмотрел на невесту и философски заметил:
   - Когда одна женщина вдруг начинает жалеть другую – это не к добру.
   Наташа деланно рассмеялась и постаралась перевести разговор на другую тему.
   - Как хорош этот черногорский хлеб: пышный, зрелый, вкусный. Таким никогда не наешься!
   - В южных странах хлеб пекут без дрожжей. Дрожжи – это измышление скудного севера, где мало солнца и бедная земля.
   - Ты стал говорить, как философ. Скоро по-русски у тебя будет получаться лучше, чем у меня.
   - Ты меня вдохновляешь! – сказал Гюнтер и нежно расцеловал Наташу.
   Шли день за днём, а Гюнтер не заикался о свершении брака. И у Наташи вновь возникали сомнения. Как и каждая женщина, она интуитивно стремилась оформить законные отношения с мужчиной. Ей надо было думать о будущем дочери, у которой не было отца. О матери, которой надо было обеспечивать достойную старость. О себе, наконец: ведь она не собиралась вечно ходить в невестах, не понимая, к чему приведут её дальнейшие отношения с этим иностранцем. Да и знакомство с Гюнтером она заводила со вполне понятной целью.
    И тогда она решилась задать избраннику прямой вопрос:
    - Гюнтер, а ты возьмёшь меня в жены?
    Этот вопрос, похоже, застал его врасплох.
    - Как у женщин всё сложно! – попытался он отшутиться. – Брак в Швейцарии – дело серьезное и долгое. Это в Москве можно расписаться за день.
   - Да, у нас все гораздо проще, - согласилась Наташа. – Но мне так хочется оформить наши отношения!
   - Ты стала моей женой перед Богом. А это – самое главное.
   Она ничего не ответила. Но было заметно, что Наташа расстроилась.
   «Вот, видимо, и закончилось моё счастье. А я так надеялась, что с Гюнтером у меня всё сложится. Наверное, я и впрямь неудачница по жизни, как говорит Ирина. Слишком разборчива, очень высокого мнения о себе.
    А мужчинам это не нравится. Они не любят независимых женщин.
    Что же мне делать? Возвращаться в Россию? Или попытаться измениться, подстроиться под Гюнтера?
    Но я и так ему во всем угождаю! Готовлю всякую вкуснятину, чтобы он не ходил в ресторан, а обедал дома. Стираю и глажу его бельё, чтобы у моего избранника каждый день были свежие рубашки. Даже стараюсь при нём не звонить домой, чтобы он не думал, что я больше люблю маму с дочерью, чем его, единственного и неповторимого».
    Чтобы не выдать своего волнения перед Гюнтером, Наташа вышла на улицу. Теплое солнце заливало осенним светом чистую, ухоженную улицу. Еще цвели розы, зеленели кусты олив, одинокая пальма веером забросила жесткие перистые листья. 
   «Счастье утомительно и нерационально, - продолжала размышлять Наташа.- Ему  всё равно, что будет потом. Но мне-то нет – я, одинокая женщина, должна думать о последствиях столь неопределённых отношений. Радость первых встреч с Гюнтером пройдет, а проза жизни и её потребности останутся». 
 
   Чувства вынуждают человека думать, но мысли вовсе не заставляют его чувствовать. Так, видимо, и поступала Жанна, когда названивала бывшему мужу. Она давно забыла о тех чувствах, которые испытывала к Гюнтеру. О долгих совместно прожитых годах, когда им казалось, что они любят друг друга. Теперь её наполняли иные эмоции. Богатая женщина никак не могла понять, почему Конрад любит не маму с большими деньгами, а бедного, выгнанного из дома отца.
   - Ведь он ничего не сможет тебе дать! – не стесняясь медицинской сестры, делающей в палате массаж сыну, громко говорила она. – Твой папа теперь без гроша в кармане!
   - Ну, и пусть! - упрямо возражал сын. Ему было неудобно за маму, за то, что она говорит такие слова об отце при посторонних. – Но я его люблю.
   - Любовь – это пустой звук. Ею не заплатишь за лечение. Знаешь, во сколько мне обходится каждый день нахождения тебя в таких апартаментах?
   - Доктор сказал, что завтра можно будет вставать, и я сразу уйду отсюда.
   - Никуда ты не уйдешь! – истерично закричала Жанна. – Весь в отца: такой же упрямый и неблагодарный.
   Но вот, наконец, ответил телефон Гюнтера, и она переключила гнев на бывшего мужа.
   - Почему отключаешь сотовый!?
   - Не кричи, пожалуйста, - раздался спокойный голос Гюнтера. – Я тебе больше не муж, и отчитываться не обязан.
   - Вот как ты заговорил!? – возмутилась Жанна. -  Сын корчится в больнице в страшных муках, а ты скрываешься от выполнения обязанностей родителя, да еще и грубишь!
   - Мама, не обманывай, пожалуйста: я практически здоров, - отозвался Конрад.
   - Здоров тот, у кого денег много, а ты такой же нищий, как и твой любимый папочка!
   И объяснила в трубку, бывшему мужу:
   - Это я не тебе.
   - В таком случае – до свидания: значит, моя помощь тебе не требуется.
   - Постой, не торопись, - остановила его Жанна. – Помощь не нужна, а за медицинские услуги платить придется. Мой адвокат вышлет тебе счет за половину лечения Конрада. Понял?
   - Мама, зачем ты так?
   - Потому, что он – гад! Потому, что я  должна мучиться одна. Мужчины, конечно, всегда правы. Зато женщины никогда не ошибаются. Так что мы квиты!
   - Я прошу тебя: не трогай папу.
   - А ты знаешь, где сейчас твой отец? В черногорском курорте – развлекается с русской девицей. Я у твоей больничной койки, а он со шлюхой.
   - Неправда!
   - Правда, сынок: я наняла детектива. Он отслеживает каждый шаг твоего честного и справедливого папочки.
   Жанна была из тех взбалмошных женщин, которые, накричав и выговорившись, становятся как бы мягче и добрее. Теперь она могла не только казнить, но и миловать. Не хватало малости: чтобы кто-то её об этом попросил. И, так как Гюнтер просто физически не имел возможности это сделать, то её вопросительный взгляд упал на сына. Конрад понял, и тихо, краснея, произнес:
   - Мама, прости папу, я тебя очень прошу.
   - Конечно, сынок, конечно. Можешь сам ему позвонить: больше денег за оплату твоего лечения от него не потребую.

   Неудача с Гюнтером расстроила Наташу. Медленно, исподволь, затем всё быстрее и явственнее, нарастало внутреннее  недовольство и собой, и Гюнтером, и всем тем, что произошло. Казалось бы, вот оно – долгожданное счастье. Вот то, о чем так долго мечтала, коротая ночи в одиночестве и неразделенной любви. Ведь та страстность, с которой Гюнтер овладел ею, те забота и внимание, которыми он окружил её, - казалось, это и есть настоящая любовь. С нежностью, порывами страсти, с ревностью к мужчинам, которые оборачивались на улице вслед  Наташе, расцветшей от любви. Она цвела, как роза, опрысканная целительным дождем.
   Но что-то мешало ей до конца осознать приобретенное с Гюнтером счастье. Чем дольше она находилась с ним в этом уютном, ухоженном приморском городе, тем сильнее сознавала, что обманута.
   Гюнтер не пригласил её к себе домой, в Женеву, а встретился на съемной квартире. Надежда на скорое заключение брака таяла день ото дня. Бесцельные хождения по ресторанам и кафе ей уже изрядно надоели. Даже само дальнейшее нахождение здесь, вдали от дома, Наташе стало казаться бесцельной тратой времени.
    Она бросила школу, учеников, дополнительные уроки. Оставила в далёком Подмосковье маленькую дочь и пожилую маму. И проводит, неизвестно на каких основаниях время в безделье в далёком курортном городке с иностранным пожилым мужчиной.   
   «Что я здесь делаю? – задала она мысленный вопрос, сидя вместе с Гюнтером в очередном уютном крошечном кафе в Улцине. – Прожигаю остатки жизни? Или я помешалась на этом замужестве?! Он использует меня, как резиновую куклу, для удовлетворения прихоти и только. Судя по всему, законный брак ему больше не нужен. Вон, как морщился и кривил губы, пока разговаривал по телефону с бывшей благоверной. Видимо, она отбила ему желание вновь жениться на всю оставшуюся жизнь».
   - Что с тобой, Натали? – заботливо поинтересовался Гюнтер, подливая в бокал красное вино. – На тебе, как это по-русски? Лицо не сидит!
   - Сидит, сидит, - отмахнулась от его внимания, как от назойливой осенней мухи, Наташа.
   Пригубила вино, поставила бокал на стол, накрытый белой накрахмаленной скатертью, и холодно спросила:
    - А когда мы поедем в Женеву оформлять документы на брак?
   Гюнтер очень внимательно посмотрел на избранницу, взял за руку, крепко сжал и поцеловал:
   - Разве нам с тобой плохо без бумаг? Ведь настоящие браки заключаются на небесах!
   - С небес я давно уже спустилась. Со своим прежним мужем.
   - Дело – не в оформлении брачного контракта: он у нас будет. Дело в наших чувствах.
   «Будет, будет! – раздраженно подумала Наташа. – Всё одни обещания!»
   Но она тут же взяла себя в руки и постаралась умерить возмущение.
   «Возможно, он и прав, - устало подумала она. – Зациклилась я на этом оформлении отношений. Стала чересчур назойливо об этом просить. А мужчинам такая назойливость не нравится. Она настораживает, заставляет сомневаться в чувствах избранницы. Он, наверное, думает, что я могу позариться на его деньги, женевскую квартиру, дорогой автомобиль. Может быть, предложить ему оговорить эти условия в брачном контракте?  Что я не стану претендовать на его имущество? У них это принято». 
   Но вслух она ничего не сказала. В это время официант принес заказ, сделанный Гюнтером. Он быстро, со знанием дела, расставил на столе блюда с зернистой икрой, красными раками, посыпанными зеленью, маленькими серебристыми рыбками, свернутыми на половинке яйца и вазу с ярко-желтыми душистыми мандаринами.
   - За тебя, моя красавица! – поднял бокал Гюнтер, наклонился к ней и дохнул прямо в ухо нежным шепотом: - Я очень хочу тебя снова!
   «Во-во! - подумала Наташа. – Обойдешься: я тебе не дешевая проститутка, которую можно использовать за обед в кафе».
    Но и эта тирада осталась только у нее в голове. Наоборот, Наташа ласково улыбнулась, смело взглянула в глаза Гюнтера и проговорила:
   - За мужчин, которые по-настоящему любят женщин!
   Если Гюнтер и понял двусмысленность этой фразы, то виду не подал. Он выпил вино и начал с аппетитом есть принесенные закуски.

   За обедом в ресторане Центрального дома литераторов Виктору удалось решить проблему переделкинской дачи. Однако стоило это ему немало. Недоскокин оказался не только любителем вкусно поесть и выпить за чужой счет, а потому заказал самые дорогие закуски и напитки. Но, не стесняясь, назвал сумму, за которую мог бы уладить щекотливый дачный вопрос.
   - Я думаю десять тысяч баксов помогли бы мне решить твой дачный вопрос, - небрежно бросил он писателю вместе с выдыхаемым дымом от кубинской сигары эту цифру.
   - Сколько? – изумился Виктор. – Да я такую сумму получаю от издательства за целый роман, который пишу полгода!
   - Не прибедняйся: я доходы членов Литфонда знаю. У тебя только в этом году вышло четыре книги. Да плюс гонорар от издания романа в Сербии, который ты скрываешь от меня и налоговых органов.
   Виктор опустил голову. Он понял, что с предложением пройдохи придется смириться. Вспомнилось, как, еще в годы ельцинского переворота, пришел к председателю писательского союза жаловаться на поборы Недосекина, заведовавшего в ту пору культурно-бытовой комиссией.
   - А за что его наказывать? – недоуменно спросил председатель.
   - Так он же требует от меня взятку! – воскликнул Виктор, полностью уверенный в правоте. Ему казалось, что при этом грозном слове начальник тут же нажмет кнопку на столе и вызовет на ковер нарушителя закона. Ведь недавно, на писательской конференции, он зачитывал указ президента страны о борьбе с коррупцией и призывал литераторов в своих произведениях решительно обличать взяточников.
   Но тот лишь рассмеялся и с жалостью посмотрел на посетителя. Затем, как малому, не разумному ребёнку принялся объяснять:
   - Виктор Федорович! Да кто же в столице их не берет?! Это всё равно, что потребовать от пчелы отказаться брать свой «взяток» с цветка, чтобы обеспечить рой пропитанием на зиму!
    Видя, что и этот, железно аргументированный довод не убедил просителя, Недосекин лишь рассмеялся и уже вскользь проговорил:
    - Как знаете, Виктор: дача нужна вам, а мне неоплачиваемые хлопоты ни к чему. И запомните: не пьет и ничего не берет только телеграфный столб. Да и то потому, что у него чашечки кверху дном перевёрнуты – водку и деньги в них неудобно наливать и класть.
    Довольный таким образным сравнением, председатель Литфонда потянулся за ручкой, чтобы записать очередную метафору в блокнот для использования в будущем романе.
   Виктор еще с советских времен знал, что вымогать у человека деньги за услугу, которую обязан исполнить по должности, - преступление. Но теперь наступили иные времена и нравы. Потому заранее приготовил требуемую сумму. Он уже достал из кармана пиджака конверт, но вдруг вспомнил фразу Остапа Бендера при сборе денег для Отца русской демократии: «Торг здесь неуместен». Но с Недосекиным торг был обязателен. И Виктор сказал:
   - Эта сумма не соответствует твоим затратам на решение вопроса.
   - Вот как? – оживился Недосекин, налил полную рюмку коньяка «Хенесси» и опрокинул её в рот. Он, наконец, почувствовал себя в своей тарелке: разговор приобретал привычное для него течение Клиент был свой, с ним можно было торговаться. Он, с придыханием в голосе, поинтересовался: - Назови свою цену.
   - Думаю, что адекватная цена вопроса – тысяча долларов.
   Недосекин чуть не поперхнулся от ещё одной рюмки коньяка, которую только что выпил. Он торопился допить содержимое литровой бутылки.
   - Да за такие деньги я и задницу от кресла не оторву.
   «Дорого же мне обходятся причуды невестки! – почему-то разозлился Виктор не на взяточника, а на Вику. – Ну, подожди: улажу вопрос, и выкину тебя из дачи».
   Последнее соображение подняло настроение. Он решил, что таким образом можно одним выстрелом убить двух зайцев. И решительно сказал:
   - Три тысячи и ни цента больше.
   - Согласен, - моментально произнес Недосекин и заерзал от удовольствия в кресле. Его полное тело коротышки заколыхалось в мягком кресле от удовольствия.
 
   Наташа только вчера возвратилась из Черногории, где провела с Гюнтером несколько дней. Теперь ей стало казаться, что они были не так уж и плохи. Память человека устроена так, что старается выбросить из головы всё плохое и оставить лишь  приятные воспоминания.
   Она думала о чистом, ухоженном приморском городке, в котором, возможно, ей придется жить с Гюнтером, забывая их разногласия. Отсюда, издалека проведенное в отдыхе и неге время казалось сказочным. Тёплая солнечная погода, обилие зелени, целительный морской воздух – всё будоражило сердце, заставляло его сладко биться в предчувствии чего-то хорошего.
   Исчезли  сомнения в порядочности жениха, забылось, что он не торопился с оформлением брака и в памяти остались только приятные воспоминания
   Наташа сидела сейчас на сбитой из нетесаных досок скамейке в глубине двора возле люберецкой квартиры и перебирала в памяти эпизоды недавних дней в теплом и ласковом приморском городе. Нежданная осенняя оттепель посетила Подмосковье. Ярко светило солнце, наполняя всё вокруг чудесным оранжевым светом. В этом тихом, защищенном от ветра местечке внутри двора оно довольно сильно грело лицо и руки.
   Из-под скамейки вылезла рыжая собака и, ласково повиляв длинным хвостом, присела рядом. Она зевнула и потянулась к Наташе. Та её погладила, и знакомство состоялось. Собака доверчиво положила голову на колени Наташи и закрыла глаза, так же стараясь погреться в солнечных лучах.
   Наташа взяла собаку за большое теплое ухо, пощекотала и спросила:
   - Как ты думаешь, Гюнтер меня не обманет?
   Животное промолчало, и Наташу продолжила:      
   - Он, конечно, может и не жениться на мне. И тогда я, как и ты, останусь одинокой и никому не нужной, понимаешь? Конечно, у вас, собак,  браки не заключают. Но у людей всё по-другому. Меня даже подруга Ирка презирает, что я маюсь без мужа. У нас, у людей, женщина без постоянного спутника и штампа в паспорте – это не человек, а неизвестно что. Ну, почему молчишь? Тебе я тоже безразлична, - печально проговорила она и хотела ласково оттолкнуть от себя собаку, но та вдруг, словно понимая её состояние, несколько раз лизнула руку Наташи мягким влажным языком.   
    Это Наташу так развеселило, что она решила продолжить разговор с животным:         
    - Даже ты и то понимаешь! А Гюнтер почему-то считает, что можем быть счастливы и без штампа в паспорте. С этим можно было бы согласиться, если б я была богата и независима. Тургеневские Лизы и дамы дворянского происхождения могли себе позволить роскошь безбрачных отношений. Но у меня на руках маленькая  дочь и престарелая мать. Да и общественное мнение мне не безразлично: я знаю, как в России, особенно в провинции вроде моих Люберец смотрят на женщин свободного поведения с неопределённым статусом. Одного лишь осуждающего взгляда маменьки достаточно, чтобы навсегда отказаться от кавалера для однодневных утех. Пусть считают меня женщиной со старомодными взглядами. Но, пойми, мне нужен человек, который будет делить со мной радости и невзгоды до конца жизни.
    Наташа попрощалась с собакой и пошла в дом. Там её встретила мать. Анастасия Евграфовна давно хотела поговорить с дочерью о результатах очередной поездки за границу, но та лишь отмалчивалась. Но сейчас терпение матери было, видимо, на пределе, и потому она сразу спросила:
   - Ну, расскажи, что произошло?
   - Ничего особенного: я оформила права на квартиру в Улцине.
   - С Гюнтером.
   Наташа вспыхнула так, что у нее покраснело лицо. Но она быстро совладала с волнением:
  - С Гюнтером, агентом по недвижимости, мы оформили договор аренды квартиры.
А с мужчиной по имени Гюнтер подписать брачный контракт не получилось.
  - То есть, ты, наконец, признаешься, что у тебя с ним был роман? И ты его скрывала?
   - Ни романа, ни замужества, которого ты так боишься, у меня не было, нет, и, возможно, не будет. Есть обычные деловые отношения.
   Анастасия Евграфовна поняла, что на сегодня выяснила достаточно и деликатно проговорила:
   -  В наше время аморальность мужчины  берет верх над безнравственностью женщины. Но, надеюсь, тебя это не касается. А когда мы сможем поехать вместе в это райское место?
   Наташа замялась с ответом. Посмотрела матери прямо в глаза и ответила:
   - В любое время. Но сейчас и там холодная осень, так что подождем до весны. Анастасия Евграфовна была вынуждена промолчать. С недавних пор она заметила не свойственное раньше дочери упрямство. Покорная и ласковая прежде Наташа стала дерзить, не соглашаться, а то и вовсе перечить, что для Анастасии Евграфовны было непостижимо. И она решила - во что бы то ни стало разгадать тайну дочери, заставляющую ту поступать столь неблагородно.

   Бывает так, что одна мысль настолько овладевает умом, что не оставляет места для остальных. Видимо, так и произошло с Ириной с тех пор, как у Наташи появились завидные женихи. После её внезапного визита к подруге она, казалось, примирилась с мыслью об удаче Наташи. Но проникшая глубоко в подсознание зависть терзала её сердце.
   Она полулежала в роскошном персидском халате на тахте в огромной безлюдной квартире и размышляла о своей нелегкой судьбе. Ирина осилила уже полбутылки любимого виски, но не получила желаемого результата. Наоборот, разболелась голова, и пришлось принять таблетку.
   Но и баралгин Ирине не помог: голова неприятно гудела, а сердце одолевали грустные мысли.
   «Надо же, как я ошибалась, - думала она. – Считала, что красота дана женщине, чтобы очаровывать любовников и держать в страхе мужа. А вот невзрачная Наташка покорила сразу двух мужиков, а я не могу заманить ни одного».
   Это мысленное признание настроения не прибавило. Пришлось плеснуть в стакан с широким, специально для виски дном еще горячительного напитка. После этого  Ирине захотелось немедленно позвонить подруге.
   - Алё! – вяло произнесла она в трубку. – Ну, что же ты не рассказываешь, как тебя бросил Гюнтер.
   - Во-первых, здравствуй. А, во-вторых, как ты узнала, что он меня бросил?
   - Значит, это правда?! – чуть не закричала Ирина. – И ты молчишь!
   - Ну, это не вся правда, - уклончиво ответила Наташа. – Да, он так и не предложил мне приехать к нему домой в Швейцарию. Но это вполне естественно: какой же иностранец станет, сломя голову, спешить с оформлением брачных отношений? Ему сначала меня хорошо узнать надо.

   - Ну, и как, узнал? – язвительно спросила подруга.
   - Старается. Мы еще очень мало знакомы. Сейчас я составляю отчет о расходе денег, которые он дал на приобретение дома в Черногории, - сказала Наташа и тут же пожалела о произнесенных словах.
   - Так он, оказывается, жмот!  – радостно констатировала Ирина. – Заставляет тебя отчитываться о каждой потраченной копейке!
   - О каждом евро, - поправила Наташа.
   - Хрен редьки не слаще. Ну и монстра ты подцепила!
   - Возможно, - пришлось согласиться Наташе. - Первые два дня Гюнтер водил меня по ресторанам и кафешкам, заказывал дорогие блюда. А на третий попросил идти на рынок, покупать продукты и готовить еду на нашей кухне.   
   - Ужас! – простонала подруга. – Может, он готовит тебя на роль домработницы?
   - Ты так считаешь?
   Наташа понимала, что подруга говорит это из своих корыстных убеждений. Что она явно не желает её благополучного брака с богатым иностранцем. Но чужие гадкие мысли, как плющ-паразит в ствол дерева, пускали ядовитые корни в её душу. А Ирина, заметив сомнения в словах подруги, постаралась развить победное наступление.
   - Конечно. Прикинь: домработница в Черногории стоит не меньше ста евро в день, я нанимала. Сколько вы пробыли в Улцине?
   - Трое суток: ради нашей встречи Гюнтер взял в банке, где работает, еще один выходной - на понедельник.
   - Трое суток, тридцать шесть часов, - быстро считала Ирина. – Это, с чаевыми, получается почти четыре тысячи евро! Здорово он тебя надул!
   - Ну.., - не совсем уверенно оправдывала жениха Наташа, - он же тратился на обеды в кафе, ресторанах…
   - Ты еще посчитай его затраты на презервативы, - съехидничала подруга.
   - Возможно, ты, в чем-то, права, - наконец согласилась с подругой Наташа.- Собака в наморднике лает задом. Так и Гюнтер, наверное, искал в брачном агентстве бесплатную женщину и домохозяйку. Мы, русские женщины, такие доверчивые.
   - Иностранцы – жуть, какие хитрые и расчетливые. Особенно немцы. Они даже с родителей берут деньги за обеды, которыми угощают по праздникам. Ты слазь в Интернет: в чатах такие истории про этих брачных аферистов рассказывают!
   Ирина эффектно выдержала паузу и, наконец, услышала то, о чем мечтала: в трубке послышался плач Наташи. И чем энергичнее затем жалела она разнесчастную подругу, попавшую в лапы брачного афериста, тем сильнее рыдала Наташа.   

   «Нет человека без недостатков. И, слава Богу, думал Виктор, подъезжая на машине к даче в Переделкино, потому что такой человек не имел бы друзей. За мою слабохарактерность меня любит Недосекин, потому что имеет возможность получить очередную порцию взяток. За то, что мирюсь с выходками Вики, уважает сын. А за что я стал бы считать себя другом сам?»
   «Трудный вопрос,- мысленно ответил себе Виктор. – То, что я себе в последнее время не нравлюсь, - не подлежит сомнению. Не могу призвать к порядку зарвавшуюся невестку. Не смею определиться в моем отношении к Наташе. Что я за размазня?! Разве такого может полюбить женщина? Наверное, и жена ушла от меня по этой причине».
   Тоска охватила Виктора. Он ощутил какую-то пустоту в душе, словно жил в последнее время на ощупь, как в тумане. Целый кусок его жизни мгновенно провалился, не оставив ни зацепки, ни малейшей путеводной нити, которая хоть как-то могла помочь определиться с настоящим.
   «Жизнь – это только то, что происходит сейчас, - решил Виктор, сбавляя скорость машины и осторожно подъезжая к воротам дачи по обледенелой дороге. – Прошлого уже нет, и его не вернешь. Будущее никому, кроме Господа Бога, не известно, и о нем не стоит горевать. А вот сегодняшний день важен. Но, к сожалению, и он не определен для меня. Для чего я живу? Чтобы написать еще одну книгу? Чтобы эта дача досталась ненавистной Вике?»
   Он въехал во двор, припарковал машину, вышел из нее и огляделся. Бронзово-коричневые шершавые стволы вековых корабельных сосен со всех сторон окружали старый деревянный дом с широкой верандой. Их вечнозеленые иглы наполняли воздух хвойным целительным ароматом. После заполненного сотнями тысяч изрыгающих отраву автомобилей мегаполиса, этот живительный воздух оживлял и бодрил. С каждым глотком к Виктору возвращались энергия и надежда.
   «Если к жизни относится творчески, - подумал писатель, - то мое лучшее произведение – это именно моя жизнь. Только она имеет высший смысл и непревзойденную ценность. Всё остальное – мишура».
   Виктор был писателем, человеком эмоциональным и, естественно, что на первом месте у него находилась работа. Он обрадовался метафорической фразе о жизни и поспешил скорее пройти в кабинет к ноутбуку, чтобы записать её
   Но тут из дома вышла Вика. Её разрисованное косметикой лицо диссонировало с окружающей простотой деревенской природы. Но молодая женщина этого не замечала. Наоборот, даже здесь, за городом, где было много обычной работы по дому, она ходила в нарядном платье, с огромными наращенными ногтями на пальцах рук и с большими золотыми серьгами в ушах, которые метались от каждого движения головы. Заметив Виктора, она издала какое-то фырканье, смутно напоминающее приветствие и хотела пройти мимо, но писатель ее остановил:
   - Вика, почему ты написала на меня кляузу в Литфонд?
   - Это не кляуза, это – правда, - высокомерно ответила Вика и намерилась идти дальше, но он снова спросил:
   - Правда, что имеешь право на дачу? На каком основании – ты же не творческий работник, не писатель, в конце концов!
   Последние слова здорово развеселили женщину. Она так громко захохотала, что ворона, примостившаяся на нижней ветке сосны, возле которой они стояли, испуганно взмахнула крыльями и улетела.
   - Тоже мне, творческий работник! Да от чтения твоих книг уши вянут!
   - При чем здесь уши, читают глазами, - поправил её Виктор, но невестка громко и безапелляционно отрезала:
   - Есть писатели и писатели, с ударением на первом слоге. Так вот ты - из тех, кто не пишет, а писает.
   И, не слушая возражений, гордо удалилась в дом с высоко поднятой головой.
   Для Виктора её слова стали как гром среди зимнего неба. Он мог простить невестке многое. Постоянный беспорядок в комнатах дома. Приезд толп друзей на переделкинскую дачу и вытоптанные грядки. Даже пасквили и жалобы в Литфонд. Но позволить плохо отозваться о его творчестве и книгах не мог.
   Он присел на заснеженный пенёк под разлапистой сосной, пытаясь пережить такое оскорбление.
   «Назвать таким гадким словом меня, писателя с мировым именем, выпустившего тридцать книг, переведенного на языки народов мира! – кипел он. – Заслуженного работника, кавалера государственных наград и престижных литературных премий!»
   И он затравленно посмотрел вокруг: не слышал ли кто из соседей слов невестки? Но осенний серый день, не нарушаемый ни одним звуком, был тих, спокоен и будничен. Не каркали вороны и галки, обычно имевшие наглость перемещаться рядом с входом в дом, надеясь углядеть оставленную для них пищу. Тихо было и за деревянным забором: маститый сосед-литератор, видимо, сочинял очередной опус.
   Виктор облегченно вздохнул:
   - Слава Богу, этот Пупкин не слышал: вот бы он развеселился! Сразу Недосекину  эту гадость бы сообщил!
   Но и это не успокоило писателя. Ему сейчас надо было обязательно услышать иное мнение.    
   «Кому позвонить? Кто скажет, что я признан и известен, а мои книги любимы читателями? – думал он. – Коллеги – завистливы и рады любой пакости, случившейся со мной. Сын не прочитал ни одного моего романа. Бывшая супруга, так же, как и злобная невестка, о моих  невысокого мнения. А единственное живое существо, которое меня любит, - собака Джуля, - книг, к сожалению, читать пока не научилась».
   - Эврика! – воскликнул он и вскочил с пенька. – Позвоню-ка я Наташе! Она ведь просила меня подарить роман с автографом!
    Виктор достал из кармана сотовый телефон и стал щелкать кнопками, вызывая из памяти записной книжки нужный номер.
   - Натали, здравствуй! – быстро заговорил он в трубку. – Ты прочитала мой последний роман?
   - Здравствуй, Виктор. Конечно, прочитала. Но что случилось?
   - А почему не говоришь, как он тебе понравился?
   - Если говорить о романе, то ты – гений. Так просто, ясно и доходчиво написанных о жизни книг я еще не читала.
   - Говори, говори, - лихорадочно торопил её писатель.
   - Я всё хотела у тебя спросить: откуда ты знаешь о нас, женщинах, такое сокровенное, о чем мы сами порой не догадываемся?
   - В том и заключается писательский талант, - уже спокойно и рассудительно ответил Виктор. – Ты, конечно, знаешь французского писателя Флобера. Так вот, он никогда не жил с женщиной, но свой роман «Госпожа Бовари» написал так, что представительницы слабого пола рыдают, читая его, до сих пор.
    - Да, ты – тоже настоящий талант, раз пишешь книги, над которыми я рыдаю.
   Виктору телефонный разговор с Наташей нравился всё больше. Гением его давно никто не называл. Тем более, было приятно услышать это после оскорбительных замечаний невестки. Как умный человек, он, конечно, понимал, что собеседница не может хвалить его бесконечно. Но слушать такое было очень приятно. И, чтобы отблагодарить Наташу,  решил сделать ей приятное предложение:
   - Спасибо за оценку моего скромного писательского таланта. Слышишь, Натали, меня пригласили на одну крутую презентацию со звездами эстрады, - составишь  компанию?
   - С удовольствием, - сразу согласилась она.
   - Конечно, там будет много так называемых представителей бизнеса и власти, которых всегда легко узнать по необъятным, заплывшим жиром фигурам и тоненьким, как березки, их подружкам, но такова реальность мира, в котором мы сейчас обитаем. Надеюсь, они не испортят тебе настроения.
   Писателю, услышавшему от Наташи много хвалебных слов, хотелось бы продолжить приятный разговор. Теперь ему казалось, что в Вике говорила только злость и зависть. Он снова почувствовал себя творческой личностью: мало ли кто и что скажет, а реагировать на каждую чушь – себе дороже. Но понял, что нельзя портить кашу лишней ложкой масла. И потому решил попрощаться:
    - Тогда до встречи!
   
   Гюнтер договорился встретиться со своим адвокатом в маленьком кафе на берегу Женевского озера. Он любил это простое заведение. Здесь не подавали изысканных дорогих блюд, зато из окон открывался превосходный вид и на само огромное озеро, и на непрерывно бьющую из его недр высокую струю фонтана. Вид  белого, словно гигантская свечка, столба воды действовал на него расслабляющее. Он завораживал взгляд и успокаивал нервы. А именно спокойствия ему сейчас и не хватало. Жанна опять звонила и выдвигала очередные бредовые требования. Он  не понял, в чем она его обвиняла на этот раз, и потому решил, на всякий случай, поговорить с адвокатом.
   Юрист не заставил себя ждать. Поскольку Гюнтер подписал договор о почасовой оплате его труда, то старался тоже быть пунктуальным. Кроме того, он заранее подготовил вопросы, на которые хотел получить юридически грамотные ответы.
   Они дружески поздоровались, и Гюнтер заказал для адвоката чашку кофе. Тот быстро отпил глоток, посмотрел на часы и поинтересовался:
   - Что на этот раз беспокоит моего клиента?
   - Вы, насколько я знаю, представляете и интересы моей бывшей жены?
   - Именно так.
   - В таком случае, разъясните, пожалуйста, в чем заключаются её очередные претензии?
   - О, Гюнтер, - радушно заулыбался адвокат. – Поскольку речь идет о запросах Жанны, счет за эту встречу я вышлю ей. И мы можем говорить, не глядя на часы, столь обстоятельно, сколько вы хотите. Я сегодня еще не обедал, и закажу себе к кофе сандвичи. А пока можете поинтересоваться, за счет вашей бывшей пассии, разумеется, другими интересующими вас проблемами.
   Гюнтер на какое-то время задумался, готовя вопросы. Он посмотрел в окно: столик, за которым они сидели, стоял около него. Там, почти на самом горизонте, всё также неутомимо била вверх мощная струя серебристой воды. По левой стороне набережной озера расположился городской сквер с плакучими ивами вдоль самого берега. Там тоже было кафе, но в другом, вычурном стиле. Оно представляло бунгало, в которое вел выгнутый мостик в китайском стиле. Он был перекинут через  вырытый канал, в котором почему-то не было воды. Сквозь витражи панорамных окон были видны горящие свечи. В кафе двигались пары. Музыки не было слышно, и потому их движения казались надуманными и ненужными.
   Молодой человек в белой фирменной куртке принес тарелку с сандвичами и стакан с холодной прозрачной водой, от которой его стекло запотело. Адвокат пытливо посмотрел на клиента и заметил, что тот неважно себя чувствует. Видимо, от волнения у него на лбу и висках выступил пот.
   Гюнтер, наконец, очнулся от раздумья. Посмотрел на соседа по столику и невольно отметил, что у того черные крашеные волосы, сухая кожа, дряблые щеки и тонкие губы отнюдь не гурмана. Тот с упоением поглощал бутерброды, на какое-то время забыв о клиенте.
    Наконец, он насытился и отодвинул тарелку. Внимательно взглянул на клиента и задал ему вопрос, которого тот меньше всего ожидал:
    -  Скажите, какие отношения связывают вас с гражданской России Натальей Ивановой? Поймите меня правильно: я не собираюсь вмешиваться в вашу  личную жизнь. Но это имеет прямое отношение к вопросу о претензиях Жанны.
   - Откуда вам известно о Натали? – с придыханием в голосе спросил Гюнтер.
   - Вы меня не выдадите Жанне?
   - Нет, - твердо пообещал он.
   Адвокат осмотрелся, будто пытаясь определить, не ведется ли за ними наблюдение, и тихо, чтобы не было слышно за соседними столами, проговорил:
   - Как юрист, я обязан хранить тайну моего клиента. Но, как мужчина, я на вашей стороне. Жанна и мне кажется чересчур строгой и подозрительной женщиной. Она… наняла частного детектива, чтобы следить за вами.
   Для Гюнтера это сообщение не стало неожиданным. Жанна сама ему о том намекнула. Но, чтобы сообщать об унизительной слежке посторонним людям, – это уж слишком.
   - Как я могу её за это наказать? – спросил он.
   Адвокат в ужасе замахал руками.
  - Боже упаси вас с ней связываться! С её деньгами вы проиграете любой суд.
  - Мы живем в демократической стране!
  - Знаете такую шутку: тот прав, у кого больше прав. А я бы добавил: и больше денег. Законодательство так запутано, что, при огромных средствах, всегда можно найти в нем лазейку. Поэтому я бы посоветовал вам не давать Жанне лишних поводов для ревности.
   - Значит, я не должен встречаться с Натали? Да где мы живем: в стране Берега слоновой кости или в Швейцарии с тысячелетней историей демократии и торжества закона?!      
   - В стране торжества демократии. Поэтому я советую вам оформить отношения с иностранкой. Тогда ни одна Жанна не сможет предъявить к вашей супружеской паре никаких претензий.
   Гюнтер задумался. Он и сам видел, что его отношения с Наташей носят какой-то двусмысленный характер. Он не собирался её обманывать. Но обстоятельства складывались так, что оформлению брака всё время что-то мешало. И он поинтересовался:
   - Как мне начать процедуру оформления гражданского брака? Шенгенскую визу для поездки в Швейцарию она уже получила.
   - Вот и прекрасно, - облегченно вздохнул адвокат. – Поверьте, это значительно упростит жизнь вам обоим. Иначе я не могу отказать Жанне в исполнении её неприятных для вас поручений.
   Они допили кофе, Гюнтер расплатился, и оба, с чувством выполненного долга, покинули общественное заведение. 

   Презентация неизвестно чего, но осуществленная с большим размахом и  вложением средств, произвела на Наташу яркое впечатление. Среди роскошно накрытых столов в престижном ресторане под претенциозным названием «Красная площадь» она с любопытством разглядывала знаменитых артистов и примелькавшихся по экрану телевизора лиц.
   - А это, - показала взглядом на известного певца Наташа, - Влад?
   - Да, Влад, - равнодушно отозвался Виктор, налегая на паштет из трюфелей.
   - А тот – сам…
   - Да, сам, - еще более равнодушно ответил писатель и указал спутнице на блюдо, с которого чаще всего брали крошечные канапе: - Ты, давай, фуагру ешь, пока она еще осталась. Эта актерская братия живо все деликатесы сметёт! Знаешь, сколько стоит такая канапушечка с пятью граммами заграничного явства?
   - Икра красная, икра черная, икра заморская – баклажанная, - вспомнила Наташа цитату героя известного фильма. - Печенку я и дома поем, а на звезд эстрады и кино так близко вряд ли посмотрю.
   - Дело твоё. Но одну звезду ты видишь довольно часто.
   - Это – тебя, - догадалась Наташа. – Но я – женщина любопытная, мне много чего надо. К тому же, Ирине, моей подружке, надо рассказать, кого я здесь видела.
   - Тогда обрати внимание на тот угол: видишь, там стоит под ручку с юной красоткой бледный и хрупкий, словно сделанный из гипса, старичок? Так вот это сам…
  Виктор наклонился к уху Наташи и что-то прошептал.
  - Не может быть! – только и воскликнула она.
  - А это, рядом, его дочь?
  - Любовница. Кто же на такие вечеринки с дочерьми ходит? Жаль, что помощники ему не подскажут известную истину: не бегай за молодыми в таком возрасте – или рога вырастут, или копыта отбросишь.
   И Виктор непринужденно и весело рассмеялся, радуясь удачной шутке.
   - А ты и язва! С тобой расслабляться нельзя: того и гляди укусишь! Кстати, ты кто по гороскопу?
   - Скорпион.
   - Тогда всё понятно, - поняла Наташа. - Жалить – твое любимое занятие.
   - Пока жалят только меня. Причем, исключительно женщины. Вот ты, например. Или жена моего сына Вика. Кстати, какое чудное имя, что-то из рода бобовых сельскохозяйственных культур: вика, чечевица, горох… Назовут же детей, прости Господи!
     Теперь писатель задумался, но, видимо, над своими проблемами. Но вот он встрепенулся и вспомнил:
    - Кстати, а как дела у тебя с иностранцем?
    Наташа вздохнула и положила назад на тарелку бутерброд с красной икрой.
    - Гюнтер, видимо, не хочет заключать со мной законный брак. Да и моё желание сочетаться с ним тоже ослабло.
    Теперь Виктор смотрел на спутницу очень внимательно, точно пытаясь проникнуть в её настоящие мысли. Он тоже отложил очередной бутерброд с заморским деликатесом. И подумал:
    «Значит ли это, что Наташа намекает мне на нашу возможную связь? Может, попытаться пригласить её домой еще разок?»
    Но передумал:
   «Женщины непредсказуемы. А в третий раз наступать на одни и те же грабли и испытывать очередное унижение от отказа, мне как-то не хочется».
    Шел третий час ночи, и вечеринка была в самом разгаре. Перфомансы и развлечения становились всё более откровенными и эротичными. Вот уже на подиум привезли огромный торт, из которого вылезла фотомодель без одежды, но в шоколаде. Уже нашлись желающие слизать тот шоколад с обольстительного молодого тела.
   Наташа, зевнув, обратилась к Виктору:
   - Я что-то наелась этого гламура. Хочется скорее добраться до своей квартиры.
   - Ты мне позволишь подвезти тебя до дома? – поинтересовался Виктор.
   Она кивнула, и неприметная для всех пара направились к выходу из зала. На высоком, обтянутом золотистой материей подиуме, в свете ярких прожекторов начали показывать стриптиз юные девочки.

    Кто будет отказывать себе в удовольствиях, никогда не узнает счастья, думала Наташа, когда, после вечеринки с Виктором, лежала в своей одинокой кровати. Спать, несмотря на поздний ночной час, совершенно не хотелось. Она чувствовала себя  расстроенной и обиженной. Только что, словно это стало привычным, она распрощалась с писателем у дверей квартиры. Так и не осмелившись пригласить его к себе.
    Если бы он попросил об этом, она бы согласилась. Сколько можно отказывать мужчине, который ухаживает за тобой второй месяц? Но Виктор лишь галантно поцеловал руку и, даже не попытавшись обнять, тут же удалился к своей машине.
   Конечно, во всем виновата она сама. Корчить из себя недотрогу в таком возрасте смешно. Наташа и сама не понимала, что с ней происходит. Виктор ей нравился. Льстило, что такой импозантный мужчина удостоил её своего внимания.
   К близости с Виктором её подталкивала и неопределенность отношений с Гюнтером. Если бы на последней встрече он твердо заверил, что собирается законным образом оформить отношения, Наташа и думать не стала бы о другом мужчине. Но, получается, что она по-прежнему свободна.
   «Но ведь есть еще и внутренний стыд, - некстати напомнил ей внутренний голос. – Он-то знает, что надо поступать честно и благородно. И, как говорит, Ирина, «не пудрить мозги» сразу двум мужикам!»      
   - Бесстыдница! – резко произнесла вслух Наташа и испугалась: не разбудит ли за стеной мать?
   Но Анастасия Евграфовна услышала голос и поспешила к ней:
   - С кем это ты, доченька, разговариваешь?
   Мать подозрительно осмотрела комнату и остановила взгляд на двустворчатом шкафе.
   - Ты еще под кровать загляни! – укоризненно произнесла Наташа и демонстративно раскрыла томик со стихами Пушкина, который лежал у нее на прикроватной тумбочке.
   - Нельзя грубить матери: я у тебя одна. С кем можешь поделиться невзгодами, как не со мной?
   «И правда, - подумала Наташа, - с кем?  С несовершеннолетней дочерью? С соседями? С Иркой?»
   И она откинула одеяло, вскочила с кровати и бросилась на шею матери. Так, обнявшись, они простояли несколько минут. Затем Анастасия Евграфовна ласково отстранила дочь, заглянула в глаза и спросила:
   - Ну, что случилось? Рассказывай.
   - Мама, я… познакомилась… с писателем.
   - Очень хорошо: это, наверняка, интеллигентный человек. Впрочем, сейчас и среди них много посредственностей.
   - Нет, он – известен. Мы случайно встретились в салоне самолета, когда я летела в Черногорию.
   - Случайности, конечно, бывает, это правда. Но зачем ты столько времени скрывала это от меня?
   - У нас с ним и было всего несколько встреч. Причем, все – платонические.
   - Ты в него влюбилась?
   - Не знаю. Пожалуй, нет.
   Анастасия Евграфовна на мгновение задумалась, оценивая сказанное дочерью, затем медленно, с высоты прожитых лет и накопленного опыта, назидательно произнесла:
   - Может, так оно и лучше, потому что любовь – это мучение. С другой стороны, безлюбие, особенно в твоем возрасте, – это почти что смерть.
   Теперь они замолчали надолго. Каждый думал о своём. Наташа ругала себя за то, что обманывала мать. Анастасия Евграфовна упрекала себя за недоверие к дочери. Медленно тикали часы, унося прочь гнетущую тишину ночи, за окном прокукарекал петух, напоминая, что и она не вечна.
   Мать словно очнулась и спросила:
   - Так что ты решила?
   - В том-то и дело, что не знаю. Сегодня он подвез меня с презентации к дому. Но я, вспомнив о тебе, побоялась его пригласить.
   - И правильно сделала: порядочные женщины, по крайней мере, в нашей прошлой аристократической жизни, не приглашали приглянувшегося им мужчину среди ночи. Знаешь, что я придумала? Позвони этому писателю и пригласи на чай: вместе всё и обсудим.
 
   Ирина торжествовала: наконец-то она сбила спесь с этой гордячки. Теперь Наталья поняла, как страшно быть отвергнутой. Она Гюнтеру, естественно, не пара. Зачем богатому иностранцу нищая учительница? К тому же, с гонором и старомодными представлениями о порядочности!
   Конечно, если любишь, то с милой и в шалаше рай. Но, похоже, в расчеты Гюнтера это не входит: у него и проблем с бывшей женой хватает. Зачем ему еще одна дура?
   «Ну, вот, милая, мы и квиты, - торжествующе подвела она итог своим рассуждениям. – Теперь у тебя на одного кавалера меньше. Ну, а с Виктором мы еще разберемся. Нет таких писателей, которые не уступили бы напору привлекательной, богатой и успешной женщины. Надо попросить Наталью, чтобы она меня с ним познакомила».
   И, довольная принятым решением, Ирина направилась к одному из телефонных аппаратов, которые находились в каждой комнате её квартиры.
   - Привет, - как можно ласковее  произнесла она в трубку. – Хочу пригласить тебя в гости. Я недавно вычитала, что лорд Байрон, путешествуя, всюду возил с собой серебряную ванну. Сначала я была потрясена развращенностью британского аристократа, а затем подумала: а почему бы нет? И купила себе такую же.
   - Как у знаменитого поэта? – насмешливо спросила Наташа. – Из восемнадцатого века?
   - Я не шучу. Ванны и унитазы из золота – это китч. Много потраченных денег и никакой практической пользы. А серебро убивает всех микробов. Так что, хочешь опробовать?
   - Хочу! – загорелась подруга. – Вдруг - помолодею! 
   - Куда тебе больше. И так двое кавалеров пороги обивают. Кстати, а не пригласить ли нам и твоего писателя, Виктора? Втроем нам будет веселее!
   - В ванне?
   - Не ёрничай! Просто посидим, чаю попьём.
   - Не знаю, - замялась Наташа. – Как-то неудобно. Я не настолько коротко с ним знакома…
   - Рассказывай сказки, - не поверила Ирина.- Значит, решено: жду вас в гости завтра вечером.
   И она быстро положила трубку, чтобы подруга не раздумала.

   Жанна рвала и метала. Надо же, ее бывший супруг не только успел обзавестись подружкой-иностранкой, но и собрался заключить с ней брачный контракт. Одно дело, когда она решительно и твердо указала мужу-неудачнику на дверь. Совершенно справедливо потребовала платы за жилплощадь, занимаемую в ее квартире. Кроме того, крайне милосердно поступила, отказавшись от его части денег в оплате за лечение сына.
   И после всего этого она получает такую плюху! Вместо благодарности, Гюнтер  тотчас нашел себе другую женщину! Сознавать это было невыносимо.
   «Но ничего, - решила Жанна. – Мы еще повоюем! Посмотрим, что скажет адвокат – не зря же я плачу ему такие бешеные деньги!»
   Словно повинуясь мысленному призыву клиентки, в фешенебельный ресторан, где она назначила встречу, вошел адвокат. Заранее предупрежденный метрдотель услужливо проводил его к столику Жанны.
   - Мадам желает что-нибудь заказать для месье? – поинтересовался он, наклоняясь в сторону Жанны и щелкнул пальцами. Тут же рядом возник официант.
   - Поль, вы будете дегустировать вместе со мной фирменное блюдо от шеф-повара под названием…
   - «Утро Женевы», - быстро подхватил  официант.
   - С удовольствием, - ответил адвокат. – Я только что из судебного заседания, так что проглочу любую еду.
   - Себя надо любить, - назидательно произнесла Жанна и приказала официанту: - Принесите два «Утра Женевы», виски с содовой и мой любимый десерт.
   - Ну, чем порадуете, - отпивая виски из высокого стакана, спросила Жанна адвоката.
   - Надеюсь, теперь я угодил, - ответил Поль, споро пережевывая салат из овощей. – Гюнтер согласился оформить отношения с этой русской.
   Жанна со стуком поставила стакан и, с возмущением в голосе, произнесла:
   - И это вы называете «угодить»? Да за что я плачу вам такие гонорары?! Вот это порадовали!
   Адвокат покраснел, как мальчишка, которого грубо отчитали за провинность, и пригрозили поставить в угол. Но все же дожевал пищу и только потом спросил:
   - Разве не вы просили оформить их отношения?
   - Да, просила. Но надо понимать, чего хочет женщина. Считаете, должна радоваться, что бывший муж нашел любовницу и желает вступить с ней в брак?
    - Но только так можно законодательно распутать этот клубок. Законы Швейцарии…
   - К черту законы, - вскричала Жанна так, что две пожилые дамы за соседним столиком невольно обратили на нее внимание.- Я хочу, чтобы Гюнтер был наказан!
   - За что?! Мы живем не в стране папуасов, где правит верховный вождь, а в государстве с цивилизованным обществом!
   - Мы живем в стране денег, - назидательно парировала Жанна. - И, пока у меня их больше, чем у Гюнтера, права буду я.
   Адвокат обреченно   вздохнул, бросил на стол скомканную накрахмаленную салфетку и промолчал. Он понимал, что спорить с клиенткой – себе дороже. С тех пор, как Жанна получила миллионное наследство, ее было не узнать. Она уже не говорила, а приказывала. Теперь он понимал, как тяжело было Гюнтеру жить с ней.
   - Что молчите? Не знаете, как поступить? Тогда я найду другого адвоката, более умного и профессионального.
   И, не дождавшись ответа, она решительно произнесла:
   - Хорошо. Я удваиваю вам гонорар. Но, чтобы Гюнтер порвал с этой русской!
   Поль взглянул на клиентку и вздохнул. Его охватил панический страх: глаза Жанны яростно горели, в них сверкали громы и молнии.
   «Женщина в таком состоянии готова на всё, - подумал он. – Лучше с ней не спорить!»
    От волнения у него на висках  выступил пот, а руки нервно затряслись. Но ему так не хотелось терять богатую клиентку, что он невольно произнес:
   - Ладно, я что-нибудь придумаю. Дайте немного времени.
   - Вот и прекрасно, - обворожительно улыбнулась Жанна, показав ровный ряд недавно вставленных фарфоровых зубов. – Я всегда верила в ваши способности.

   Чем недоступнее женщина, тем сильнее влечет к ней мужчину. Эту старую истину Виктор понял, когда, в очередной раз, проводил Наташу, не удостоившись даже прощального поцелуя. Конечно, когда он поздно ночью, подвез её к подъезду дома в Люберцах, писатель мог попытаться обнять и поцеловать её сам. Но, помня о двух предыдущих отказах, решил не рисковать.
   И вот теперь сидел в кабинете дачи за ноутбуком, пытаясь писать очередное произведение, и не мог напечатать ни слова. Голова была абсолютно пуста, а единственной мыслью была неотвязная дума о Наташе.
   «Что же делать? – подумал Виктор. – Предложить ей выйти за меня замуж? Но для этого решительного шага надо еще дозреть. Да и размеры дачи не позволяют привести сюда новую женщину. У Наташи, кажется, еще и дочь с матерью. Где мне их размещать? Да и сын, наверняка, будет против. О невестке и говорить не приходится: она поднимет такой скандал, что придется убегать из дачи самому!»
   «Но у тебя есть квартира в Москве, - напомнил внутренний голос. – Там  никто не помешает начать новую семейную жизнь»,
   «А где я буду заниматься творчеством?  Как смогу писать романы без живительного воздуха вот этой писательской Мекки! Только здесь Пастернак написал своего бессмертного «Доктора Живаго». А я еще не создал своей главной книги, которая прославит мое имя в веках!»
   - Да и надо ли мне жениться? – вслух продолжил размышлять он. – Писатель относится к тем людям, кто ценит одиночество превыше всего. Снова обзаводиться семейным грузом мне, наверное, ни к чему. Я, конечно, могу сойтись с Наташей: она близка мне по духу и общению. Но не до гробовой доски!
   Его тягостные размышления прервал рингтон мобильника, выдав мелодию вальса Штрауса. Виктор взглянул на определитель номера: звонила Наташа. Он моментально нажал кнопку соединения и, постарался ответить как можно бодрее и жизнерадостнее:
   - Привет, Натали!
   - Чем занимаешься?
   - Жду твоего звонка.
   - В таком случае, ближе к делу: моя школьная подруга приглашает нас к себе в гости. Убьем сразу двух зайцев. Ты познакомишься с очень интересным экземпляром современной женщины, который, наверняка, пригодится тебе, как писателю, для романа. А я повидаю близкую подругу. Идет?
   - Идет, - без колебаний согласился Виктор. Он так желал новой встречи с Наташей, что был согласен встретиться, где и у кого угодно, лишь бы это произошло скорее.
   - Тогда завтра, в семь вечера жду тебя у памятника Пушкину: она живет в двух шагах от него.      
   - Договорились!

   Наконец-то наступил легкий морозец, и под ногами перестала чавкать отвратительная осенняя грязь. Свежий пушистый снежок приукрасил застывшую землю, и оттого вокруг всё выглядело свежо и опрятно. Виктор припарковал машину на платной стоянке, и уже десять минут дожидался Наташу у величественного памятника певцу земли русской. На голове бронзового Пушкина с комфортом расположилась огромная черная ворона и тщательно, не обращая внимания на толпы народа вокруг постамента, вычищала клювом перья.
   Виктор оторвал взгляд от нахальной вороны и перевел на небо. Оно прояснилось, было светлым не только от многочисленных фонарей вокруг, но и от яркой луны, освещавшей город матовым светом. Она была большая и пылающе-красная. Облака вокруг стали дымными, с золотистыми ободками, что для огромного мегаполюса выглядело не совсем естественно. Писатель повертел головой и понял причину природного казуса: вокруг было столько слепящего искусственного света, что он затмевал естественный окрас осеннего неба. Особенно его раздражала огромная, размером с пятиэтажный дом, реклама заморской «Кока-колы». Она была такая нестерпимо яркая, что по силе и мощи света могла соперничать с луной.
   «Не Россия, не Москва, - разражено подумал писатель, - а какой-то Лас-Вегас: все вывески на иностранном языке!»
   Но тут его окликнула Наташа, и плохое настроение Виктора как рукой сняло. Она была обворожительна: раскрасневшееся от легкого мороза и быстрой ходьбы лицо молодой женщины было лишено косметики. Ладно облегающее фигуру кожаное пальто и модные сапожки делали ее похожей на фотомодель, только что сошедшую с глянцевой обложки журнала.
   - Пройдемся до владений Ирины?
   - А что, твоя подруга такая богатая, что имеет не квартиру, а целые владения?
   - Не только. Нас она сегодня пригласила на смотрины ее персональной ванны из чистого серебра.
   - Тогда пойдем лучше в какую-нибудь кафешку: посидим вдвоем.
   - Нет, что ты! – вздохнула Наташа. – Ирка обидится. Кстати, вот этот навороченный плащ она мне подарила. Прямо из Парижа! Разве я на свои уроки английского языка могу купить такую роскошь?!
   Виктор промолчал. Он почувствовал себя виноватым, что не купил Наташе чего-либо подобного. И потому спросил:
   - А я могу тебе сделать подарок?
   - Нет, не надо. Мы не настолько близки, чтобы дарить друг другу дорогие вещи. Да и не хочется быть от кого-то зависимой.
   - А от Ирины зависеть не боишься?
   - Так она ж подружка!   
   - Понятно, - разочарованно произнес Виктор и надолго замолчал. Похоже, настроение его было испорчено.
   Они прошли через Последний переулок, где для центра столицы было непривычно тихо и малолюдно. Затем пересекли бульвар и оказались перед престижным зданием. Оно было украшено многочисленными колоннами, арками и пилястрами. Вход на территорию преграждал шлагбаум. Но, на этот раз, Ирина позаботилась, чтобы у гостей не было проблем с проходом в её квартиру.   
   Ирина встретила их в огромной, сверкающей зеркалами и многоцветьем хрустальных люстр, прихожей. Она трижды слегка прикоснулась к лицу подруги, имитируя дружеские поцелуи, затем церемонно подала руку гостю. Видимо, он и был главным объектом ее внимания, потому что с этих пор она практически не обращала внимания на Наташу, а общалась исключительно с Виктором.
   - Прошу в столовую: гостя баснями не кормят. Что будем есть? Предлагаю зефир из лангустов, оладьи с белужьей икрой и пюре из топинамбура. Именно таким меню недавно потчевал лидеров стран мира наш президент. Но мы же не хуже их, не так ли, Виктор?
   - Если у нас есть еще и ванна из серебра – то конечно.
   Ирина подозрительно посмотрела на подругу, соображая, что еще наговорила писателю эта злодейка. Но на её ярко накрашенном лице появилась непроницаемая светская улыбка, и она проговорила слащавым голосом:
   - Есть, конечно, есть. Прошу к столу.
   Они расселись за огромным овальным столом, за которым мог разместиться целый взвод, и стали дожидаться, когда прислуга разнесет еду и предложит на выбор напитки.
   - Мудрые китайцы говорят, - поднял рюмку с коньяком Виктор, - дай человеку рыбу, и ты накормишь его один раз. Научи её ловить, и он будет сыт всю жизнь. Выпьем за то, чтобы каждый из нас овладел именно вторым качеством.
   - Прекрасно! – воскликнула Ирина. – Сразу видно писателя: что ни тост, то афоризм!
   - Тогда и я добавлю, - сказала Наташа. – Умением говорить люди отличаются от животных. Но только умением молчать человек может выделиться из мира людей.
   - Браво! – отозвался Виктор. – Ну и подруга у вас, Ирина: умеет поставить на место.
   - А мы, скорпионы, - не замедлила внести ложку дёгтя в бочку мёда подруги хозяйка дома, –  всегда можем ужалить других.
   - Друзья, друзья! – призвал их к порядку Виктор. – Давайте выпьем и забудем  мелкие ссоры, которые нас разделяют. Жизнь так коротка, что надо любить и её, и друг друга.
   На этот раз комментариев не последовало. Дружно выпили и начали пробовать разносолы.
   - А что это такое со странным вкусом? – поинтересовался Виктор, рассматривая откусанный кусочек какого-то мясного продукта.
   - Это ослиная колбаса, сэр! – вышколено ответил официант, находящийся за креслом писателя.   
   - Н-да, - произнес Виктор и брезгливо отставил тарелку в сторону. Но, чтобы не обижать хозяйку стола, не стал ничего комментировать. Просто не стал ни к чему больше притрагиваться.
   Зато Наташа не уставала радовать Ирину: она последовательно попробовала практически всё, что было представлено на столе. И, только когда насытилась, откинулась на спинку удобного кресла и сказала:
   - Такого пира я не видела никогда в жизни. Разве только на той презентации, куда меня пригласил Виктор.
   - А меня вы куда-нибудь пригласите? – игриво произнесла Ирина и повела плечом, словно хотела, чтобы и так сильно обнаженная грудь освободилась от преграды платья.
   - Конечно, - рассеянно отозвался Виктор. - Можете в следующий раз придти вместе с Наташей.
   - Пойдемте танцевать!
   Она стремительно встала, схватила Виктора за руку и повела в центр зала. Зазвучала музыка. Ирина обхватила писателя за талию и прижалась к нему всем своим жарким телом. Наташе оставалось сидеть за столом и наблюдать, как подруга пытается охмурить писателя.
   Кто-то справедливо заметил, что ревность – это боязнь превосходства другого лица. Наташа прекрасно понимала, что не любит Виктора. После радостных дней, проведенных вместе с Гюнтером, после той близости и радости любви, которую она испытала с ним, Наташа любила только одного человека. Но видеть, как Ирка, в её присутствии, нахально, без тени смущения отбивает у нее кавалера, было невыносимо. Она почувствовала себя в роли той знаменитой собаки, которая сидит на сене: сама не ест, и другим не даёт. Но сделать с собой, с нахлынувшими на неё чувствами ничего не могла.
   Больше всего её возмущало поведение Виктора. Еще вчера он так галантно ухаживал, домогался её близости, а сегодня флиртует с женщиной, которую первый раз видит. Прижимает к себе эту вульгарную женщину. И это с его интеллигентностью и благоразумием!
   «Нет, мужики, в самом деле, кобели! – подумала она, и почувствовала, как в ней закипает ярость. – Надо что-нибудь делать, не то Ирка изнасилует его прямо на моих глазах!»
   И Наташа не нашла ничего умнее, как громко, перекрикивая музыку, спросить:
   - А где же твой муж? Он что, дает тебе полную свободу действий?
   Ирина резко отшатнулась от Виктора, точно в проеме двухстворчатой двери зала возник образ её грозного мужа, устало пошла к столу и досадливо произнесла:
   - Ну, Наташка, ты как поручик Ржевский: пришла и всё испортила!
   - А я и не уходила, - огрызнулась Наташа. Ей было досадно и противно, что подруга так вызывающе себя ведет. Что она не обращает на неё никакого внимания, словно в комнате кроме её и Виктора больше никого. И, с несвойственной ей горячностью произнесла: – Это вы совсем про меня забыли. Точно на моем месте сидит гипсовая кукла. Между прочим, Виктор, хочу напомнить: Ира - замужем и за очень ревнивым олигархом с кучей охранников-головорезов.
   - Ну и дура! – только и могла простонать Ирина, напрочь сраженная такой выходкой подруги.
   - А вы, оказывается, смелая женщина! - проговорил Виктор, восхищенно глядя на Наташу. – И очень задиристая. Я обязательно опишу подобный образ в новом романе.
   - Не пора ли нам откланяться? – спросила Наташа. – Эта ослиная колбаса стоит у меня комом в горле.
   Виктор поднялся из-за стола и предложил руку Наташе. Затем подошел к хозяйке дома и галантно поблагодарил. Ирина так благодарно посмотрела на писателя, что тот смутился. В глазах Ирины появилась надежда на продолжение романа, и она не замедлила спросить:
   - Надеюсь, вы теперь станете бывать в моем доме? Вот вам визитка.
   - Непременно. Правда, я люблю домашнюю пищу.
   - Так это я с радостью! – оживилась Ирина. – Думаете, не умею готовить? До того, как выйти замуж за олигарха, я была беднее церковной крысы. И всё делала сама. Наташка подтвердит, мы в одном классе учились.
   - Это правда, - подтвердила Наташа. – Особенно тебе удавались домашние пирожки.
  - Вот на них я вас и приглашаю!
  - Мы обдумаем ваше предложение, - дипломатично опередила Виктора Наташа. – И сообщим за неделю в письменном виде.
  - Спасибо, - сказал Виктор, пожимая руку хозяйке. – Мне, как писателю, было интересно побывать в доме олигарха: надо видеть жизнь во всех измерениях.
  - Я очень надеюсь на новое измерение, - двусмысленно произнесла Ирина и умудрилась прижаться пышной грудью к Виктору.
   - Я вижу, моя подруга тебя очаровала! – дала волю чувствам Наташа, как только они оказались в лифте.
   - Да, я  доволен этим визитом, – ответил писатель.
   Похоже, Виктор решил поиграть на чувствах Наташи и заставить её поревновать. 
   И он попытался обнять и поцеловать Наташу. Но она старательно уклонилась и погрозила пальцем:
   - Без вольностей. А то отведу обратно к Ирине: она покажет, на что способна изголодавшаяся женщина – своего мужа она видит по великим праздникам.
   Больше таких подвигов Виктор в этот вечер себе не позволял.   

   Пожалуй, больше всего изводит человека неизвестность. Когда он не знает, что можно ожидать от близких и родственников, может извести себя бесконечными вопросами. Анастасия Евграфовна, находясь в неведении о поступках дочери, стала подозревать её, рыться в вещах и письмах, И, только когда дочь сама призналась, что познакомилась с писателем, облегченно вздохнула.
   «Слава Богу, - подумала она, штопая очередной носок, - теперь я в курсе похождений Натали. И они, оказываются, совершенно невинны. Плохо же я думала о своей родной доченьке!»
   Такое рассуждение благотворно повлияло на её настроение. За окном чувствовалась холодная осень, переходящая в морозную зиму, и Анастасия Евграфовна радовалась перемене погоды. С удовольствием любовалась причудливым ледяным узором, появившемся на стекле в правом, продуваемым ветром конце подоконника. Видела какие-то причудливые фигурки в беспорядочном сплетении голых веток деревьев во дворе.
   Она подняла взгляд от носка, который закончила чинить, и ахнула. За окном, вопреки всем канонам природы, расцвела высокая нежная радуга. Она была, конечно, гораздо бледнее летней и не сияла всеми красками, как после майского дождя. Зато внезапно раздвинула надоедливые серые облака, плотным коконом покрывшим всё вокруг, и осветила небо приятным радостным светом.
   Анастасия Евграфовна увидела в радуге добрый знак. Она перекрестилась на икону Святого Николая Чудотворца, находившуюся в спальне, и подумала:
   «Пусть будет так, как хочет дочь: придет этот писатель к нам на чай, поговорю с ним, узнаю о намерениях. И, если они серьезные, может, что и получится. А загад не бывает богат: не стану заранее решать судьбу Натали. Как Господь Бог даст».

    Гюнтер сидел на скамейке на берегу Женевского озера и смотрел на спокойную, не подернутую ни одним движением воздуха воду. Ноябрь выдался теплым и безветренным. И в защищенной от вечной суеты большого города парковой зоне было тихо, безлюдно и зелено: деревья и кусты стояли ещё с листьями. Вокруг чинно сидели мамаши с колясками, дети играли на площадке, а голуби деловито искали что-то в траве. Вода в озере отражала золотое закатное небо. Отсюда не было видно даже символа города – фонтана-струи, и потому казалось, что находишься где-то в сельской местности. В светлой глубине чистого неба плыли облака и уходили куда-то вдаль, где возле самого берега росли камыши. Из травы вышли две утки и начали спускаться к берегу. Они шли медленно, оступаясь и выбирая дорогу. Селезень подбадривал подругу успокоительным кряканьем. Наконец  они дошли до озера, одновременно опустили клювы в воду, и поплыли вместе прямо по облакам. По воде, как морщины у глаз, когда смеется старый и добрый человек, пошли медленные круги.
   Ему стало от созерцания этого тепло и спокойно на душе. За этим спокойствием, ощущением силы и уверенности, он и пришел сюда, в это укромное место. Исчез  неприятный осадок последнего разговора с адвокатом. Поль позвонил ему и предложил немедленно встретиться. Чувствуя какую-то перемену в его поведении, Гюнтер настоял на  том, чтобы разговор состоялся по телефону.
   - Хорошо, - ответил адвокат. – Так даже лучше. Так вот – обстоятельства изменились: Жанна против твоего бракосочетания с русской женщиной.
   У Гюнтера от удивления чуть не пропал дар голоса. Справившись с возмущением, он почти закричал в трубку:
   - Да что она себе позволяет?! Это не ей решать!
   - Конечно, не ей, - согласился Поль. – Но, думаю, чем скорее решишь ты сам, тем лучше будет для всех нас.
   - Не понял.
   - В качестве превентивной меры, дабы дать тебе возможность, как она выразилась,  образумиться, Жанна попросила подготовить документ о расторжении договора дарения «Мерседеса».
   - Стерва!
   - Вот именно, - согласился адвокат. – Но стерва с деньгами. И очень большими. А автомобиль, как ты понимаешь, её собственность.
   - Но разве можно забрать подарок?!
   - Конечно, можно. Подарок, говоря юридическим языком, - собственность дарящего, который передает его одариваемому во временное пользование. А дальше всё зависит от доброй воли дарителя: подарок может остаться у другого субъекта договора навсегда. А, может, по воле дарителя, и возвратиться к собственнику.
   - О! – простонал Гюнтер. – Эта женщина никогда не оставит меня в покое. Объясни, как адвокат: разве расторжение брака не освободило нас от взаимных обязательств?
   - Освободило. Но, только от тех, которые были в нем прописаны. Остальные нормы закона Женевского кантона продолжают действовать для обоих граждан. То есть, в равной степени, и для тебя, и для Жанны.
   – Передай своей Жанне, что «Мерседес» останется у меня. Пусть попробует отобрать его по суду. А, в ваших услугах я больше не нуждаюсь. Найду себе другого защитника, который уважает законы, а не деньги клиента.
   - Вы еще об этом пожалеете! – с угрозой произнес адвокат.

   Ирина считала, что её план подействовал и принёс первые плоды: Виктор согласился снова придти к ней. Конечно, она рассчитывала на большее: писатель не оправдал её надежд. Но он прижался к ней во время танца, а это дорогого стоит. И говорил пусть и формальные, обычные в таких случаях, но приятные комплименты.
   Она сидела в шелковом роскошном пеньюаре за столиком в спальне и раскладывала пасьянс. Карты, всякий раз выпадая на бубнового короля, конечно, похожего на писателя, тоже внушали надежду.
   - Несомненно – это он, - заключила Ирина, и хлебнула виски.
   С недавних пор она старалась не напиваться, особенно по утрам, и делала это исключительно в надежде на новую встречу с Виктором.
   – Карты врать не будут. Значит, надо действовать.
   «Конечно, - подумала она, - он не мог показать свои чувства при Наташке: все-таки воспитанный человек. Не то, что моя подруга: так неожиданно прервать наш танец! И ведь ничего крамольного в том танце не было! Просто два любящих друг друга человека обнялись при  третьем. Впрочем, о чем это я? Надо звонить Виктору и договариваться о встрече. И, конечно, Натальи: нам кузнец не нужен».
   Ирина нажала кнопку звонка, и в дверях спальни появился мажордом.
   - Послушай, милый, мне нужен домашний телефон известного писателя Виктора… Забыла, как его фамилия! В общем, он живет на даче в Переделкино. Найдешь?
   - Без проблем. Это займет всего несколько минут.
   - Вот и прекрасно. И вели прислуге принести мне завтрак.
   Ирина прошла в спальню, в которой размещалось сооружение, наподобие увиденного ею в Лувре будуара французской королевы, только гораздо большего размера, и плюхнулась в постель.
   Номер телефона был услужливо доставлен ей вместе с завтраком. Ирина так разволновалась, представляя  предстоящий разговор, что не притронулась к еде. Она еще не знала, о чем будет говорить с Виктором. Но природная смекалка помогла  ловко охмурить будущего мужа, так что особых проблем она в этом не видела.          
   - Виктор? – будничным голосом спросила Ирина, хотя сердце её радостно забилось, как только услышала знакомый баритон. – Здравствуйте, это Ирина. Помните, нашу вечеринку у меня дома? Не можете забыть? Спасибо. Но я звоню вам по делу. Я в фирме мужа руковожу благотворительными проектами, возглавляю фонд «Меценаты». Сами знаете, без пиара бизнесу сейчас нельзя. Так вот, у меня к вам предложение. Муж, вернее, его фирма, может выделить достаточно большую сумму для оказания помощи нуждающимся писателям. Профинансировать издание вашей новой книги, например. Как вы на это смотрите?
   - Как может бедный писатель в наше трудное для культуры время смотреть на такое заманчивое предложение?! Конечно, положительно. А что я должен для этого сделать?
   - Нам надо встретиться, чтобы обговорить детали проекта. В пятницу днем вас устроит?
   - В любое удобное для вас время – я человек творческий, следовательно, свободный.
   - Значит, договорились. До встречи.
   - Вот так нужно договариваться с мужиками в наше время! А то эта Наташка водит бедного писателя за нос и ничего конкретного не предлагает. Даже в плотских утехах ему отказывает. А уж я постараюсь – Виктор будет доволен.
   И она с таким аппетитом набросилась на еду, которого в сытой, закормленной жизни, не знала очень давно.

   Серый и холодный московский ноябрь не способствовал поднятию настроения. Уже почти месяц солнце не напоминало о своем существовании. Казалось, что на планете под названием «Земля», его никогда и не было. И, серые пасмурные тона зданий, деревьев, дорог и даже бездомных дворняг, изредка выбегающих на них, напоминали однообразный лунный ландшафт, который никогда не раскрасится в яркие сочные цвета.
   Под стать тусклому предзимью было и настроение Наташи. Сегодня, в воскресный, свободный от занятий уроками день, она сидела дома и тоскливо смотрела в окно. Но ничего хорошего за ним не видела. Взяла книгу, прочитала несколько строк, но тут же отложила её в сторону.
   Горевать ей было о чем. Вот уже почти неделю от Гюнтера не было никаких известий. Конечно, она могла бы позвонить ему и сама. Но элементарная женская гордость не позволяла.
   Не давал о себе знать и Виктор. С тех пор, как она имела глупость пригласить его к подруге, он словно растворился в суетной московской жизни. Конечно, она сама виновата, отвергая его ухаживания. Но и он хорош: хочет дружить с незамужней женщиной, и ни одним намеком не позволил ей получит надежду на заключение брака. Может, она сама виновата: мечется, как заяц в засаде, между двумя мужчинами?
    Но, ведь совсем недавно замужество было вполне реально! Гюнтер давал ей вполне реальную надежду. Или жизнь, действительно, в полоску: сегодня хороша, а завтра – еще лучше?
   Невеселые размышления прервал телефонный звонок. Она взяла трубку и ответила грустным голосом:
   - Слушаю.
   - Чего грустишь, подруга? – раздался жизнерадостный голос Ирины. - Сама говорила: жизнь у нас одна, и надо уметь ей радоваться. Как дела?
   - Погода мерзопакостная, и у меня, кажется, давление упало.
   - Выпей кофе с коньячком.
   Некоторое время обе молчали. Потом Ирина произнесла:
   - А ты знаешь, я жду Виктора.
   - Ну, что же, желаю успеха.
   - Как? – удивилась Наташа. – И всё?!
   - Чтобы ты еще хотела услышать?
   Ирина растерянно молчала. Она рассчитывала, по крайней мере, на бурную реакцию подруги. Что та будет кричать в трубку, просить не трогать Виктора. Ведь каждая женщина, по её мнению, собственница: раз мужчина посмотрел на неё, значит мой.
   - Молчишь? Ну, смотри, - добавила Ирина. – Я тебя предупредила. Так чтобы больше претензий ко мне не было. Пока.
   Наташа бросила трубку на рычаг и зарыдала. Слезы текли у нее по щекам, солеными каплями оседали на губах, но не приносили облегчения.
   В комнату вошла Анастасия Евграфовна, молча обняла дочь, прижала её голову к груди и стала ласково гладить. Такая психотерапия быстро подействовала. Наташа успокоилась, перестала плакать и легла на кровать. Анастасия Евграфовна заботливо укрыла ее одеялом, принесла горячего, с медом и лимоном, чая. Наташа медленно выпила и заснула.

   Многие начинают мстить раньше, чем их успели обидеть. Из разряда таких людей была и Жанна. Еще во время совместной жизни с Гюнтером она ненавидела нищую, по её меркам, жизнь. Когда получила наследство, решила на нем отыграться
   Когда адвокат передал содержание последнего разговора с бывшим супругом, Жанна стала кричать на Поля:
   - Вы – бездарный адвокат. За такой гонорар, какой плачу я, этого мерзавца давно в тюрьму упрятать можно, а вы не можете даже исполнить мое желание рассорить его с русской авантюристкой!
   Поль хотел что-то возразить, но вспомнил, чем закончился его разговор с Гюнтером и не захотел терять еще одного клиента.
    - Что молчите!? Сделайте что-нибудь или я буду вынуждена искать другого адвоката!
   Последний аргумент возымел желанное действие, и Поль медленно произнес:
   - У меня есть один план. Но он не совсем чист в смысле морали.
   - К черту мораль! Говорите!
   - Мы могли бы привлечь Гюнтера к уголовной ответственности за угрозы и оскорбления в ваш адрес.
   Жанна с сарказмом посмотрела на собеседника:
    - А я вас недооценивала. Говорите!
    - Сначала нам потребуется собрать доказательства. Насколько я знаю, у вас есть бойфренд?
   - Это к делу не относится, - холодно заметила Жанна.
   - К сожалению, нам не удалось привлечь его к сотрудничеству: боюсь, одного вашего заявления для прокуратуры будет недостаточно.
   - Хорошо, я переговорю с Эминемом. Но запомните: на это я пойду только в крайнем случае: я не хочу терять любовника.
   - Договорились. У вас найдется несколько минут? Тогда подождите.
   Адвокат раскрыл ноутбук, и быстро начал что-то набирать на клавиатуре.
   Жанна достала из сумочки зеркало и стала тщательно подкрашивать губы.
  - Готово, - доложил он и протянул лист бумаги клиентке. – Прочтите.
   Жанна быстро пробежала текст и обрадовано проворковала:
   - Вы гений! Я и не сомневалась в вашем таланте. Считайте, что с сегодняшнего дня ваш гонорар утроен.
   - Спасибо, мадам. Я могу начинать процесс?
   - Действуйте!   

   Виктор ехал на встречу с Ириной. Ему не хотелось встречаться с этой взбалмошной бабёнкой, но она сделала такое предложение, от которого он не мог отказаться. Ведь, по московским меркам, он был совсем не богат. Дача в Переделкино, на которой проживал, конечно, вещь престижная. Но она взята в аренду и принадлежит не ему. За квартиру в Москве тоже надо платить ежемесячно. К тому же, потребности сына растут постоянно, Вика требует повышенного внимания, да и последний роман почти не принес ему никаких дивидендов.
   Естественно, Виктор пишет книги и получает за них гонорары. Но сколь ничтожны эти суммы, писатель понял после памятного обеда в ресторане с Недосекиным. Взятка, переданная литфондовскому начальнику, обескровила его бюджет. И теперь в кармане у Виктора был только тощий бумажник с мелочью на неотложные нужды.
   Осознание всего этого расстроило писателя. Он с тоской взглянул из окна автомобиля на серое московское небо, которое упорно не хотело темнеть из-за множества искусственных источников света, и выругался. Его машина, зажатая с двух сторон автомобилями, прочно застряла в дорожной пробке. Впереди, насколько позволял видеть взгляд, была бесконечная вереница машин, прикованных к асфальту. Это была жуткая, почти фантастическая картина. Тысячи мощных, красивых иномарок,  способных за секунды развивать скорость в сотню километров, намертво застряли на автобане с десяти рядным движением. И ни трасса шириной с аэродром, ни сверхсовременное гладкое полотно дороги, ни сотни милицейских регулировщиков с жезлами не могли обеспечить им движения.
   Виктора охватил страх. Что, если у какого-либо автомобиля заклинит мотор, и он застрянет на середине дороги? Писательское воображение вмиг нарисовало жуткую картину.
   Ядовитые выхлопы тысяч машин вкупе с отсутствием ветра постепенно заполняют отравой окружающий воздух, и людям становится нечем дышать. Они в панике выбираются из железных клеток, но им некуда идти: машины стоят впритык. С кем-то случается сердечный приступ, он падает прямо на капот, но ему некому помочь:  «Скорая помощь», включив мигалку и сирену, не в силах пробиться в это скопище автомобилей.
   Он усилием воли отогнал от себя страшные картины и постарался думать о чем-нибудь другом. Но подсознание, настроенное на критический лад, подсовывало отрицательные эмоции. Перед глазами возникла Вика, жадно протягивающая руки к писательской даче. Она строчила новую жалобу, доказывающую ее право на часть злосчастной собственности.
   - Тьфу ты, черт! – выругался Виктор. – Ну и денёк сегодня! Да, что же я не звоню Ирине: она начнет волноваться!
   И он быстро набрал её номер.
   - Что-то случилось? – встревожено поинтересовалась Ирина.
   - Застрял в дорожной пробке на кольцевой авто дороге.
   - Ну, это не беда, - облегченно проворковала она. – Пробка рассосется, а я вас буду ждать.
   И правда, внезапно впереди стоящая машина медленно тронулась, и движение возобновилось.
   Настроение улучшилось, плохие мысли и предчувствия мигом улетучились, и Виктор уже ни о чем не думал, кроме предстоящей встречи пусть и с глупой, вульгарной, но не лишенной привлекательности, а, главное, больших денег, женщиной.   

   Наташа сегодня решила подвести итоги. Она понимала, что в жизни любого случаются неприятности, которые вдруг наваливаются со всех сторон. Но сильного человека они еще больше закаляют, слабого могут и сломить.
  Она не считала себя слабой женщиной. Была натурой целеустремленной, и, как правило, добивалась поставленной цели. Однако сейчас цель, к которой  она стремилась, становилась всё более эфемерной.
   Сегодня было воскресенье, и Наташа позволила себе немного расслабиться. Шел десятый час, но все еще лежала в постели, которая казалась ей холодной и неуютной, и думала о своей судьбе. Рассвет давно наступил, но долго тлел, не разгораясь. Северная ночь не хотела ему уступать, сопротивляясь темными и мрачными тучами, заполнившими небо. Но день брал своё: за окном, не занавешенном шторами, зарозовели кромки соседних крыш и раскидистых крон. В квартиру проник первый робкий лучик всходящего светила, и бледная солнечная пыль покрыла всё вокруг. В окно, встав на задние лапы, заглянуло живое существо: собаки очень любопытны.
   - Брысь! – крикнула Наташа спросонья, перепутав кобеля с кошкой. И окончательно проснулась.
   «Ладно, не стоит раскисать, - подумала она. – Давай расставим по порядку, что у меня сейчас есть. Так, первое. Я еще сравнительно молода и лет на десять выгляжу моложе».
   «Не обольщайся, - тотчас возник внутри ее противный голос. – Ни одна женщина не думает, что выглядит на свои годы».
   «Ладно, - согласилась Наташа. – Не в этом счастье. У меня растет хорошая, послушная дочь, и это – главное в жизни. Да и мужчины больше любят женщин порядочных», - окончательно утешила она себя.
    «Вот здесь ты попала в точку, - согласился голос. – Не в этом. Однако Виктор едет к ней, а не к тебе – начитанной, интеллигентной и умной».
    В принципе, Виктор ей был не нужен. Если бы с Гюнтером всё складывалось, как она предполагала, и он не увиливал от заключения брака, она  о самодовольном писателе и думать бы забыла. Но он был её запасным вариантом. И когда на него положила глаз лучшая подруга, то цена и значимость Виктора резко возросли.
    Утро, тишина, рассветная грусть действовали на рассуждения Наташи. Её сердце требовало заботы, внимания и любви. Но рядом никого не было. Гюнтер был в другой далекой стране, а Виктор, возможно, именно в этот утренний час пил кофе, гладко выбривал щеки и подбородок, чтобы отправиться в путь. Но не к ней, Наташе, а к её подруге-сопернице. И от этого хотелось плакать и бесконечно жалеть себя, одинокую, забытую и покинутую всеми.
   - Ну, уж нет! – воскликнула Наташа и решительно скинула с себя теплое одеяло. – Мы ещё поборемся! 
   Она быстро умылась, прошла на кухню и начала варить кофе. Вскоре маленькая комнатка наполнилась приятным ароматом южных стран, а Наташа с удовольствием впитывала в себя глоток за глотком бодрящий напиток.
   В это время мелодично запел телефон.
   - Слушаю, - сказала Наташа, пережевывая кусок бутерброда с колбасой. Она даже не посмотрела на определитель номера и не знала, кто звонит.
   - Натали, я не слишком рано? – раздался звучный баритон Гюнтера, усиленный чуть заметным эхом сотовой связи.
   - Гюнтер!? Наконец-то! – буквально выдохнула в трубку Наташа. – Ты где пропал?
   - Я решал дела с моей бывшей женой. Не буду говорить плохо о женщине, но она хотела помешать нашему браку.
   - Так ты с ней давно в разводе!
   - Не всё так просто! – вздохнул Гюнтер. – У неё очень много денег.
   - Но ты ведь не бросишь меня ради её богатства? – спросила Наташа и почему-то моментально провела аналогию с поведением Виктора, который променял-таки её ради денег Ирины.    
   - Как ты могла такое подумать! Я никакие богатства не променяю на радость и счастье быть с тобой!
   Наташа буквально купалась в этих словах: наконец-то она услышала то, о чем сегодня утром так мечтала.
   После такого комплимента Гюнтера, она уже не очень-то вслушивалась в то, что он говорил. Ей было достаточно того, что она услышала. Что её  кто-то, действительно, любит. Что она была не права в рассуждениях о своей ненужности. О том, что её все бросили.
   И вдруг Наташа поняла, что любит этого человека. Что у неё не было, и нет никакого иного чувства, кроме дружбы, к Виктору. Что нужно относиться к другим людям по-доброму, без зависти и намерений сделать им что-то плохое. И от осознания такой простой истины на душе у неё стало так хорошо и радостно, что хотелось немедленно сделать кому-то доброе и приятное.
   Она засобиралась на улицу. Вспомнила про собаку, которая утром заглянула к ней в окно спальни.
   - Видно, есть, бедняжка, попросила. А я и не догадалась. Пойду, покормлю - милостыня, даже если она подана собаке, всегда душу греет. Потому что любое живое существо - от Бога.
   Наташа быстро собрала в целлофановый пакет остатки ужина и завтрака, и вышла на улицу.
   Во дворе творилось что-то непонятное. Еще вчера подморозило, выпал первый снежок, который окрасил землю, крыши домов, деревья и кусты в однообразный белый цвет. А сегодня будто снова вернулась весна. Снег растаял, и посыпанная песком тропинка во дворе была ровна и гладка, словно ни нога человека, ни лапа собаки её еще не касались. Трава по бокам была молода второй и последней молодостью, которая наступает осенью, но солнечные пятна на ней слагались в счастливые сочетания, какие бывают лишь весной. И над всем этим была свежесть, свойственная только осени.
   Кленовый лист, каким-то чудом сохранившийся на дереве, с тихим шорохом упал ей под ноги. Она подняла его, погладила шероховатую сухую поверхность и подумала:
   «Вот оно – глобальное потепление!»
   И, словно отвечая на её вопрос, с крыши сарая во дворе раздалось протяжное мяуканье: коты, точно уже наступила весна, начали петь и плакать.
   И вдруг к ней подбежала та рыжая, пушистохвостая собака, которая заглядывала в окно. Она доверчиво протянула морду, будто приглашая погладить её. Наташа, сначала осторожно, затем более смело, протянула руку и  стала нежно ворошить густой загривок собаки. Та ласково завиляла хвостом, показывая, что признает новую хозяйку. В Наташе проснулся древне-охотничий инстинкт первого человека на земле, повелевающий взять, схватить, унести в пещеру добычу - пушистого зверя, который красив и слаб. К нему примешивалось чувство любви к бедному, заброшенному всеми животному. И она решилась:
   - Ну, дружок, так и быть: пойдем в дом. Тебе ведь тоже нужен друг, верно?
   Кобель мотнул головой в знак согласия, и, не дожидаясь повторного приглашения, засеменил на длинных тонких ногах прямо к подъезду Наташи.
   
   То, что нам кажется тяжким испытанием, иногда, на самом деле, оказывается благом. Так пытался успокоить себя Виктор, выбравшись из дорожной пробки, и подъезжал к дому жены олигарха.
   «Не надо придавать важности сегодняшним огорчениям, - мысленно пошутил он, припарковывая автомобиль, - завтра у меня будут новые. Конечно, я поступаю безнравственно вдвойне: еду, как сутенёр, к женщине за деньгами, и еще хочу наставить рога её мужу».
   «Втройне, - уточнил внутренний голос. – Ты забыл о Наташе. Мало того, что поступаешь некрасиво по отношению к этой женщине, так забываешь и о том, что Ирина – её подруга».
   «Ну и что? – не сдавался визитер. – Наташа сама виновата, что столько времени держала меня на коротком поводке».
   «Ну, действуй. Только не забудь вовремя в шкафу спрятаться, если вернется муж.  У него крутые телохранители: как бы чего не вышло».
   - Может, развернуть машину, и поехать домой? – в раздумье остановился возле подъезда Виктор.
   Но было поздно: ему навстречу шла Ирина. Она, видимо, ждала его прямо на улице.
   - Как я рада видеть в гостях такую известную личность! – воскликнула Ирина и жеманно протянула руку для поцелуя. – Я всю ночь читала ваш роман, и в полном восторге от вашего таланта!
   - Это, какой? – попытался уточнить писатель. Ему польстило такое признание его успехов, и он хотел продолжить разговор о книге, но ответ женщины слегка остудил его пыл.
   - Ну, этот… как его… словом, о любви!
   И Ирина, совершенно не смутившись тем, что попала впросак, увлекла гостя в подъезд старинного особняка. В столовой их ожидал накрытый стол. Он был искусно сервирован, но никаких излишеств, вроде устриц или ослиной колбасы, не было. Наоборот, стояла водка в хрустальном графине, дымилась горячая картошка, зеленели пупырышками огурчики, словно только что сорванные с грядки, нежнейшая мякоть селедки в ворохе зелени довершала простой, но чрезвычайно аппетитный набор.   
   - Вот это по-нашему, по-русски! – не удержался от похвалы Виктор.
   - Вам нравится? Это я сама готовила. Сегодня никакой прислуги в доме – только мы вдвоем!
   Писатель мысленно вздрогнул, увидев в этих словах намёк: он еще не забыл предостережение внутреннего голоса. Но, после третьей рюмки водки, которая была, на удивление мягка и приятна, все опасения забылись.
   Разговор за столом шел ни о чем, перемежаясь банальными восхвалениями кулинарных способностей хозяйки и творческих успехов гостя. Ирина не позволяла себе никакой фамильярности, и это расслабляло, заставляло Виктора понемногу терять чувство настороженности, с которым вошел в дом.
   - А сейчас будет моё коронное блюдо: судак по-монастырски или рыба с шампиньонами, - объявила Ирина. – В моем голодном детстве, когда нас у мамы было четверо, это блюдо было одним из немногих доступных нам деликатесов. Если вы помните, рыба тогда была самым дешевым продуктом, а грибы мы собирали сами.
   - Как же, - оживился Виктор. – Прекрасно помню: красной икрой и крабами были завалены полки магазинов.
   Ностальгические воспоминания, связанные с годами ушедшей молодости, всегда объединяют. К тому же, достаточное количество выпитой водки и вкусная еда приятно туманили голову, расслабляли и заставляли забыть обо всем на свете. После судака, который и впрямь оказался чрезвычайно нежен и вкусен, Виктор смотрел на хозяйку через флёр приукрашенной романтичности. Она уже не казалась ему вульгарной, кичащейся не заработанным богатством. Перед ним сидела обычная, умеющая прекрасно готовить, обаятельная женщина. Ко всему прочему, от Ирины исходили такие притягательные ароматы, что Виктора так и тянуло к ней прикоснуться.
   - Я на минутку, - сказала Ирина, когда Виктор невольно протянул к ней руку.
   Она легко и быстро, словно юная девушка, вскочила из кресла и упорхнула в ванную комнату, оставляя шлейф притягательных запахов.
   Вбежав в ванную, Ирина взяла с полки духи с надписью «Ферромоны. Для привлечения мужчин»  и, не жалея, вылила на себя оставшиеся полпузырька. После этого, не спеша, с достоинством светской дамы вышла в столовую.
   Виктор её уже ждал. Он не понимал, что с ним происходит, но его тянуло к этой загадочной женщине со страшной силой. Всё, что произошло дальше, было словно во сне. Казалось, какой-то другой мужчина поволок Ирину в спальню, на огромной широкой кровати сорвал с неё одежду, и набросился на женщину, словно зверь на давно желанную добычу.
    Когда они насытились и уже спокойно лежали рядом, обессилев от сладостного секса, Виктор пытался вспомнить, что же с ним случилось. Но кроме слов «наваждение» и «безумство» в ослабленную память ничего другого не приходило.
    Первой пришла в себя хозяйка.  Она быстро вскочила с постели, равнодушным взглядом скользнула по разбросанным нарядам и накинула на голое тело легкий халатик.
   - Я в ванну, - сообщила она Виктору, который  лежал на кровати с открытыми глазами, но, казалось, ничего не соображал. – Можешь пройти в другую, она – рядом.
   Писатель медленно поднялся, ощущая разбитость в теле и сумятицу в голове, и побрел в ванную комнату, указанную Ириной.
   Через некоторое время они вновь чинно и благородно сидели за столом. Виктор даже забыл, с какой целью он сюда приезжал. Но заботливая хозяйка вспомнила об этом сама.
    Ирина налила гостю такой крепкий и освежающий чай, что через минуту он вновь почувствовал себя бодрым и способным на дальнейшие подвиги. Но она ласково отстранилась от его объятий.
   - Это чек, о котором я говорила, - пододвинула она к нему конверт. – Здесь сумма, достаточная, чтобы издать ваш новый роман.
   Виктор сделал непроизвольный жест, чтобы отодвинуть конверт: заговорила гордость – всё-таки раньше он всегда платил за женщин. Но Ирина быстро проговорила:
   - Не напрягайтесь зря: олигархи должны делиться. Особенно, с творческой интеллигенцией. Это ведь не вам лично, а на развитие культуры: вы же не хотите оставить своих поклонниц без новой книги?
   Писателю пришлось согласиться: что касается культуры, то, конечно, без его романа, она бы и вовсе заглохла.
   Ирина положила на стол перед гостем визитку:
   - Это – мои прямые телефоны. Я надеюсь, мы еще встретимся. Звоните всегда, когда вам потребуется благотворительная помощь. И, конечно, если вы захотите пообщаться со мной.
   И она встала, показывая, что пора прощаться.
   «Теперь это называется общением, - расслабленно подумал писатель. – В наше время такие вещи называли своими именами».
   Но он не стал артачиться. Виктор поднялся из мягкого кожаного кресла, которое словно обволакивало тело и заставляло его предельно расслабиться, подошел к Ирине и чмокнул в щеку. На этот раз хозяйка дома провожать его не стала, и писатель быстро добрался до своей машины.

   Мы любим дом, где любят нас. Пожалуй, до сегодняшнего дня Наташа понимала это лишь на уровне подсознания. После занятий с очередным неучем, она порой с неохотой направлялась в свою квартиру. Старый, дореволюционный дом, представлялся ей обшарпанным и неуютным. Не очень нравился и подъезд, пропахший кошками, и ветхая, из прессованных опилок дверь, которую давно следовало поменять на современную стальную.
    Её пугало предстоящее одиночество. Нет, её, конечно, встретит мать. И Люда будет рассказывать об уроках в школе. Но всего этого Наташе, с некоторых пор, стало не хватать. Хотелось присутствия в доме мужчины, простого женского счастья.
   Но сегодня Наташа ощутила совсем иные чувства. Она шла к дому с собакой-другом, которую недавно обрела. По давно знакомой, почти деревенской дорожке, посыпанной светлым, солнечным песком она весело шагала, держа в руке поводок.
Собака послушно шла рядом, гордо подняв морду: она из разряда бездомных перешла в число хозяйских, и отлично понимала свой возросший статус. На животное обращали внимание, спрашивали Наташу, как зовут её дружка, и это приветливое, доброе внимание соседей резко отличалось от толчков и косых взглядов, которыми обычно одаривали её незнакомые люди в переполненном метро.
   Наташа открыла дверь квартиры, и почувствовала неповторимый приятный запах приготовленного к её приходу кофе и испеченных булочек.
   - Доброе утро, доченька! – раздался из кухни голос матери. – Ты решила прогуляться с утра пораньше?
   - Мы, мама. Смотри, кого я привела!
   - Неужели жениха?! – ахнула Анастасия Евграфовна. – А я даже не одета!
   - Лучше, мама, - друга!
   - Тогда проходите прямо в зал. Я накрою на стол.
   Аккуратно причесанная Анастасия Евграфовна принесла на подносе турку с кофе и блюдо с ароматно пахнущими булочками.
   - А где же друг?
   - Эй, выходи! – приказала Наташа, и из-под стола показалась лохматая собачья мордочка с любопытными глазами.
   - Только этого дармоеда нам и не хватало! Ну, да ладно: где трое, там и четверо. Будет по утрам будить и квартиру охранять.
   Анастасия Евграфовна взяла с блюда теплую булочку и протянула новому жильцу теплую булочку. Раздался приятный хруст, и булочка в один миг исчезла в пасти голодной собаки.
   - Тебе придется брать больше уроков, - сказала мать. – Она очень скоро перестанет есть хлеб, и потребует мясо.
   - Пусть, - беззаботно ответила дочь. – На него я денег не пожалею.
   - Ой, кто у нас теперь есть! – радостно закричала Люда, входя в зал. Она только что проснулась, еще не успела умыться и, зевая, прикрывала рот рукой. – Мама, можно я буду с ней спать?
   - Это уж ей решать.
   Кобелек мотнул в знак согласия головой, изящно изогнул спину и прижался мордой к руке Наташи, явно давая всем понять, кого он считает хозяином. Но тут же отошел от нее, и ласково лизнул шершавым влажным языком руку Люды. Восторгу девочки не было предела.
   - Она меня любит, мама! – закричала она. – И мы будем с ней гулять!
   Так в обычную семью бродячая дворняга принесла мир и покой только одним своим появлением.   

   Гюнтер с недоумением разглядывал повестку, только что врученную ему под расписку. Прокуратура кантона Женевы приглашала его явиться.
   «Ума не приложу – зачем я им понадобился? – ломал он голову. – Налоги плачу исправно, преступлений не совершал, правил дорожного движения не нарушал».
   Но, чем дольше он пытался найти ответ на мучавший вопрос, тем больше недоумевал. Неизвестность мучит человека сильнее всего. И потому он решил немедленно приехать в прокуратуру и всё выяснить на месте.
   Он сел за руль «Мерседеса», который Жанна пригрозила у него отнять, и направился в центр города. Здание Дворца правосудия находилось в зеленой части Женевы, рядом с многочисленными дипломатическими миссиями, облюбовавшими уютный европейский город.
   Гюнтер нашел нужный кабинет и постучал в дверь.
   - Войдите, - прозвучало в ответ.
   В просторной комнате, обставленной строгой казенной мебелью, за массивным дубовым столом без всяких излишеств, восседал плотный широколицый человек в сером мундире. Седоватые волосы на его голове были зачесаны с таким расчетом, чтобы скрыть лысину.
   Гюнтер объяснил причину прихода и протянул повестку. Чиновник внимательно посмотрел на него и произнес глубоким горловым голосом:
   - Вы нарушаете закон кантона и мешаете четкой работе прокуратуры: пришли раньше, чем вас вызывали.
   - Прошу извинить, но не терпится узнать, зачем пригласили? Законов я не нарушал.
   - Человеку, не знакомому с законами, кажется, что он ничего не нарушает. Мы же смотрим на вопросы с точки зрения правосудия.
   «Обнадеживающее начало», - невольно подумал Гюнтер, а вслух поинтересовался:
   - А в чем же я виноват?
   - Вопросы здесь задаю я, - резонно возразил следователь. – Сейчас посмотрим.
    Он порылся в бумагах, и после проверки документов Гюнтера объявил:
   - Вы обвиняетесь в нанесении оскорблений гражданке кантона Женевы Шумахер, вашей бывшей жены.
   Гюнтер некоторое время с недоумением взирал на следователя прокуратуры. Затем недоумение сменилось возмущением, и он запальчиво воскликнул:
   - Нонсенс, чепуха! Эта мстительная бабёнка никак не хочет оставить меня в покое!
   - Ваши слова я занесу в протокол: они лишь подтверждают правоту заявления вашей бывшей супруги.
   Он понял, что совершил оплошность, что в его ситуации надо проявлять осторожность и осмотрительность. И потому спросил уже гораздо более спокойно:
   - Имею я право ознакомиться с делом?
   - Имеете. Должен добавить, что мадам Шумахер снабдила нас информацией о том, как вы пытались применить к ней меры физического воздействия.
   - Но это пустые слова, не подкрепленные доказательствами. И вы верите этой болтовне?
   - Ваше, ничем не подтвержденное заявление, будто господин Жанна Шумахер – «мстительная бабёнка», тоже будет занесено в протокол, - повторил следователь.
   Гюнтер понял, что следователь настроен против него и решил больше не испытывать судьбу:   
- Я отказываюсь отвечать на вопросы в отсутствие моего адвоката.
   - Это – ваше право, - согласился следователь. - Новый допрос в присутствии адвоката я назначаю через день. Вот повестка. Распишитесь в получении.
   Гюнтер вышел из здания прокуратуры. Его не радовало ни теплое, несмотря на позднюю осень, солнце, ни веселое щебетание птиц на деревьях, ни радостные крики ребятишек на детской площадке напротив. Он понял, что попал в большую неприятность: его бывшая супруга из чувства мести была готова на любую подлость.   

   «Это было наваждение, - думал Виктор, отъезжая от дома Ирины. – Со мною такого в жизни не бывало! Даже противно: вёл себя словно животное. Откуда во мне это?! Или, в самом деле, человек себя никогда не узнает полностью?»
   Он выехал на кольцевую автостраду и помчал машину в сторону Боровского шоссе. Как ни странно, о былой жуткой пробке уже ничего не напоминало: автомобили ехали плотным потоком, но нигде не останавливались.
   «Нет, я себя знаю достаточно, - сам себе возразил Виктор. – Иначе, какой же я писатель, знаток человеческих душ? Мне, в таком случае, не романы о людях, а некрологи о бандитах в бульварных газетах писать. Значит, здесь что-то иное. Постой! Откуда этот странный запах и моментально возникшее влечение к Ирине? Да, несомненно: она применила какой-то возбудитель, афродозиак! Вот чертова баба!»
   Виктор невольно провел рукой по груди и нащупал в боковом кармане тугой конверт.
   «Да, - подумал он. – Продал тело за тридцать три сребреника. Хорошо, хоть душу сохранил. Впрочем, на душе, конечно, тоже гадко. Как Ирина перед прощаньем пошутила: от дорогого подарка не отказывайся - стыд пройдет, а он останется? Нет, стыд будет теперь меня преследовать: сознание, что продался за деньги, останется!»
   Глядя на солнце, отраженное в лобовом стекле машины, которая стремительно летела по почти пустой трассе, Виктор вспомнил и другое. В роскошном доме Ирины он утратил ту линию, что разделяет понятия добра и зла, нравственности и грехопадения. Осознал, что его, писателя, человека, который воспитывает в других людях высокие идеалы, не остановили заповеди морали, прежде исповедуемые им с большим душевным трепетом.
   Виктор так разволновался, что решил остановить машину на обочине. Он вышел из неё, закурил и только после этого немного успокоился. Огляделся вокруг. Черные мрачные ели, слегка припорошенные снегом, поднимались вдоль трассы. Они сиротливо опустили густые ветви, словно покорно смирились с неизбежностью предстоящих морозов и лютых вьюг.
   Он прошел к одной из них. Мимо нёсся поток машин, бесконечно отравляя воздух, но здесь, всего в нескольких метрах от трассы, воздух был свеж и прохладен. Виктор почему-то вспомнил, как в недавней поездке в Таиланд присел закусить в центре раскаленного Бангкока в какой-то забегаловке, расположенной на улице под открытым небом. Из экономии он заказал только порцию рыбы, которую древний, пропаленный вечным солнцем старик жарил в очаге, горевшем на тротуаре.
   Старик принес ему не только заказ. Он поставил на клеенчатую скатерть на крошечном столике рядом с Виктором алюминиевую кружку с водой. Изумительно чистая ледяная вода показалась Виктору такой вкусной, почти родниковой, какой он раньше не пил никогда.
   Так и сейчас воздух под этой елью, атмосфера хвойного леса, показались ему неповторимыми  в своем спокойствии, вечности и основательности. Они были незыблемы и не подвержены мирской суете, бесконечной погоне за эфемерными благами жизни, к которым он так стремился в последнее время. И Виктору захотелось немедленно сбросить рабские цепи наваждения, смыть позор подхалимажа, на который он пошел ради получения денег. Но для этого надо было встретиться с чем-то добрым, чистым и радостным, приносящим смысл  в его дерганую, никчемную жизнь.
   «Наташа! – как-то само по себе всплыло в памяти имя. – Она никогда меня не унижала. Не требовала утех и не обещала за это денег. Видела во мне прежде всего Человека, а потом уже писателя, знаменитость».
   И ему захотелось услышать звонкий, добрый, внушающий надежду голос этой женщины. Он вынул из кармана сотовый телефон и набрал её номер.
   - Здравствуй, дорогая! – дрогнувшим от волнения голосом произнес он.
   - Что случилось, Виктор?
   - Ничего. Просто захотелось услышать твой голос.
   - Женщину не обманешь. У тебя что-то произошло. С Ириной?
   - Нет, нет, как ты могла подумать! – возмутился писатель. А про себя подумал: «Какой же я кобель! И как только язык поворачивается такое врать!»
   - Хорошо. Я тебе верю, - устало прозвучал голос Наташи в трубке. – Да и какое право я имею требовать у тебя отчета о своем поведении? Спасибо за звонок.
   - До встречи, - сказал Виктор, и прислонился к шершавому, источающему запах смолы стволу ели, под которой он, еще минуту назад, как ему показалось,  нашел  мир и спокойствие.
   Волнение вновь охватило его. Виктор посмотрел на часы и заторопился к машине: мог опоздать на встречу с издателем своего нового романа. Он невольно потрогал конверт с деньгами в кармане пиджака и грустно усмехнулся:
  - Ирина оказалась права наполовину: и подарок остался, и чувство неловкости от него никуда не делось. Стакан наполовину пуст и, настолько же, полон. Софистика и суета, вот в чем смысл нашей никчемной жизни.      
   Он погнал машину в сторону дома еще быстрее, чем раньше. Казалось, только скорость движения способна хоть как-то изменить его состояние к лучшему. Но, оказалось, что наступил очередной час пик, и трассу вновь так плотно забили машины, что он не столько ехал, сколько стоял в бесконечных заторах.
   _ Откуда столько людей и машин! – разражено пробормотал он. – Скоро дойдет до того, что передвигаться по этому огромному мегаполису можно будет только пешком. Да и то с остановками и толчеёй. А всё оттого, что столицу забили приезжие. И то верно: Москва – это сердце нашей страны. А там, где сердце, всегда теплее.
  Такие мысли не успокаивали, а, наоборот, будоражили и унижали. Да и воспоминания о близости с Ириной хорошего настроения не добавляли. Хотелось только одного: быстрее доехать, броситься в ванну и смыть с себя всю эту накопленную грязь.

   Умиротворение, сошедшее на Наташу после того, как она приютила бездомную собаку, было разрушено неожиданным звонком Виктора. После того, как подруга сообщила, что писатель за деньги согласился приехать к ней, она резко изменила отношение к этому че5ловеку. Погас романтический ореол знатока человеческих душ, совести нации и прочих шаблонных эпитетов, которые с детства она вынесла о таких талантливых людях. Виктор вдруг предстал перед ней во всей обнаженной сути, Оказалось, что он не очень-то отличается от других, окружающих её в повседневной жизни мужчин. Он оказался таким же любителем легкой наживы и дармового женского тела, каким был её незабвенный муженек из псковской глубинки.
    Последний звонок Виктора, взволнованный голос, только подтвердили открытие Наташи. Конечно, доверительные нотки в голосе, искренность слов, призыв к продолжению дружбы, импонировали её. Но, глубокие сомнения и разочарование в выдуманном идеале мужчины всё же остались.
   Чтобы развеяться от неприятных мыслей и неожиданных открытий, она решила сходить с дочерью в зоопарк. День был выходной, воскресный, а она давно обещала ребенку это удовольствие.
   - Людочка, у тебя не пропало желание посетить зверей в клетках? – крикнула она в зал, где за компьютером сидела дочь.
   - И ты еще спрашиваешь! – укоризненно ответила она. – Наконец-то ты вспомнила о дочери!
   - Как ты разговариваешь с матерью!?
   - А как мне разговаривать с человеком, которого почти забыл о моем существовании?
   - Ты жестока.   
   - А ты эгоистична: думаешь только о своих будущих мужьях.
   Наташа от возмущения и негодования только всплеснула руками. Сгоряча хотела наговорить непослушной, злой дочери кучу упреков и назиданий, но вовремя опомнилась.
   «А ведь она права, - с тоской подумала Наташа. - За выяснениями отношений с Гюнтером и Виктором, я совсем забыла о Люде. История повторяется: точно так же  упрекаю в жестокости мать, которая не хочет, чтобы я устроила личное счастье».
   - Ладно, приму твои пожелания к сведению, - примирительно заявила Наташа. – Собирайся, если хочешь успеть в зоопарк, пока светло. Сейчас темнеет быстро, и звери могут лечь спать.
   - Я быстро: надо надеть только свитер и пальто. Сечёшь?
   «Ну, и жаргон! - мысленно поморщилась мать. – Я, в самом деле, мало уделяю ей внимания, упустила воспитание».
   В зоопарке, несмотря на холодную осеннюю погоду, было много посетителей. Люда сразу утянула мать в павильон с обезьянами. Они как раз проходили в школе теорию Дарвина, и было любопытно посмотреть на этих вертлявых, волосатых и непослушных животных.
   В теплом вольере обезьян было великое множество. Они, действительно, походили на людей. По крайней мере, вели себя точно так же, как сверстники Люды на перемене в школе: бегали, кричали, гримасничали, отнимали друг у друга бананы и  совершенно не стеснялись никого вокруг.
   В одном углу вольера было тихо: там мартышки разглядывали газету. Складывалось впечатление, что они пытаются её прочитать. Неизвестно как она попала к ним, но они наслаждались этим занятием. Сначала две обезьяны сели на расстеленный лист. При этом они смеялись и болтали. Затем, укрывшись им, как плащом, блаженно замерли, шевеля хвостами и жеманно жмуря глазки. Но тут подскочил проворный самец и завладел сокровищем. Он рассмотрел добычу со всех сторон, понюхал, от чего громко чихнул, но тут же затих, ковыряя пальцем строчки. Так и не обнаружив в газете ничего интересного, самец разложил её у себя на коленях, оторвал лакомый кусок с объявлениями, набранными самым крупным жирным шрифтом, скомкал и жадно проглотил его на зависть и горе тем сородичам, у которых только что отнял.
   - Мам, теперь я окончательно убедилась, что Дарвин полностью прав, - объявила матери своё открытие дочь. - Так обращаться с печатным изданием могут лишь люди.
   - При чем здесь Дарвин? – не поняла Люду мать.
   - При том, что человек произошел от обезьяны.
   Наташа хотела что-то возразить, но в это время в сумочке зазвонил телефон. Это была Ирина.
   - Слушай, - не здороваясь, буквально захлёбываясь от восторга, прокричала подруга. – Это супер!
   - Кто «супер»? – не поняла Наташа. – Ты о чем?
   - Не о чем, а о ком! О нашем Викторе!
   - Когда это он стал твоим и моим? – подозрительно спросила Наташа.
   - Сегодня. Он приехал, набросился на меня, как голодный зверь, и… В общем, сама понимаешь, что он со мной сделал. Это было зверское изнасилование, от меня летели клочья платья, которое я заказала из Парижа…
   Дальше слушать этот бред Наташа не стала. Она захлопнула крышку телефона-раскладушки и швырнула его в сумку. Но это облегчения не принесло. Было так тяжело на сердце, что, казалось, оно сейчас разорвется от невыносимой боли и обиды. Наташа не знала, что делать: она учащенно дышала, сердце бешено колотилось, а на душе было гадко и противно.
   «Боже мой! – воскликнула она про себя. – Да я же его люблю! И поняла это только сейчас: иначе бы не ревновала Виктора к этой потаскушке!»
   - Мама, что-то случилось? – спросила дочь, глядя на огорченное лицо матери.
   - Случилось, - постаралась справиться с охватившим волнением Наташа.- У меня больше нет подруги.

   На этот раз Гюнтер появился в прокуратуре в сопровождении нового адвоката Вальтера. Он с тоской подсчитывал убытки: юрист, которого ему порекомендовали знакомые, изрядно опустошил его кошелек. Но другого способа избавиться от  Жанны он не видел. Если раньше у него была хоть какая-то надежда на её порядочности, то теперь она окончательно исчезла.
   В кабинете следователя его ожидал сюрприз: там находился Поль. Гюнтеру такая встреча была малоприятна – слишком свежо в памяти было предательство этого человека. Но он философски подумал, что каждый зарабатывает свои деньги, как может.
   - Все в сборе, - удовлетворенно потер руки следователь. - Начнем.
   Он попытался поправить редкую прядь волос, прикрывающую обширную лысину, но только еще больше обнажил её. Это почему-то заставило Гюнтера насторожиться: он почувствовал новую неприятность.
   - В своем заявлении госпожа Шумахер пишет, что бывший муж Гюнтер пытался применить к ней методы угроз, а именно: бросал в её адрес обидные и оскорбительные фразы, обещал отобрать сына и даже угрожал убийством. Вы подтверждаете эти факты?
   - Это полная чушь, - начал запальчиво говорить Гюнтер, но адвокат мягко его остановил:
   - Позвольте мне всё объяснить.
   - И обратился уже к следователю:
   - Мой клиент полностью отрицает существование подобных фактов. Он требует от заявителя предоставления доказательств. В противном случае, мой клиент будет вынужден подать встречное заявление и объявить госпожу Шумахер не состоятельным истцом.
   Следователь с уважением посмотрел на адвоката: они говорили на одном, профессиональном языке и полностью понимали друг друга. Он, уже не так буднично и монотонно, как раньше, а с некоторым воодушевлением, предчувствуя борьбу профессионалов, обратился к Гюнтеру, но глядел при этом на адвоката.
   - Госпожа Шумахер подтвердила свои обвинения в адрес бывшего мужа следующими доказательствами: свидетельскими показаниями господина Брангера, имеющимися в деле. Вы согласны, что это так?
    - Это кто, новый любовник моей бывшей супруги? – опередил адвоката Гюнтер.
    - Прошу занести эти слова в протокол! – немедленно отреагировал Поль. Он даже вскочил с жесткого стула и радостно потер руки.
    - Зачем вы это сказали?! – тихо шепнул Вальтер на ухо своему клиенту. - Доверьтесь мне – ведь я за это получаю деньги.
    И он обратился к следователю:   
   - В таком случае прошу приобщить к делу доказательства со стороны господина  Шумахера: заявление его сына Конрада. Он утверждает, что находится в хороших отношениях с отцом, и тот никогда не собирался насильно отбирать его от матери. Он также свидетельствует, что присутствовал при  встречах отца и матери в больнице, но никаких угроз в адрес последней тот  не высказывал.
   - Принимается, - буднично сообщил следователь.
   - Я протестую! – вскочил импульсивный Поль. – Где доказательства, что Конрад написал это заявление сам, без принуждения со стороны господина Гюнтера?
   - Заявление Конрада Шумахер написано им собственноручно в присутствии нотариуса и заверено, - флегматично, как само собой разумеющееся, проговорил Вальтер.
   Он достал расческу и провел ею по короткой стрижке на своей на голове. Затем поправил очки в тонкой золотой оправе и застыл в ожидании действий стороны обвинения.
   - Вы удовлетворены таким объяснением? - поинтересовался следователь у Поля. - Можете ознакомиться с документом.
  Пока тот, близоруко щурясь, просматривал бумагу, Вальтер победоносно посмотрел на своего клиента. Он словно давал Гюнтеру почувствовать, что тот может быть спокойным с таким адвокатом.
   - Да, - сказал Поль, возвращая документ следователю, - к форме заявление у меня претензий нет.
   Не давая противнику опомниться, Вальтер бросился в бой. Куда только делась его сонная флегматичность, с которой он говорил минутой раньше!
   - В таком случае, учитывая неполную доказанность обстоятельств заявлений господ Жанны Шумахер и Брангера в отношении господина Гюнтера Шумахер, а также необходимость предоставления дополнительных документов, прошу прокуратуру кантона Женевы отложить рассмотрение вопроса о возбуждении уголовного дела против моего клиента.
   Следователь взглянул на Вальтера, затем на Поля и объявил:
   - Принимается. О результате рассмотрения заявлений стороны будут проинформированы дополнительно.
   - Ну, вы довольны? – поинтересовался адвокат, как только они покинули Дворец правосудия.
   - Доволен! Но есть надежда на благополучный исход дела?
   - Во-первых, надежда есть всегда. Надо только юридически грамотно её поискать. Во-вторых, о деле. Его пока, слава Господу, нет и, надеюсь, не будет. Кстати, этот  Поль прежде был вашим адвокатом?
   Гюнтер кивнул.
   - Иметь такого адвоката – значит, выбрасывать деньги на ветер.
   - Кстати, о деньгах. Я должен вам премиальные за сегодняшний благополучный исход встречи?
   - Пока нет. Но они потребуются для сбора дополнительных доказательств. Подозреваю, что главный локомотив дела – ваша бывшая супруга. А женщина, одолеваемая ревностью, просто так не сдается.
   - Только, пожалуйста, не переметнитесь к ней, как это сделал Поль.
   - Не волнуйтесь. В данном деле для меня важны не деньги, а его исход. Прежде всего, я хочу доказать, что я – настоящий адвокат. А в таких случаях для профессионала деньги значения не имеют. До встречи.

  Звонок в дверь озадачил Наташу: она никого не ждала.
   - Наверное, почтальон, - решила она, и надкусила большое румяное яблоко, которым только что решила полакомиться.
   Наташа поплотнее запахнула старый халатик, из которого сегодня не вылезала весь день, и открыла дверь.
   Перед ней стоял Виктор. Он, смущаясь, протянул букет очень красивых алых роз, и потупил взгляд. Таким смущенным и растерянным знаменитого писателя она еще не видела. И женское сердце растаяло: она, конечно, не простила его измены с Ириной, но и прогнать человека, который принес цветы, не могла.
   - Проходите, - холодно произнесла она, - в ногах правды нет.
   - Мы уже на «вы»? – удивился Виктор. – Для этого надо быть слишком долго знакомыми.
   - Вот именно, - парировала Наташа.- А мы знакомы так мало, что совсем не знаем друг друга.
   Виктор подозрительно взглянул на неё, словно соображая, что ей известно. Но Наташа не стала объяснять смысл ранее сказанного. Она взяла розы, поставила в кувшин с водой, тщательно расправила листья и любовно погладила лепестки одного из цветков.
    - Чтобы розы стояли долго, надо поскоблить ножом их стебли, - объяснил гость. – Так растение будет лучше снабжаться водой.
    Виктор понимал, что его положение сложное: Наташе наверняка что-то известно о его встрече с Ириной. Но как много она знала – вот что тревожило его сейчас. И потому не знал, как начать разговор, что рассказать Наташе.
    Она упорно молчала. Они сидели за пустым столом, на котором стояли в кувшине подаренные розы, и не знали, о чем говорить. В таком глупом положении Виктор еще не был.
   Наконец Наташа предложила:
   - Чаю хотите?
   - Да, - с облегчением произнес Виктор.
   Но расслабился он рано: хозяйка квартиры иронично заметила:
   - Конечно, у меня нет таких деликатесов, как у Ирины…
   - Наташа, я хочу просить у тебя прощения, - сдавленным голосом произнес писатель.
   - За что? Мы же не муж с женой!
   - Помнишь Экзюпери? Мы в ответе за тех, кого приручили! Это относится не только к животным. Я понял, что так привык к тебе, к нашей дружбе, встречам, что обходиться без них не могу. Человек, предложивший дружбу другому, должен отвечать за неё.
   - Только я не пойму, к кому это относится?
   - К нам обоим. Первая история любви, отмеченная литературой, это взаимоотношения Адама и Евы. Но говорят, что сначала у Адама была Лилит, сотворенная из горсти земного праха и ночного воздуха. Библия не упоминает это имя, но о ней говорится в Большой британской энциклопедии и книгах Каббалы. В противоположность Еве она не была создана из ребра Адама, и потому была наделена индивидуальностью. Это ее и погубило – Адам не смог ужиться с женщиной, не подчинявшейся ему полностью.
   - Значит, все последующие женщины были обязаны прощать мужчинам их плотские грехи и развлечения?
   - Увы: человек слаб. Господь Бог наказал всех: Лолит постигла самая печальная участь, которая может постигнуть человека: её замолчали. Адам и Ева, вкусившие греховное яблоко, были изгнаны из рая.
   - Ты, - Наташа даже не заметила, как перешла с писателем на «ты»: видимо, последний его довод был достаточно убедителен, - не ответил на прямой вопрос: что у тебя было с Ириной?
   - Ревнуешь?! А от ревности до любви всего один шаг.
   Наташа вдруг вскочила, подбежала к Виктору и стала колотить его в грудь, что было силы. Из глаз текли слезы, и она еле сдерживала рыданья. Виктор ошеломленно сидел, стойко перенося удары, затем тоже поднялся, схватил Наташу за талию и прижал к себе. Их губы встретились. Он сначала осторожно прикоснулся к теплым, влажным губам Наташи, затем сильно, страстно её поцеловал.
   У Наташи закружилась голова. Она не понимала, что делала. Впрочем, сейчас это было для неё совершенно неважно.         

    Когда за Виктором захлопнулась дверь, Наташа легла в постель и принялась читать книгу, которую писатель оставил ей в подарок. Но ничего из чтения не получилось: она не могла сосредоточиться и запомнить прочитанное. Сейчас она могла думать лишь о встрече с Виктором.
   Наташа еще не осознала, какое чувство она испытала. Любовь? Но ведь она любит Гюнтера и за него собирается выходить замуж. Дружбу? Но они вышли далеко за Рамки этого романтического чувства и их отношения никак нельзя назвать платоническими. Ей было неловко за себя: взрослая, рассудительная женщина, словно пятнадцатилетняя девчонка, не может разобраться в своих чувствах!
   «Сейчас бы посоветоваться с кем-то! – тоскливо подумала она. – Да ведь не с кем! Мама меня всерьёз не воспринимает. На мои отношения с мужчинами смотрит косо. Людочка слишком мала. Да и что она понимает в этих отношениях. Подруги… Была одна, да и та меня предала. Вот и осталась я одна с разбитым корытом! Может, в  книге Виктора найду ответ?»
    И Наташа вновь раскрыла книгу, прочитала несколько строк, но отбросила её в сторону со словами:
    - И это он считает правдой жизни? В его романе только один положительный герой, да и тот собачка.
   Но долго размышлять ей о своей судьбе не удалось. В спальню вошла мать.
   - И как ты это всё объяснишь?
   - Что всё?
   - Вот это: незнакомый мужчина, долгие посиделки вдвоем…
   - Ах, вот ты о чем, - произнесла Наташа. – Не забывай, что я давно уже взрослая девочка, у которой может и должна быть самостоятельная жизнь.
   - Да я не забываю, - согласилась Анастасия Евграфовна. – Но соседи его видели. Людочка сегодня дома. Мы ведь должны помнить об этом. Иное дело, если бы тебе предложили законный брак.
   - К сожалению, - вздохнула Наташа, - брак мне пока только снится. И Виктор мне замужество не предлагал.
   
   - А Виктор – это тот писатель, о котором ты говорила? Импозантный мужчина.
   - А ты подглядывала?!
   - За кого ты меня принимаешь? – обиделась Анастасия Евграфовна. – Я не так дурно воспитана, чтобы подглядывать в замочную щель. Он сам со мной поздоровался, когда уходил.
   - С тобой всё понятно: хорошее воспитание есть усвоение плохих привычек.
   - Вовсе нет, - сразу парировала мать. – В таком случае, я отвечу, что лучшее, что мы можем дать нашим детям, это научить их любить себя.
   Наташа глубоко вздохнула и раздумчиво произнесла:
   - Смеешься. А, если серьезно, что мне делать, мама: я запуталась.
   - В чем? – встревожилась мать.
   - Не хотела тебе рассказывать… Я влюбилась. И сразу в двоих.
   - А кто второй? Не тот ли менеджер по недвижимости, к которому ты дважды катала в Черногорию?
   - Именно он.
   - И ты всё скрывала от меня! А ведь только мать может подсказать родному дитятке, как надо поступить в трудную минуту. Чтобы вы, дети, ни думали о своих безнадежно устаревших родителях, у нас есть одно преимущество: накопленный опыт жизни, который не обретешь, даже окончив десять институтов. 
   - И что подсказывает твой опыт?
  - Трудно сказать, дочка. Я ведь совсем не знаю Гюнтера. Да и Виктора видела лишь мельком. В таком случае надо поступать так, как сердце подскажет.
  - В тот-то и дело, что оно мне ничего не хочет подсказывать. Оно просто любит их обоих и всё. Разве это нормально?
  - Конечно, ненормально, - согласилась мать. – В наше время тоже бывали такие случаи. Но тогда, по существу, не было свободы выбора. Решали либо родители, либо обстоятельства. Это сейчас дети полностью раскованны и без комплексов.
   Они помолчали. За окном давно сгустились сумерки, всё заволокло туманом, и пошел снег. Туман и снег были расцвечены радужным сиянием зажегшихся фонарей. В комнате стало совсем темно, но они не спешили зажечь яркий электрический свет. Наконец Наташа щелкнула выключателем, и помещение озарилось теплым оранжевым светом торшера. Она взглянула на мать. Глаза Анастасии Евграфовны посветлели, а по лицу была разлита улыбка.
   - Над чем смеешься, мама? – подозрительно спросила дочь.
   - А знаешь, это даже здорово: у моей дочери столько кавалеров. Причем, хороших, известных и, насколько я знаю, холостых. Разве не об этом мечтает каждая незамужняя женщина?
   - Мамочка! – воскликнула Наташа и бросилась на шею матери. – Наконец-то ты меня поняла! Спасибо тебе за всё!

   Ирина была в бешенстве. Легкая победа над Виктором вскружила ей голову и заставила уверовать в свои безграничные возможности. И теперь даже робкую попытку сопротивления ее желаниям она воспринимала как личную обиду. Именно так она и восприняла отказ подруги разговаривать с ней. Наглость Наташи, бросившей трубку, по её мнению, переходила всякие границы.
  Она, как водится, с утра лежала в огромной кровати под балдахином, и даже не притронулась к завтраку, поданному сюда. Ирина уже в третий раз опустошала рюмку с любимым ликером «Бейлис». Казалось, она почти ничего не выпила, но коварство сладкого сорокаградусного напитка было в том, что он действовал на организм незаметно.
   Голова приятно кружилось, и оттого любые, даже самые здравые рассуждения, она принимать отказывалась. Ирине казалось, что её подруга коварна и лжива. Что она завидует её богатству и не может ей простить этого. И потому сейчас она испытывала к Наташе не на чем не обоснованную ненависть. Так, к примеру, собака не любит кошку, а аргументы подыскивает потом.
   - Ишь, какая выскочка! - вслух рассуждала Ирина, прихлебывая ликер. – Мы же такие нищие, а потому независимые! Знаю я вас: стоило этому жалкому писаке предложить хороший куш, как мигом приехал. Да еще набросился на меня, словно я какая-нибудь проститутка!
   Ирина давно забыла, что это она заманила Виктора в постель: такие ненужные подробности её память выбрасывала сразу. Её не смущала и мысль, что он – друг Наташи. Наоборот, во всем она винила гостя, который поступил так нагло и бесцеремонно. Подругу, которая не пожелала выслушать подробности её любовного романа. Она даже подумала, не предъявить ли писателю счет за испорченное дорогое платье от Гучи, которое обошлось в приличную сумму. Но затем отбросила эту несвоевременную мысль.
   Зато у нее поднялось настроение, и появился аппетит. Она набросилась на завтрак с таким же чувством голода, какое появилось после любовных утех с Виктором.
   Насытившись, она дернула шнурок звонка и велела мажордому убрать поднос с остатками еды. Она хотела вернуться к планам мести, но, то ли сытый желудок требовал времени для переваривания пищи, то ли злость, так же внезапно, как появилась, покинула женщину, однако обижать никого уже не хотелось. Ей вспомнились те бурные минуты, та страсть, с которой Виктор овладел ею, и возникло желание повторить их.
   - Да, - окончательно решила Ирина. – Надо попытаться заманить его еще раз:  очень пылким мужик оказался! А Наташка… Эта злючка должна быть наказана.
   И она погрузилась в глубокие раздумья.

   Парадоксально, но факт: когда мы виноваты перед кем-то, меньше всего хотим винить в этом себя. Наоборот, пытаемся найти хоть какую-нибудь зацепку, чтобы взвалить ответственность на другого человека. Не была исключением и Жанна. Её рассуждения об отношениях с бывшим мужем были еще проще. Она считала, что раз виновата перед ним, то он должен за это извиниться.
   Во время бракоразводного процесса она неожиданно заявила, что желает сохранить за собой фамилию мужа. Благодаря юридической изворотливости её адвокатов, Жанне удалось добиться выполнения этого желания.
   Затем она вошла во вкус. И придумала еще более изуверский способ отомстить бывшему супругу. Не выгнала Гюнтера из дома, который теперь перешел ей по наследству. А предложила ему платить за крышу над головой. Однако заломила такую цену, что Гюнтер сам ушел из дома.
   Однако совсем расставаться с Гюнтером не входило в планы Жанны. Как умная и дальновидная женщина, она решила посадить его на крючок, с которого ему не удастся сорваться: подарила самую дорогую марку «Мерседеса», которую нашла в магазинах.
   «Теперь я всегда смогу им манкировать, - решила она, передавая ключи от машины.- Ни один мужик, если только у него всё в порядке с головой, от такой игрушки не откажется. Значит, будет стараться удержать, несмотря на все мои капризы!»
   Кроме того, благодаря такому подарку, Жанна получила в обществе весомый аргумент в пользу поддержки своего реноме. Беззащитная женщина, покинутая неблагодарным мужем, пыталась его осчастливить: подарила дорогой автомобиль, оставила полдома для проживания. Да еще с отдельным входом. Но неблагодарный нашел какую-то русскую шлюшку, которая, вместе с ним, хотела сесть ей на шею. Надо ли удивляться, что она не стала жить под одной крышей с любовницей Гюнтера?
   Но оказалось, что и это не остановило Гюнтера. Нанятый для слежки детектив доложил Жанне, что бывший муж снял для русской женщины домик в соседней Черногории. Причем, в дорогом и престижном курорте Улцинь. Даже она, состоятельная госпожа, не может позволить содержать два дома. Сэкономленные таким образом средства Жанна лучше пожертвует бедным сиротам.
    Образ покинутой и жестоко обманутой женщины, созданный её богатым воображением, понравился Жанне. Она внимательно еще раз перечитала отчет детектива о похождениях бывшего мужа и удовлетворенно хмыкнула: есть, что представить прокуратуре!
   - Так, - подвела итог размышлениям Жанна. – А что скажет мой адвокат?
   И она попросила дожидавшегося в гостиной Поля в свой кабинет.
   - Чем порадуете?
   - К сожалению, следователь пошел на поводу у адвоката Гюнтера и отложил вынесение постановления о возбуждении уголовного дела.
   Жанна внимательно посмотрела на адвоката: этот слишком интеллигентный хлюпик давно ей не нравился.
   - И какие аргументы привел адвокат моего бывшего мужа?
   - Он представил собственноручное письмо вашего сына в пользу Гюнтера.
   - Конрада?! – воскликнула Жанна. – Какая неблагодарность! И это награда за огромные деньги, которые я потратила на его лечение! Вот уж действительно, как говорят эти русские, яблоко от яблони недалеко падает.
   - Но это факт – Конрад выступает против вас.
   - К черту Конрада! Главное: Гюнтер угрожал моей жизни. И это документально доказано!
   - Если считать документом признания вашего любовника.
   - Не забывайтесь: деньги плачу вам я!
   - Но я должен говорить правду: иначе вы не поймете состояние дела.
   - Д, это так. Что предлагаете?
   - А что нового сообщает ваш детектив?
   - Гюнтер почти месяц не встречается с этой русской.
   - Так это же прекрасно! - горячо воскликнул обычно флегматичный Поль. - Вы как раз этого и хотели.    
   Жанна неопределенно помотала головой. Она закатила к потолку глаза, словно хотела прочитать на нем ответ. Но тут же открыла один из них. Там, в глубине левого глаза, ярко сверкал зрачок, маленький, как просяное зерно, но чрезвычайно острый и свирепый.
   - Люди, которые не хотят работать, обычно говорят: нет вдохновения. Но вдохновение - это как раз умение приводить себя в рабочее состояние. Вы ищите аргументы, чтобы оправдать отсутствие у вас вдохновения?
   Поль потупил взгляд. Затем поднял глаза и посмотрел на клиентку:
   - Чего вы хотите?
   - Я хочу наказать Гюнтера. И, по возможности, эту наглую русскую, которая хочет похитить у меня мужа.
   - Бывшего, - уточнил адвокат.
   - Какая разница? Мы с Гюнтером прожили вместе двадцать лет, и он навсегда останется моим. Мы обручались в церкви, и разрыв гражданского брака ни о чем не говорит.
   - Можно задать личный вопрос?
   - Если это будет способствовать разрешению моего дела.
   - Почему вы не хотите снова выйти замуж? При вашем состоянии это легко сделать.
   Жанна с жалостью посмотрела на недоумка-адвоката, жалкого французика, который вздумал чему-то учить её, женщину с опытом и богатством.
   - Сколько лет я прожила с Гюнтером, я вам уже сообщила. Без него я пробыла всего год. Но и этого оказалось достаточно, чтобы понять: Гюнтер был настоящим сокровищем: любящий, спокойный, независтливый мужик. Все, кто сейчас вьются вокруг меня, хотят только моих денег. Вы думаете, Брангер, любовник, любит меня, а не мои деньги?
   - Тогда позвольте еще один, последний, вопрос: почему бы не восстановить брак с Гюнтером?
   - В одну реку нельзя войти дважды. Дюжа вю бывает только в романах. Да и Гюнтер, сравнив меня с русской Натали, вряд ли согласится вернуться. Лишь теперь я поняла, что была несправедлива с ним. Я ведь властна и непредсказуема.
   - О, да, - согласился Поль. – В этом я убедился на собственном опыте.
   - Мне кажется, я знаю, чем пленила его Натали, - словно не слыша адвоката, продолжила Жанна. - Она, видимо, может дать Гюнтеру то, чего так не хватало в наших отношениях.
   Но она быстро спохватилась, что наговорила лишнего и жестко спросила:
   - Так вы сможете выиграть мое дело?
   Поль помолчал, затем попросил:
   - Дайте мне немного времени. Уверен, что найду тот вариант, который вас полностью устроит.
   - Не разочаруйте меня снова. Не то, придется перекупать адвоката  Гюнтера: к нему, почему-то, идут самые умные юристы.

   Виктор был на седьмом небе от счастья: он, кажется, влюбился по настоящему в первый раз в жизни. Раньше он просто не задумывался о том, что такое любовь. Когда-то у него была семья, женщина, которая родила ему сына, и с которой он прожил большую часть своей сознательной жизни. Любил ли он жену? Виктор не задумывался об этом. Главным в жизни для него были успех, общественное положение, признание его творческого труда. Всё остальное не имело столь существенного значения. Это было принято в обществе – жить с семьей, считаться примерным мужем и отцом, зарабатывать приличные деньги, привычно вращаться в кругу творческих личностей.
    И вдруг, как гром среди ясного неба, как внезапно расцветшая среди декабрьских морозов роза, как неистовое наваждение, его поразило острое, приятное, невообразимо сладостное чувство, которое он испытывал к этой хрупкой, воздушной, и в то же время волевой, энергичной женщине.
    Но самым непонятным для Виктора во всей этой истории было даже не то, что он впервые в жизни влюбился. И не то, что избранницей вспыхнувшего чувства стала женщина немолодая и не его круга. Непонятным было иное: почему он не испытал этого чувства к Наташе раньше, при первом знакомстве? Да, она понравилась ему. Он пытался за ней ухаживать. Но делал это, скорее, по привычке, как весенний кот, увидевший на крыше дома в мартовскую ночь привлекательную самочку.
   И только теперь осознал, что любить – это значит увидеть в женщине чудо, невидимое для других. Именно в Наташе он, наконец, увидел это чудо, познал, что только она способна сделать его счастливым.
   Виктор радостно улыбнулся и сел за письменный стол в кабинете дачи. На рассвете на землю и лес пал снег. Деревья за окном посветлели, вековые сосны покрылись снежными шапками и стали похожи на разукрашенные новогодние ёлки. След автомобильной шины отчетливо выделялся на заснеженной земле: на его машине поехал в город сын. Это был первый след утра: на даче все спали. Зимнее заспанное солнце пыталось пробиться сквозь густые ветви сосен и елей, но уже сумело кое-где позолотить иней, висевший на проводах. Оно оставляло в воздухе за собой хрусталь и тонкий серебристый ледок. В такое время писателю работалось лучше всего. Никто не мешал, не приставал с многочисленными проблемами, а телефон молчал, словно его и не было на даче.
   - Так, - оживленно потер руки Виктор. - Продолжим мой роман. Как сказал старик Флобер? Книга должна быть написана так, чтобы читатели сомневались в наличии автора? Нет, корифей французского романа. Творить безлико – это не моя стихия. В романе должна пылать страсть, как она сейчас пылает в моем сердце!
   Произнеся эту многословную тираду, Виктор включил ноутбук и только хотел нажать первую клавишу, как у ворот дачи раздался сигнал машины. Автомобильный рожок взывал высоким чистым голосом, в его светлом зове таилось нерастраченное серебро, точно его, как и Виктора, одолевали внезапно возникшая любовь и пылкая, нерастраченная страсть.
   «Опять мой отпрыск забыл ключи от ворот», - подумал Виктор, и, накинув полушубок, побежал во двор дачи. Но, опережая его и громко тявкая, к воротам понеслась собачка писателя.
   - Ну, Джуля, ты, видно, совсем старая стала: своих не узнаешь!
   Он проворно распахнул ворота и застыл от неожиданности: это был не автомобиль с его сыном. Из машины бодро выскочил высокий, стройный, черноволосый мужчина. Он был без шапки и, по-видимому, легкий морозец не пугал его.
   - Владо! – распахнул объятья писатель. – Какими судьбами?!
   - Извини, что не предупредил: времени было в обрез. К тому же, не думал, что застану тебя на даче: ты ведь всё время разъезжаешь.
   - Заходи, гостем будешь, - радушно пригласил его Виктор. – Ты из Черногории?
   - Нет, я здесь уже несколько дней. Приехал по делам: готовлю перевод на сербский язык Пушкинского календаря, а это большие хлопоты и согласования.   
   - Понимаю. Пойдем, чай пить будем.
   - Нет уж – пить будем нашу ракию! – и гость вытащил из багажника большую бутыль, оплетенную виноградной лозой.
   Виктор хотел сказать, что только что сел за компьютер писать роман, что его посетило вдохновение, но сам же устыдился таких мыслей.
   Они сидели за столом на террасе уже около часа, успели поднять не один тост за дружбу двух братских народов, как в воротах раздался звонок.
   - Это мой сын приехал, - пояснил Виктор гостю. – Он, наверняка, забыл ключ от ворот, вот я и должен бежать открывать их.
   - А ты бы поставил автоматический замок с управлением из дома и системой видео наблюдения, - посоветовал Владо. – Это очень удобно, особенно на даче.
   - Вроде, такой надобности не было: здесь, в писательском поселке, никто не ворует. Хотя, после того, как обокрали одного писателя, мы стали запирать ворота.
   На этот раз Виктор не торопился. Да и Джуля продолжала спокойно лежать, словно усвоила урок, данный хозяином. Он не стал накидывать полушубок: так его разогрела ракия. К воротам шел не спеша, напевая весёлую песню. Но его вновь ожидал сюрприз: возле входа стояла Наташа. Она протянула писателю небольшую корзиночку и застенчиво проговорила:
   - Испекла своих любимых пирожков с яблоками, капустой и захотела тебя угостить. Можно?
   Виктор радостно обнял Наташу и поцеловал в румяную от загородного свежего воздуха и морозца щеку. Обнявшись, они и пошли к дому.
   - Познакомьтесь, - представил он гостей друг другу. – Наташа, учительница английского языка. Владо, переводчик из Черногории.
   - А мы уже знакомы, - отозвался Владо. – Ты забыл, что Натали была на презентации твоей книги в Черногории?
   «И в самом деле, - смутился писатель, - что это со мной?»
   Но он не стал извиняться, да и гости, похоже, этого не требовали. От него не ускользнуло, каким внимательным взглядом смотрел переводчик на гостью. Ему показалось, что и Наташа радостно взглянула она на черногорца. 
   Они очень хорошо провели время. Весёлый смуглолицый гость из южной страны без устали сыпал шутками и подливал в рюмки привезенную с собой виноградную водку. Наташа давно так не отдыхала душой и не расслаблялась. Ей понравился гость – он был очень обаятелен и умел расположить к себе любого, особенно женщину. А, когда настало время уезжать, Владо вызвался подвезти Наташу домой: ему всё равно надо было возвращаться в гостиницу в Москве.

   «Каждая женщина считает себя незаменимой и полагает, что могла бы легко заменить любую другую», - прочитала Ирина в любовном романе не известного ей писателя и отложила книгу в сторону.
   «Пожалуй, автор прав: я недавно сама узнала, что не только могу заменить Виктору Наташку, но и вызвать у него подлинную  страсть, на которую та не способна».   
   Она снова взяла книгу и посмотрела имя автора.
   - Питигрилли? - чуть ли не по слогам прочитала она. - Эти французы даже нормальных фамилий себе придумать не могут. А уж про нас, женщин, выдумывают просто ужасные вещи. Например, это: «Как бы плохо мужчины не думали о женщинах, любая женщина думает о них еще хуже. Этот писака с птичьей фамилией хочет нас совсем в обезьян превратить: мы и завистливые, и ревнивые, и тупые».
   Вот и я сдуру хотела мстить Наташе. А за что? Что ей тоже нравится Виктор? Так это же естественно: сражаться за мужиков. Нормальных и непьющих совсем мало осталось, вот мы и вынуждены за ними охотиться.
   Удовлетворенная таким монологом, Ирина швырнула любовную книжку в корзину для мусора. И замурлыкала какую-то песенку, пытаясь поднять себе хорошее настроение. Посмотрела на часы. Старинный хронометр уютно уместился на мраморной каминной подставке, и, несмотря на прожитые столетия, исправно сообщал точное время. Фарфоровые незабудки со всех сторон оплели циферблат, который выглядывал из вороха цветов.
   Было пять часов вечера. Серые сумерки за панорамным окном кабинета Ирины еще тлели последним дневным светом, но вот-вот должны были перейти в плотную завесу ночи. Голые деревья раскачивал сильный ветер, но, как часто случалось в этот теплый и влажный декабрь, их ветки роняли на тротуар грязные слезы.
   Вся эта грустная картина,  как и только что выброшенная книга, представлявшая женщин в невыгодном свете, естественно, не поднимала настроения хозяйки роскошной квартиры. Не согревал ни ярко горящий камин, в котором полыхали березовые поленья, ни предстоящий вечером выезд с мужем на очередную тусовку.
   В Ирине накапливались злость. Поскольку из обоймы возможных кандидатов на месть, она только что вывела закадычную подругу, мозг лихорадочно подыскивал другую кандидатуру. И, как это часто бывало с Ириной в последнее время, она легко заменяла в подобной ситуации одного человека другим.
   - Виктор! – невольно воскликнула она и подошла к огромному, во всю стену зеркалу, в котором стала разглядывать себя. – Конечно, это он во всем виноват. Это он поссорил и разлучил нас, лучших подруг. Это он столько времени морочил Натали голову, не отвечая на её призывы законным образом оформить отношения. И, как породистый кобель, моментально набросился на меня, словно на сучку во время течки!
   А теперь еще, несмотря на мое приглашение, упорно не появляется!
   Она мельком еще раз взглянула в зеркало на себя, не забыв повернуться боком, и осталась довольна своей подтянутой фигурой и элегантным платьем. Ирина вновь почувствовала себя словно в бою: у неё появилась цель, а, значит, и смысл дальнейшей жизни. Она, как в далеком детстве, прислонила указательный палец к губам и стала его прикусывать, соображая, что нужно предпринять.
   «Кажется, Натали мне что-то говорила о его проблемах с дачей в Переделкино? Сетовала на наглость невестки, захотевшей оттяпать у писателя часть престижного владения? Вот и прекрасно, мы ей поможем». 
   Она нажала кнопку вызова мажордома, расположенную на ее рабочем столе, и, когда он появился, приказала:
   - Узнайте, кто распоряжается писательскими дачами в Переделкино и соедините меня с ним.
   - Слушаюсь, - поклонился мажордом и вышел исполнять распоряжение.
   «Мне надо обязательно наладить отношения с Наташкой, - подумала она. - Друга потерять легко, это не врагов плодить».
   И она занялась собой, рассматривая в миниатюрном зеркальце с серебряной оправой свое миловидное лицо без единой морщины, которое она не так давно безжалостно подвергла пластической операции.
   В это время в дверь постучал мажордом и, войдя, доложил:
   - Дачами в писательском городке «Переделкино» распоряжается Литературный фонд. Председателем его является некто Недосекин. Он ждет вас на проводе.
   Ирина сделала строгое лицо, словно собиралась сделать внушение незадачливому подчиненному, подняла телефонную  трубку и сказала:
   - Здравствуйте. Вы, конечно, слышали о благотворительном фонде «Меценаты», который я возглавляю?
   - Да, конечно, - раболепно залепетал в трубке голос Недосекина. – Мы горды за Россию, что в ней есть люди…
   - Давайте оставим всё это словоблудие вашим писателям: не будем отнимать у них хлеб.  Поэтому - к делу. А оно заключается в том, что я хочу выделить Литературному фонду крупную сумму денег.
   - В долларах?
   - Нет, в евро: это надежнее. Но, при одном условии.
   - Для вас мы согласны на всё! 
   - Вот и прекрасно. Мое условие: вы должны немедленно отобрать дачу в Переделкино у писателя… Словом, его зовут Виктор… Федорович. Фамилию запамятовала.
   - Знаем, знаем такого. Серая бездарность, так что и фамилию не надо запоминать, грузить голову ненужными сведениями. Да на него и жалобы родственников идут. Так что причины для выполнения вашего распоряжения имеются.
   - На этом и порешим, - лаконично закончила разговор Ирина. – Как только у вас будет конкретный результат, приезжайте ко мне: я выпишу чек.
   Она положила трубку и вновь взглянула на себя в зеркало. В нём отразилась очень довольная собой особа. Теперь, в таком приподнятом настроении, можно было выезжать в свет.

   Мужчине столько лет, на сколько он себя чувствует, женщине – на сколько она выглядит. В этом смысле пара, сидящая на заднем сиденье мчащегося по Минскому шоссе в сторону Москвы автомобиля, в полной мере соответствовала афоризму. Владо, несмотря на чуть заметную седину в густой черной шевелюре, выглядел очень импозантным представительным мужчиной средних лет. Чувствовал он себя, после изрядно выпитого количества ракии и новой встречи с умной, обаятельной женщиной, просто прекрасно.
   Наташа сегодня выглядела стоже довольно привлекательно. Она принарядилась к визиту в Переделкино. И смотрелась не зрелой женщиной, которая прошла основную часть жизни, а неопытной девушкой, впервые оказавшейся в компании взрослых людей.
   Молчаливость Наташи импонировали Владо. Он устал от крикливых, вечно пытающихся что-то доказать женщин, которые в последнее время окружали его, и потому научился ценить внутренне взаимопонимание людей. В женщине его привлекали не радостные слезы и холодное сердце, а грустная улыбка и ум. Мысль, выраженную с иронией, холодноватую, как хрустальная грань, отстраненную улыбку, насмешку над невзгодами жизни, спокойствие и хладнокровие в трудных минутах – вот, что больше всего ценил он теперь. И в этом плане Наташа соответствовала его мировоззрению как нельзя лучше.
   Он улыбнулся широко и открыто, и, не стесняясь водителя, взял Наташу за руку.
   - Вы так улыбаетесь, что, похоже, знаете формулу счастья, - сказала Наташа и не отняла руку.
   - Какой-то чудак-ученый сказал, что женщина – это пленительное сочетание атомов. Но я думаю иначе: вы, Наташа, редкий дар, который выпадает мужчине раз в жизни.
   - Осторожнее: я могу принять это, как признание в любви.
   - Я был бы только счастлив.
   - А вы не находите странным, что говорить такие слова человеку всего после двух встреч – это, по крайней мере, бестактно? Знайте, что виноват всегда тот, кто сильнее любит.
   Владо рассмеялся своей удивительной, неповторимо обаятельной улыбкой и спокойно ответил:
   - Я готов принять на себя любую вину, если только она поможет мне найти путь к вашему сердцу. Поверьте: я не ловелас. Конечно, в моей жизни было немало женщин. Но каждый ищет и мечтает только об одной, единственной. И, когда его мечты и реальность при встрече женщины совпадают, упустить такой шанс может только преступник. А знаю вас я не с той презентации в Подгорице, а уже давно: Виктор мне все уши прожужжал об удивительной спутнице, с которой познакомился в самолете.
   - В таком случае, - резонно заметила Наташа, - возникает и моральный аспект: ваша дружба с Виктором.
   - Да, - вздохнул Владо, - и в этом вы правы. Но двое умных мужчин всегда разберутся, если между ними возникнет женщина. При этом я исхожу из постулата, что все размолвки и споры мужчин не стоят одного настоящего чувства женщины. Так что этот вопрос, я надеюсь, мы с Виктором решим.
   Он помолчал и вдруг сказал Наташе то, чего она совсем не ожидала услышать:
   - У меня в Черногории поместье прямо на берегу Адриатического моря: уютный дом со всеми удобствами, десять гектаров лугов, садов и виноградников. Приезжайте в гости!
   - В качестве кого?
   - Вы, я чувствую, уже не верите в дружбу мужчины и женщины. И правильно делаете. Если бы я был свободен, то, не задумываясь, предложил бы выйти замуж. Но…
   - Вот так вы все и отвечаете, - горько вздохнула Наташа и замолчала.
   Притих и Владо. Его горячность прошла и сменилась сонливым спокойствием, свойственным оранжереям, в которых в январе созревают бледные, пухлые и лицемерные плоды.
   А Наташа мысленно анализировала еще одно предложение близости, исходящее от очередного встреченного ею мужчины.
    «Чем я их так привлекаю? Слетаются на меня, как шмели в солнечный день на яркую головку клевера, источающего аромат несобранного нектара. Но шмели, использовав клевер, затем оплодотворяют матку и несут миру продолжение своей жизни. А этим двуногим что от меня нужно, раз они не желают ни продолжения рода, ни совместной жизни? Каждый из них – Гюнтер, Виктор, Владо – добр и умен, но каждый, если следовать за ним неотступно, способен завести в бездну». 
   
   Полю пришлось долго ломать голову, как угодить своенравной и богатой клиентке. Он уже понял, что Жанна отличается от обычной женщины, переступающей порог его конторы, как день отделяется от ночи: скорее, это сумерки, когда темнеет неотвратимо и незаметно. Она была умной, и, в то же время, когда дело касалось выполнения капризов, забывала о приличиях и преградах. Жанну отличала особая расчетливость, но в случае осуществления её желаний, денежная благодарность могла переходить любые разумные границы.
   Конечно, адвокат рассчитывал не только на щедрое вознаграждение. Иногда при встречах с клиенткой его охватывал тихий ужас. Глядя в её глаза с расширившимися от бешенства зрачками, в которых пылали ненависть и злоба, он терялся от тоски и неуверенности в себе.
   Но такой напор Жанны одновременно и воодушевлял, заставлял работать, находить лазейки в законах, необходимые для реализации её планов. И он нашел очередную лазейку.
   Радостный и возбужденный своей победой над законом, Поль решил немедленно позвонить своенравной клиентке.
   - Алло, это Поль. Хочу доложить вам, что задание выполнено. Я только что от окружного прокурора: он согласился с моими доказательствами и нашел основания для возбуждения уголовного дела против господина Гюнтера Шумахер.
   - Поздравляю, - холодно отреагировала Жанна. – Я удваиваю ваш гонорар за эту победу. Вы довольны?
   - Конечно. Благодарю вас, - ответил Поль, а сам подумал:
   «Я-то доволен, а вот она, судя по голосу, не очень. Никак не пойму эту женщину: чего она хочет? Наказать Гюнтера или, как мазохистка, испытать удовольствие от порки именно себя? Похоже, что Жанна передумала мстить бывшему мужу. Окончательное решение женщины редко бывает последним?»
   Такое множество вопросов требовало длительного обдумывания. Тем более, что Поль, как истый адвокат привык всё раскладывать по полочкам и только затем выносить решение.
   «Ну, что же: утро вечера, как говорится, мудренее. Так что не будем спешить с выводами: возможно, скоро я получу от Жанны задание вызволять бывшего супруга из уголовной западни».

   Совсем недавно Виктор пересекал порог этого начальственного кабинета, даже не думая вновь посетить его. Но, оказалось, что загад не бывает богат. И вот он вновь сидит в кожаном кресле напротив руководителя Литературного фонда, и снова свет противной настольной лампы бьет ему в глаза, и приходится догадываться, что на этот раз задумал Недосекин.
   Однако сегодня писатель не захотел терпеть это неудобство, подобное пыткам средневековой инквизиции.
   «В конце концов, я член Литфонда и выбираю этого председателя, - подумал Виктор. – Так что имею законное право чувствовать себя в кабинете у человека, содержащегося, в том числе, и на мои взносы, удобно и комфортно. К тому же, за ту сумму в евро, которую он от меня получил, я могу потребовать достойного, человеческого отношения».
   И он решительно отодвинул настольную лампу далеко в сторону. Сразу стало легче, исчезла напряженность, а человек в кресле показался мелким и ничтожным.
   Но Недосекин, как опытный чиновник,  не дал гостю воспользоваться его минутным превосходством. Он тут же ринулся в бой.
   - Виктор Федорович, мы же договорились, что вы уладите свои взаимоотношения с невесткой полюбовно, - укоризненно, как с малым ребёнком, начал он разговор.
   - А что, она опять написала кляузу?
   - Не кляузу, а жалобу. И не она, а совсем другая… скажем так, организация.
   - Что это за таинственная организация, могу я узнать?
   - Можете. Но не сейчас. А пока президиум Литфонда рассмотрел эти претензии и нашел их весьма убедительными для лишения вас писательской дачей. Вы практически бесплатно пользуетесь ею почти два десятка лет. А у нас очередь…
   - Слышал, слышал, - живо откликнулся писатель. – Восемь тысяч членов Литфонда и так далее.
   - Да! – чуть ли не истерически взвизгнул Недосекин и выскочил из огромного кресла с высокой спинкой. Он быстро засеменил короткими ножками по кабинету,  бегая к окну и возвращаясь назад. – В то время, когда в стране решаются приоритетные национальные проекты, когда роль писателя в обществе неизмеримо возрастает…
   - Постойте, - постарался остановить поток слов Виктор. – Скажите прямо: за что вы хотите лишить меня дачи?
   - Во-первых, не я, а президиум: мы все вопросы решает коллегиально. Во-вторых, я хочу обратиться к вашей писательской совести: пора и честь знать. Попользовались дачей, передайте её товарищу: мы просто обязаны двигать очередь.
   - Сколько? – напрямик спросил Виктор.
   - Да как вы смеете?! – возвысил голос руководитель. При этом его тон приобрел такую угрожающую патетику, что писатель невольно втянул голову в плечи.
   - Недосекин просеменил к двери, распахнул её настежь и так, чтобы было слышно в приемной, прокричал:
   - Взятку? Предлагать её мне, борцу с привилегиями?!
   И не дав Виктору напомнить о сумме в евро, которую он не так давно передал Недосекину в ресторане Центрального дома литераторов, председатель Литфонда, вынул из кармана пиджака заранее приготовленный листок и потряс им в воздухе:
   - Может быть, вы имеете в виду тот незначительный взнос в Литфонд, который передали мне в ресторане? Я его немедленно оформил в бухгалтерии, как ваше добровольное пожертвование. Вот, взгляните.
   И он сунул писателю прямо под нос квитанцию бухгалтерии. Виктор скользнул взглядом по листку бумаги, увидел в нем знакомую цифру и свою фамилию, но так ничего и не понял.
   А Недосекин уже гневно кричал:
   - Вон из моего кабинета! Пока я не позвонил прокурору! Это же надо: мне, честному ч6ловеку, предлагать взятку!
   Писатель понуро вышел из кабинета. Он не мог ничего понять! Как же так: все знали, что руководитель Литфонда берет. Что никогда не отказывается от дармовых угощений. И что за это может решить любой вопрос.
    «Ведь он же сам вымогал у меня деньги! – возмущался, выбираясь из здания Литфонда, писатель. – С удовольствием заказывал в ресторане за мой счет самые дорогие блюда. И вот тебе, бабушка, и Юрьев день! А угощаться за чужие деньги – это не взятка?»
    А Недосекин тем временем плотно прикрыл дверь и помчался к столу. Он лихорадочно набрал знакомый номер и проговорил:            
   - Ирочка, дорогая! Ваше задание я исполнил. Мало того, что отобрал у этого бездаря дачу, так и при всех обвинил его в попытке дать взятки мне, должностному лицу!
   - Ну, это уже слишком, - брезгливо проговорила Ирина. Но затем решила пошутить: - Подумать, что вы берете взятки! Хотя бы и борзыми щенками!
   И они оба долго и громко хохотали. Наконец успокоились, и Недосекин поинтересовался:
   - Когда можно подъехать к вам за чеком?
   - А чего откладывать? Приезжайте сейчас.

  «Всё хорошо, что происходит вовремя», - подумала Наташа.
   Она только что закончила разговор с Гюнтером, и продолжала чистить картофель. Длинная кожура извилистым серпантином слезала с клубня, падая в подставленное ведро.
   Наташе не понравился тон Гюнтера. Он не сказал ей ни одного ласкового слова, будто это был официальный разговор гражданина Швейцарии с представительницей России. К тому же, Гюнтер не сообщил ничего, что могло бы обрадовать её и внушить хоть какую-нибудь надежду.
   Она только что вернулась с урока английского языка, который давала бездарному отпрыску какого-то богача. Юный неуч так измучил и измотал Наташу своей тупостью и упорным нежеланием овладевать совершенно не нужным ему иностранным, что в конце занятий преподавательница еле сдерживалась, чтобы не накричать на него.
   Капризный мальчик в долгу не остался. Он наговорил учительнице столько неприятных слов, что Наташа расплакалась.
   Испорченное от этого настроение, утомительная изматывающая дорога в общественном транспорте и малопонятный звонок Гюнтера совсем расстроили Наташу. Она закончила чистить картошку и поставила её варить на плитку. Положила на тарелку ужин, давно приготовленный матерью. Затем села за обеденный стол, пытаясь проглотить вместе с остывшей котлетой унижение, которое получила от ученика в школе.
    И вновь она вспомнила о звонке Гюнтера. Он был настолько неприятен, что хотелось выбросить его из головы. Но не получалось! Скоро Новый год, а претендент на её руку даже не поздравил с наступающим праздником. Зато сразу поинтересовался:
   - Натали, ты не могла бы срочно выслать мне остаток денег, которые я дал на аренду дома в Монтенегро?
   - В каком Монтенегро? – не сразу поняла его Наташа. – Я забронировала квартирку в Улцине.
   - Это международное название Черногории. А сколько у тебя осталось?
   - Да что случилось?
   - Жанна завела против меня уголовное дело и деньги  нужны на адвоката.
   - Вот как! Конечно, я вышлю тебе остаток: но в январе надо будет делать очередной взнос за квартиру, и я приготовилась это сделать.
   - Придется это пока отставить. Согласись, я более интересен тебе на свободе, чем в качестве арестанта!
   - Конечно, дорогой. Я сегодня же оформлю перевод.
   - Спасибо.
   На том разговор и закончился. Больше всего её огорчила не потеря денег: их все равно пришлось бы заплатить за квартиру в Черногории. И даже не то, что Гюнтер, оказывается, так и остался в зависимости от бывшей жены и еще неизвестно, какие сюрпризы она готовит.
   Сильнее всего её огорчило, что Гюнтер даже не вспомнил о ней лично. Не поздравил с наступающим праздником. Не сказал обычных слов любви. Не обнадежил их совместным будущим.
   «Значит, мне теперь на него рассчитывать не приходится? – с грустью констатировала она. – И замужество все больше становится призрачной звездой, которая манит своим светом, но не греет и не дарит надежды».
   Наташа отрезала кусок от круглого пахучего ржаного хлеба, который оказался, к тому же, прекрасно выпечен. Но знакомый с детства аромат не радовал. Тяжелые предчувствия легли на сердце.
   И тут услужливое воображение, словно разбуженное напоминанием о Черногории, представило ей Владо. Перед глазами возникло красивое, интеллигентное лицо высокого стройного черногорца.
   «Он же предложил пожить у него в поместье! В это зимнее время оно свободно, и я могу там жить, как королева, среди пасущихся овец и услужливых слуг.
   Такое сравнение ей понравилось. И она стала делать предположения о дальнешем.
   - Допустим, я соглашусь погостить там недельку: впереди как раз новогодние каникулы. Владо я ничего не обещала, так что ничем и не обязана. Посмотрю свою квартирку в Улцине, огляжусь на побережье. Могу и Гюнтера в поместье пригласить: пусть не считает бедной невестой, гоняющейся за богатым иностранцем.
   Неожиданные решения были свойственны Наташе. Она считала их самыми верными. И потому решила действовать, не медля: Владо еще был в Москве.

   Ирина после разговора с Недосекиным торжествовала. Она считала, что раз так ловко обвела вокруг пальца одного человека, легко справится и с другим. Мы судим о своих способностях по тем результатам, которых можем добиться. Окрыленная легким успехом, она решила убить сразу двух зайцев. И позвонила Виктору.
   - Не удивляйтесь, что я вам звоню. И, пожалуйста, не вешайте трубку. Выслушайте меня.
   - Слушаю, - холодно ответил Виктор. Он, конечно, ждал её звонка. И давно знал, что ответит.
   - Забудем, что между нами было: тщеславие – это гордость других людей. Мы с вами умнее.
   - К чему вы клоните?
   - К конкретному предложению.
   - Я уже имел неосторожность согласиться на одно ваше предложение, о чем до сих пор жалею.
   - Остыньте, - резко оборвала его Ирина. – В данном случае, речь идет не о вас лично, а о вашей переделкинской даче. Насколько мне известно, её у вас отбирают?
   - Откуда… это вам известно?
   - Не важно. Главное для нас обоих – это наказать хапугу, лицемера и ничтожество Недосекина, который терроризирует таких честных, высоконравственных и талантливых писателей, как вы. 
   Виктор, конечно, понимал, что это – лесть. Но Ирина знала, как её надо преподносить, чтобы человек поверил в её искренность. Она считала, что льстить – значит, говорить другому то, что он хочет о себе услышать. Но, похоже, писатель на нее клюнул. И потому Ирина немедленно продолжила:
   - Неэтично говорить плохо о руководителе такой уважаемой организации, но я, как говорил Толстой, не могу молчать!
   Виктор молчал, и Ирина, понимая это как согласие, увлеченно спросила:
   - Итак, Недосекин потребовал освободить дачу, назвав при этом вас, честного человека, взяткодателем?
   - Так, - был вынужден согласиться Виктор.
   - И за это он еще потребовал взятку от меня, причем в десять раз больше той суммы, что вымогал у вас.
   - А при чем здесь вы?
   - При том, что я, как вам известно, возглавляю благотворительный фонд «Меценаты». Недосекин давно обратился ко мне с просьбой о выделении денег, но, подозреваю, что они пошли бы не на нужды писателей.
   - И это верно, - удивился Виктор. – И все-таки: откуда вам это всё известно?! Насколько я осведомлен, вы - еще не писатель и не член Литфонда!
   Ирина задумалась, не зная, что ответить. Она понимала, что, как бы ни был ошеломлен Виктор её внезапным звонком, знание таких подробностей его личной жизни требовало объяснений. И не нашла ничего умнее, как просто соврать:
   - Я  же вам сказала, что заведую благотворительной деятельностью фирмы моего мужа. И, когда Недосекин обратился в наш фонд за спонсорским взносом, то я поручила нашей юридической службе выяснить, как реально обстоят дела у Литфонда. Оказалось, что у него - миллионные обороты.
   - Вот сволочь! И, при этом, отказывает нищим писателям в материальной помощи!
   - Предлагаю: давайте объединим наши усилия: выведем Недосекина на чистую воду и, одновременно, спасем вашу дачу.
   - А я-то что могу сделать?
   - Немедленно подъехать ко мне. Мой «Лексус» уже стоит у ворот вашей дачи. Недосекин тоже направляется ко мне – вот здесь птичка и попадет в клетку: в прямом и переносном смысле.
   Как только Виктор услышал спасительные слова о даче, благоразумие вмиг покинуло писателя. Творческие люди эмоциональны и очень доверчивы. Не был исключением из правила и Виктор. На бегу накидывая на плечи дубленку, он выбежал из дома к новенькой иномарке, ожидавшей у ворот.      

   К гостинице в центре Москвы Наташа подошла в назначенное время: в вестибюле её должен был ожидать Владо. Предновогодняя столица изрядно украсилась в гирлянды. Всюду: на тротуарах, в витринах магазинов, в скверах стояли разукрашенные треугольники ёлок. В растяжках над улицами различные фирмы поздравляли людей с Новым годом. Но в каждой из них присутствовала реклама: просто так бизнесмены не тратились.
    И снова Наташа почувствовала себя на чужом празднике жизни. Кругом недосягаемая роскошь, иномарки последних выпусков, множество людей в дорогих нарядах. Она оглядела свое пальто из драпа – единственную зимнюю теплую одежду, которой в данный момент располагала. Его покрой и материал показались ей ужасными, из прошлого века. Но расстроиться она не успела: к ней уже спешил черногорец с улыбкой во всё лицо и радостно протянутыми руками.
   - Натали! – воскликнул он. – Вы – великолепно выглядите! К тому же, оказывается, обладаете еще одним ценным даром, которого от вас не ожидал.
   - И что это за дар? – кокетливо поинтересовалась она, приняв комплимент за правду.
   - Умеете приходить во время. Согласитесь – для женщины это далеко не всегда правило. Пройдем ко мне в номер или выпьем чашку кофе в баре?
   - Поговорим, пожалуй, в баре.
   - Вот и отлично.
   И Владо повел гостью к лифту, который быстро доставил их в пент-хауз отеля: оттуда открывался чудесный вид на Кремль.
   - Нам, пожалуйста, особый кофе, - распорядился Владо, как только они уселись за стол с накрахмаленной белой скатертью.
   - Зачем вы тратитесь! – пыталась остановить заказ Наташа. – Вы не знаете московские цены!
   Она с горечью осознала, что уже давно не посещала подобных заведений.
   - О, нет, - ответил словоохотливый черногорец. – Конечно, знаю, что столица России – один из самых дорогих городов мира. Но я могу угостить такую красивую даму?
   Наташа осознала, что краснеет. Она не понимала, что с ней происходит. Чувствовала себя провинциалкой из забытой Богом деревни, а не коренной москвичкой, родившейся здесь.
    А Владо будто и не замечал стеснения Наташи. Он продолжал весело непринужденно разговаривать, делясь своими впечатлениями:
   - У вас в Москве стал прекрасный европейский уровень обслуживания. Так что, при желании, можно заказать хоть французское, хоть итальянское меню.
   Наташа не стала уточнять, из какого меню будет заказанный кофе, но вновь горестно подумала, что ей он, уж точно, не по карману.
    Официант в белой фирменной куртке принес на серебряном подносе заказанный напиток. Он поставил перед Наташей изящный серебряный стаканчик и бережно налил в него немного черного ароматного напитка.
   «И это всё? – подумала она. – В чем же здесь особость?»
   Но, как только сделала глоток, вопросы и сомнения отпали сами собой: напиток был, действительно, божественный - насыщенный, с неповторимым ароматом, крепкий и бодрящий.Наташа почувствовала, как по телу разливается приятное тепло, а на душе становится весело и радостно.
   - Нравится? – спросил Владо. – Иногда я задумываюсь, а не переехать ли жить сюда, в Москву? Теперь здесь есть всё!
   - А я считала, что переводчик в Черногории живет также бедно, как и наш обычный писатель!
   Владо загадочно улыбнулся, отпил кофе и произнес:
   - Перевод книг – это моё хобби. Гонорара за перевод книги писателя Виктора хватило бы всего на несколько таких чашек кофе. Но не будем о грустном: вы обдумали мое предложение?
   - Знаете, вначале я легкомысленно отнеслась к вашему предложению погостить в поместье. Но скоро новогодние каникулы – теперь в России они длятся десять дней. И я подумала: а почему бы нет?
   Владо вскочил с кресла, обогнул стол, наклонился к Наташе и галантно поцеловал ей руку.
   - Я знал, что вы согласитесь, - просто и без затей объяснил он. – Мы с вами - родственные души.
   Наташа не стала уточнять, в чем заключается такое родство. Она допила свой кофе и принялась обсуждать с черногорцем детали предстоящей поездки.

   На скоростном «Лексусе» Виктор прибыл к дому Ирины первым. Его ждали и быстро проводили в соседнюю с кабинетом хозяйки квартиры комнату. Там находились и приглашенные Ириной сотрудники спецслужбы. Они помечали купюры в толстой пачке иностранной валюты и совершали еще какие-то, непонятные Виктору действия.   
   В комнату впорхнула, принеся аромат французских духов, Ирина. Она, как всегда, была элегантно одета и выглядела безупречно.
   - Вы готовы? – спросила она сотрудников службы. – Недосекин явится с минуты на минуту.
   - Да, вполне. А вам придется надеть вот это устройство: мы будем вести запись вашего разговора с взяткополучателем.
   - Фу, какое оно громоздкое! – удивилась Ирина. – Я думала, что у вас теперь всё миниатюрное, как комариное жало.
   - Надо меньше смотреть заграничных сериалов про шпионов, - заметил сотрудник. - Тогда будет адекватное представление о наших российских возможностях.
   В это время вошел слуга и доложил, что приехал Недосекин.
   - Пригласите его в мой кабинет, - распорядилась Ирина, поправила на себе записывающее устройство.
   -С Богом! - сказала она и прошла в кабинет.
   - Здравствуйте, незабвенная Ирина Сергеевна! – раздался в звукозаписывающей аппаратуре голос Недосекина. – К умной голове потрясающая красота да еще такой достаток  в доме! Я рад, что судьба свела меня именно с такой представительницей прекрасной половины!
   - Я тоже рада, что принимаю у себя дома одного из лучших представителей творческой интеллигенции, - комплиментом на комплимент ответила Ирина.
   - Раз у нас такое взаимопонимание, тогда сразу к нашим баранам, то есть к делу. Я, как уже вам сообщил, готов решить вопрос отъема литфондовской дачи у Виктора Федоровича. Более того, могу посодействовать и в том, чтобы она оказалась в вашем распоряжении.
   - Но я же не член Литфонда, и даже не писатель!
   - Нет такой проблемы, которую не мог бы решить Сигизмунд Недосекин, то есть ваш покорный слуга! Сегодня вы не член, а завтра даже очень наоборот. Но, сами понимаете, предстоят большие хлопоты и не менее значительные расходы.
   Недосекин выдержал паузу, как бы давая понять, какие большие затраты ему нужно будет осуществить, и, не менее эффектно, произнес:
   - Сто тысяч вполне могут помочь решить этот трудный вопрос.
   - Долларов? – уточнила Ирина.
   - Нет, - рассмеялся Недосекин. – Только евро! Сами понимаете, инфляция.
   Наступила напряженная тишина. Цена вопроса была названа, и для деловых людей пришла пора проанализировать предложение. Наконец Ирина громко произнесла:
   - У нас с мужем в последнее время были большие расходы, нельзя ли несколько снизить эту цифру?
   Недосекин презрительно рассмеялся:
   - Уважаемая Ирина Сергеевна: торг в таком вопросе просто неуместен. Вы знаете, сколько стоит сотка земли в заповедном Переделкино? Так что дача этого безталанного писаки вам достанется практически даром!   
   - Хорошо, я согласна.   
   Щелкнула дверца сейфа. Ирина достала из него несколько объемистых пачек, и положила их на столе перед Недосекиным.
   - Здесь сто тысяч евро.  Можете не пересчитывать.
   - Я бы хотел… более безопасным способом. Например, на мою кредитную карту в банке.
   - О, не беспокойтесь: мой «Лексус» и охрана – в вашем распоряжении. К тому же, согласитесь: наличные деньги для нас, россиян, всегда предпочтительнее каких-то кусочков пластика, даже и в самом надежном банке.
   Видимо, гора валюты подействовала на Недосекина так, что он потерял страх и бдительность. Он принялся лихорадочно сгребать деньги, рассовывая пачки по карманам пиджака. Остальное сложил в обычный пластиковый пакет,  и бережно прижил добычу к сердцу.
  В это время в кабинет вбежали двое сотрудников спецслужб. Один из них распахнул перед председателем Литфонда удостоверение и произнес:
   - Господин Недосекин, вы арестованы за получение взятки в особо крупном размере. Ирина Сергеевна, попросите войти писателя и понятых.
   Недосекин непонимающе таращил поросячьи глазки на неизвестно откуда появившихся людей и ничего не понимал. Но, как только в кабинет вошел Виктор, он удрученно понурил голову и произнес лишь одно слово:
   - Сговорились!
   Процедура опознания помеченных специальным раствором купюр и пересчет денег заняли довольно много времени. Наконец, все формальности были закончены, и сотрудник спецслужбы задал Виктору вопрос:
   - Вы подтверждаете, что и от вас господин Недосекин требовал взятку за право сохранения дачи в Переделкино?
   - Да, - глухо подтвердил писатель.
   - А вы, господин Недосекин, подтверждаете этот факт?
   - Согласно статье пятьдесят первой Конституции России, я не обязан  свидетельствовать против себя либо близких родственников, и отказываюсь отвечать на ваши провокационные вопросы.
   - В таком случае, мы доставим вас в следственный изолятор, где вам  все же придется на них ответить.
   
   Новый год Наташа встречала, как и положено, в семейном кругу. За празднично накрытым столом расположились Люда и Анастасия Евграфовна, а Наташа еще продолжала хлопотать у плиты. Гвоздём вечера была индейка, запеченная с антоновскими яблоками. По квартире разносился пряный аромат, в углу сверкала огнями наряженная ёлка.
   Наташа пронесла в комнату на большом овальном блюде нечто великолепное, золотисто-белое, пахучее и сочное – украшенную бумажными плюмажами тушеную, а затем запеченную с яблоками индейку. Открыли шампанское, и оно веселой, высвобожденной из плена пеной пролилось на скатерть. Оставалось пять минут до окончания прожитого года, и Анастасия Евграфовна подняла бокал.
   - Друзья мои дорогие! – с пафосом произнесла она. – Давайте последуем примеру древних и не скажем об уходящем годе ничего плохого. Для каждого из нас он принес и много хорошего, и того, о чем нужно забыть. И поэтому я предлагаю выпить за Новый год, но за старое счастье, которое обязательно прибавится к тому новому,  что ждёт нас впереди!
    - С Новым годом! Со старым счастьем! – поддержала тост бабушки Люда. И добавила: - Но за новый мне компьютер!
    Наташа хотела сказать дочери, что нельзя загадывать несбыточное, но её отвлек телефонный звонок.
   - С Новым годом, Натали! – раздался в трубке знакомый звучный голос. – С нашим счастьем!
   - Спасибо, Гюнтер, - растроганно произнесла Наташа. – И тебя поздравляю. Но для вас, швейцарцев, это не самый главный праздник?
   -  Конечно. Главный мы отмечали неделю назад – Рождество Христово. Но дома сидеть скучно, и я отправился в бар отеля, где много русских. Вот они, действительно, зажигают. А я отмечаю, как горячие финские парни, которых я наблюдал на прошлый новый год – с одной рюмкой коктейля на всю ночь.
   - Вот и правильно, - согласилась Наташа. – А мы вот собрались дома и сидим за столом с бутылкой шампанского.
   - Шикуете! Кстати, большое тебе спасибо: я получил перевод. И очень во время: успел загладить то неприятное дело, которое завела против меня Жанна. Так что теперь препятствий для нашей встречи в Женеве нет. Ты готова приехать?
   - Я? – от неожиданности задала глупый вопрос Наташа. – И когда?
   - Чем быстрее – тем лучше. Я готов встретить тебя в аэропорту хоть завтра.
   - Не знаю.., - замялась она. – Это так… неожиданно…
   - Что случилось, Натали? – подозрительно спросил Гюнтер. – Ты раздумала заключать наш брачный союз?
   - Конечно, нет! Как ты мог такое подумать! Но… не торопи меня. Всё-таки, Новый год. Мне надо, хотя бы на время каникул, побыть с дочерью.      
   - О кэй, - согласился Гюнтер. – Я буду с нетерпением ждать твоего звонка. И не забывай: срок шенгенской визы истечет быстро. Целую.
   Наташа положила мобильный телефон на стол и задумалась. Но её отвлекла Люда:
   - Поздравляю, маман! Не знала, что ты такая лицемерка: прикрылась от надоедливого жениха дочерью, как зонтом от дождя. Что-то ты не очень вспоминала обо мне, когда дважды за месяц каталась к нему в Черногорию!
   Вопросительно на дочь смотрела и Анастасия Евграфовна. В другое время она обязательно бы поругала внучку за непочтительное отношение к матери, но сейчас делать этого не стала. Ей тоже был не совсем понятен смысл телефонного разговора
Наташи. Судя по тому, что она говорила, дочь теперь почему-то не спешила к замужеству с Гюнтером.
   «Наташа всегда была строптивым ребенком, - подумала она. – Я её не всегда понимала. Была способна на странные поступки. Но не до такой же степени! Страстно стремиться выйти замуж за Гюнтера, скрывать это от меня! ения. А затем, когда жених созрел до предложения руки и сердца – отказаться?! Нет, раньше мы так не поступали!»
   Но высказать сомнения дочери она не успела: телефон зазвонил снова. Анастасия Евграфовна и Люда вопросительно посмотрели на Наташу: по их мнению, звонили опять ей.
   Наташа недоуменно пожала плечами и, под гробовое молчание находившихся за столом, взяла трубку. Самым лучшим сейчас для нее, конечно, было бы, конечно,  выйти с телефоном в соседнюю комнату и говорить за плотно закрытой дверью. Но она понимала, что такой поступок породил бы новые неприятные расспросы.
   - Слушаю, - без всякого энтузиазма в голосе произнесла она.
   -  Наташа, это Виктор.  Не слышу радости по случаю праздника: ты что, на похоронах?
   - Нет, дорогой, я за праздничным столом. В кругу матери и дочери.
   - Ты не можешь говорить?
   - Почему же – могу.
   - В таком случае, поздравляю тебя и всю семью с Новым годом и приглашаю в недельный тур на Таиланд. Представляешь, Недосекин, наш председатель Литфонда, вернул мне взятку! Ну, это долго объяснять. Словом, у меня появились нежданные деньги, которые я хотел потратить на тебя – самую загадочную и непостижимую женщину Москвы!
   - И Подмосковья, - съязвила она. – Я подумаю над твоим предложением.
   - Только на раздумье у тебя всего два дня: вылет третьего января, путевки уже оплачены.
   - Хорошо. Я тебе перезвоню. До свиданья.
   Казалось, Наташа должна была бы радоваться. В новогодний праздник, когда исполняются желания, она получила такие подарки, о которых раньше только мечтала.
То, к чему она так долго стремилась, начало исполняться. Но радости она почему то не испытала. Да и предстоящее объяснение с домочадцами новогоднего настроения не добавляло.
   - Кто это, мама? – поинтересовалась Люда.
   - В самом деле, кто  звонил? Писатель? И что он тебе предложил? – поддержала любопытство Люды Анастасия Евграфовна.
   И здесь Наташа не выдержала. Она встала, бросила на пол полотняную салфетку, которую приготовила, чтобы взять порцию запечёной  индейки,  и ответила:
   - Имею я, сорокалетняя женщина, право хоть на какую-то личную жизнь?! Оставьте меня в покое!
   Слезы потекли у неё из глаз. Наташа стояла, плакала и не спешила их вытирать. Но её не стали утешать.
   Люда с невозмутимым видом ковыряла вилкой бок индейки, а Анастасия Евграфовна залпом осушила бокал шампанского, которое оставалось в фужере недопитым после новогоднего тоста.

   Гюнтера вновь вызвали во Дворец правосудия. Правда, на этот раз, он направлялся туда без страха и нервных ожиданий: адвокат заверил его, что это пустая формальность. Тем более, что он уже успел позвонить Наташе, заверить её, что дело закончено и пригласить как можно быстрее в Женеву. Но, на всякий случай, по дороге Гюнтер завернул в католический собор, чтобы попросить Мадонну о помощи и заступничестве.
   В кабинете окружного прокурора его ждали оба адвоката. Жанна, как и раньше, проигнорировала приглашение. Но появилось новое действующее лицо: любовник Жанны Брангер. И, судя по выражению лица прокурора, это не предвещало Гюнтеру ничего хорошего.
   - Господин Шумахер, - обратился он к Гюнтеру. – На прошлом допросе вы утверждали, что не угрожали вашей бывшей супруге, на основании чего было вынесено постановление об отказе возбуждения против вас уголовного дела. Однако свидетель - господин Брангер подтверждает её показания.
   - Полностью и безоговорочно, - тут же добавил любовник Жанны.
   - Что вы на это скажете? – обратился прокурор к Гюнтеру.
   - Что это полная чушь!
   Вальтер осторожно прикоснулся рукой к колену сидевшего рядом клиента и попытался смягчить впечатление от резких слов:
   - Господин прокурор, мой клиент имел в виду, что заявление господина Брангера ничем не подкреплено. Поэтому прошу не давать ему дальнейшего хода.
    - Что вы скажете на это, господин Эминем Брангер?
    - Только то, что Гюнтер грозился лишить жизни и меня тоже.
   Как любил говорить Геббельс, чем наглее ложь, тем скорее в неё поверят. Судя по всему, это сейчас произошло и с Гюнтером. Обвинение любовника Жанны было столь неожиданным, что он стал лихорадочно вспоминать, когда и что ему говорил.    
   Однако адвокат Гюнтера хорошо знал свое дело. И немедленно задал встречный вопрос:
   - Господин Брангер, позвольте уточнить, где, когда и при каких обстоятельствах мой клиент пообещал убить вас лично?
    - Возражаю, - вскочил со своего жесткого стула Поль. – Фраза «обещал убить вас лично» звучит не корректно по отношению к моему клиенту.
   - Зато точно выражает суть заявления господина Брангера, - добавил Вальтер.
   - Прошу дать подробный ответ на заданный вопрос, - обратился прокурор к Брангеру.
   - Ну.., - неуверенно начал тот, - это произошло в доме Жанны… когда она просила Гюнтера забрать свои последние вещи и не мешать ей жить свободно…
   - … и счастливо со своим новым молодым любовником, - подхватил Гюнтер.
   Вальтер недовольно поморщился и укоризненно посмотрел на клиента. Также недоуменно взглянул на него и прокурор. А Вальтер наклонился к Гюнтеру и прошептал: «Не вмешивайся:  всё испортишь. Позволь отработать аванс, который недавно ты мне дал».
   - А как оказались в доме Жанны в это время вы? – задал новый вопрос свидетелю прокурор.
   - Ну.., - опять неуверенно промямлил Брангер. – Я…
   - Господин прокурор, - вмешался Поль. – Мой клиент собственноручно описал все детали этого правонарушения в своем заявлении. Считаю, что такого исчерпывающего личного объяснения достаточно.
   - А я так не считаю, - резко возразил Вальтер. – В моей практике было немало случаев, когда подобные собственноручные заявления так называемых потерпевших писались под диктовку их более юридически подкованных адвокатов.         
   - Согласен, - подтвердил прокурор и обратился к свидетелю: – Мне также кажутся не подтвержденными до конца ваши показания. Предупреждаю, что дача ложных показаний наказывается законом.
   Настала очередь шушукаться Брангеру и Полю. После адвокат Жанны поднялся со стула и заявил:
   - Нам нужно время, чтобы уточнить все детали того случая, когда произошла взаимная ссора бывших супругов в присутствии свидетеля Брангера.
   - Ваше мнение? – обратился прокурор к адвокату Гюнтера.
   - Мы согласны, - сразу заявил Вальтер. – Возможно, за это время стороны придут к мировому соглашению.
   - Принимается, - заключил прокурор. – Прошу вас, господин Поль, сразу известить прокуратуру, как только вы обсудите эти вопросы. В противном случае, мы будем вынуждены начать следственные действия, провести проверки и собрать дополнительные доказательства вины той или иной стороны, в том числе и свидетельских показаний. Все свободны.

   Наше раскаяние – это, обычно, не столько сожаление о зле, которое мы причинили другим, а сколько боязнь того зла, которое нам могут принести в ответ. Такая истина была верна для кого угодно, но только не для Ирины. Оставшись одна после  уличения Недосекина, она испытывала всё, что угодно, кроме сожаления или раскаяния.
   Ирина торжествовала: зло наказано. Какой-то недоумок решил её обмануть, воспользовавшись праведными деньгами, в поте заработанными мужем. Но не на ту напал: еще не родился тот человек, который мог обмануть Ирину.
   «Так что председатель Литфонда наказан справедливо, - мысленно подвела она черту под проделанной работой. – Сколько простодушных писателей этот козел лишил таким образом дач!»   
   И она тотчас вспомнила о Викторе.
   «А как должен быть благодарен мне он – даже не описать в романе. Небось, сейчас от счастья и думать обо мне забыл. Но я напомню».
   Она только собралась позвонить писателю, чтобы выставить ему счет, как вспомнила еще об одном участнике захватывающего процесса по делу о взятке в особо крупном размере.
    - Натали! – воскликнула Ирина, пытаясь снять с пальца золотое кольцо с большим бриллиантом. – Вот кто мне теперь больше всего должен!
    И стала набирать совсем другой номер телефона.
    - С Новым годом, подруга! С Рождеством Христовым!
    - И тебя также, - грустно ответил в трубке голос Наташи.
    - Больше всего не люблю идиотских поздравлений типа «и тебе того же», - рассердилась Ирина. – Мы ведь с тобой не Виктор с Недосекиным, а закадычные подруги! Могла бы пожелать мне чего-нибудь стоящего.
    - Стоящее у тебя уже давно есть. А кто такой Недосекин?
   - А тебе Виктор не рассказывал? Тогда с тебя бутылка!
   - За что?
   - Я спасла для Виктора, а, заодно и для тебя, как возможной его будущей пассии, дачу в Переделкино!
   - Здорово, - оживилась Наташа. – Расскажи.
   - Мне это стоило немалой суммы – сто тысяч евро: столько потребовал руководитель «Литфонда» за дачу, которую Виктор арендует в Переделкино. Но я не поскупилась.
   - Неужели отдала? – не поверила Наташа.
   - Конечно, нет: я же не такая дура, за какую все меня считают! Запомни: человеку не нужно ничего сверх того, что дала ему природа. За исключением денег!
   И Ирина расхохоталась, довольная придуманным афоризмом.
   - Запомнила. Ну и что произошло дальше?
   - А дальше милиция арестовала взяткополучателя Недосекина с моими ста тысячами евро.
   - Да, - только и смогла произнести Наташа. Было сложно понять, чего она испытывает больше: радости за Виктора, вернувшего дачу или сожаления, что подруга так и не рассталась с лишними деньгами.
   По крайней мер, так подумала Ирина. Она привыкла, что другие не очень-то радуются её успехам. И чтобы уточнить, а заодно и встретиться с подругой, предложила:
   - А что это мы по телефону обсуждаем такие важные вести? Да и Новый год не мешало бы сбрызнуть, а то завянет, как не политый цветок на чужом подоконнике.      
Приезжай-ка ко мне – всё обговорим.
   - Странно, - раздумчиво произнесла Наташа. – У меня получается как в той поговорке: не было ни гроша, да вдруг алтын. Это уже четвертое приглашение на новогодние каникулы.
   - А кто остальные трое? – живо поинтересовалась Ирина. Похоже, что подруга её здорово заинтриговала.
   - Тебе они известны – Гюнтер и Виктор. А третьего ты пока не знаешь. Это один черногорец по имени Владо.
   - Как интересно! Жду с нетерпением нашей встречи – приглашаю тебя в гости.  «Лексус» послать?
   - Не надо: я на общественном транспорте.
   - Ладно, не выдрючивайся: в маршрутке ты будешь трястись пару часов, да еще деньги заплатишь. Считай это моим новогодним подарком.
   - Хорошо, уговорила, - была вынуждена согласиться подруга.

    В том, что жизнь, как и судьба, полосата,  Виктор смог теперь убедиться лично. Еще вчера у него не было ни одного повода для радости. Недосекин отбирал дачу, Наташа не желала его видеть, сын полностью сосредоточился на решении собственных проблем, а невестка Вика и вовсе желала только его преждевременной смерти. Даже новый любовный роман у него не слишком быстро сочинялся – не хватало практического материала, а из собственной головы много не придумаешь.
   И вот сегодня – он снова баловень судьбы. Благодаря помощи Ирины о даче теперь можно не волноваться. Недосекин справедливо наказан. И даже возвратил, через посредников, всю сумму, что взял у него за сохранение её аренды. А Наташа теперь будет его – от такого предложения, как новогодний тур в Таиланд ни одна дама не откажется.
   «Вот уж действительно, - подумал Виктор, открывая ноутбук, в котором он собирался продолжать писать роман, - желающего судьба ведет, а не желающего – тащит. Вчера я не ожидал от нее никаких подарков и не хотел ничего о ней, несправедливой, знать. Сегодня – полон сил и энергии. И даже получил новогодний подарок – деньги, с которыми давно расстался».
   Он выпил стаканчик виски, который с радости от возвращенных денег, купил в престижном Елисеевском магазине на Тверской.
   «Однако странно, что не услышал в голосе Наташа ожидаемой радости, - вновь подумал Виктор и отодвинул ноутбук. – Получить от меня такое предложение равносильно приглашению к браку. Теперь, когда  дачный вопрос решен прочно и окончательно, можно подумать и о женитьбе. А что? Больше мне ничего в этом вопросе не мешает. Я свободен, относительно молод и здоров. Да и женщина в доме нужна: от Вики никакого проку, даже брюки и рубашки самому гладить приходится!»
    Писатель вспомнил, как вчера толстой и ржавой иглой, которую нашел в какой-то занавеске, с вдернутой в нее лохматой ниткой, он пытался большими косыми стежками, похожими на последний осенний дождь, зашить внезапную дыру в рубашке. Увидел, как, глядя на его неудачное рукоделие, отвернулась в сторону невестка. И окончательно решил: женюсь!   
   От этой мысли, оттого, что он, наконец, решился, Виктору стало хорошо и благостно. Ему померещились тонкие детские голоса на веранде, а во дворе дачи он будто заметил снежок, пущенный шустрым  ребятёнком.
   «Вот оно, настоящее счастье! – радостно вздохнул писатель. – А то сижу за компьютером, выдумываю разные поводы и считаю, что читатель настолько глуп, что поверит в мои басни!»
   Подумано – сделано. Виктор взял телефонную трубку и набрал номер Наташи.
   - Здравствуй, солнышко! – весело и беззаботно, точно школьник, пропустивший пару уроков, проговорил он в трубку. – Ты подумала?
   - Так быстро? – воскликнула Наташа. - Ты же звонил только что!
   - Кто смеет молвить «до свиданья», сквозь бездну двух или трёх дней? – так же весело процитировал стихи писатель. – Тютчев был прав: два дня – это бездна! Да за несколько часов может измениться всё!
   - И что у тебя изменилось? – подозрительно спросила Наташа.
   - Выходи за меня замуж!
   В трубке наступило напряженное молчание. Затем Наташа словно выдавила из себя:
  - Это так неожиданно. Любите вы, писатели, удивить женщину.
  - Ладно, согласен: подумай. Даю тебе день: такой бездны, считаю, достаточно. Звони – буду ждать. Целую.

    Быть счастливым – значит, внушать другим зависть, думала Наташа, сидя на кожаном сиденье автомобиля подруги, который мчался по Кутузовскому шоссе, искусно минуя то и дело возникающие заторы.
   Вот и Ирина, наверняка, пригласила к себе только по этой причине. Давно исчезла в небытии наша бескорыстная дружба, помощь в трудных минутах, настоящее сопереживание в бедах и невзгодах. На смену пришли лицемерие, показное радушие, месть и зависть».
    Наташа взглянула за окно мчащегося по кольцевой дороге в тесном окружении других машин «Лексуса» и заметила, что вокруг всё серо. Небо, затянутое сплошным коконом непроницаемых облаков, снег на полянах и полях, редкие дома, стоящие вдоль обочин.
    «Какой безрадостный зимний день! – заключила она.- А ведь именно сейчас хочется тепла, солнца и света. Да и хороших людей вокруг.
   Как никогда, нужен дружеский совет. Подсказка, как поступить, что сделать. Я оказалась в ситуации хуже некуда!»
   «Ты еще шутишь, - тотчас возник внутренний голос. – Значит, не всё пропало: найдешь выход и без подруги».
   «Но какой?» – задала сама себе вопрос Наташа и не успела на него ответить: они подъезжали к дому Ирины. 
   Хозяйка квартиры встретила её в холле, празднично одетая и изысканно причёсанная. От неё, как всегда, пахло очень дорогими духами. Непривычен для Наташи был только строгий, черный костюм, который, впрочем, очень шел Ирине, подчеркивая её статус деловой бизнес-женщины.
   - Ждем еще кого-то? – осведомилась Наташа, увидев необычный наряд подруги. Она привыкла, что та чаще всего встречала её в домашнем халате и шлепанцах на босу ногу.
   - Только тебя! – ответила Ирина и радушно поцеловала её в щеку. – Или моя лучшая подруга не заслуживает достойного приёма?
   - Заслуживаю. Однако в последнее время дружим с тобой, как кошка с собакой: лучше не вспоминать!
   - А ты, и в самом деле, забудь! Не было ничего. И никого. Разве все эти мужики дсотойны одной женской слезы?
   Она радушно протянула руку, широким жестом показывая путь в кабинет, где был накрыт праздничный стол.
   - Так за что выпьем? – спросила хозяйка, после того, как мажордом открыл бутылку шампанского «Вдова Клико» и налил его в бокалы.
   - За Новый год, конечно! За то, чтобы он не приносил с собой столько проблем и хлопот!
   - Которые свалились именно на тебя, - догадалась подруга. – Выпьем, и всё расскажешь.
   Они чокнулись бокалами из венецианского стекла, которые зазвенели тоньше, чем хрустальные, и стали закусывать.
   - Привычка жрать после рюмки игристого напитка у нас осталась с советских времен, - проговорила, стараясь не подавиться пищей, Наташа. – У-У! Как вкусно! Кто готовил – повар из Италии?
   - Не угадала, подруга! Разве эти итальяшки могут приготовить настоящую русскую закуску? Я, после того, как ты мне выговорила за импортную жвачку, стала к твоим визитам сама стоять у плиты. Даже моего благоверного однажды угостила. Так он так объелся, что потом снова мне готовить приказал. Да только я на его приказы – тьфу. Вот, такая подруга, как ты, - иное дело. Ради тебя я готова расстараться!
   - Спасибо! – не очень веря панегерику подруги, произнесла Наташа.
   - Ну что, между первой и второй - перерывчик небольшой? Мы ведь в России живем! Давай-ка теперь водочки – она лучше этих французских шипучек по тысяче евро бутылка.
   Наташа продолжила по-немногу отпивать из бокала шампанское, а Ирина налегла на водку: так понравилась ей водка из большой пузатой запотевшей от холода бутылки.
   После этого щеки у неё порозовели, как у зажаренного поросенка, который лежал с традиционной морковкой во рту на огромном подносе. Она откинулась на спинку кресла и блаженно улыбнулась: сытый желудок настроил хозяйку квартиры на благостное настроение. Но она вовсе не собиралась отказываться от своих планов. И потому с плохо скрываемым интересом спросила:
   - Ну, давай, выкладывай, какие проблемы принес тебе новый год со старыми мужиками.
   - А ты, чувствую, уже догадываешься.
   - И завидую. Я, конечно, женщина, в отличие от тебя, замужняя, не свободная. Но погулять с новым мужиком тоже не против. Что это за черногорец у тебя появился? Красивый?
   - Не то слово. И красивый, и богатый, и добрый.
   - Так в жизни не бывает, - разочарованно произнесла Ирина.
   - Бывает. Особенно, на Новый год.
   - Да, ладно тебе. Мы же отмечаем не Новый год, а то, что выжили в старом. Ты посмотри, что творится вокруг: убийства, предательства, пороки и ложь.
   Наташа на какой-то миг поникла головой, так задели её слова хозяйки дома. Но тут же возразила:
   - Не правда. Есть в этой жизни хорошие дела и люди.
   - Например, твой… Даже не знаю, кого и назвать? Гюнтер?
   И вдруг Наташа заплакала. Она рыдала долго и беззвучно, точно с каждой пролитой слезой освобождалась от каких-то пут, так осложнивших жизнь.
   Ирина не спешила утешить подругу. Она понимала, насколько той полезно выплакаться, потому что сама была женщиной. И только, когда Наташа перестала всхлипывать и вытерла слёзы, налила в рюмки водки и произнесла:
   - А теперь давай выпьем молча, не чокаясь. А потом ты расскажешь мне свою новогоднюю историю, и тебе станет от этого легче.
    
   Адриатическое море богато рыбой. Эта обширная водная территория, голубая от глауберовой соли, хорошо прогреваемая жарким южным солнцем, с множеством мелководных побережий прекрасно приспособлена не только для рыбных жизней, но и для жизни и отдыха людей. Ласточкой этого моря является веселая и проворная, узкая, серебристая скумбрия. Волны расписали её спинку синими полосками, а брюшко сделали перламутрово-голубым.
   Именно на эту вкусную и питательную рыбу любил охотиться Владо. Когда ему становилось не по себе от житейских невзгод или просто хотелось отвлечься, он снаряжал лодочный баркас, брал удочки и отправлялся в путешествие по водной глади.
   Вот и сейчас он стоял на берегу пустынного зимнего моря и задумчиво смотрел вдаль. Он только что поговорил с Наташей, но почему-то она вновь уклончиво ответила на приглашение приехать. Это не столько его взволновало, сколько опечалило. От Наташи, энергичной, красивой, умной женщины он не хотел ничего, кроме неторопливых бесед в прибрежном кафе и ласкового взгляда. Владо принадлежал к той категории мужчин, которые больше всего ценят в представительницах противоположного пола не внешность, а ум и сердечность. И тем, и другим, по его мнению, Наташа владела в избытке.
   «Так почему она не хочет хоть немного поделиться такими редкими качествами со мной, - спросил себя он. – Просто согреть душу стареющего мужчины, скрасить моё свободное время своим присутствием?»
   Он искал ответы на эти вопросы и не находил. И от этого Наташа казалась ему еще более странным и загадочным существом. А загадочное, как известно, всегда   притягивает.
   Под ногами шуршала в потоке набегающей волны крупная галька. Море в это время было не слишком спокойным и выполняло вечную работу по перемалыванию гальки и камней в песок. Кое-где оно это сделать уже успело: в одном месте пологого берега лежал мелкий песок. Он то влажнел, то светлел, по мере того, как набегала и отступала волна. Море снабдило песок осколками раковин, обточенных со всех сторон мелких камешков и россыпью других, не менее  ценных для себя драгоценностей. А, когда вода отступала назад, то в прибрежной отмели появлялись стайки маленьких, почти прозрачных рыбёшек.
    Вдруг, буквально в нескольких метрах от него, из воды выпрыгнула молодая скумбрия, и, сверкнув как лезвие перочинного ножа в лучах скудного солнца, быстро исчезла в холодном море.
   - Хорошая примета, - ободрился Владо. – Значит, рыбалка будет удачной.
   Он направился к баркасу, который недавно по его указанию заново покрасили. Снаружи, на красном фоне, были выведены разные узоры черной краской, а внутри баркас был зеленый, и в таком виде напоминал арбузную корку, вывернутую наизнанку.
   Владо не успел полюбоваться работой маляров, как увидел в зарослях крутого, уходящего вверх берега большую чайку. Она была размером с приличного гуся и ожесточенно боролась с кем-то в траве. Наконец, чайка медленно, как тяжелый бомбардировщик, оторвалась от земли и стала набирать высоту. В ее клюве отчаянно вертелась, пытаясь освободиться крупная змея.
   Но сделать ей это не удалось. Неизвестно откуда к чайке подлетела целая стая сородичей. На лету, в воздухе, они набросились на добычу и стали рвать змею на куски. Несколько секунд - и от нее ничего не осталось.
   Но не быстрая расправа с добычей поразила наблюдавшего за этой картиной черногорца. Он почему-то сначала отметил, что ни малейший кусочек тела растерзанной змеи не упал в море. И только после с сожалением вздохнул:
   - Вот тебе и чайка – символ моря, красоты и счастья. Мирная птица оказалась жестокой и прожорливой тварью. Возможно, и Наташа так обо мне думает? Пригласил в поместье погостить, чтоб заманить женщину в сети старого ловеласа?
   От увиденной картины и от этой мысли ему стало не по себе. Владо расхотелось рыбачить: перед глазами мелькнула та самая скумбрия с серебристым брюшком, что недавно летала в воздухе над морем.
   - Пусть живет и плодится: зима для рыбы - тоже тяжелое время, - сказал вслух черногорец. – А с Наташей надо еще раз поговорить: пусть не думает обо мне так плохо.

   Наташа с горечью призналась Ирине:
   - Понимаешь, я запуталась.
   Но, так как подруга молчала, ей не оставалось ничего другого, как продолжить нелегкое признание.
   - Сначала у меня был Гюнтер. Я полюбила его после той ночи в нашем домике в Улцине. Знаешь такой прекрасный городок в Черногории?
   - Еще бы: не забывай, что и у меня там прикуплена квартирка. И что это я тебе посоветовала приобрести недвижимость в самом лучшем курортном месте Адриатики.
   - Ну, - махнула рукой Наташа. - Недвижимость – это громко сказано. Наша с ним квартирка в старинном особняке меньше моей в Люберцах. Но не в этом дело.
   - Вот именно, - подтвердила Ирина и приготовилась слушать дальше. Она подложила под голову подушку и расположилась на кабинетном диване так, чтобы можно было удобно слушать самые неожиданные признания подруги, как долго бы они не продолжались.
   -  Понимаешь, тогда я подумала, что люблю этого мужчину так, как никого до тех пор не любила. Любовь ведь, сама знаешь, бывает разная. К детям, матери, к родине, наконец. Но это такое сладостное, яркое, незабываемое чувство, от которого кружится голова и ноет сердце одновременно. Наверное, от страха её потерять. С тех пор для меня никого из мужчин больше не существовало.
   - А Виктор? – не выдержала Ирина.
   - Не перебивай, не то запутаюсь. А я, наконец, должна разобраться в себе, поклонниках и своих чувствах к ним.
   - Да уж – сбежались к тебе мужики, как кобели к сучке во время течки!
   - Ира! Как ты можешь?!
   - Прости. Я не нарочно.
   Наташа так остро прореагировала на обидное сравнение, что хотела не продолжать дальше. Но, видно она так сильно нуждалась сейчас в постороннем слушателе, что смягчилась и продолжила:
   - Так вот. Виктор, конечно, тоже был в моих мыслях. Но не в моем сердце. Он устраивал меня, как знаменитый человек, интересный собеседник, галантный кавалер. Но и только.
   - И ты с ним даже ни разу не спала?
   - И не хотела. До тех пор, пока стала замечать, что Гюнтер начал тянуть непонятную волынку с оформлением нашего брака. Первым звоночком стала мысль о том, что он упорно не приглашает меня домой. Ведь я так и не была в Женеве, где нужно начинать процедуру оформления брака. А срок шенгенской визы, выданной на полгода, меж тем медленно, но верно истекает.
   - Так он просто тебя дурит! – не выдержала, чтобы не высказать своего возмущения, Ирина.
   - Не думаю. Всё не так просто, как кажется со стороны. Гюнтер – честный, порядочный мужчина.
   - И жмот, который считает каждый цент, израсходованный на возлюбленную! Да я бы своего муженька в таком случае давно палкой прогнала!
   - Да, Гюнтер умеет считать деньги. Недавно попросил вернуть оставшиеся после аренды квартиры в Улцине деньги.
   - Да, тебе не везет с мужиками!
   Похоже, на этот раз Ирина возмутилась искренне. Она швырнула атласную подушку, на которой так удобно устроилась, вскочила с дивана и нервно заходила по комнате.
   - Нет, с таким человеком тебе не по пути! Это я тебе говорю, бизнес-вумен Ирина. Значит, так: жадного немца мы списываем в кредит и больше к нему не возвращаемся.
   Наташа так не считала. Конечно, горячая поддержка друга в трудную минуту ей очень была нужна. Но твердость и категоричность, с которой Ирина отсеяла Гюнтера, насторожила Наташу. И потому она робко возразила:
   - Так сразу? По моему, он не так плох и жаден, как мы думаем. Он пригласил меня на новогодние каникулы к себе в Женеву.
   - Ну и что? А ты откажись. Будь гордой и независимой русской женщиной! Кто там у нас следующий? Виктор? С ним тоже всё ясно – списываем в утиль.
   - А он только что сделал предложение, от которого трудно отказаться: туристическую поездку в Таиланд. Поехать зимой к теплому морю – о таком подарке я всю жизнь мечтала!
   Ирина подозрительно посмотрела на подругу:
   - Интересно, на какие шиши он это сделал? Я слышала, что, в связи с проблемой дачи, он совсем на денежной мели. Представляешь, этот прохвост Недосекин и с него ухитрился получить взятку!
   - Так на эту самую взятку и поедем! – простодушно призналась Наташа. - Недосекин испугался, что Виктор перед следствием расколется, и вернул всё полностью.
   - Ах, какой пассаж! – только и смогла выговорить Ирина.
   Больше она не задирала подругу, не пыталась представить в черном цвете её кавалеров. Ей теперь было не до того. Ирина была уязвлена в самое сердце: она так старалась для Виктора, вернула дачу, а он везет за границу на эти деньги совсем другую женщину!
   
   То, что сообщил Жанне любовник, привело её в ярость и отчаяние одновременно. Пожалуй, впервые за последнее время она была в затруднении и не знала, что предпринять: усилить давление на бывшего мужа, либо оставить Гюнтера в покое.
   - Представляешь, они мне угрожали! – капризно, точно малое дитя, у которого отняли игрушку, проговорил Брангер.
   Он стоял возле неё и заботливо расчесывал ей волосы. Ласка нравилась Жанне, но голову занимали совсем другие мысли.
   - Что значит - угрожали? Кто? Расскажи конкретнее.
   - Адвокат твоего бывшего мужа потребовал от меня конкретных доказательств. Ну, где и когда я  слышал угрозы в твой адрес со стороны Гюнтера. Я отказался отвечать: не мог же я заявить, что лежал с тобой в это время в постели! Да он тебе, на самом деле, и не угрожал. Что же я мог придумать?
   - Но всё подробно изложено в твоем заявлении!
   - Я им это и объяснил. Но адвокат настаивал, и его поддержал прокурор.
   - А что же Поль?
   -  Ему сразу заткнул глотку Вальтер, адвокат Гюнтера. И тогда прокурор предупредил меня об уголовной ответственности за дачу ложных показаний. Представляешь, меня могут посадить в тюрьму!
   - Бедный Эминем! - вскинулась Жанна и бросилась обнимать молодого любовника. – Я никогда такого не допущу!
   - Так помирись с Гюнтером!
   - Но ты же сам хотел его наказать!
   - Хотел, да передумал. Недаром говорят: прежде, чем мстить, выкопай две могилы. Мне вторая – ни к чему.
   Жанна скривила тонкие губы в яростной усмешке. Больше всего она не любила, когда срывались её планы. Но, в данном случае, надо было соглашаться: она не могла допустить, чтобы, вслед за мужем, её бросил и любовник. К тому же, такой молодой и смазливый, как Эминем Брангер. И она пошла на попятную.
   - Хорошо, я звоню адвокату.
   - Поль, - произнесла она в трубку, - Ты не оправдал моих надежд.
   Адвокат хотел что-то сказать в оправдание, но Жанна не собиралась его слушать: ей были нужны не объяснения, а дела. Ей просто необходим был  человек, на котором она могла бы  сорвать злость. Стеснительный, интеллигентный Поль пришелся как раз кстати. Выговорившись, Жанна, без всякого перехода и извинений, приказала:
   - Готовь мировую с Гюнтером, и чтобы больше я о нем не слышала.

   Мечты – самый надежный способ исполнения желаний. Наташе в гостях у подруги так и не удалось разобраться в своих чувствах. И теперь оставалось лишь мечтать, что всё уладится само собой.
   Однако клубок отношений, который сложился у нее с мужчинами, распутать под силу было только ей самой. Причем, делать это надо было немедленно, потому что времени для принятия решения практически не оставалось
   Новогодние каникулы уже начались, а Наташа так и не определилась, чьё предложение  принять.
   Гюнтера – покупать билет в Женеву и срочно лететь к нему, пока не закончилось действие визы?
   Или Виктора – потому что уже через день надо вылетать с ним в туристическую поездку в Таиланд?
   А, может быть, принять предложение Владо, и отправиться в гости к нему в поместье?
    Она сидела на продавленном диване и размышляла. Рядом удобно устроился Друг, который, за короткое время, так освоился в этой тесной, но удобной и уютной квартире, что даже не боялся забираться к хозяйке на диван. Собака зевнула, широко раскрыв пасть, и высунув длинный, красный и влажный язык. Затем печально вздохнула и ободряюще посмотрела на Наташу.
   - Говоришь, не надо печалиться – вся жизнь впереди? – спросила она Друга.
   Тот моментально отреагировал на обращение хозяйки, грозно гавкнул, точно собирался раз и навсегда отвадить от нее всех, и доверчиво положил морду на её колени.
   - Ты, прав, унывать не надо – вон, как расстроилась Ирина, что у меня столько новогодних предложений. И советы её похожи на предательство. Этого в утиль, того тоже спишем. Теперь-то понимаю, что предлагала она это не из любви ко мне. Скорее наоборот: так можно всех друзей растерять! Но что же мне делать, чье предложение принять? Понимаешь?
   Друг кивнул головой, но Наташу это не успокоило.
   - Ты всё понимаешь, верю. Да только подсказать не можешь. А мне, кроме тебя, и посоветоваться не с кем. Подруга лишь козни строит, свои интересы преследует. Люда мала для решения таких вопросов. А с мамой лучше не связываться – замучит моралью и аналогиями из аристократического прошлого.
   В это время раздался звонок. Номер на дисплее телефона не определился, и Наташа просто сказала в трубку:
   - Здравствуйте. Я вас слушаю.
   - Это Владо, - раздался приятный звучный баритон. – Поздравляю с праздниками! Вот, хожу один по пустынному берегу моря, и очень захотел услышать твой голос.
   - Спасибо, Владо!
   - Но он у тебя сегодня не радостный. Что случилось?
   - Ничего – всё прекрасно.
   - Тогда прилетай ко мне – дорогу я оплачу, а здесь будешь жить как королева: одна в поместье.
   Наташа хотела сказать что-то в оправдание отказа, но вдруг, совершенно неожиданно для себя, произнесла буднично и просто:
   - Договорились: завтра вылетаю. Но у меня просьба.
   - Хоть миллион, - прокричал в трубку обрадованный черногорец.
   - Я хотела бы прилететь с дочерью – у нее тоже каникулы.
   - Вот и хорошо, - моментально согласился Владо. – Я надеялся на одну радость, а получу сразу две. Я сейчас же закажу и оплачу проезд на самолете туда и обратно: приготовь только паспорта – их данные необходимо занести в билеты.
   - Это я сделаю, - ответила Наташа и, опять же неожиданно, произнесла: - Спасибо, что ты есть, и что помог решить мне все проблемы.
   - Разве это проблемы? Несчастье у человека может быть только одно: серьезная болезнь и смерть. Всё остальное, как говорится, купим. Жди посыльного в Москве – он приедет к тебе уже сегодня.
   Наташа положила трубку и не могла понять, как она на такое решилась? Что же будет в её отношениях с Гюнтером и Виктором?
   - А! – беззаботно воскликнула она. – Самое главное я решила. Остальное, правильно сказал черногорец, - если не купим, то потом обсудим. 

    Поль, как только получил указания от клиентки уладить отношения с бывшим мужем, сразу позвонил ему.
   - Поздравляю, - заявил он в трубке. – С вас причитается: я уладил конфликт.
   - Не может быть! – не поверил Гюнтер. – В последнюю нашу встречу в прокуратуре мне казалось, что вы хотите засадить меня в тюремную клетку.
   - Люди делятся на две половины: на тех, кто сидит в тюрьме, и на тех, кто должен сидеть, - назидательно произнес адвокат. И тут же добавил: - Шучу, конечно!
   Он был в хорошем настроении. Видимо, и сам был рад, что, наконец, закончил это тягостное дело. И потому поспешил поделиться радостной новостью с Гюнтером.
    Но тому было не до шуток, и потому он вполне серьезно заявил:
   - Жанна, конечно, принадлежит ко второй половине.
    - Ладно, забудем об этом. Я составляю мировое соглашение, собираю ваши подписи и сдаю его окружному прокурору. Он принет постановление об отказе в возбуждении против вас уголовного дела. Вы довольны?
   - Не то слово!
   - Но и это еще не всё! Милосердие Жанны  не знает границ: она решила, что не станет отбирать у вас подаренный «Мерседес»!
   - Окончательно? Или до следующего каприза?
   - Чтобы не было поводов для такого поворота дела, я приготовил еще один документ. По нему вы становитесь законным владельцем этого авто!
   - В таком случае, я, в самом деле, ваш должник. Ужина в ресторане «Женева», оплаченного за мой счет, будет достаточно?
   - Конечно.
   На том они и договорились. А Гюнтер стал немедленно звонить Наташе, чтобы обрадовать её радостным известием: теперь для заключения их брака не было препятствий.
   Но мобильный телефон Наташи не отвечал. Механический голос постоянно повторял, что абонент находится вне зоны, доступной для приема.
   - И это связь с Москвой,- недовольно пробурчал швейцарец. – Нет, после заключения брака, мы с Наташей будем жить только здесь, в европейском городе Женева.

   Анастасия Евграфовна была огорчена: Наташа сообщила, что едет на каникулы в Черногорию. Да еще берёт с собой Люду, оставляя её совсем одну в четырех стенах.
   «Это, конечно, хорошо, что Гюнтер согласен взять чужого ребёнка, - думала она, замешивая тесто для праздничных пирожков. – По крайней мере, хоть Людочка без матери не останется. Не то, что я: как ни хотела этого брака с иностранцем, а Натали на своем выборе настояла. И вот пожинаю первые результаты: в новогодний праздник, перед самым Рождеством, остаюсь одна».
   Такой горький вывод не обрадовал её. Анастасия Евграфовна вытерла сухим кулачком набежавшую слезу, и стала еще энергичнее месить тесто.
   И тут кто-то уткнулся ей чем-то мягким и теплым в колени.
   - Друг! – воскликнула она. – Как же я про тебя забыла! Мы настолько эгоистичны, что думаем только о себе и своих проблемах. А вот животные думают о нас.
   И она благодарно погладила его по спине, оставив белый след от муки. Теперь ей стало гораздо веселее. Мысль об одиночестве ушла, наполнив сердце любовью и благодарностью к дворняге. К живому, доброму существу, для которого самым главным в нелегкой собачьей жизни является счастье приютившего его человека.

   Наташа в последние часы жила в лихорадочных сборах. На раздумья и смятение, еще недавно так плотно охвативших её думы и мысли, теперь времени не оставалось. Она собирала вещи, упаковывала, проверяла, все ли документы на месте. Владо точно выполнил всё, что обещал. В тот же день, когда звонил, к ней приехал человек из агентства, который на месте уладил формальности с билетами. А виза в дружелюбную и братскую Черногорию не была нужна.    
   Люда млела от счастья. Она еще ни разу не летала за границу и сейчас плотно «сидела на телефоне», пытаясь обзвонить подруг и сообщить им потрясающую новость.
   Наташе до последней минуты было не до телефонных разговоров. И только, когда вещи были уложены, а билеты и документы находились в сумочке, она подошла к дочери и попросила:
   - Дай мне сделать один очень важный звонок.
   - Но, мама, я еще не успела позвонить Юле, Кристине и Сюзанне!
   - Обойдутся: сообщишь им, когда приедешь, - отрезала мать и решительно нажала на рычаг телефона, прекратив бесконечный монолог дочери.
   Она быстро набрала номер писателя:
   - Здравствуй, Виктор, - начала она и только собралась сказать, что не сможет поехать в Таиланд, как он перехватил инициативу разговора.
   - Наташа, дорогая, извини, что так получилось: позвонили из турфирмы, и сообщили, что там цунами.
   - При чем здесь цунами? – не поняла Наташа.
   - Поездка, по этой причине, отменяется! Форс мажор!
   - Какое разочарование! – со вздохом облегчения проговорила Наташа.
   - Правда, ты не обижаешься?! Я всегда был уверен в тебе: такая женщина никогда не принесет мужчине разочарований! Люди подобны цветкам – шесть миллиардов нарциссов, но только ты в этом хоре эгоистов способна поддержать и утешить меня!
   «Легко утешиться людям, - машинально отметила Наташа, – которые сами хотят обмануться».
    А вслух сказала:
    - Не буду больше занимать твое драгоценное время. Да и мне теперь надо пересмотреть свои планы. До встречи.
    - Самых лучших тебе новогодних праздников! Скоро встретимся!
    
   Виктор только делал вид, что верит Наташе, когда звонил по телефону. То, что она  не очень огорчилась, узнав об отмене поездки,  убедило его, что он прав в своих подозрениях. Самое удручающее в таком открытии было чувство обманутости в своих ожиданиях. Он так хотел этого совместного с Наташей праздника, этого свадебного путешествия в теплый край. Рассчитывал проверить прочность чувства, которое их связывало. А что теперь?
   Он отключил телефон, но так и держал его в руке, словно надеялся, что он зазвонит и его позовет знакомый женский голос. Но мобильник молчал и на душе у Виктора становилось все тревожнее.
  Конечно, он обманул Наташу, сказав о форс мажоре. В данной ситуации, ему не оставалось ничего лучше, как придумать уважительную причину отмены совместной турпоездки.
   «Бог с ними, с пропавшими путевками: в Таиланде я уже был, - размышлял Виктор, вытирая вспотевший лоб. – Черт с ними, с деньгами, которые фирма теперь, конечно, не вернет. Они, всё равно, считай, не мои. Беспокоит меня иное: отношение ко мне Наташи. Неужели она меня совсем не любит?»
   - Стой! – громко сказал вслух писатель и хлопнул себя по лбу. – Ирина. Вот кто виноват в моих несчастьях! Наташа не простила измены. И то верно: какая женщина способна любить человека, который изменил ей?
   И, как обычно бывает с эмоциональными людьми, Виктор облегченно вздохнул, найдя причину своих несчастий. Человеку всегда кажется, что в его бедах виноваты другие. Именно так слабые люди облегчают себе жизнь за счет других.    
   И Виктор быстро утешился. Он решил, что время всё исправит, надо лишь подождать. Что судьба обязательно накажет Ирину за её козни. А они непременно встретятся вновь - не зря же случай познакомил его с Наташей!
    Лучшим лекарством от всех бед для Виктора было творчество. Работа ума вернее всего обеспечивает отдых сердца. Он подошел к письменному столу, открыл ноутбук и начал столь стремительно набирать текст романа, что, через несколько мгновений, забыл обо всём на свете.

    Гюнтер, пожалуй, впервые в жизни, понял, что такое неразделенная любовь. До сих пор он был абсолютно уверен в привязанности и любви к нему Наташи, что эта женщина в далекой русской столице ждет только его. Единственного и неповторимого. Что будет, без слез и нареканий, терпеливо ожидать, пока не урегулирует многочисленные проблемы. Такая уверенность не только окрыляла, но и помогала решать узел внезапно налетевших невзгод, поднимала собственную значимость в своих глазах.
   И вдруг такой облом! Именно в тот момент, когда он, наконец, избавился от неприятностей, вздохнул свободно и мог заняться исключительно Наташей, она исчезла с его горизонта.
   Причем, ушла в неизвестность так решительно и внезапно, что ему стало страшно. Он вдруг понял, каким несчастьем в жизни станет потеря этой замечательной, терпеливой, уважающей его женщины.
    Гюнтер внезапно осознал и другое: как легко в этом мире всеобщей информированности, сотовой связи, компьютеров и Интернета потерять человека. Оказалось, что, кроме номера мобильника Наташи, у него нет каналов непосредственного выхода на неё! Можно, конечно, было написать ей письмо по домашнему адресу. Но это требовало времени, а ждать в такой нервозной обстановке он не мог ни минуты.      
   Гюнтер вновь и вновь набирал номер сотового телефона Наташи, слал по нему письменные сообщения, но абонента был всё время недоступен. Он попробовал отправить Наташе письмо по электронной почте через Интернет, но и там не дождался обратной связи.
   Он понял только одно: Наташа пропала, а это для влюбленного человека было самым страшным. Невыносимая острая боль то и дело пронзала сердце, оставляя на нем, как ему казалось, многочисленные раны и рубцы.
   Больше ждать и оставаться в неизвестности он не мог. И Гюнтер решил: надо срочно искать Наташу.
   «Раз её нет дома, то она в дороге. Просто у Наташи сломался, разрядился или потерялся мобильник, и она не может позвонить», - решил Гюнтер и отправился в Женевский аэропорт выяснять, не прилетала ли из России пассажирка Наталья Иванова.
   Но хлопоты оказались напрасными: гражданка России с такой фамилией в аэропорту не приземлялась. Однако и это известие ободрило его. Главное, что он был в поиске, действовал, искал. Рано или поздно, уверял себя Гюнтер, он узнает, что случилось с Наташей. А пока он решил ехать в Черногорию: что-то подсказывало ему, что, возможно, именно там он откроет тайну исчезновения любимой. Ведь, именно там находился тот самый домик, в котором он полюбил Наташу и с которым у него были связаны самые лучшие воспоминания в жизни.

   Всё в руках человека, а человек в руках женщины, подумала Ирина и решила действовать. Всё она уже давно имела. Человеком, причем, одним из главных в столице, тоже себя считала. А вот любовника, который бы всегда был с ней, поймать до сих пор не удавалось.
   С тех пор, как Ирина познала в постели Виктора, он стал для неё эталоном мужественности и секса. Но именно этот мужчина и не хотел, несмотря на всё её богатство и могущество, иметь с ней дело дальше.
   «Надо же, какая сволочь, - раздосадовано думала она, сидя за праздничным столом дома вместе с мужем, - даже не поздравил меня с Новым годом! И это после всего, что я для него сделала! А еще считает себя культурным человеком, который обязан помнить добро и уметь благодарить за него!»
   - О чём загрустила, красавица? – спросил Ирину муж, толстый, каплеобразный человек с отвисшим до безобразия животиком. Он сидел за столом в спортивном костюме, и, не поддерживаемый ремнем живот лежал у него на коленях.
   - А? Да, так – ни о чём. Грустно встречать такой праздник в сером, промозглом климате, не поймешь какого времени года.
   И она махнула холеной рукой в направлении панорамного окна, за которым, при полном отсутствии солнца, с унылых голых веток понурых деревьев стекали капли не то дождя, не то мокрого снега.
   - Так в чём же дело? – встрепенулся муж. – Поедем в наше гнездышко в Черногории: зачем вкладывали бабки в недвижимость, если за год ни разу там не были?
   - А что? – встрепенулась Ирина. – Поедем!
   А про себя подумала: «Пора переменить обстановку, а то я здесь совсем закисну. Может, и с Иркой там встречусь – она ведь тоже туда намылилась! Глядишь, и на один самолет сядем – вот будет интересно с ней поболтать о наших любовниках!»
   И тут услужливая мысль подкинула заманчивое предложение: 
   «Эх, если бы там был еще Виктор! Тогда бы мы гульнули с ним на славу! Может, предложить ему туда прокатиться? За мой счет. Он ведь недавно в Черногории презентовал свою книгу!»
   Мысль, пришедшая во время,  ценна вдвойне. Ирина кинула салфетку на стол, так и не доев какое-то экзотическое блюдо, и решительно поднялась с кресла, которое услужливо отодвинул официант.
   - Пойду, отдохну, - небрежно бросила она мужу. – А ты отдай распоряжение, чтобы слуги готовились к отъезду.
   Войдя в кабинет, Ирина принялась звонить Виктору.
   - Привет, - как можно более спокойным и равнодушным голосом проговорила она в трубку. – Решила поздравить тебя с праздниками.
   - Спасибо, - грустно ответил в трубке голос писателя.
   - О, какая меланхолия! - моментально уловила подавленное настроение писателя Ирина. – Не удалась новогодняя поездка с любимой?
   - Откуда ты знаешь? – задал вопрос Виктор и тут сам ответил на него: - Впрочем, то, что знает одна женщина, скоро будет известно всем.
   - Теперь ты понял, что Натали не та особа, которая умеет хранить тайны и достойна твоего внимания? Что она – обычная болтливая баба? И не преминет похвастать перед подругой любым, даже самым твоим сокровенным, предложением?
   Виктор, удрученный болтливостью Наташи, был вынужден промолчать.
   А Ирина стала развивать успех и повела атаку дальше:
   - Я бы, к примеру, никому на свете, даже под пыткой, не рассказала о наших с тобой тайнах. То, что произошло между нами, для Натали до сих пор остается загадкой.
   - В самом деле?! И ты ей ничего не говорила о том, что произошло в ту злополучную встречу?
   - За кого ты меня принимаешь? – самым обиженным тоном, на который была способна, произнесла Ирина. – Она может только строить догадки, но это уже не моя вина или болтливость.
   - Да, способность хранить тайны для женщины, видимо,  – редкий дар.
   - И я хочу доверить тебе еще одну: только не говори Натали, что узнал её от меня. Договорились?
   Виктор насторожился: боль от недавнего, пусть и завуалированного, отказа Наташи всё ещё бередила душу. И он тихо произнес:
   - Говори.
   - Так вот: моя любимая подруга только пудрит тебе мозги: на самом деле она разрывается от предложений ехать в Женеву к Гюнтеру, либо в Черногорию к твоему другу-переводчику Владо.
   - Не может быть! – прокричал в трубку Виктор. – Ты наговариваешь на Наташу! Она не могла так поступить!
   - Тогда поинтересуйся у Владо: надеюсь, как друг, он расскажет тебе всю правду.
   - Что же мне делать, Ира? Я так люблю Наташу!
   - Мстить! – решительно произнесла Ирина. – Ты, как писатель, сам знаешь, что от любви до ненависти один шаг. Вот и делай выводы. А, чтобы тебе помочь, я, опять же бескорыстно, как и в случае с дачей, хочу кое-что предложить.
   - Ты-то что можешь сделать!? Любовь – это удел радости и мучений двоих: третий участник этого волнующего процесса, сама понимаешь, лишний.
   - Я могу сделать всё, - решительно заявила Ирина. – И предлагаю тебе такой вариант: полностью оплаченную поездку в Черногорию. Там ты и сможешь своими глазами убедиться, как тебя обманывают друг и подруга.
   - А твой-то в этом деле, какой интерес? – поинтересовался писатель. – Насколько я тебя знаю, просто так ты ничего не делаешь.
   - Согласно, что просто так даже прыщик не выскочит. Мой интерес предельно меркантилен: помочь другу.
   - Другу?! – искренне удивился Виктор. – И ты веришь в дружбу между женщиной и мужчиной, когда при этом замешена еще одна женщина?
   - Конечно! Всё может быть в этом запутанном мире. Подумай, разве могут быть отношения лучше, чем наши с тобой? Так что ты – мой самый лучший друг.
   - М-да, - только и смог произнести писатель. – Век живи, век учись.
   - И дураком помрёшь, - пошутила Ирина. Она теперь могла это себе позволить: похоже, Виктор, оглушенный новостью о коварстве и измене Наташи, находился в её власти. – Подумай над моим предложением. Но недолго: я с мужем тоже собираюсь в Черногорию: там у нас есть недвижимость на берегу моря. Вот, где-нибудь рядом, я и подыщу тебе приют уединения и печали: станешь любоваться изменой Натали.
   И, не дожидаясь ответа, Ирина отключила телефон.
   
   Наташа вышла с Людой из зала прилета аэропорта города Тиват и не поверила глазам: ярко светило солнце, зеленели пальмы, и даже трава на газонах была сочной и яркой, словно это был не январь, а самая настоящая весна.
   - Владо! – воскликнула она, принимая от него букет чайных роз. – Да вы живёте, как в раю. Знаешь, сколько времени в Москве не было солнца?
   И она принялась считать, загибая пальцы:
   - Ноябрь, декабрь, январь. Почти три месяца!
   - Мама, ты забыла про октябрь, - подсказала Люда. – В нём тоже почти не было солнечных дней!
   - А твоя мама отказывалась приезжать в этот рай! – обратился черногорец в Люде и вручил ей большое, разукрашенное сверху шоколадом и фруктами, мороженое.
   - Ой, как вы угадали, что я его сейчас хочу больше всего? – обратилась она к дяде за разъяснением, но опоздала: взрослые были заняты сами собой и уже забыли про ребенка.
   Владо дружески обнимал Наташу. Она покраснела то ли от неожиданно яркого и непривычно теплого солнца, то ли от смущения. Но было сразу заметно: это ласковое, ни к чему не обязывающее объятие было ей приятно.
   И вот они уже мчатся по хорошей асфальтовой дороге, на которой ни привычных московских пробок, ни встречных машин. Владо не стал утомлять путников долгой поездкой. Как только встретилось первое кафе, где под тентами, несмотря на ноябрь, стояли плетеные кресла и накрытые скатертями столы, словно и не наступала зима, он остановил машину.
   Они вышли из неё и осмотрелись. Внизу, под обрывом, расстилалось спокойное, синее море, которое лишь изредка подталкивало к берегу холодные пенистые волны. Оно приобрело ту хрустальную прозрачность и хрупкость, которая бывает только зимой. Сверху, с горы спускался человек с прутиком в руке, которым подхлёстывал тройку неторопливых баранов.
   Горный воздух был прозрачен и чист. Людей вокруг почти не было, что неудивительно: до начала летнего сезона оставалось много времени. Всё вокруг поражало чистотой и ухоженностью: ни обрывка бумаги, ни целлофанового пакета, ни даже окурка не мог обнаружить самый придирчивый контролер.            
   Больше всех этой первозданности, безлюдью и красоте моря радовалась Люда. Она без устали вертела головой, точно хотела за считанные минуты изучить и запомнить все окрестности. Хозяин кафе, обрадованный посетителям, подошел обслужить их сам. Владо заказал много свежей рыбы, красного вина, фруктов и сладостей. Такой набор удовлетворял пожелания как раз всей компании: от взрослых до ребенка.
   Они не заметили, как начало смеркаться: зимний день, даже на юге, очень короток. Владо заторопился: пора продолжать путь. На скоростной трассе автомобиль двигался так плавно, что кофе в чашке, поставленный на выдвижной столик, ни разу не пролился, Люда успела задремать. Наташа с радостью узнавала знакомые места.
    Но вот они повернули в горы, и дорога плавно пошла вверх. Вскоре пейзаж за окном автомашины и вовсе стал идиллическим. Мирно паслись на зеленой траве коровы, овцы с колокольчиками на шее неторопливо передвигались по пастбищам. В сумеречной дымке внезапно возникли кованые ворота, которые автоматически открылись перед машиной хозяина поместья, и они въехали в пределы частного владения. 
   - Вот мы и приехали, - сказал Владо, въезжая на автомобиле в гараж. – Прошу в дом!
   Наташа еще не успела оценить размеры и качество двухэтажного здания, где ей с дочерью предстояло провести каникулы. Но даже первого впечатления было достаточно, чтобы понять, что оно огромно.
   К ним подошел пожилой черногорец и представился:
   - Я – управляющий поместьем, зовут меня Богик. Добро пожаловать!
   «Какое смешное имя, - отметила про себя Наташа. И, в тоже время, доброе, надежное, видимо, от слова «Бог».
    - Сейчас я покажу ваши комнаты. Отдохнёте с дороги, и прошу в гостиную на ужин. Он будет с шампанским в честь приезда дорогих русских гостей. Я всегда к вашим услугам – приму любое пожелание, так что не стесняйтесь.
    - А мне кока-кола будет на ужин? – тут же с детской непосредственностью вмешалась Люда.
   - Будет, обязательно. И фанта, энергетические напитки, мороженое, и всё, что молодая леди пожелает!
   - Ой, как здорово! – воскликнула Люда. – Тогда я отсюда не уеду. Останемся здесь навсегда, мам?
   Наташа виновато улыбнулась, как бы показывая, что недостаточно воспитала дочь. Но Владо тотчас перевел всё в шутку:
   - Мама здесь не при чем: это подарки Деда мороза. Но он их делает только однажды - на Новый год.
   Гости отправились осматривать дом и готовиться к ужину. Каждый надеялся на чудо, которое непременно должно было произойти в этой красивой, сказочной стране.

   Иные недостатки, если ими умело пользоваться, привлекают людей лучше любых достоинств. Ирина, конечно, знала это правило, и потому извлекала из него наибольшую пользу. Она уже смогла завлечь Виктора один раз, и была уверена, что ей удастся сделать это и теперь. И потому, готовясь в дорогу, она знала, что он непременно позвонит.
   И звонок раздался. Виктор говорил не совсем уверенно, запинался, что ему было совершенно не свойственно, и это только прибавляло Ирине уверенности, что она на правильном пути.
   Наконец, закончив говорить о разных пустяках, вроде погоды, писатель выдавил из себя:
   - Ты знаешь, мне показалось, что можно съездить в Черногорию. У меня там остались нереализованные предложения местных писателей: было бы неудобно обманывать ожидания своих собратьев по перу.
   «И мои ожидания – тоже», - мысленно ответила ему Ирина, а вслух сказала:
   - Я знала, что ты – человек слова, и всегда помнишь, что обещал. Черногорские литераторы будут тебе благодарны.
   - Я рад, что ты меня правильно понимаешь, - облегченно вздохнул в трубке голос Виктора.
   «Еще бы не рад: писатели, вроде тебя, без ежедневной порции лести просто гибнут. Сейчас я тебе ещё и не то скажу!»
   - Виктор, ты не из тех людей, которого можно обмануть лестью, поэтому я скажу тебе правду: я буквально рыдала над твоим последним романом. Так написать может только гений!
    В трубке на некоторое время наступило молчание, которое, впрочем, тут же нарушил бодрый, жизнерадостный голос воскресшего к жизни человека:
    - Я, конечно, себя гением не считаю, но талантом не обижен. Одно в моих занятиях не устраивает: литература была бы совсем неплохим делом, если б не надо было ещё и писать!
   И Виктор так громко засмеялся, что Ирина поняла: она выиграла и это дело - теперь он её полностью и окончательно!  Она незамедлительно поддержала писателя и тоже залилась игривым смехом.
   «О, это уже флирт! – решила Ирина. – А цель любовных маневров всегда одна – пасть вдвоем и как можно ближе друг к другу!»
   - Виктор, мы полетим в Черногорию одним рейсом: я уже оплатила ваш билет. Впрочем, если вам неудобно…
   - Мы живем в цивилизованном обществе, и знакомство мужчины с замужней женщиной пока ещё никто не запрещал.
   - Вот и прекрасно: до встречи в аэропорту.      
      
   Любовь одна, но оттенков у неё тысячи. Так считал Гюнтер, пока, по пути в черногорский аэропорт, прокручивал бесконечные варианты того, что могло случиться с Наташей. Воображение рисовало одну картину страшнее другой. Вот Наташа мчится в автомобиле, который на бешеной скорости врезается в бетонное ограждение и трижды опрокидывается, сминая всё на своем пути. Из машины с трудом выводят Наташу: её прекрасное лицо и руки в крови, голова беспомощно опущена, а глаза закрыты.
   Усилием воли он прогнал из головы эту жуткую картину – впереди показалось здание аэропорта. Гюнтер вбежал в зал прилёта, но, видимо, опоздал: он был почти пуст. Лишь несколько пассажиров возились с багажом. Наташи среди них не было.
   - Скажите, самолет из Москвы прилетел? – обратился он к дежурному по залу.
   - Да, конечно. Мы работаем строго по расписанию: пассажиры из России уже прошли таможенный контроль.
   - Спасибо, - понуро ответил Гюнтер и пошел на улицу: ему очень хотелось курить.
   Он остановился возле стеклянных дверей, где находилась урна, и вынул пачку сигарет. Чиркнул зажигалкой, затянулся и почувствовал облегчение: в трудных минутах табак всегда помогал ему расслабиться. Повернулся, чтобы бросить в урну пустую пачку и вдруг увидел женщину в легком плаще, удивительно похожую на Наташу. Гюнтер уже хотел окликнуть её, но подумал, что ошибся: женщина была с маленькой девочкой. К тому же, их сопровождал черногорец с большим букетом роз в руке.
   «Нет, это не она, - уверенно решил Гюнтер. – Во-первых, Наташа ничего не говорила о ребёнке. Во-вторых, с какой ей стати встречаться с черногорцем да еще принимать от него розы?»
   Логика размышлений была железной: педантичный немец не мог поверить, что так может поступить женщина, которой он предложил руку и сердце.
   И Гюнтер, проводив взглядом отъезжающую машину с местными номерами, лишь механически отметил, что она нисколько не хуже его «Мерседеса».
   - Надо же, - вслух произнес он. – И эти черногорцы еще жалуются, что меньше нас, швейцарцев, получают! Я, к примеру, на зарплату такую престижную машину не куплю.
   Он не мог понять, откуда появилось это раздражение и злость на коренное население. Оно шло откуда-то подспудно, из подсознания, и действовало тем неотвратимее. Он со злостью сплюнул и  направился к своей машине: Гюнтер решил ехать в домик, где они купили квартиру.
   Дорогой он немного успокоился. Ярко, не по-зимнему, светило солнце, глаза радовала зелень, которая была отмыта от летней пыли осенними дождями. И ему стало даже казаться, что недавно прошел не очередной нудный и холодный зимний дождь, а теплый ночной летний дождик, который легко и быстро пронесся, щебеча крупными, весёлыми каплями.
   Он не стал ужинать в кафе, а накупил продуктов и направился в дом, где решил сам приготовить холостяцкую еду.

   В самолете, летевшем рейсом в Подгорицу, было чинно и спокойно. Ничто не напоминало о бурных полетах российских туристов, оккупирующих черногорское побережье в сезон. В салоне находились в основном граждане Черногории да несколько русских, летевших из одной столицы в другую по делам.
   Виктору досталось переднее место лайнера, и он не мог видеть Ирину с мужем, которые летели в бизнес-классе. Да ему и не хотелось встречаться с олигархом, на деньги которого он путешествовал.
   В аэропорту Домодедово, он видел Ирину. Она улучила мгновение и незаметно ему подмигнула. Это только усиливало интимность их совместно-раздельного полёта и придавало ему ореол таинственности и страсти.
   Впрочем, Виктору сейчас было не до Ирины и её толстяка мужа. Как только он пристегнул ремни безопасности в кресле, его вновь посетили неотвязные мысли о Наташе. Он не понимал, чего в них было больше: любовной горечи или уязвлённой гордости? Возможно, именно такой коктейль и придавал его страданиям особую, не понятную ему притягательность: писатель ни о чем ином не мог думать.
   В другое время он, конечно, осудил бы себя за соглашательство с Ириной. Ему, здоровому, вполне работоспособному, с постоянным заработком мужчине, и в голову бы не пришло соглашаться на предложение женщины и лететь в другую страну за её счет. Он бы даже поостерёгся доверяться ей в таком интимном деле: Ирина, насколько он убедился, могла сохранять лишь одну тайну – тайну своего возраста. Виктор был уверен, что рано или поздно она расскажет подруге, что он стал её содержанкой.
   Но ни одна эта здравая мысль не останавливала его. Главным было – встретиться с Наташей и убедиться, что она не обманула его.
   «Весьма возможно, - утешал себя писатель, - что я смогу убедиться в обратном: Наташа по-прежнему мне верна. Надежда, как известно, умирает последней. А надежда влюбленного мужчины – тем более».
   В аэропорту Виктора встретил представитель фирмы, который моментально уладил все проблемы. Писателя посадили в машину и привезли в маленький, но, судя по всему, дорогой, изысканный отель. Номер поразил его размерами и роскошью. Мрамор, ценные сорта дерева, зеркала и позолота слепили глаза. Полный пансион и безграничный лимит на услуги отеля обещала персональная пластиковая карта, которую незамедлительно вручил портье. В конверте лежал надушенный листок: Ирина желала приятного отдыха и сообщала, что будет ждать звонка.
   - Ну, уж это – нет! – воскликнул писатель. Тебе надо – ты и звони. А я лучше свяжусь с Владо.
   И набрал номер своего переводчика.
   - Добре, - раздался голос Владо.
   - Привет, это я – Виктор.
   - О, какая неожиданность, - несколько сконфузившись, ответил черногорец. – Откуда звонишь? Из Москвы?
   - Хочу тебя обрадовать – из Черногории. Помнится, ты звал меня в поместье писать роман. Не раздумал?
   - Нет, конечно. Но… сейчас у меня проблемы…
   - Понятно, - еле сдержался писатель. Похоже, начинали оправдываться самые мрачные прогнозы. – И с кем? С какой-нибудь женщиной?
   - Ты же знаешь – я женат. Изменять Вуке не собираюсь.
   - Тогда почему не хочешь, чтобы я приехал в поместье? Могу быть у тебя через пару-тройку часов.
   - Я сейчас… в Подгорице.
   - Ты говорил, что я могу располагать поместьем и без тебя.
   - Да что ты пристал! – не выдержал обычно невозмутимый Владо. – Сказано тебе: не могу.
   - Не могу и не хочу! – в сердцах бросил в трубку Виктор и, не прощаясь, закончил разговор.
    Он повалился прямо в одежде и ботинках на застеленную атласным покрывалом кровать и застонал от злости, боли и поверженного самолюбия. Не радовала ни заграничная поездка, ни роскошь апартаментов отеля. Хотелось выть, кричать, разбить что-то. Но воспитанный Виктор не решился на это, хотя пристально и мрачно посмотрел на китайскую вазу в углу спальни.
   «Одна такая безделушка стоит больше моего гонорара за книгу, - решил он. – Так что умерь пыл, отвергнутый жигало!»
   С этими словами он повернулся на бок, закрыл глаза и попытался заснуть, таким разбитым и усталым он чувствовал себя теперь.
            
   Наташа, конечно, надеялась на благородство пригласившего в гости черногорца, и рассчитывала, что он не станет настаивать на интимной близости. Именно с этой целью она и взяла с собой дочь Люду. С другой стороны, она представлялась себе искательницей счастья, которая, подобно пьяному, никак не может найти свой дом, но знает, что он у него есть.
   Впрочем, сейчас, расположившись после сытного ужина в отведенной ей спальне, она уже и сама не знала, чего хочет. Излишек прекрасного южного вина пьянил голову и заставлял мысли идти прочь. Конечно, коварный искуситель, который сидит в каждом человеке, свой шанс не упускал. И, чем пьянее и слабее был человек, тем легче ему было с ним справиться.
   Так и Наташа не гасила ночник, хотя было далеко за полночь, словно ждала кого-то. Она прислушалась, но в огромном двухэтажном доме не было слышно ни звука. Тихо было и в соседней спальне, где находилась Люда.
   Она помнила, что, прощаясь, Владо галантно поцеловал ей руку и сообщил, что едет ночевать домой, в Подгорицу. Но какая-то смутная надежда, которую она упорно от себя отгоняла, нашептывала, что он не уехал.
   «Остался, - решила Наташа, - значит, в любую минуту может постучать в дверь. А я погашу свет и засну: хорошо же я буду выглядеть перед хозяином в заспанном виде и со спутанной прической!»
   Однако время шло, а никто к ней в комнату не стучался. Пропел самый первый и нетерпеливый петух, сообщая, что скоро рассвет. Уже забрезжил неясный сумрак на востоке, окрашивая небо из густо-черного в фиолетовый, а затем и в светло-оранжевый цвет.
   «Надо же, - удивилась Наташа. – Держит слово! А я уж придумала черт-те что! Чуть ли не каминной кочергой защищать свою девичью честь собралась! Спи спокойно, Наташа!»   
   И она на удивление быстро заснула. После долгой дороги, обильного ужина с выпивкой и свежего, чистого горного воздуха ей не снился ни один кошмарный сон.

   Мысль о том, что он видел в аэропорту именно Наташу, засела в голове Гюнтера, как заноза в пальце. Как ни старался он себя убедить, что этого не может быть, ничего не выходило. Нет ничего неприятнее, как быть подвешенным в неизвестности. А он сейчас находился именно в таком неопределенном состоянии.
   «Много бы я дал, - думал Гюнтер, ворочаясь в постели курортной квартиры, - чтобы узнать правду. Но кто мне её скажет? Натали? Но я не знаю даже, где она! Полиция? Но какое право имею, чтобы искать незнакомую женщину, к тому же иностранку. Права была Наташа: именно брак даёт гарантии того, что мы никогда не разлучимся и не потеряем друг друга!»
   Он включил торшер и посмотрел на часы. Три часа ночи. Гюнтер, чтобы хоть немного отвлечься от тягостных мыслей, взял книгу, которую захватил с собой и попытался читать.
    «Если вы исключите невозможное, то, что останется, и будет правдой, сколько бы невероятной она не казалась», - прочитал он и задумался.
    - Интересно, - проговорил он вслух и отбросил книгу на постель. – А почему я считаю невозможным, что Натали может сюда приехать? Ведь, эта квартира куплена именно ею! И вполне возможно, что она захочет посмотреть её вновь. Или приехать сюда на каникулы.
    «Значит, так, - подытожил он. – Вовсе не исключаю, что Натали прилетела в Черногорию, и что именно её видел я вчера в аэропорту. Жаль, что не проследил за машиной, которая её повезла! Стоп! Я же запомнил номер той шикарной тачки, что увезла их в неизвестном направлении! Так что, не всё потеряно!
   И хотя это размышление не приблизило к истине, теперь он знал, что видел в аэропорту именно Наташу.

   Нетерпение охватило Виктора после телефонного разговора с Владо. Он был почти уверен, что друг от него что-то скрывает. И этим «что-то» была для него, конечно, Наташа. Он метался по шикарному номеру отеля и не находил места для успокоения. Писатель не понимал, что случилось, почему он вдруг так страстно захотел увидеть Наташу.
  «Неужели так сильно влюбился? – недоумевал он. – На старости лет? Значит, любовь существует не только в моих романах?»
   Но, чем больше он мучился в поиске ответа на поставленные самим вопросы, тем сильнее его тянуло к Наташе. И он решился:
   «Надо ехать к Владо -  лишь у него я могу найти ключ к разгадке. Только вот где он?  В Подгорице, как сказал? Но я не знаю его адрес. В поместье? Верно! Именно там он укрывает мою Наташу от жены и семьи!»
   Как только Виктор принял решение, ему сразу стало легче. Исчезли страхи, ревность и сомнения. Он перестал анализировать и выяснять отношения с Наташей. И окончательно поверил, что любит только её одну.
   Он заказал такси, быстро собрал необходимые вещи и уже собирался выйти из номера, как зазвонил телефон.
    - Алло! – раздался знакомый, с игривыми интонациями, голос в трубке. – Ты 
уже проснулся?
   «Надо же, - разволновался писатель. – Не успел уйти всего на какое-то мгновение: у неё интуиция, как у меня писательский талант».
   - Ещё лежу в постели.
   - А вот и неправда, - не поверила Ирина. – Уверена, что ты точишь ножи, чтобы лететь к своей ненаглядной.
   - Откуда тебе известно?
   - Чтобы удержать мужчину, надо заставить его лишь чуть-чуть поревновать. А тебя Натали с этим Владо опустила так, что ты готов рвать и метать, лишь бы снова оказаться вместе с нею.
   - Ты всего лишь завидуешь подруге, - возразил Виктор. – Наташа – самая честная и преданная женщина, какую я встречал в жизни.
   В трубке раздался ироничный смех, но продолжался он лишь несколько секунд. Затем Ирина, с нескрываемым сарказмом, проговорила:
   - Блажен, кто верует. Не буду говорить о Наташе ничего плохого: скоро сам всё увидишь.
   - Не увижу: я просто её люблю.
   - Вот это новость! – не поверила Ирина. – Ты это серьезно?!
   - Вполне.
   - И ты еще веришь в любовь? По-моему, она похожа на привидение – все о ней говорят, но мало кто её видел.
   - А видеть ничего не надо. Нужно чувствовать. Сердцем.
   - Эка, тебя развезло! – удивилась Ирина. – Ну, ладно: в таком случае езжай. Я тебе помогу: Наташа сейчас в поместье у твоего друга-черногорца.
   - Назови адрес? – сдавленным голосом попросил писатель.
   - Мой шофер тебя довезет. Машина уже стоит у отеля: тебя дожидается.
   - Спасибо за заботу, - мрачно поблагодарил Виктор.
   - Не за что. Только две просьбы. Когда убедишься, что Натали не с тобой, а с другом, не вешайся и не стреляйся: ты еще очень многим нужен. И вторая – приезжай назад, в этот же отель: я найду, чем тебя утешить - на моей подруге свет клином не сошелся.
   Виктор бросил трубку телефона и, схватив сумку, помчался туда, где должна была решиться его дальнейшая судьба.

   Давно Наташа не чувствовала себя такой счастливой и беззаботной. Утром она спала дольше обычного, и её разбудил только стук в дверь. В спальню буквально влетела Люда и скомандовала бодрым голосом:
   - Вставай, лежебока: всё проспишь. Здесь мы с тобой поменялись ролями: теперь я тебя буду будить по утрам.
   - А почему ты так рано проснулась? Заболела?
   - Что ты: я здорова, как бык. Меня дядя Владо на лошади по поместью катал!
   - Ужас! Ты могла разбиться!
   - Не-а. Он такой сильный и ловкий: коня на скаку остановит. И потом его здесь все слушаются: и люди, и звери.
   «Да, - подумала Наташа. – Надо срочно подниматься, иначе мою Люду еще куда-нибудь занесет».
   Наташа встала, прошла в ванную и скоро вернулась. Затем вместе с дочерью прошла в зал, где они вчера так интересно провели время. Здесь их уже ждал сервированный на две персоны стол и чопорный Богик.
   - А разве хозяин не будет завтракать? – спросила Наташа.
   - Нет, он уехал в Подгорицу. У него срочные дела. Но поместье в вашем распоряжении. Сейчас у вас завтрак, а потом осмотр владений и культурная программа.    
   Завтрак был настолько обилен, сытен и вкусен, что Наташа с подозрением осмотрела свою фигуру: ей казалось, что она стала полнеть.
   Но управляющий улыбнулся гостье и заверил:
   - Можете не волноваться: с этой еды вы не располнеете. Видите, какие черногорцы  стройные?
   - Да, - удивилась Наташа, поглядев на Богика. – В самом деле, вы – высоки и худы.
   - Это потому, что мы едим много мяса молодых барашков, козьего сыра, овощей и пьем вдоволь сухого красного вина.
   - Нет, мне столько не выпить! – улыбнулась Наташа. И поинтересовалась: - А я могу, как и Люда, поехать верхом на лошади?
   - Без проблем! У Владо конюшня прекрасных жеребцов. Но для вас сначала мы выберем самую тихую и покорную кобылу.
   «Ну вот, - подумала Наташа. – Мне уже и кобылу подобрали. Не намёк ли это на то, что и я, как эта лошадь, должна быть в доме Владо тиха и покорна?»
   Но она тут же отбросила крамольную мысль прочь: так тихо, красиво и безмятежно было всё вокруг. И в этой красоте, изобилии, уюте ни о каких проблемах и заботах думать не хотелось.

   Ирина отправила Виктора по нужному адресу, но сама тоже решила поучаствовать в великих событиях, которые наверняка должны развернуться в поместье Владо. Особенно к этому подтолкнула то, как Виктор прореагировал на просьбу. Она-то хотела сделать, как лучше, а он не дослушал и бросил трубку.
   «Так со мной ещё никто не поступал! – негодовала женщина. – И это после того, как он прикатил за мой счет, разместился в лучшем отеле и еще даром получил адрес своей любовницы! Этого я не прощу!»
   Она собиралась с мужем в экскурсию по побережью, но теперь раздумала. И заявила ему первое, что пришло в голову:
   - Прокачусь-ка я лучше к своей подруге Наташке – она тоже здесь отдыхает у нового любовника. Ты меня отпустишь?
   - Конечно, - моментально согласился муж. Он уже тоскливо представлял, как в поездке жена будет запрещать ему пить любимое пиво, и был несказанно рад неожиданной свободе.
   Ирина подняла трубку и заказала такси до поместья.
   «Так даже лучше, - решила она. – Застану эту троицу врасплох: они, конечно, и предположить не могут, что я нагряну с инспекционной проверкой! Мы же друзья, а дружба – это когда можно ни с того, ни с сего приехать к человеку и поселиться у него».
   Когда нам удается обмануть других, они кажутся дураками, которых обманули исключительно мы. Стоит этим самым другим проделать то же самое с нами, как мы приписываем их заслуги исключительно судьбе и случаю. Так и Ирина самодовольно ухмылялась в машине, мчащей её в поместье: она считала, что обвела всех вокруг пальца. Особенно радовало, что она увидит, как расстроится подруга, когда вокруг неё соберутся  все любовники сразу. 

   Гюнтер был в лихорадочном поиске: пытался узнать владельца машины, номер которой запомнил в аэропорту. Но никто не хотел выдавать иностранцу тайну частной жизни гражданина Черногории.
   Однако тот, кто чего-то сильно захочет, всегда может добиться результата. И Гюнтер получил необходимую информацию. Ему пришлось воспользоваться Интернетом.
   Он включил ноутбук, с которым, как банковский служащий, никогда не расставался, и вошел в систему поиска. Сначала, по номеру черногорской машины, узнал фамилию владельца. Затем «посетил» сайт Владо Стефана. И узнал о нем много интересного.
   Гюнтер долго сидел за столом в квартире курортного города Улцинь и внимательно изучал свою добычу.
   - Богатый и влиятельный черногорец. Имеет квартиру в Подгорице и поместье в курортной зоне республики.
   Но при чем здесь Наташа? Или она, как и со мной, познакомилась с ним через брачное агентство?
   Эта фраза, произнесенная им самим, неприятно резанула слух. Сразу заколотилось сердце и испортилось настроение. И то верно: быть обманутым, да еще в таком деле, как брачный договор, какой-то аферисткой, не хочет ни один мужчина. В Гюнтере, к тому же, ужаснулся еще и педантичный немец:
   «И я доверил ей столько денег!?  - ужаснулся он, но сразу устыдил себя: - Не надо подозревать фрау, вина которой не доказана! Наташа не давала к этому поводов.  Даже деньги вернула по первому требованию и без вопросов».
   - Нет, - заключил он вслух. – В таком обмане я Наташу подозревать не могу!»
   И тут же получил подтверждение правоты подобного умозаключения, прочитав следующую фразу из досье на сайте Владо Стефана: «Женат. Имеет двоих взрослых детей».
    «Ну вот, - облегченно вздохнул Гюнтер. – А я сомневался! Не может Натали заключить брак с женатым человеком. А именно о законном браке с любимым человеком, как сама говорила, она мечтает.
    Так что же их, в таком случае, может связывать?  Возможно, «Хобби: перевод произведений русских авторов на сербский язык»? Натали – русская, стихи, к примеру, пишет каждый второй человек на земле. Правда, лишь один из миллиона – талантливо, но это детали. А если она - поэтесса, а Стефан её переводчик? Логично. Тогда остается узнать его адрес и – вперед, с песнями!»
    Адрес квартиры и поместья загадочного черногорца Гюнтер узнал с помощью хакера. Это, конечно, стоило денег, и находилось на грани нарушения закона, но он, законопослушный немец, сейчас не обращал на это внимания. У него была цель, и он решил её достичь, во что бы то ни стало.
   «Так. Осталось уточнить последнюю деталь, - потирал от удовлетворения руки Гюнтер. – Куда сначала нагрянуть? На его квартиру в Подгорицу? Но это далеко отсюда, к тому же, надо иметь уважительную причину. А вот поместье – иное дело. Вдоль его границ и прогуляться можно. И выспросить у соседей и работников, что за гости здесь находятся. А там, Наташа, глядишь, и встретимся!»

   Пожалуй, ничто так не располагает к размышлениям о собственной судьбе, как приятное ничегонеделанье. Наташа осмотрела дом, сходила на прогулку по поместью, вдоволь накаталась на лошади, вновь вкусно и сытно поела и, оказалось, что делать ей больше нечего. Она была, по сути, одна в огромном доме, расположенном среди многих гектаров частных владений. К её услугам имелся штат вышколенных слуг. Где-то рядом специально нанятая воспитательница ублажала Люду.
   Но, пожалуй, еще никогда она так остро не чувствовала своё одиночество. Если раньше, в Москве, ей некогда было предаваться праздности и ощущать себя одинокой, то здесь, среди молчаливых величественных гор, погруженных в свои вечные думы, она пала духом. Казалось, вот, наконец, наступил тот момент, когда она всего добилась: отдыхает в роскошном поместье вместе с дочерью, окружена свитой из слуг, её желания беспрекословно выполняются, а чувство у неё такое, будто оказалась в тюрьме.
   «Почему мне так плохо? – размышляла Наташа, сидя у камина в просторном холле дома. – Может, причина в моем занозистом характере и в том, что я не переношу унижений?
   Но Владо меня не унижал. Он даже ничего не потребовал. Известно, что страх одиночества заставляет женщин искать общества мужчин. А еще опасаюсь, что кто-то хочет, чтобы я стала его любовницей. Но ведь так можно и одной остаться! А мне этого очень не хотелось бы!
   Видимо, у меня вздорный характер. Мужчинам это не нравится, женщинам надоедает. Поэтому и Гюнтер, и Виктор не спешат довериться мне. А Ирина просто терпит.
   Значит, надо меняться, пытаться стать другой. Но изменить свой характер невозможно – он уже сформирован? Нет, всё возможно – стоит только сильно захотеть.
   Она попыталась расставить в отношениях с мужчинами всё по полочкам.
   «Гюнтер. Я приняла его за серьезного человека, потому что он сразу, при первом знакомстве, намекнул на женитьбу. Но затем стал водить за нос, называя бесконечные причины, по которым не стоит торопиться. Чего хотя бы стоит его лукавство по поводу ссор с Жанной! Он с ней развёлся и баста! Для серьезного мужчины это достаточное основание, чтобы не поддерживать в дальнейшем никаких отношений. А Гюнтер умудрился под разрыв таких отношений даже забрать остаток денег, который дал на нашу квартиру в Улцине! Я считала его застенчивым и добрым, а он оказался самовлюбленным и закомплексованным холостяком.
    А ведь как хорошо нарисовал нашу судьбу психолог в службе знакомств, куда я обратилась. Гюнтер, мол, после развода с женой находится на грани стресса от одиночества, я – на грани отчаяния, что мне сорок, а семейная жизнь не устроена. Наш брак как раз и заполнит эту душевную пустоту.
   Я внушила себе, что полюбила его. А Гюнтер даже притворяться не стал: вот почему в первую встречу у нас с ним ничего не получилось. Он увидел грустную, в отчаянии женщину, которая согласна на всё, лишь бы вступить в брак. Такой ловелас, как этот немец, конечно, знал, что грустные женщины легко поддаются утешению. Что мне будет приятно показаться в обществе с высоким, атлетически сложенным мужчиной, у которого, кстати, такой престижный «Мерседес».
   Я же увидела тщеславного, затравленного, с по-детски удивленным лицом человека, который вдруг оказался один в гуще жизни. И я его пожалела. С этого всё и началось. А, когда, предложила ему жениться, то, вместо благодарной улыбки, встретила ироничный, неожиданно твердый взгляд циника и ловеласа.
   И поняла, что проиграла. Но самолюбие, уязвлённая гордость, страх оказаться посмешищем знакомых, заставляли меня по-прежнему добиваться брака. Теперь уже я ласкалась к нему и посылала подарки. А Гюнтер принимал всё это так, словно оказывал милость. Оказался корыстным и расчетливым. Требовал отчета за все траты выданной мне суммы, пока не нашел предлог, чтобы забрать её остатки. Он, видимо, забыл те страхи, которые терзали его: за ним ухаживает русская красавица, она добивается его благосклонности. Он интуитивно чувствовал, что я буду рыть землю, только бы не упустить шанс выйти за него замуж.
   Гюнтер понял, что, если держать меня на расстоянии, то всегда можно унизить. Именно поэтому он так долго не соглашался, чтобы я приехала к нему в Женеву. А срок визы, выданной мне на полгода, между тем неуклонно истекал.
   Он знал, что мое унижение вызовет отпор, и я стану бороться за него. Он поставил на верную карту: сделать меня обязанной, чтобы всю оставшуюся жизнь я благодарила его за то, что согласился взять меня в жены. И только случайность могла разрушить его планы.
   Но случайности обычно происходят не тогда, когда должны происходить. Конечно, всем правит случай – знать бы еще, кто правит случаем. Гюнтер этого не знал. А я молилась. Я ходила в церковь в Люберцах, которую недавно открыли. И Пресвятая Дева Мария смилостивилась надо мною: я встретила Владо, и он пригласил меня сюда. Я отключила мобильный телефон, и стала недоступной для Гюнтера. Наши роли поменялись!»
   Наташа вздохнула, но уже не так тяжело, как несколькими минутами раньше, и потянулась к камину, чтобы помешать кочергой дрова. В январе в горах Черногории было довольно прохладно, и тепло от камина, завораживающее пламя огня были, как нельзя, кстати.
   О она принялась вслух подводить итоги мысленных размышлений.
   - Так, - с одним женихом я определилась: пусть побудет в неведении – это отрезвляет. А там будет видно. Теперь возьмемся за другого – Виктора.
   Но она не успела продолжить столь завлекательное размышление. В гостиной появился Богик и доложил:
   - К вам гость. Из России.
   Наташа не успела ничего спросить: в комнату стремительно вошел Виктор.

    Ирина подъехала к поместью Владо, и сразу увидела машину, которую послала Виктору.
   «Прекрасно, - с удовлетворением подумала она. – Один участник захватывающего шоу уже здесь. Представление начинается! Вот повеселимся! Верно сказано: предвидеть – значит, управлять!»
   Такие высокие оценки самой себе и собственному умению предвидеть дальнейшее развитие событий, еще больше подняли дух Ирины. Она вышла из машины и осмотрелась. Поместье располагалось в довольно широкой расщелине гор, одна сторона которой уходила прямо в море, а вторая упиралась в высокое, покрытое соснами и елями плоскогорье. Вокруг зеленели пастбища, усеянные стадами овец, виднелись шпалеры виноградников, фруктовые сады. Поместье было обнесено красивым забором с воротами, у которых дежурил охранник.
   «Видно, этот Владо – богатый человек, - справедливо рассудила она, - раз имеет и поместье, и землю, и содержит охрану. Наташке повезло? Впрочем, не будем опережать события».
   Она собралась пройти к воротам, чтобы узнать, здесь ли Наташа. Дозвониться  до неё не было возможности: видимо, подруга отключила мобильный телефон. Но тут её внимательный глаз усмотрел поодаль еще одну машину и человека, который стоял возле неё.
    «Уж, не тот ли это немец из Швейцарии, с которым она до сих пор тянет непонятную волынку? И «Мерс» подходит по описанию. Пойду, узнаю».
   И она направилась к «Мерседесу», на ходу поправляя на себе кожаный плащ: ей совсем не хотелось выглядеть неопрятно перед иностранцем.
   - Извините, - обратилась она к владельцу машины. – Вы говорите по-русски?
   - Да, - ответил он.
   - Простите за нескромность, но мне кажется, что вы – Гюнтер?
   - Как вы узнали?!
   - Я – Ирина. Лучшая подруга Наташи Ивановой. Вы, случайно, не её ждете?
   - Yes, yes! – от волнения вдруг перешел на английский Гюнтер.   
   - Так она здесь, в поместье, - простодушно проговорила Ирина. – И, насколько я понимаю, не одна.
   - С кем, с кем Натали? – взволнованно воскликнул иностранец.
   «Эка тебя задело! – с досадой подумала Ирина. – За что только эту Наташку так мужики любят? Я, вон, Виктору и денег, и помощь, и постель предлагала, а он всё равно к этой драной козе прибежал! Видно, в самом деле, у мужиков ум отбило! Ладно, мужчины приходят и уходят, но некоторые всё же остаются. Так что не упусти момент!»
   - А вот это – и для меня загадка. Давайте разгадывать её вместе?   

   Наташа нервно сбросила с колен мохеровый плед, которым укрывала ноги, вскочила с уютного мягкого кресла, и сделала шаг навстречу Виктору.
  Первой мыслью, которая сейчас посетила её голову, была о внешнем виде. Наташа заволновалась, как выглядит: в порядке ли прическа и не слишком ли легкомысленный на ней халатик.
   И только потом она упрекнула себя: «Да о чем я думаю? Меня не волнует, как он нашел этот адрес, что заставило меня искать, как ко мне относится. Но я отчаянно боюсь предстать перед Виктором непричесанной. Значит, подсознательно я ждала его? Знала, что найдет и приедет? Значит..,  я его люблю?» 
   Но ответить себе она не успела: Виктор на секунду остановился, затем бросился к Наташе и обнял её. Она не отстранилась, словно чего-то ждала.
   Но вот он отпрянул от женщины и еле слышно прошептал:
   - Я так страдал без тебя!
   - Я тоже, - неожиданно для себя проговорила Наташа. Она даже не успела сообразить, откуда, кто произнес за неё эти странные слова. Хотела что-то прояснить, сказать, что просто соскучилась, но не успела.
   - К вам новые гости, - доложил, появившись в гостиной, управляющий поместьем.
   - И тоже – из России? – скорее пошутила, чем сказала это всерьез, Наташа.
   - Не только. Дом Владо ожил, как только вы к нам приехали.
   - Лучше бы он не оживал, - тихо произнес Виктор.
   Но Наташа уже прошла к столу, возле которого стала, опершись на его край рукой, видимо, чтобы не упасть от неожиданности, и медленно проговорила:
   - Ну, что ж – проси.
   Она приготовилась к любым сюрпризам. Ожидала увидеть, кого угодно. Но, как обычно бывает в жизни, наши ожидания редко совпадают с реальностью. В гостиную торжественно, как английская королева на прием, прошествовала Ирина. Она быстро окинула взглядом огромный зал, увешенный гобеленами, как в старинном замке, и, не менее торжественно, официальным тоном сказала:
   - Надеюсь, ваше величество соизволит принять старую подругу?
   - Ирка? - Не поверила своим глазам Наташа. – Как ты меня нашла?
   - Так же, как и другие, - ответила подруга и показала глазами на писателя. – Как Виктор, например.
   Наташа не стала больше тянуть волынку с выяснением никому не нужных обстоятельств и бросилась к Ирине, чтобы обнять её. Так они простояли несколько мгновений. Затем Наташа спохватилась и воскликнула:
   - Что же это я? Гостей баснями не кормят!
   И хотела взять со стола колокольчик, чтобы вызвать управляющего и распорядиться об обеде. Но подруга остановила её.
   - Подожди секунду. Я, конечно, от еды и выпивки не откажусь: у меня на этом море зверский аппетит появился. Но сначала сюрприз – ты же их любишь?
   - Нет, - твердо отрезала Наташа. – Сюрпризов с меня сегодня хватит. И, вообще, самая лучшая новость – это отсутствие новостей.
   - От моего даже ты не откажешься, - невозмутимо сказала подруга. – Хоть ты теперь и помещица с аристократкой в одном лице, распоряжаешься в крутом поместье, имеешь слуг и так далее, но, на правах лучшей подруги я имею право кое-что тебе предложить.
   И, подойдя к дверям, она широко распахнула резные створки:
   -  Гюнтер, входи!
   В гостиную, смущаясь, вошел Гюнтер. Он посмотрел на Наташу и кротко улыбнулся. Но ей было не до ответных улыбок. Вот теперь ей как раз пригодился бы стол, на который можно опереться, чтобы не упасть. От волнения, неожиданности и  страха она побледнела, затем покраснела, словно её уличили в чем-то гадком, и буквально выдавила из себя всего одно слово:
   - Ты?
   - Надеюсь, нас познакомят? – стал проявлять беспокойство, увидев чужого мужчину и невольно заподозрив в нем соперника, произнес Виктор.
   - Конечно, - засмеялась Ирина. – Знакомьтесь. Натали – свободная женщина, которая еще не знает, что, чем больше любовников, тем больше разочарований. Виктор – знаменитый русский писатель, которого угораздило стать любовником свободной женщины. Гюнтер – иностранец, потому что в любви учился  на своих ошибках, но его обошли те, кто учился по книгам и стал писать.   
   - И, наконец, - опередила язвительную подругу Наташа, - Ирина: особа, которая постоянно ищет любовников.
   - Браво! – воскликнула Ирина. – Очень точное определение. Но я верна мужу, хотя он – это то, что осталось от моего бывшего любовника после удаления нерва. А теперь, после столь близкого знакомства, когда мы стали почти родственниками, пожалуй, пора и перекусить. Зови слугу, Натали!
   Но Наташе и на этот раз не удалось воспользоваться колокольчиком. В гостиную вошли Владо и Люда.
   - О! – воскликнула Ирина. – Люду я, конечно, знаю. А вот новый мужчина… Натали, представь нам гостя.
   - А я не гость, - сказал Владо. – Я хозяин этого поместья. Так, Людочка?
   - Правда, мамочка, - посмотрела влюбленными глазами на Владо Люда. – Он  сегодня катал меня на лошадке. Так прикольно: не надо париться, чтобы что-то делать – кобыла сама тебя возит!
   В другой раз Наташа,  несомненно, поправила бы дочь и сделала замечание. Но сейчас ей было не до внушений Люде. Она стояла с пунцово-красным от напряжения лицом и не знала, что делать. Но, как всегда бывает в напряженных моментах, которые случаются с взрослыми людьми, бразды правления взял подросток. Люда подбежала к матери и, заглядывая ей в глаза, спросила:
   - Мам, давай не будем разлучаться с дядей Владо? Пусть он будет моим папой!
   Владо подошел к Люде, поцеловал в румяную щечку и печально произнес:   
   - К сожалению, моя девочка, это невозможно. Я женат, и у меня уже есть дети. Но сюда, в поместье, ты можешь приезжать отдыхать, когда захочешь.
   С детским простодушием Люда указала на Виктора и Гюнтера:
   - Тогда давай выберем папу из этих двух дядей!
   - А, и правда, подруга - воскликнула Ирина. – Тебе пора давно определиться. Не век же водить за нос холостых мужиков!
   Но Наташа молчала. Она стояла, как изваяние, с белым, каменным от напряжения лицом и была не в силах произнести ни слова. Но за нее это сделала дочь. Она внимательно посмотрела на Виктора и Гюнтера. Затем подошла к писателю и уверенно проговорила:
   - Я хочу, чтобы мы жили с этим дядей. Мы вернемся в Люберцы и заживем с бабушкой и собачкой Другом. Да, мама?
   Она взяла Виктора за руку и подвела к матери.
   Общее молчание нарушила Ирина:
   - Ну что, Натали? - произнесла Ирина. – Подтверждаешь выбор дочери?
   Наташа ничего не ответила, только еще ниже опустила голову.
   Ирина взяла Наташу под руку и отвела в сторону.
   - Ну вот, - тихо сказала она, - всё и кончилось: ты определилась с мужем. Виктор – мужчина, что надо.
   - Я его, конечно, люблю, – прошептала Наташа.
   - Да, Наташка! – завершила сцену Ирина. Любовь не имеет названия. Она или есть, или её нет. Всё остальное – от лукавого.
   За окнами, высоко в горах, мелькнул сильный луч солнца: день обещал быть спокойным и ярким.

 
Член Союза писателей России с 1990 г,
Член Союза журналистов России,
Заслуженный работник РФ.
Автор романов «Мафия бессмертна», «Ближняя дача», «Бардак», переведенных на сербский, украинский, грузинский языки.