О верности собачьей

Он вставал и уходил на работу ночью,
Завязав вокруг шеи тёплый шарф
И ботинки зашнуровав крест-накрест.
Он звенел ключами и громко дышал,
Скрипя кожей сумки на плече.
Я не знаю, зачем ему это нужно.
Ночью на улице страшно и сыро
И щекочут асфальт лапками крысы
Пробежки короткие делая между
Гнилыми помойками.
Он ведь не идет сражаться с ними?
Я знаю, ночью из щелей выползают
Крысы и тараканы,
Черной накипью покрывают землю,
Шебурша в тишине хитиновыми лапками.
Я знаю, что они очень хитрые,
Крысы и тараканы,
Большие черные тараканы,
Они будут провожать его
Слушать скрип ботинок,
Затаившись.
И кошки будут просыпаться
И из подвалов светиться.
Чтобы мне не было одиноко
В тёмной и пустой квартире,
Где только из крана иногда
Звонко падает вода
На вилки и ложки с кастрюлями.
Он оставляет мне лампочку.
Маленькую белую лампочку.
Из подзеркального прихожего угла
Сверкает ночной светлячок
Вокруг него белый молочный свет.
Я вспоминаю,  как еще давно
В трех сантиметрах от земли
Врывался в шерстяной живот,
А небо мое было из потрескавшегося дерева
Со странным запахом прели.
Целую темноту мы одни,
ЦелУю темноту запахами и влажным языком.
- Привет, - говорю я лампочке.
Мы снова одни.
Давай полаем, что ли.
А потом он приходил назад,
Всё так же обмотанный тёплым шарфом,
В промокших ботинках с такими родными
Шнурками крест-накрест.
Я радостно кричал, я орал от радости
От притока бешеной энергии
Я хотел броситься на него, свалить
И кататься по пыльному линолеуму.
Что мы и делали.
- Доброй ночи, - подмигнула мне лампочка,
Приблизившись к моим глазам
- Только лаять не надо,
А то ведь там, выше, Сверху,
И там, снизу, слева, и вокруг -
Такие же тёмные комнаты
И такие же чёрные занавешенные зеркала
Не веришь? И там все спят. Все спят...
- Но здесь, здесь же я, я не сплю, и ты не спишь!
- Да, но наша ночная тихая бодрость
Может разбудить их спящие глаза.
Давай просто пошепчем".
Я лёг у его ног,
Я свой солнечный нос на его домашние тапки
Положил и молчал.
И вздохнул глубоко, но не от грусти.
Мы часто так делаем,
Чтобы выгнать весь воздух из легких.
А он все сидел и смотрел
Странные картинки на экране,
И голоса людей кричали
Неразборчивые команды,
А я чуть приоткрыл глаза,
А он чесал и гладил мой живот,
И тараканы с крысами отступали,
Позорно прячась друг за друга,
И хвостами заметали за собой ходы.
Они боялись даже смотреть за ним,
Глазами тихо сверкая,
Коты Баскервилей из прараллельной вселенной.
Потом мы бежали с ним,
Похожим на розового поросенка,
С витками волос
И синими шортами,
В сандалиях на ногах,
Которые едва ли больше моей.
Он кричит высоким голосом,
Голосом
Самого маленького колокола с колокольни
За рекой,
Где плещуются караси и
Мигают глазищами щуки,
А у колокольни
Забора живет
Моя подруга
И три моих сына.
"Это детство!" - крикнул я вдруг,
Заорал хрипящим рыком,
Содрогнулись колокольня и
Трава прижалась к земле,
Такой тёплой сыпучей земле,
А не холодному пыльному паркету,
И я мчался с ним,
И орал, и пугал всех, иногда
Хватая его за руку и слюнявя пальцы.
Часами лежали.
А потом я потягивался, громко
Открывал рот
И смотрел на его чистую музейную кровать
Только на кусочке зеркала бледнеющая
Луна в зеркале слабо светлела.
Задрожало молоко, рябь прошла.