Outro

Мама, некоторые люди приходят, чтобы, знаешь, остаться. Другие приходят, чтобы вымазать тебе губы, намазать тебя на батон, отрезанный от буханки  второпях, весь пол в крошках и варенье на майке. И презрительное: «Свинья».
Знаешь, подруга, на что это похоже? Тебе дерьмово. Дерьмово так, что делиться с кем-то не имеет смысла, поскольку  - невербализуемо, не поддаётся ни одному из шрифтов пакета Microsoft. Дерьмово, что из всех жизненноважных вопросов тебя интересует только, кто же на самом-то деле подставил кролика Роджера, а из всех жизненноважных действий ты можешь упорно повторять одно бессмысленное слово «инкассатор».  И вот тебе дерьмово, но в тылу ждут новостей с фронта. И ты лежишь на советской раскладушке и пытаешься донести ужасы войны радиосводками, любительской постановкой, понимая, что зрителю самому бы в эпицентр, да хотя бы голову из окопа высунуть. И, представь, милая, кульминация, столбик ртути выпрыгивает из термометра, и – раскладушка захлопывается и ты в идиотской позе на полу: неуклюже, неправдоподобно. Понимаешь, в трагедиях всё идёт по сценарию: томная героиня  с узкими запястьями на изящной кушетке, и истерика у неё аристократическая. И это ей поверят и зашмыгают носом. А у тебя раскладушка захлопнулась, как захлопывается мокрый зонтик, обрызгав прохожего в белом плаще. И запястья у тебя среднестатистические и в мелких шрамиках, похожих на крестики-нолики с оборотной стороны тетради какого-нибудь пятиклассника, что сидит на «камчатке». И всё, что свербит в тебе, рубит дрова, вызовет лишь чувство неловкости, а себе о себе ты оставишь только: «Уёбище».
Знаешь, почему те, кто косят траву газонокосилками всегда в униформе полностью закрывающей тело? Потому что трава, вылетая из-под газонокосилки, бьёт больно, легко порезаться. Я тебе рассказывала, почему у меня нет ползуба? В детстве, на каком-то из семейных праздников мне стало скучно, и я вышла из-за стола. Я слонялась во внутреннем дворике,  на газоне взошли наши со старшим братом игрушки, и самой крутой игрушкой, которой мне пока ещё нельзя было играть, был новенький пистолет, который стрелял пульками, такой серебристый, большой, совсем как настоящий. Пульки в моём детстве были трёх видов: салатового-вырви-глаз цвета, розового-вырви-глаз цвета и бесцветно-грязные, которые мы находили на улице. Я вставила пистолет себе в рот и выстрелила. Отдачей мне выбило ползуба. В этот момент захлопнулась раскладушка, поэтому ещё неделю я старалась не открывать рот широко. Тогда я усвоила, что томным героиням верят охотнее, чем неуклюжему ребёнку.
Милый друг, некрасивых маленьких девочек вообще не слушают.
Однажды ты вздрогнешь, потому что вазы бьются. Потому что: «Я люблю тебя» - «Я не умею читать». Потому что в зеркале: не узнала, не вспомнила, не привет. Потому что кто-то спотыкается и падает, а кому-то есть разница в ворсы, на матрацы, на голый пол или в ямы. Потому что ты бежишь и у тебя  лицо красное от бега, а мне собственный голос  гортань режет, как лезвием срезает эпидермис до белого мяса.


В детстве я вставила пистолет себе в рот и выстрелила.