Палата номер 16. Ч. 8

После обхода в палату вошёл бравый сержант, сияющий начищенным металлом бляхи, значками и застенчивой улыбкой.

– Сынок! – воскликнула Алёна, чуть не уронив ноутбук.

– Вот тебе и молодуха, – одобрила Федотовна.

Парень, стесняясь проявления эмоций, пробурчал, приглушая звук:

– Вот, отслужил, мать. А ты тут разлёживаешься. Это самое, давай, домой собирайся. Я с врачом поговорил, завтра тебя выпишут. На домашний режим.

– Хорошо, сынок, – только и смогла ответить Алёна, разглядывая влюблёнными глазами парня. – Возмужал, будто и не ты.

– Я, я, – усмехнулся сержант. – Не сомневайся. Пойду, друзей повидаю. А завтра в одиннадцать заеду с Митькой, заберу тебя.

– Хорошо, сынок, – кивнула Алёна.

– Выздоравливайте, матери! – парень махнул рукой у козырька фуражки и вышел.

– Твой? – задала Федотовна самый подходящий к случаю вопрос.

Счастливая Алёна кивнула:

– Слава Богу, не воюем ни с кем. Полтора года, как денёк. Ночи, все пятьсот пятьдесят, наперечёт помню, а дни, будто и не замечала.

– Красавец, – одобрила Семёновна. – Да и заботливый, видать. Вон, первым делом к врачу сходил. А моя дочка далеко живёт. Давно не навещала. Дети, работа. Не до меня ей. Наверно, и не знает, что я в больнице.

– Мой тоже, – вздохнула Петровна. – Носит его по белу свету. Ни семьи, ни дома постоянного. И внуков я, наверное, уже не дождусь.

– А у меня никого, – сухо произнесла Федотовна, – кроме вас, девоньки.

Этой фразой партизанка подвела черту разговору. Больше никто не решился вспоминать о своих нерадивых наследниках.

*** 

«Как вы понимаете, Андрей Иванович ни сном, ни духом не знал о сложностях, с которыми столкнулся агент Дюрасел.

Его дело было вручить Кулькову плотный конверт с купюрами и передать оформленную женой  доверенность на проведение необходимых мероприятий. Следующее посещение деревни планировалось уже в качестве супруга законной собственницы.

Надо ли напоминать читателю о том, что все российские государственные чиновники – голь перекатная. Прихлебатели и приживалки при супругах и детях – крупных и средних предпринимателях, землевладельцах и держателях контрольных и не очень пакетов акций.

Не исключение и наш проректор. Если бы его жена Анна решила развестись, то делить было бы нечего. Всё принадлежало ей и Инессе Викторовне. Вот детей Бог не дал. И ушёл бы Малышкин из несвоей квартиры пешком, с одним комплектом белья в полиэтиленовом пакетике с надписью «Россия – чемпион», выпущенном в честь победы нашей сборной в пляжном футболе.

Вот и участок в деревне оформлялся на Анну Малышкину. Она, соответственно, и должна была стать законной его собственницей. И от неё получил Дюрасел доверенность на проведение операций. И конверт, сильно похудевший при встрече с Кульковым, она передала. Правда, деньги на расходы выдал Андрей Иванович, но эта деталь не очень существенна.

Итак, за оформление юридической стороны взялся самый испытанный боец, бывший Глава земельного комитета.

Сторона же фактическая, то есть очистка территории от хлама и строений и подготовка к строительству будущей усадьбы, лежала на Дюраселе. Обычно агент звонил приятелю по кличке Бетон, владельцу небольшого парка всевозможной строительной и сельскохозяйственной техники. Ставил ему задачу, выслушивал и согласовывал цену за услуги и забывал о разговоре до звонка с докладом о выполнении работ.

Но это обычно. В этот раз и здесь с самого начала работ начались косяки.

Надёжный немецкий трактор со всевозможными приспособами сломался, как только подъехал к первому из пустующих домов. Ни разу за пять лет работы даже не чихнул, а тут затих, как умерший, и всё. Никакие попытки всех окрестных Кулибиных трактор не оживили.

Ладно. Пригнали бульдозер. Абсолютно трезвый машинист на ходу вывалился из кабины работающей техники и с криком: «Мама, прости!» сбежал в неизвестном направлении.

Сам Бетон, соответствующий своему прозвищу и морально, и физически, сел на место бульдозериста. Выкрикивая сложные матерные конфигурации, он завалил первый из десятка домов и вдруг потерял сознание.

Потом, лёжа в фельдшерском пункте, Бетон жалобно рассказывал, что в момент наезда на сруб услышал коллективный стон. А из печной трубы, раскрытой двери и двух окон одновременно вылетели клубы почти прозрачного дыма или пара.

И только после этого дом поддался мощной технике, разрушившись до основания.

Но эти клубы не сразу поднялись ввысь, а устремились в кабину бульдозера, пройдя сквозь все наружные отверстия организма Бетона. Вот после этого крепкий предприниматель и потерял сознание.

Придя в себя, он постоянно плакал, вспоминал покойных родителей и порывался немедленно установить им памятник на могилке. Потом попросил тёплого молочка в бутылочке  с сосочкой, пососал немного и заснул с улыбкой на бронзовом от ветра и солнца лице.

Очнувшись, Бетон позвонил Дюраселу и отказался от работы, вежливо объяснив, что очень занят, так как вызвался безвозмездно заготовить дрова ближайшему детскому дому.

Агент видывал всякое. И Бетон иногда даёт трещину. Пришлось подключать тех, без кого не обходится сейчас ни одна крупная стройка в России. Даже олимпийские объекты. То есть узбеков.

Этим хлопцам (без намёков) никакая техника была не нужна.

Бригаду из восьми человек привезли на старенькой девятке. Кроме них, из машинки извлекли восемь ломов, восемь пар рабочих рукавиц и трёхлитровую банку отварного риса.

Они так и лежали в салоне и в багажнике. Слоями: узбек, лом, узбек, лом. И я бы не удивился, если бы нам сообщили, что так они и провели весь путь от Бухары.

– Вперёд, мои доблестные воины! – крикнул им бригадир.

Ну, или что-то аналогичное, на родном языке.

*** 

Клубы пара или дыма вылетали из полуразрушенных домов под ударами бесчувственных работяг, нечувствительных к местному колориту. Мало ли, что там внутри. Шайтан здесь точно не живёт, а всё остальное – не их проблемы.

Узбеки вдыхали пары и тут же выдыхали без последствий для здоровья и психического состояния.

Дома обрушивались, одичавшие деревья и кустарники нещадно вырубались.

Тут же подосланные агентом грузовики вывозили хлам на окраину, где уже горел гигантский костёр.

К концу третьего дня почти все дома на территории будущих владений Анны Малышкиной исчезли с лица деревни. Почти все. Кроме одного.

Один сруб, покрашенный снаружи белой краской, обитый внутри гладенькой обрезной доской, покрытый сверху черепицей, пожалели и рушить не стали. Тем более, что Дюрасел пообещал узбекам много работы на планируемом грандиозном строительстве.

– Можно, мы в этом доме жить будем? – спросил бригадир у агента. – Нас мало-мало, пятьдесят семь человек. Все родственники.

Дюрасел не возражал».



– Вот пока и всё, – сообщила Алёна.

– Как? – буркнула Федотовна. – Ты завтра уедешь, и продолжение не последует?

Повисла тяжёлая пауза.

И только Петровна что-то шептала неслышно:

– Белой краской. Надо же. Совсем как наш.


(продолжение следует)