Свитчер - глава 9

11 апреля 2010 года

Кафедральный собор Непорочного зачатия Девы Марии

Москва
 

Если бы кто-нибудь вдруг спросил его, почему ему (ему!) вдруг захотелось исповедаться, причём именно католическому священнику, он вряд ли смог бы дать внятное объяснение. Да и вообще хоть какое-нибудь объяснение. Просто захотелось – и всё.

Да нет, пожалуй, не просто захотелось. Захотелось ему ещё утром, а к середине дня это «хотение» превратилось в совершенно непреодолимое желание. Настолько сильное, что ни его совершенно феноменальная сила воли, ни чудовищной мощности интеллект, ни все наисовременнейшие психотехники, которыми он весьма недурно владел (жизнь заставила) не смогли подавить это желание. Наоборот – оно только усилилось и окрепло. Видимо, Всевышний уж очень этого хотел.

Он был верующим христианином, крещённым в Первой баптистской церкви техасского города Арлингтон (не имеющего никакого отношения ко всемирно знаменитому Арлингтонскому кладбищу, которое находится в другом Арлингтоне – в штате Вирджиния). Причём крещённым по всем правилам, с полным – с головой – погружением в воду в специальной купели во имя Отца, и Сына и Святого Духа. В омерзительно тёплую воду, надо отметить.

Но верить в Бога, доверять Богу и иметь хорошие отношения (да и вообще какие-либо отношения) со Всевышним, как оказалось, три большие разницы. Очень большие разницы. В Бога он верил; собственно, для него это была уже не вера, но знание, которое он мог обосновать с помощью убийственно безупречных логических выводов. Он был абсолютно уверен в истинности как Ветхого, так и Нового завета… вот только истинность эта его не сильно радовала. Точнее, сильно не радовала.

Он был полностью согласен с Марком Твеном, однажды грустно заметившим: «Меня не беспокоят те части Священного писания, которые я не понимаю. Меня беспокоят те, которые я понимаю».  Он не знал, что уж там беспокоило великого американского писателя, но вот его беспокоило то, что, с его (надо отметить, весьма начитанной) точки (или, как он говорил, кочки) зрения, в Библии было слишком много святости и слишком мало человечности. А местами сие произведение (в особенности Новый Завет), вообще воспринималось как манифест суицидального мазохизма. Что он никак не мог принять (хотя понять и даже объяснить мог очень даже неплохо). Что его как раз-таки и беспокоило. Причём весьма основательно.

Именно поэтому он предпочитал не иметь со Всевышним никаких отношений. Он знал, что Всевышний (в отличие от противоположной инстанции) уважает Свободу Воли каждого человека, хотя и имеет на каждого из нас вполне определённые виды (не всегда приятные, а то и вовсе неприемлемые для соответствующего индивидуума). Поэтому он был уверен (и доказал это своей весьма впечатляющей жизни), что при наличии достаточного желания, целеустремлённости, дисциплины, дерзания и веры (в, по крайней мере, нейтралитет «небесной канцелярии») можно реализовать практически любую мечту. Даже, на первый взгляд, совершенно недостижимую.

Всевышний в его жизнь особо не вмешивался, лишь крайней редка выставляя на пути его желаний совершенно непроходимые барьеры. Очень быстро выяснялось, что очень правильно выставлял, ибо реализация этих желаний нанесла бы ему немалый вред и значительно усложнила достижение поставленных им перед собой целей. За что он Всевышнему, разумеется, был в высшей степени признателен.

Тем не менее, в церковь он не ходил (если императрице Екатерине Великой было всё равно, в какую церковь ходить, то ему было всё равно, в какую церковь не ходить); Всевышнему не молился (впрочем, иногда ругался с оным, причём зачастую – в весьма непарламентских выражениях), а после получения некоторых, как он счёл, вполне достаточных знаний в области христианского богословия (в основном, из книг Александра Меня и Андрея Кураева), перестал читать и христианскую литературу. Причём уже довольно давно.

И вот на тебе… Непреодолимое желание. Предложение «небесной канцелярии», от которого было решительно невозможно отказаться. Обидно, досадно (что не смог победить в этом сражении), ну да ладно. Исповедоваться, так исповедоваться.

Собственно, выбора, кому исповедоваться, у него, в общем-то и не было. Таинство исповеди признавали (и предлагали) лишь две христианские конфессии – католичество и православие. Англикане, вроде бы тоже признавали и предлагали, но у них это было устроено как то очень странно. Во всяком случае, по первому впечатлению. А разбираться в деталях у него не было ни малейшего желания.

С православием для него всё было ясно – эта… организация уже много столетий служила вовсе не Христу. А русской (затем российской) государственной машины. Поэтому была вовсе никакой не церковью, а просто частью царского, затем имперского, затем советского, а затем – республиканского государственного аппарата. Поэтому исповедоваться православному священнику для него было всё равно, что исповедоваться какому-нибудь клерку в… ну, например, министерстве образования. Или культуры. Или кто там теперь у них ведает идеологией. Наверное, кто-то в Администрации Президента…

Поэтому методом исключения оставалось католичество. К которому он тоже, надо отметить, особо тёплых чувств не испытывал. И не только и не столько по причине скандала с педофилией среди католических священников, ибо будучи специалистом – да ещё каким! – по управлению знаниями, он прекрасно знал, что проблема эта раздута до невозможности падкими до сенсаций журналюгами (журналистами этих гиен назвать было никак нельзя) и уж никак не является более серьёзной, чем педофилия среди священников протестантских или православных. И уж точно намного менее серьёзной чем педофилия среди отчимов и приёмных родителей, а также среди вполне светских школьных учителей.

Его гораздо больше раздражал скандал вокруг отца Масиеля и его ордена «Легионеры Христа», который, по его скромного мнению, г8ораздо лучше высветил все немалые проблемы громадного бюрократического эгоистичного монстра под названием Святая Римско-католическая Церковь, чем все педофильские скандалы, вместе взятые. Да и всевозможные истории с Opus Dei (настоящим, а не порождением больных фантазий Дэна Брауна), мягко говоря, не добавляли Святому Престолу авторитета в его глазах.

И тем не менее, деваться было некуда. В прошлом у него было уже несколько аналогичных «стычек» со Всевышним и он отлично понимал, что если он сейчас не сделает «по хорошему» то, что от него хотят «наверху», то дальше его уже будут убеждать «по-плохому». То есть, больно и неприятно. И очень цепко – с поистине бульдожьей хваткой. Пока не убедят. Видимо, уж очень нужна была Всевышнему его исповедь. Хотя зачем – совершенно непонятно. По крайней мере, пока.

Кафедральный собор Непорочного зачатия Девы Марии был великолепен. Просто великолепен. Magnificent, как сказали бы его американские друзья. В довольно унылом, чисто совковом квартале между станциями метро «Улица 1905 года» и «Баррикадная» этот изумительной красоты храм неоготического стиля (строительство собора было завершено в 1911 году) казался пришельцем из иного мира. Собственно, так оно и было – говорил же Христос, что «царствие Моё не от мира сего»…

Подчиняясь незыблемым правилам собора, он выключил свой сотовый телефон, поднялся по ступенькам храма, не без труда распахнул тяжеленную деревянную дверь, прошёл через небольшой холл, ровно посередине которого самым наглым образом развалилась просто невероятного размера рыжая кошка (судя по всему, штатный крысолов собора)… Распахнул другую дверь…

И оказался в храме. Храм был почти пуст, если не считать нескольких прихожан, явно отягощённых весьма и весьма серьёзными проблемами. Одна просто стояла на коленях; другой, тоже стоя на коленях, перебирал молитвенные чётки Святого Розария, почти беззвучно вознося молитвы Пресвятой Деве Марии, Богу-Отцу и Иисусу Христу. Ещё двое просто сидели рядом друг с другом – скорее всего, семейная пара – практически неподвижно  и не отрывая взгляда от гигантского – во всю дальнюю стену – распятия. Распятия очень необычного – ибо этот уникальный крест представлял собой не мёртвую деревяшку, а живое дерево с ветвями и листьями. Смерть породила жизнь…

Он решительно повернул направо и, обогнув одну из многочисленных колонн, тихим (он специально надел ботинки на очень мягкой подошве) но очень решительным шагом направился в ризницу храма. Распахнул дверь (стучать в дверь такой толщины было практически бесполезно) и вошёл внутрь.

За столом, практически рядом с дверью сидел невысокий лысоватый священник довольно плотного телосложения. Довольно необычно для католической церкви, священники которой, в отличие от священников православных, обычно отличались телосложением скорее худощавым. Видимо, сказывалась разница в правилах поста и вообще священнической жизни.

«Слава Иисусу Христу!» - приветствовал вошедшего священник. «Меня зовут отец Вацлав. Чем могу Вам помочь?»

«Здравствуйте, отец Вацлав» - без особого энтузиазма ответил посетитель. Отвечать приветствием, аналогичным услышанному, он не стал. Ибо он ему напомнило нечто… скажем так, не очень лестное для католической Церкви. Особенно учитывая отношения между этим нечто и Святым Престолом в не столь ещё давний период времени…

Польское имя священника его тоже совершенно не удивило. Ибо всем, кто имел хотя бы поверхностное представление о католической общине в Москве, было известно, что предыдущий архиепископ – Тадеуш Кондрусевич – комплектовал свои кадры почти исключительно по национальному признаку. Польскому.

Сейчас, правда, архиепархией командовал итальянец – Паоло Пецци. Но перетряхивать епархиальную команду он явно не спешил. Что неудивительно – в католической Церкви всё делалось очень медленно и очень постепенно. Неудивительно, что положение Церкви – и в России, и в мире в целом было столь далёким от идеала. Если не вовсе плачевным…

«Я хочу исповедоваться…» - начал было вошедший

«Похвально» - отец Вацлав даже просиял от удовольствия. Ибо как там сказано в Евангелии «на небесах больше радуются одному раскаявшемуся грешнику, чем 99 праведникам». Что-то в этом роде…

«… но у меня одна серьёзная проблема…»

«Какая же?» - без какого-либо беспокойства осведомился священник. Он явно ни о чём не догадывался.

«Я протестант. Баптист»

Он очень сильно надеялся, что на этом всё и закончится. Ибо кодекс канонического права Святой Римско-католической Церкви позволял исповедовать только тех, кто либо уже принадлежал к католической вере, либо должен был вот-вот в неё перейти (т.е. дата перехода – конфирмации – должна быть уже назначена). А он и не принадлежал к Церкви и не собирался в католичество переходить. Никогда. Он просто хотел исповедоваться.

Отец Вацлав задумался. Но, вопреки ожиданиям посетителя, отказывать ему не стал. Что, надо отметить, несказанно удивило вошедшего.

Он не знал, да и не мог знать, что уже много лет назад, движимое «духом Второго ватиканского собора» (очень сильно либерализовавшего и католичество, и Церковь) руководство Церкви проводило «политику открытости», которая предоставляло священникам (хотя и не всем) право в определённых случаях и исповедовать, и даже допускать к причастию христиан, не являвшихся католиками. А в исключительных случаях – даже и не христиан. И на то, надо отметить, были весьма серьёзные основания. И богословские, и чисто практические. В смысле realpolitik.

«Это действительно проблема» - после невыносимо долгого раздумья произнёс отец Вацлав. «Я думаю, Вам нужно поговорить по этому поводу с отцом Александром. Это его, как говорится, зона ответственности…»

Затем добавил – уже совершенно спокойным, размеренным, бюрократическим тоном:

«Пройдите по коридору» - священник махнул рукой вглубь ризницы. «Вторая дверь налево. Постучите… по моему, отец Александр сейчас свободен».

«Спасибо большое» - оторопело произнёс посетитель. Которому всё это категорически не нравилось. По-видимому, всё же не удастся избежать пренеприятнейшей процедуры. Видимо, «там наверху» настроены серьёзно. И решительно.

Но делать было нечего. Он поднялся и уныло побрёл по коридору.

«Благослови Вас Господь» - услышал он за стеной какой-то… да, наверное, одухотворённый голос священника. Обернулся и увидел…

Отец Вацлав осенил его крестным знамением. Благословляя. Но на что?

Он так и не нашёл в себе силы даже поблагодарить священника за благословление. Повернулся и продолжил свой скорбный путь к кабинету… да нет, наверное, к келье отца Александра.

Достигнув двери, он некоторое время постоял, собираясь с духом… Затем постучал.

«Войдите» - раздался неожиданно громкий голос, хотя и приглушённой тоже довольно внушительного вида деревянной дверью.

Он вошёл. Комната была действительно чем-то вроде кельи. Хотя, конечно, она была не жилым, а вполне себе административным помещением. Стол, стул, обязательное распятие, два небольших шкафа (книжный и платяной). Огромная икона Богоматери с младенцем на стене. Два кресла – одно против другого.

В келье не было ничего удивительного. Кроме одной детали.

Ноутбук. Точнее, ультрабук. Для обычного посетителя – «чайника» в ИТ-вопросах это был просто ноутбук. Но он, будучи ИТ-профессионалом (да ещё каким!) сразу узнал эту вещицу. Тонкий, мощный 13-дюймовый продукт фирмы Sony; одинаково удобный и на столе, и в дороге. С характеристиками, которым позавидуют многие куда более крупные его собраться. И ценой – под три тысячи «американских рублей».

«Любопытно» - подумал он. «Откуда у священника московской епархии – в общем-то, глухой провинции по ватиканским меркам такая мощная система? И, главное, зачем она ему?»

Разумеется, никаких шансов узнать правду у него не было. Ибо сие устройство лишь внешне походило на ультрабук Sony. А внутри отличалось от него как «Волга» от «Мерседеса». Да и было произведено вовсе не на заводах Sony в Китае. И даже не в Японии.

А в специальной секретной технической лаборатории Агентства национальной безопасности США.

За столом сидел (впрочем, скорее восседал – настолько величавой была его внешность) довольно высокий и на этот раз худощавый священник лет пятидесяти или около того и довольно неопределённой национальности. Он мог быть и русским, и поляком, и, пожалуй, даже итальянцем.

Ибо был (по крайней мере, по мнению посетителя) как две капли воды похож на капитана Барта Манкузо  - командира американской подводной лодки USS Dallas из фильма «Охота за красным октябрём».

На этот раз он не ошибся. На самом деле отца Александра звали Алессандро Сильвио Риччи. И хотя официально он был простым епархиальным священником (пусть и с несколько особыми зонами ответственности), на самом деле у него был совсем другой работодатель. Несравнимо более серьёзный, чем архиепископ Паоло Пецци…

В отличие от отца Вацлава,отец Александр проигнорировал вроде бы почти обязательное славословие. Вместо этого он просто произнёс – спокойным и уверенным тоном:

«Слушаю Вас»

«Я хочу исповедаться» - повторил вошедший. Теперь уже отцу Александру. «Но всё дело в том, что по вероисповеданию я не католик. Я протестант. Баптист…»

«Вообще-то баптисты – не протестанты» - задумчиво произнёс священник. «Ибо, строго говоря, к протестантам можно отнести лишь последователей тех направлений Реформации, чьи представители в 1529 году на соборе в Шпейере подписали так называемую Шпейерскую протестацию.  Как известно, баптистов среди них не было»

Посетителя такая реакция, мягко говоря, несколько ошеломила. Он просто не знал, что и сказать. Что, надо отметить, с ним случалось крайне редко. Поэтому он просто уныло и, как ему представлялось, глупо молчал.

«Ну да ладно» - продолжил священник. «Я исповедую Вас»

«Где?» - в полном изумлении даже не произнёс, а как-то даже охнул посетитель. Прозвучало это, по его ощущению, до невозможности глупо.

«Да здесь» - пожал плечами отец Александр. «Садитесь в кресло. Это же ведь первая в Вашей жизни исповедь, так ведь?»

Посетитель неуверенно кивнул.

«Ну вот» - спокойно и как-то даже ободряюще отреагировал на это признание священник. «Значит исповедоваться Вы будете долго и непросто. Поэтому лучше здесь»

Отец Александр, скажем так, несколько недоговаривал. Точнее, много чего недоговаривал. Во-первых, он никого и никогда до того не исповедовал. Разве что в совершенно исключительных случаях, которые можно было пересчитать по пальцам одной руки. И Святую Мессу за все шесть проведённых в России лет он не служил ни разу.

В его «зону ответственности» входило тщательное изучение всех необычных случаев, о которых ему были обязаны сообщать все без исключения католические священники, монахи и монахини в России, а также аналитики организации, даже само существование которой было одним из самых тщательно охраняемых секретов в России. И не только в России.

Поскольку в своей работе как отец Александр, так и его начальство свято придерживалось принципа «лучше перебдеть, чем недобдеть», едва ли не 99 из ста подобных сигналов были, как говорится, «ложной тревогой», проблемы (а то и просто катастрофы), которые удалось предотвратить, вовремя получив и проанализировав информацию об оставшемся 1%, с лихвой перекрывали все затраты времени, денег и прочих ресурсов на функционирование организации, на которую работал отец Александр.

Желание протестанта, к тому же явно принадлежавшего к элитной части населения России исповедаться католическому священнику, вполне вписывалось в принцип «лучше перебдеть…». Поэтому отец Вацлав и без колебаний отправил необычного посетителя к «кому следует». Мало ли что…

И, по мнению, отца Александра, совершенно правильно сделал. Ибо, несмотря на серьёзные меры, которые посетитель принял к временному изменению своей внешности (проще говоря, на очень качественный грим), отец Александр его узнал.

Ибо не мог не узнать. Уроженец Калабрии Алессандро Сильвио Риччи, справившись с поистине непреодолимыми препятствиями, поступил в Миланский университет, который и закончил с отличием, получив степень бакалавра в области информационных технологий. И хотя практически сразу же после этого он поступил в миланскую же католическую семинарию и посвятил свою жизнь служению Господу, свою первую любовь – к информационным технологиям и компьютерам – он сохранил до сих пор.

Поэтому он внимательно следил за развитием этой отрасли – особенно за системами управления знаниями, ибо они давно и весьма эффективно использовались в его организации. И не мог пройти мимо ни фантастического взлёта возникшей «из ниоткуда» корпорации Knowledge Management International, ни её продукта, действительно перевернувшего мир, который – уже под маркой Microsoft Sophie завоёвывал всё новые и новые страны и рынки, ни странного исчезновения создателя этого продукта, который где-то с год тому назад тихо уволился из Microsoft, после чего просто пропал. Совсем.

И вот теперь этот человек, по степени влияния на развитие и информационных технологий, и мира в целом вполне сравнимый что со Стивеном Джобсом, что с Биллом Гейтсом собственной персоной стоял перед отцом Александром. Да ещё и хотел исповедоваться…

Поэтому у священника была ещё одна – сугубо личная – причина выслушать исповедь ИТ-гения. Ему было просто ужасно интересно, что же он услышит. Какой такой страшный груз носит на себе этот, без сомнения, один из наиболее выдающихся умов нарождающегося ХХI столетия?

Отец Александр понимал, что, строго говоря, это было злоупотребление служебным положением и ему самому придётся исповедовать сей грех во избежание серьёзных проблем со своим теперь уже небесным начальством. Знал, но ничего не мог с собой поделать. Ибо был просто до невозможности любопытен (что, надо отметить, его работе скорее помогало, чем мешало).

Посетитель сел в правое от него кресло (на удивление комфортное); священник уютно, но с достоинством устроился в кресле напротив.

«Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа» - произнёс отец Александр, осеняя исповедующегося крестным знамением. Тот машинально повторил, хотя до этого не крестился в жизни, наверное, ни разу.

Священник выжидательно посмотрел на грешника.

«Аминь» - пробормотал тот, надеясь, что именно это от него и требуется. Он не ошибся.

«Да пребудет Бог в сердце твоем, дабы сокрушенным духом исповедовал ты грехи твои» - торжественно и назидательно произнёс отец Александр.

«Аминь» - снова пробормотал ИТ-гений.

«Я…» - он запнулся, вспоминая подобающую фразу, которую он прочитал на Интернет-сайте собора, «оскорбил Господа Бога следующими грехами…»

И началась собственно исповедь. Которая отцу Александру с самого начала резко не понравилась. Не потому, что она не удовлетворила его любопытства. Вовсе нет, с чисто человеческой, психологической точки зрения это был весьма любопытный рассказ. Только вот к исповеди (точнее, к таинству примирения со Всевышним) рассказ этот имел очень отдалённое отношение. Уж очень он был эгоистичным. Причём неразумно эгоистичным.

По сути, его визави пришёл не исповедаться. Он пришёл просто выговориться. Чтобы выплеснуть свою… даже не столько боль (для этого его рассказ был слишком уж поверхностным). Просто груз накопившихся отрицательных эмоций, который стал совсем уж неподъёмным. Так выговариваются друзьям, любовницам, случайным знакомым, психотерапевтам… но уж никак не священнику.

Было совершенно очевидно, что у сидящего перед ним и якобы исповедующегося персонажа имеют место быть серьёзнейшие духовные, эмоциональные и психологические проблемы. И с точки зрения христианской, и с точки зрения вполне себе светской. Но его визави, судя по тому, что он о себе рассказывал, не имел ни малейшего желания не только решать эти проблемы, но даже признавать их существование. А попробуй отец Александр его «расшевелить», он, скорее всего, просто встанет, развернётся и уйдёт. Ибо для него не существует ни авторитетов, ни тормозов. Одно слово – гений…

Посетитель замолчал. Было очевидно, что он закончил и вряд ли сообщит что-либо существенное. Во всяком случае, по собственной инициативе.

Обычный священник в такой ситуации просто отпустил бы исповеданные грехи, назначил ничего по  большому счёту не значащую епитимью и отпустил бы грешника с миром. Опытный исповедник начал бы «копать» и, вероятнее всего, нарвался бы на эмоциональный «выхлест» своего визави – с совершенно непредсказуемыми последствиями. Ибо каким бы опытным ни был исповедник, с Личностями такого масштаба он вряд ли имел дело.

А вот отец Александр с личностями такого масштаба дело имел. Не раз и не два и даже не три. Правда, с личностями весьма жутковатыми. Этот вроде был не из их числа. Хотя кто знает, что и кто из него полезет, если как следует копнуть. И удастся ли с этим справиться.

И тут его осенило. И как это он раньше не догадался? Ответ ведь лежал на поверхности. Причём едва ли не на самом видном месте…

«Скажите… как вас зовут?»

«Неважно» - неожиданно грубо отрезал тот

«Скажите, господин Немо» - священник никак не отреагировал на грубость своего визави, «впрочем нет, расскажите о Ваших взаимоотношениях с миром БДСМ…»

Два месяца назад отец Александр вернулся с курсов повышения квалификации в Риме, на которых он и ещё три десятка священников из Европы и Америки обучались методикам работы с тематиками – участниками садомазохистских сообществ.

Которые в последнее время росли как на дрожжах. По данным бесстрастной статистики, каждый четвёртый европеец или американец хотя бы раз пробовал что-либо из БДСМ-арсенала в своих романтических отношениях. Активно практиковали БДСМ пять-шесть процентов взрослого населения. Таким образом, в его родной Италии активных тематиков насчитывалось минимум два миллиона человек. Внушительных размеров паства.

«Никаких особых взаимоотношений» - пожал плечами посетитель. «Иногда смотрю видео, рассказы читаю… Впрочем, чаще видео. Рассказы дурные в основном. Чистейшая, извините, порнуха. А я всё же эстет…»

«Какие видео – с мужским или женским доминированием?»

«И то, и другое» – снова пожал плечами ИТ-гений. «Наверное, где-то поровну»

Отец Александр чувствовал, что посетитель несколько привирает, но «копаться» не стал.

«В Вашей семье… Вы росли в полной или неполной семье»

«В неполной» - неожиданно быстро ответил грешник. «Отец ушёл из семьи, когда мне было девять. Дед умер, когда мне было одиннадцать. Меня растили мама и бабушка».

«Понятно» - подумал отец Александр. Его это совершенно не удивляло. Поехали дальше…

«Мама… была доминирующей?»

«Ещё как!» - невесело усмехнулся его визави. «Просто мапа, а не мама. Мужчина в юбке. Пси-доминирование по полной программе…»

«Вы долго жили с мамой?»

«До двадцати шести лет» - снова невесело усмехнулся посетитель. «Квартирный вопрос в СССР, знаете ли…»

Священник знал. Он хорошо изучил историю России, включая и советский период. Поэтому понимающе кивнул.

«Первая интимная близость была с женщиной много старше?»

«Да» - согласно кивнул посетитель. Хотя совершенно не понимал, к чему все эти вопросы и куда, собственно, клонит священник. Который всё меньше вёл себя как священник и всё больше – как психотерапевт. По крайней мере, так ему казалось. И что его совершенно не устраивало. Но не он тут командовал. Приходилось терпеть.

«Мне было двадцать три, ей тридцать. А самые комфортные отношения у меня были вообще с женщиной на семнадцать лет старше. Да, и ещё у меня были две американские квази-мамы…»

«То есть?» - удивился отец Александр.

«Одна мама духовная» - пояснил визави. «Которая во многом сформировала моё мировоззрение и мою личность. Точнее, мою американскую сторону. Я же ведь bi-cultural; русско-американский гибрид…»

«А вторая?»

«А вторая оплатила мою учёбу в США. Ну, и вообще… фактически действительно три года была моей квази-мамой. Кстати, они обе мне действительно в мамы годились. С одной двадцать лет разницы; с другой – двадцать два…»

Священника это нисколько не удивило.

«Сами хотели бы попробовать?» - неожиданно спросил он.

«Что именно?» - не понял его посетитель.

«БДСМ» - пояснил священник. «Только честно» - неожиданно жёстко приказал он.

«Да, наверное» - в очередной раз пожал плечами посетитель.

«Наверное или да?» - не унимался отец Александр.

«Да» - нехотя кивнул визави.

«Сверху или снизу?». И снова предупредил: «Только честно»

«Снизу» - снова невесело усмехнулся посетитель. «Картина голой женщины, стоящей со связанными руками передо мной на коленях, вызывает во мне стойкое чувство абсурда…»

«Почему? Ты не считаешь себя достойным того, чтобы женщина добровольно, следуя своему желанию разделась перед тобой, позволила тебе связать её и опустилась перед тобой на колени?»

«Да нет» - снова пожал плечами ИТ-гений. Переход на «ты» он проигнорировал. Ибо отец Александр, разумеется, имел на это полное право. «Я вообще не думаю – достоин, недостоин… Эти понятия для меня просто в какой-то другой Вселенной. Я получаю удовольствие от другого…»

«От чего же?»

«От достижения поставленной цели. И чем цель сложнее… невозможнее даже, тем приятнее её достижение. Я вообще… лет с двадцати двух, наверное, решаю только те задачи, которые внешне кажутся невозможными. Другие для меня скучны»

«Могу поверить» - подумал священник. Ибо перед ним сидел человек, который в одиночку решил задачу, над которой три десятка лет бились лучшие умы информационных технологий. А затем превратил решение этой задачи чуть ли не в миллиардный бизнес. По дороге попав во Всемирный зал славы информационных технологий. Рядом с Биллом Гейтсом и Стивом Джобсом.

«И ещё от борьбы и победы. И чем противник сильнее, тем лучше…»

И в это священник готов был поверить. Ибо если были верны слухи, упорно ходившие в ИТ-сообществе, его визави силой воли победил тяжелейшее заболевание, которое все светила науки считали совершенно неизлечимым. Совершив маленькое чудо.

«Да, тяжёлый случай» - подумал отец Александр. «Что же с ним делать-то?»

Собственно, что и как делать, было теперь кристально ясно. Проблема была в том, что делать это всё должен был сам пациент. Точнее, позволить с собой это делать (делать будут другие люди).

Ситуация была не то чтобы уж очень редкой. На самом деле, довольно обычной для сильных Личностей, людей «А-типа» и т.д. Проблема была в экстремальности этой личности. Как самой личности, так и её возможностей. И, следовательно, экстремальности соответствующих рисков.

А такие экстремальные риски были как раз по профилю его организации. Точнее, действия по предотвращению реализации этих рисков.

Сначала, разумеется, следовало попытаться «разрядить это ружьё». Отец Александр понимал, что шансов на успех немного – слишком уж сильной была Личность, с которой он имел дело. Да и масштаб этой Личности, надо признать, зашкаливал. Но попробовать всё равно было необходимо. Жизненно необходимо.

«Вот что я тебе скажу…» - священник с трудом подавил желание назвать имя своего визави. Который явно не хотел быть узнанным. Имея на то самые серьёзные основания.

«Во-первых, я отпускаю тебе грехи твои…»

Отец Александр поднял правую руку.

«Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа» - он осенил посетителя крестным знамением.

«Аминь» - с явным и огромным облегчением выдохнул тот.

«Но это только полдела» - продолжил священник.

Посетитель недоумевающее уставился на него.

«Я должен наложить на тебя епитимью» - объяснил отец Александр.

«Я слушаю Вас» - тихо и как-то даже смиренно произнёс его визави.

«Сначала я расскажу тебе, какой я вижу твою ситуацию» - продолжил священник. «Которая, к сожалению, вызывает у меня самое серьёзное беспокойство…»

«Почему?» - удивлённо спросил посетитель. Он явно то ли не знал о существовании своих проблем, то ли не хотел о них знать. Второе было более вероятным. Намного более вероятным.

«Потому, что ты всего добился сам. Практически без посторонней помощи. А то и при прямом противодействии окружающих. В лучшем случаи они были равнодушны к тебе и твоим проблемам. А то и откровенно использовали тебя. Во всяком случае, с твоей точки зрения…»

Это было чистой правдой. Он до сих пор так и не мог окончательно понять, любила мама его или ненавидела как почти точную внешнюю копию его отца (внутренне он от отца отличался очень сильно), которого она без всяких сомнений ненавидела просто люто. И зачем Джейн вывезла его в США – чтобы спасти или чтобы приобрести игрушку, которой можно безгранично и безнаказанно помыкать. Этакого пёсика на поводке. Редкой русской породы.

«Ты никогда не ощущал себя любимым – ни людьми, ни Богом. Из Божественного Всемогущества ты выводишь и Его все-ответственность, считая, что вся твоя боль и страдания произошли по воле Божьей, который преследовал какие-то свои цели, наплевав на твои нужды, потребности и крики о помощи…»

«В точку» - подумал посетитель. «Так оно и есть»

«Поэтому ни о какой любви к Богу в твоей душе и речи быть не может. Ты Его ненавидишь. Ибо, с твоей точки зрения, есть за что. Более, чем»

И в этом многоопытный священник был совершенно прав.

«Ты не живёшь – ты воюешь. И с демонами – что правильно; и с людьми – что правильно далеко не всегда; и с Богом – что совсем уж неправильно. Победа или смерть с достоинством и честью – вот твой лозунг. Вот под каким девизом ты жил и живёшь. Точнее, воюешь…»

«Всё правильно» - спокойно подтвердил посетитель. «Именно так и есть»

Отец Александр не знал, радоваться или огорчаться этому признанию. Он бы предпочёл ошибиться.

«Ты никому не доверяешь – ни Всевышнему, ни людям, ни даже самому себе. Точнее, своим чувствам и эмоциям. Ты подчинил их своему чудовищной мощности интеллекту; своему рацио. Причём, судя по всему, на удивление успешно подчинил. Поставил под просто-таки жесточайший контроль…»

Его визави только пожал плечами. Но промолчал.

«Скажи мне» - священник неожиданно резко сменил тему, «в чём смысл жизни любого христианина? Неважно – католика, православного, протестанта, реформатора…»

«В стяжании Святого Духа» - без запинки ответил посетитель. Правда, лишь разумом, но не сердцем. И уж тем более не душой. «В накоплении на момент физической смерти достаточного количества Благодати Божией – Divine Grace – для попадания как минимум в Чистилище. Хотя лучше, конечно, в Царствие Небесное…»

«Ну, и как ты думаешь – в твоём нынешнем состоянии это возможно?»

Отец Александр сразу пожалел, что задал этот вопрос. Он пожалел, что вообще завёл этот разговор, что не отправил посетителя со стандартной епитимьей – «сто Отче Наш, двести Радуйся, Мария» - после чего осталось бы только составить доклад о произошедшем и отправить его «куда следует» - то есть, начальству в Ватикан, чтобы они уже сами разбирались с этим «заблудшим гением».

Ибо сидящий перед ним в кресле человек мгновенно изменился. Стал жёстким, неуступчивым, колючим… И абсолютно закрытым. Ощетинившимся многослойной бронёй – активной и пассивной – и всеми видами оборонительно-наступательных вооружений. Вплоть до боеприпасов объёмного взрыва особо большой мощности. И крылатых ракет большого радиуса действия.

Более того, отец Александр вдруг понял, что своим непродуманным вопросом – и вообще всем этим разговором – он резко ускорил наступление неких малоприятных событий, которых вполне можно было бы избежать, просто отправив посетителя восвояси, дав ему то, зачем он пришёл. А его начальству – время разобраться с этим… великим ИТ-гением.

«Я знаю, что я отвечу Господу на личном суде» - жёстко и безапелляционно заявил посетитель. «И знаю, что у Него спрошу. И вообще что скажу»

«Обвинишь Его в преступлениях против человечности?» - безжалостно осведомился священник. Всё равно терять, по сути, уже было нечего.

«Возможно» - сухо и спокойно ответил посетитель. «Там видно будет. Я пока что туда не тороплюсь. Да и сильно сомневаюсь, что Всевышний так уж хочет меня там лицезреть. Во всяком случае, в обозримом будущем…»

И совершенно неожиданно добавил:

«Не волнуйтесь, святой отец. Я никуда не убегу. Я выслушаю всё, что Вы мне намерены сказать. Вашу епитимью и всё такое. Но поступать буду как сочту нужным. Сам буду решать»

«Кто бы сомневался…» - подумал священник. Впрочем, это было уже кое-что. Точнее, хотя бы что-то.

«Как ты думаешь…» - обратился отец Александр к своему визави. «в чём смысл Нагорной проповеди? Исходя из того, о чём мы сейчас говорили?»

«Понятия не имею» - уже в который раз пожал плечами его собеседник. И добавил «Честно».

Он просто жил в другой Вселенной. В которой Нагорной проповеди просто не было места. В лучшем случае. В худшем же она вызывала безумное раздражение и резкое неприятие. Вплоть до бурных протестов и ожесточённого сопротивления.

«Смысл очень простой» - спокойно и размеренно начал священник, стараясь звучать как можно менее дидактично. «Это просто краткая инструкция о стереотипах поведения, восприятия и мышления…»

Собеседник криво усмехнулся. Было совершенно очевидно, что Нагорную проповедь он, мягко говоря, жаловал не очень. Точнее, очень не.

«…которые позволяют человеку получить максимум Святого Духа. Сиречь Благодати Божьей…»

Посетитель на это не прореагировал никак. Он продолжал спокойно, бесстрастно и молча наблюдать за священником.

«Поэтому вот тебе моя…» священник запнулся. Ибо это была точно не епитимья. Греческое слово епитимья означает «наказание» и поэтому неизбежно «смотрит назад», а его пациенту нужно было назначить то, что смотрело вперёд.

«В общем, вот что тебе нужно сделать. Точнее, регулярно делать»

Посетитель всё столь же спокойно, молча и безучастно наблюдал за священником. На его слова он не реагировал никак. Вообще никак.

Священника, впрочем, это не смутило. И не остановило. Ибо он, как говорится, «повидал виды». Да и его организация была не скобяной лавкой.

«Чтобы не только спасти свою душу от боли и страданий в том мире и быть… точнее, стать счастливым в мире этом, тебе нужно победить двух очень сложных противников…»

Чтобы не раздражать собеседника без надобности (а надобности в этом сейчас точно не было), отец Александр намеренно не использовал слово «грехи».

«Только двух?» - усмехнулся посетитель. «Немного…»

«Гордыню и страх» - не обращая внимания на сарказм собеседника, продолжил священник. «Тебе нужно смирить совершенно немереную гордыню – увы, неизбежную спутницу твоего, судя по всему, феерического и вполне заслуженного успеха…»

«Возможно» - неожиданно спокойно ответил посетитель. «Спорить не буду»

«И то хлеб, как говорят здесь в России» - с некоторым облегчением подумал отец Александр. И, несколько приободрившись, продолжил:

«… перестать бояться Бога и людей и научиться доверять им»

«С этим сложнее» - всё столь же спокойно прокомментировал визави. «Намного сложнее»

Несмотря на свою колючесть, он явно не был настроен на конфронтацию. Скорее всего, сказывался большой опыт деловых переговоров, где конфронтация обычно не в чести. Там принято договариваться.

«И тем не менее, это нужно сделать» - не терпящим возражений тоном заявил священник.

«Вы предлагаете мне жить по Нагорной проповеди?» - неожиданно эмоционально перебил его посетитель. Священнику даже показалось, что в его голосе на мгновение мелькнула некая заинтересованность…

«Я реалист» - спокойно ответил отец Александр. «И имею определённый опыт работы с разными людьми в качестве священника…»

Он сделал небольшую паузу, затем продолжил:

«… поэтому я понимаю, что практически все возможности жить по Нагорной проповеди для тебя закрыты. Слишком высоки эмоциональные барьеры…»

Посетитель молчал. Но, похоже, на этот раз слушал внимательно.  Очень внимательно.

«Но есть один путь, который позволит тебе, по крайней мере, какое-то время… точнее, какую-то часть времени жить… скажем так, довольно близко к Нагорной проповеди…»

«Судя по Вашим вопросам» - спокойно и уверенно перебил его собеседник, «Вы предлагаете мне найти себе Госпожу и стать её рабом?»

«Что-то в этом роде…» - пробормотал священник, совершенно не ожидавший такой прямоты и резкости.

«Неудивительно» - уже саркастически усмехнулся посетитель. «Всегда считал Нагорную проповедь практическим пособием для рабов. Некоторые и христианство считают религией рабов. И, надо отметить, не без оснований».

Он резко поднялся и столь же резко бросил:

«Извините, святой отец, это не ко мне. Для меня моя свобода превыше всего. Свобода или смерть – третьего не дано. Всего доброго»

Он распахнул дверь, почти бесшумно выскользнул в коридор, но дверью хлопнул с удовольствием. Даже, пожалуй, с наслаждением. Да так, что, наверное, затряслись витражи в окнах храма.

Отец Александр понял, что проиграл. К сожалению, он не понимал всех масштабов своего поражения. Его неуклюжая попытка спасти душу своего визави и открыть ему доступ к Любви и Благодати Божьей, убрав или хотя бы радикально ослабив гордыню и страх ИТ-гения, откроют такой ящик Пандоры и приведут к такому «выхлесту», который не только унесёт не один десяток человеческих жизней, но и поставит всю страну на грань катастрофы. И не только её.

Ему осталось только составить доклад, безжалостно признав своё поражение и отправить его «куда следует». Доклад был составлен достаточно аккуратно, чтобы, с одной стороны, не нарушить тайны исповеди (это требование ещё никто не отменял и не отменит), а с другой – донести всю информацию для принятия правильного решения.

Уже через несколько минут (сегодня был относительно спокойный день) в неприметном здании близ собора Святого Петра в Ватикане её прочитал человек среднего роста и совершенно неопределённого возраста.

Этого человека звали Роберт Малкольм Эш. Его высокопреосвященство кардинал Святой Римско-католической Церкви Роберт Малкольм Эш. Формально он числился помощником по особым поручениям кардинала же Уильяма Левады, префекта Конгрегации по вопросам вероучения – наследницы Святой Инквизиции. Фактически же кардинал Эш возглавлял группу «Омега», о самом существовании которой во всём мире знало считанное число лиц.

Новую Святую Инквизицию.

«Любопытно» - подумал кардинал Эш. «Хотя и не факт, что это наш клиент. Далеко не факт»

Он нажал кнопку внутренней голосовой связи.

«Манфред,» - произнёс кардинал, «подберите-ка мне информацию о местопребывании и деятельности некоего джентльмена…»

Кардинал назвал полное имя потенциального клиента.

«… скажем, за последний год»

Ответ пришёл через шесть часов. Причём оказался настолько неожиданным, что, несмотря на поздний час, кардинал немедленно позвонил – по специальному защищённому каналу – в Москву отцу Алессандро.

«Слушаю» - раздался в трубке усталый голос священника.

«Отец Александр» - кардинал говорил по-русски, ибо итальянский так как следует и не освоил, несмотря на то, что жил в Ватикане уже много лет. Впрочем, он проводил в Вашингтоне и Лондоне а в последнее время, и в других крупных городах мира гораздо больше времени, чем в Ватикане. А русским языком он владел почти столь же уверенно, как родным немецким.

«… вы уверены, что не ошиблись?»

«Абсолютно» - отрезал священник. Он не стал вдаваться в детали, а кардинал не стал на него давить (хотя мог), чтобы ненароком не нарушить тайну исповеди. «А в чём дело, собственно?»

«Видите ли, отец Александр…» - кардинал сделал многозначительную паузу. «По абсолютно достоверным данным, за последние два года джентльмен, имя которого Вы мне столь любезно сообщили, ни разу не пересекал границы России…»

В трубке раздались короткие гудки.

Завершив разговор, кардинал Эш набрал другой московский номер.

«Я слушаю» - на этот раз собеседник явно не собирался спать. Впрочем, глава «восьмёрки» - самой засекреченной российской спецслужбы – генерал-лейтенант ФСБ Павел Александрович Флёров был типичной «совой». Да и вообще спал немного.

«Привет, Пол»

По старой привычке кардинал обращался к Флёрову по его ещё американскому имени. Они познакомились, когда Флёров только-только перешёл из ФБР на работу в Crisis Prevention Team – американское отделение группы Омега.

«У меня к тебе дело». И добавил. «Очень важное дело».