Зелёная травинка

     Не успел Володька Цветков перешагнуть через порог родного РОВД, как из-за огромного стекла дежурной части его окликнул оперативный дежурный. Володька со вздохом вошёл в дежурку и взял протянутый ему лист бумаги. Корявым торопливым почерком дежурного было оформлено сообщение от «Скорой помощи» о том, что ночью в ЦРБ был доставлен гр. Николаев с проникающим огнестрельным ранением в живот. На углу сообщения красовалась виза начальника «Цветкову В.С.», из чего следовало, что в сейфе В.С. Цветкова, старшего оперуполномоченного уголовного розыска, к уже хранящимся там «головным болям» может прибавиться ещё одна.
   Володька вопросительно взглянул на дежурного:
     - Материалы давай!
     - Нет пока никаких материалов, оперативно-следственная группа ночью не выезжала, - пояснил дежурный.
     - Почему? – возмутился Володька.
     - Понимаешь, - стал оправдываться дежурный, - «Скорая» его ночью на дороге подобрала. Случайные люди проезжали, увидели, вызвали.
     - А сейчас он где?
     - В больнице, его уже прооперировали, пулю достали. Пока живой…

   Володька помчался в больницу, зная, насколько важно было сейчас поговорить с пострадавшим, уяснить от него суть происшедшего. Что произошло – пьяная разборка или намеренное покушение на убийство? Пока оставалось только гадать.
   Сорвав с вешалки в «приёмном покое» кургузый халатик, давно утративший право считаться белым, Володька набросил его на одно плечо и по гулкому коридору потопал в хирургическое отделение. Знакомая медсестра кивнула ему на дверь в ординаторскую, которую Володька распахнул без стука как всякий уважающий себя опер. Зажатая подмышкой чёрная папка с вечно зажёвывающей уголки бумаг «молнией» была и его удостоверением, и пропуском в мир, куда простым смертным  вход был воспрещён.
   В ординаторской вкусно пахло чёрным кофе, коньяком и вполне приличными сигаретами. Две мужские фигуры в белом склонились над журнальным столиком, напряженно обдумывая ситуацию на шахматной доске.
     - Привет коновалам! – бодро поприветствовал врачей Володька.
     - Рано пришёл, - не поднимая головы, отпарировал Сергей Петров, сосед Володьки по дому, - ментам обрезание мы после обеда делаем!
   После короткой пикировки между хирургами и сыщиком установился деловой консенсус, из которого Володька уяснил, что пациент жив, находится в сознании, и с ним, в порядке исключения, можно поговорить. Относительно перспектив выздоровления Сергей пожал плечами и многозначительно взглянул на потолок, мол, на всё - воля Божья.
     - Мы сделали всё, что могли, но возможность сепсиса я не исключаю, - пояснил он и достал из кармана халата тёмный шарик.
   Володька ощутил в руке тёплую тяжесть круглой свинцовой пули.  «Шестнадцатый калибр, кажется…» - мелькнула мысль.
   Пообещав оформить изъятие пули протоколом, Володька пошёл в указанную палату. В дверях палаты он столкнулся с высоким молодым парнем, бережно выносящим в коридор свою забинтованную по локоть руку. Сыщицкое чутье мгновенно подсказало Володьке, что с парнем надо поговорить. Возможно, своим соседям по палате Николаев рассказал что-то такое, чего никогда не скажет ему, менту.
   Володька спустился вслед за парнем в курилку, устроенную на лестничной площадке между первым и вторым этажами, но ничего толкового не выведал. Со слов парня, «стреляный» ни на какие вопросы соседей не отвечал, и его быстро оставили в покое.
Войдя в палату, Володька окинул её взглядом. Шесть коек, из которых три аккуратно заправлены. Одна койка разбросана, смята, на двух лежали больные.
     - Кто из вас Николаев? – поинтересовался сыщик. Небритый мужик лет сорока нехотя повернул к нему лицо:
     - Ну, я…
     - Я из милиции! – объявил Володька и подставил поближе единственный шаткий стул.

   Он убил целый час, но ничего не выяснил. Николаев не знал, кто выстрелил в него тёмной августовской ночью на глухой просёлочной дороге. Более того, он явно уклонялся от вразумительного ответа, как он сам оказался там, в трёх километрах от своей деревни на дороге, ведущей в окраинную деревушку Звонцы. Со слов страдальца, он шёл туда к своей зазнобе.
   Володька бывал в Звонцах не раз; там, кроме «божьих одуванчиков» преклонных лет, действительно обитали несколько относительно молодых доярок, однако все они были семейными и шаловливыми нравами не отличались. На нескромный вопрос Володьки Николаев усмехнулся:
     - Так я тебе и сказал! Опозорить бабу хочешь?
   Небритая физиономия «кавалера» явно противоречила выдвинутой версии. Записав показания Николаева в протокол допроса, Володька направился в «приёмный покой», где осмотрел одежду пациента. Замызганная, давно не стиранная рубашка в крупную синюю клетку с дыркой и огромным, ещё не успевшим просохнуть, кровавым пятном на весь живот. Простецкие рабочие брюки с потёком крови спереди. Но цепкий глаз опера выхватил одну деталь: на брюках отсутствовал верхний крючок-застёжка и самая верхняя пуговица гульфика. Вероятно, они были оборваны давно, поскольку на ткани никаких следов их недавнего присутствия не наблюдалось. Но ходить в расстёгнутых сверху штанах было нельзя, они неизбежно будут сползать. Проблему легко мог решить ремень, но… его не было.
Володька перерыл весь узел, проверил все карманы и даже рукава обтерханной фуфайки – ремня не было. Вряд ли на такое «добро» мог позариться кто-либо из медицинской братии.

   Вернувшись в отдел, Володька направился в кабинет к следователям, где выяснил, что уголовное дело по Николаеву будет вести Костя Ивакин, добродушный весёлый толстячок, уже третий год ожидающий присвоения звания майора. Костя имел неплохие показатели по службе, но при этом регулярно попадал в нелицеприятные жизненные переплёты, на которое областное начальство смотрело сквозь нахмуренные брови. Костя забрал у Володьки протокол допроса, поблагодарив опера за то, что тот выполнил его работу.
   Володька выпросил на полчаса дежурный УАЗик и помчался по ухабистому большаку вглубь района. Через десяток километров, свернув на просёлок, он доехал до Семёнихи, где жил Николаев и отпустил машину обратно. Словоохотливая бабуля показала ему покосившуюся старую избу, где около года назад поселился невесть откуда приблудившийся Николаев. Деревня не любила пришельцев, встречала их настороженно, но на ферме нужен был пастух. Николаев работал исправно и даже после праздников выгонял скотину вовремя, чем заслужил одобрение баб и скрытое презрение за такое «штрейкбрехерство» со стороны пьющих мужиков.
Осмотр избы показал, что была у Николаева и кое-какая приличная одежонка, а значит, не в гости шёл в рабочей одежде пастух промозглой августовской ночью.

   Не найдя в избе ничего более интересного, Володька направился по дороге в сторону Звонцов. Ещё в больнице он успел выведать, где именно подобрала раненого «скорая».
Изрядно пропетляв по лесу, дорога вывела его на открытое место. Здесь просёлок отрезал от большого скошенного поля изрядный кусок, который шелестел ещё не скошенным, сочным голубоватым овсом. Володька шёл по автомобильным следам, четко отпечатавшимся в пыли, вдоль густой ровной стенки овса. Вот следы «скорой помощи», а вот след мотоцикла. Найдя место разворота «скорой помощи» и многочисленные следы ног, Володька понял, что именно здесь был подобран Николаев и внимательно осмотрелся. Наконец-то появилась возможность реально оценить обстановку и поразмышлять.
   Сыщик никогда не был охотником, но знал, что удалённое овсяное поле – лакомая приманка для медведей и кабанов. Поэтому нельзя было исключать версию, что Николаев стал жертвой «ошибки» кого-то из охотников. Но смущало другое. С противоположной от дороги стороны поле завершалось мелколесьем. Если охотник скрывался в окраинных кустах, то до дороги более ста метров. В сумерках на таком расстоянии разглядеть что-либо невозможно, да и стрелять из ружья с такой дистанции ни один охотник не станет. Так неужели охотник сам шёл по ночному полю, скрадывая зверя? Невероятно, это же равносильно самоубийству! Раненый кабан или медведь и ружье перезарядить не дадут, и сами в темноте не промахнутся…

   И тут Володька заметил едва видную в ровных волнах овса промятую стёжку, ведущую к лесу. Он шагнул в овёс, присел, разглядывая отпечатавшиеся следы, вспомнил стоптанные кирзачи Николаева под лавкой в «приёмном покое»…
   Значит, не факт, что подстрелили Николаева на дороге. Возможно он, будучи раненым в другом месте, вышел сюда сам. Володька шёл и шёл по извилистой стёжке, пока не наткнулся на брошенную в овсе старенькую одностволку, брючной ремень и небольшой подсумок. Он осмотрел подсумок – патроны шестнадцатого калибра с круглыми пулями. Такой же патрон был в стволе ружья.
   Подобрав находки, сыщик осторожно двинулся дальше. Он шёл, зорко вглядываясь под ноги, пока не вышел на ту же дорогу. Теперь не оставалось сомнений в том, что пастух на поле скрадывал зверя. С точки зрения безопасности эта затея была полным безумием, если учесть, что в руках охотника была допотопная одностволка, а не автомат с тридцатью патронами. Можно было только поражаться такой «безбашенной» отваге пастуха!
   Володька вернулся к тому месту, где он обнаружил ружье. Где-то рядом сегодня ночью прятался второй охотник, который точно загнал пулю в показавшийся на овсах силуэт. Конечно, рост человека значительно превышает рост кабана, но если пастух крался по полю, пригибаясь, то ошибиться совсем несложно.
   Засидку охотника Володька нашёл быстро, она была метрах в тридцати, в кустах на краю поля. Но если подстреленный пастух бросил в поле свое ружье и амуницию, то неведомый охотник не оставил сыщику ничего. След его дошёл лишь до ручья в лесной ложбинке и…

   Следующие два дня группа ментов дом за домом «отрабатывала» окрестные деревни, проверяя всех охотников, как зарегистрированных, так и «чёрных браконьеров». Проверяли алиби, осматривали оружие и боеприпасы. Изымали плохо припрятанные незарегистрированные ружья. Тщательно обнюхивали стволы, ведь охотничий сезон ещё не открылся, а свежий запах пороха чувствуется сразу.
   На третий день утром злой и невыспавшийся Володька принес Косте Ивакину очередную пачку протоколов – никчемной бумаги, не содержащей никакой полезной информации.
     - Всё, Костя, похоже, глухарь зависает, - уныло объявил он следователю, - полрайона прочесали, проверили весь легальный и нелегальный шестнадцатый калибр – без толку!
     - А почему только шестнадцатый? – поинтересовался Ивакин.
     - Товарищ капитан, - вложил максимум сарказма в свой ответ Володька, - смею вам напомнить, что из брюшной полости потерпевшего Николаева была извлечена пуля шестнадцатого калибра!
      - Товарищ старший лейтенант, - невозмутимо отпарировал «следак», сложив ручки на пухленьком животике, - а ведомо ли вам, что охотники нередко стреляют пулями меньшего калибра, чем калибр стволов? Это называется «стрелять подкалиберными пулями».
   Обалдевший от такой информации сыщик около минуты сидел, не в силах вымолвить ни слова. Наконец, его прорвало:
     - Ну и сволочь ты, Ивакин! Мы пашем, пашем – а всё впустую. Теперь, значит, всё по-новой…
     - Вовчик, извини, но я же не знал, что ты двенадцатый калибр не проверяешь!

   Теперь круг проверки значительно расширился. Оказалось, что ружей двенадцатого калибра на учёте вдвое больше, чем шестнадцатого. Группа работала почти круглосуточно, ведь через три дня – открытие охоты. В Петровке оставалось проверить несколько человек, среди которых – Валера Буров…
   Валерка ещё полгода назад был сержантом милиции и помощником оперативного дежурного. Он был неплохим служакой, не ущемлённым на голову. Володька дважды брал его в сложные, розыскные командировки и видел у парня задатки к сыскному делу.
То ли сам Валерка глупо подставился, то ли коллеги помогли, но вылетел он со службы «за употребление… в служебное время». Сам Валерка говорил, что подстава была организована, чтобы на его место пропихнуть нужного парня с «гражданки».
Вот теперь Володька решил, что к Бурову надо идти ему самому. Тем более что тянулась за Валеркой слава удачливого «чёрного стрелка», который охотится, не признавая сезонов, круглый год и бьет всё, что шевелится.

   Изба у Бурова новая, добротная, просторная. Постучал Володька в окно, а сам скорее в сени – осмотреть втихую, пока хозяин не вышел. Что ищут менты – вся округа знала, сарафанное радио на селе исправно работает.
   Поздоровались, посидели на крыльце, покурили, поговорили ни о чем, пока Буров сам не спросил:
     - Оружие проверять будешь?
     - Верно, Валера, буду! У тебя всегда соображалка правильно работала.
   Зашли в комнату. Буров показал на металлический ящик у стены. Володька потрогал его, попытался качнуть.
     - Обижаешь, начальник, - усмехнулся Буров, - привинчено к стене, как положено.
     - Открой, - попросил сыщик. Валерка открыл ключом ящик, но ружья там не было. Перехватив удивленный взгляд Володьки, он потянулся на полати за печкой и достал уложенное в чехол ружьё.
     - Почему не в ящике, охотился, что ли? – чужим официальным голосом спросил Володька. Буров почувствовал эту отчужденность:
     - Ружьё с весенней охоты лежит, и сейчас стрелять ещё не сезон. А что не в ящике храню – так составляй протокол, штрафуй, если хочешь!
   Оставив без внимания обидную реплику насчет штрафа, Володька распорядился:
     - Показывай ружьё!
   Валерка медленно расстегнул чехол и вытянул из него спаренный ствол. Он протянул ствол Володьке, и в этот момент сыщик заметил, что на противоположном, дульном конце ствола возле самой мушки каким-то чудом зацепилась совсем свежая, зелёная чешуйка от колоска лугового мятлика.
     «Ружьё с весенней охоты лежит…» - мелькнули в голове слова Бурова. Валерка тоже увидел ту злосчастную травинку – сыщик перехватил его взгляд.
   Володька, пристально глядя в глаза Бурову, медленно тянул к себе ствол, зная, что Буров не отпустит его, пока не снимет ту зелёную былинку. И действительно, когда ствол выскользнул из валеркиной руки, травинки на нём уже не было. От ствола так несло тухлым запахом пороха, что обсуждать это уже не имело смысла.

   Они долго сидели молча. Наконец, Володька не выдержал:
     - Ты почему убежал?
   Валерка, помолчав немного, выдохнул:
     - Струсил!
Он достал сигарету, щёлкнул зажигалкой и глубоко затянулся:
     - Я знал, что он живой. Он сначала вскрикнул, а потом материться начал. Думаю, раз матерится, значит, жить будет. Но зачем он, идиот, по овсам-то полз?! Я так и думал, что кабан.
     - А сам как умудряешься так метко в темноте стрелять?
     - Я прицельную планку мелом натираю. Ты меня арестуешь? – вдруг неожиданно спросил Буров.
     - Я тебя не колол, значит, ты сам… Садись, пиши явку с повинной!
     - А травинку- то ты приметил!
     - Приметил, Валера, приметил… 
   Володька бережно упрятал ствол в ружейный чехол, собрал и выложил на стол находившиеся в оружейном ящике коробочки с патронами. Затем сыщик достал из папки два чистых листа бумаги с мятыми уголками, один – протянул Бурову, а на втором старательно надписал: «Протокол добровольной выдачи...»