Трагедия положений в трех частях

Когда она появилась в моей жизни, была весна.
 Точнее, календарь утверждал, что весна, а мое восприятие фиксировало минусовую температуру и огромные сугробы под окном.
 Когда она появилась в моей жизни, у меня мерзли руки, потому что я в очередной раз потерял свои перчатки.
 Когда она появилась в моей жизни, был поздний вечер.
 Я увидел ее в вестибюле метро и, поддавшись какому-то непонятному импульсу, зашагал следом за ней на улицу. Поравнявшись, я сказал удивительную банальность, рассчитывая, впрочем, что она меня тут же отошьет:
 - Девушка, можно Вас до дома проводить?
 Она прищурила глаза, разглядывая меня, и, кажется, на некоторое время растерялась. Потом сказала бодро:
 - Можно… наверное, - затем сделала слабую попытку от меня избавиться: - Хотя, я вообще-то не далеко тут живу…
 И мы зашагали к ее дому.
 Не знаю, зачем я это сделал. Мы перекидывались пустыми фразами, каждый думал о чем-то своем. Я думал о проблемах на работе. Она наверняка о том, что за ней увязался маньяк.
 В конце концов, я взял у нее номер телефона и отправился домой.
 Через неделю мы встретились. Она говорила мало и как-то остро. Будто бросала слова на стол горстями. И она заставила меня смеяться.
 А потом пропала на два месяца.
 Пару раз не подходила к телефону, или обещала позвонить, но не звонила. Я то особенно не огорчился – не тот вариант. К тому же, сам был занят.
 Но однажды в конце июля, гуляя вечером по улице, вдруг поймал себя на том, что набираю ее номер. Она подняла трубку и согласилась со мной погулять.
 Вот беда.
 Было в ней что-то такое, что заставляло людей делать странные вещи.
 Однажды, когда мы сидели на скамейке, на закате, и, как обычно, я смеялся над ее ироничными и немного циничными высказываниями, к нам подошла старушка с цветами. Поздоровавшись, старушка протянула ей букет:
 - Хотите цветов?
 Мы стали вежливо отказываться, на что женщина поспешно заметила:
 - Я не продаю. Просто настроение такое – подарить. Тебе вот подарить хочу.
 Она тут же улыбнулась и, взяв букет,  весело произнесла:
 - Тогда да! Спасибо!
 - Вы, главное, счастливы будьте. Я вот всем счастья желаю. Сама его не испытала…
 - Еще все впереди, - ляпнул я.
 - Мне восемьдесят лет! – воскликнула женщина, и я прикусил язык.
 - Самое время для счастья, - легко проговорила Она, улыбаясь и щурясь от последних солнечных лучей. Женщина улыбнулась в ответ:
 - Мне она сразу понравилась, - сказала старушка мне и, попрощавшись, отправилась дальше, домой.
 Я подумал, что и мне Она тоже понравилась сразу. Наверное, такой у нее талант…

 Наше общение было наполнено бесконечными дурацкими шутками:
 - Не люблю птиц, - проговорила она, уворачиваясь от голубя, который, в общем-то, даже не летел в нашу сторону.
 - Да? – безучастно поинтересовался я, погруженный в свои мысли, глядя себе под ноги. – У меня дома есть травматический пистолет. Хочешь, постреляем?
 Правда, иногда она вдруг спрашивала меня о смерти. Вдруг становилась серьезной и задавала какой-нибудь вопрос. Есть ли жизнь после смерти? Верю ли я в Бога? Она никак не могла смириться с тем, что однажды умрет. Не могу сказать, что  я смирился, но она боялась, а я – нет. И я пытался донести до нее свой взгляд на эту проблему: 
 - Я думаю, Там все совершенно не так, как мы себе можем представить. Понимаешь, все наши представления, они ограничены рамками, навязанных стереотипов. А Там все совершенно иначе, и мы, конечно, не догадываемся даже, как.  Вот знаешь человека такого – Илью Черта? Он певец.
 - Это из группы «Пилот» что ли?
 - Да, да! Он однажды впал в кому, после аварии какой-то. И когда очнулся, рассказал, что побывал Там. Поделился опытом.
 - Да? – поинтересовалась она бодро, – И что говорит? «Умирайте – там прикольно»?
 Иногда  я просто не знал, как мне ей отвечать. То ли дать подзатыльник, то ли засмеяться. В основном,  я только смеялся.


 В первый раз, когда я взял ее, на ней было какое-то платье и чулки. Черные чулки с широкой кружевной резинкой на бедрах. Когда мои пальцы нащупали их, возбуждение достигло своего пика. Желание было таким резким, острым и сильным, что я даже не стал снимать с нее это чертово платье. Задрал темную ткань на живот, стащил трусики и устроился между бедер, запертых в кружево.
 Она вдруг попыталась встать, отталкивая меня, бормоча что-то про «мне пора домой»:
 - Надо белье погладить. Постирать. Волосы помыть…
 Я бросил ее спиной на подушки, улыбаясь, и приник губами к ее рту.
 - …всякие там важные такие дела…, - продолжала она между поцелуями.
 Хотя, как и я,  понимала, что я никуда не отпущу ее.
 Когда все кончилось, мы сели на диван, тупо уставившись в экран работающего компьютера. Вообще, она зашла ко мне посмотреть какое-нибудь кино в воскресение вечером, и на экране сейчас ВанХельсинг сражался с чудовищами вместе с прекрасной напарницей.
 - Ничего не вижу, - пробормотала она, не отрывая глаз от экрана.
 Я засмеялся и поискал рукой по дивану ее очки. Она взяла их, но не надела, переложив из одной руки в другую. Я заметил, что пальцы у нее немного дрожали.
 Я натянул штаны, думая, под каким бы благовидным предлогом выпроводить ее, когда она вдруг поднялась и сказала:
 - Ладно, я пошла.
 - Куда? – удивился я.
 - Домой. Мне пора. Пока-пока.
 Она надела туфли, и я обнял ее – прижал к груди на несколько секунд. Она неуклюже коснулась рукой моей спины, и, вырвавшись, пошла к двери.
 Я не смотрел ей вслед через окно. Я пошел досматривать фильм.

 Она не любила, когда я брал ее за руку.
 Когда я сделал это впервые, она тут же напряглась, будто я ее изнасиловать собирался. И при первой же возможности, воспользовавшись каким-то вежливым предлогом, вырвала руку, тут же пряча ладони в карманы. Чтобы у меня больше не возникало соблазна.
 Я сделал вид, что ничего этого не заметил, хотя подумал, как это странно. Для нее держаться за руки было настолько интимно, гораздо интимнее секса. Гораздо серьезнее секса. Я не мог этого понять. Она не могла этого объяснить. На мой вопрос просто ответила: «Зачем?». Правда, зачем?
 Мы встречались время от времени. Когда мне хотелось ее видеть, я звонил, и она приходила. Или не приходила, если ей не хотелось. Но такое бывало редко. Мы гуляли по улицам, затем шли ко мне и занимались сексом. Скупая на ласки, она предпочитала быстрый, как и я. Без длительных ласк и прелюдий. Молчаливая, она лишь тихо постанывала подо мной. Но мне нравилось. Наверное, потому что она была очень удобной. Жила не далеко, всегда в хорошем настроении. Ни о чем не спрашивала. Ни о чем не рассказывала. Много шутила, что заставляло меня смеяться. В общем, с ней было удобно и не было скучно или напряжно. То, что доктор прописал.
 Однажды, прогуливаясь одним из последних летних вечеров по улицам города, я с удивлением обнаружил одну вещь, о которой ей тут же и сообщил:
 - На тебя смотрят другие мужчины! – в моем голосе было удивление, которого я не смог скрыть.
 Она улыбнулась:
 - Знаю.
 Как же я раньше не замечал? Чуть ли не каждый встречный провожал ее взглядом. На меня же они смотрели с недоумением. Что, мол, такая девушка делает с этим придурком.
 Это открытие так поразило меня, что я почему-то не мог с ним смириться. Я всегда знал, что она привлекательна. Потому с ней и познакомился. Но почему-то не думал, что привлекательна она для кого-нибудь еще, кроме меня.
 - У меня был мальчик, - сказала она, просовывая ладонь мне под локоть. – Он дико психовал от этого. Когда мы бывали в кафе или еще где, и кто-то смотрел на меня, он расправлял плечи и принимал ужасно гордый вид. Смотрел на всех сверху вниз и шел обязательно впереди меня. Как индюк.
 Она рассмеялась, я тоже улыбнулся, заметив, что с ее рукой на моем локте мне значительно полегчало.
 - А что ты?
 - А я строила глазки всем встречным, чтобы сильнее его взбесить!
 И она хохочет, сгибаясь пополам.


 Правда, в какой-то момент она перестала шутить и хохотать.
 Это было так на нее непохоже – постоянная задумчивость, фразы невпопад, все время без настроения. Такую явную перемену даже я заметил, хотя не отличаюсь внимательностью.
 Мои расспросы ни к чему не приводили, поэтому я просто выгуливал ее часто в молчании.
 В тот раз мне нужно было купить новый телефон. В моем начал барахлить динамик. Я оставил ее возле одной из витрин и проследовал за консультантом к какой-то там «новейшей модели, это то, что Вам нужно».
 Возвращаясь к ней от кассы с покупкой, я увидел, что она разговаривает с каким-то парнем. Примерно ее возраста. Мальчишка. Он держал в пальцах ее мизинец и словно о чем-то просил. Она смотрела себе под ноги, стараясь совладать со сбивающимся дыханием. Плечи поникли. Я подошел к ним и, обняв ее за плечи, уставился на парня. Он медленно переводил взгляд с моей руки, обнимающей ее, выше, к горлу, подбородку, глазам. Он оценивал. Оценивал меня и ее реакцию на меня. Медленно выпрямил спину и ее палец выскользнул из его руки. Ее кисть ударилась о мое бедро, будто неживая. Будто кто-то выкачал из нее весь кислород.
 Парень снова уставился на нее. Взгляд был полон отчаяния.
 - Пожалуйста, - прошептал он, видимо, не в первый раз, так устало и безнадежно это звучало. Она судорожно втянула ртом воздух.
 - Какие-то  проблемы? – спросил я. Не хотелось с ним драться. Он выглядел как человек, способный сломаться от легкого ветра. И он не обращал на меня внимания, жадно ловя взглядом ее малейшее движение.
 Некоторое время она молчала. Потом вдруг выдохнула, подняла на него глаза и очень спокойно сказала:
 - Нам не по пути.
 Это была поразительная перемена. Будто кто-то выключил ее чувства. Она была как робот. Бесчувственное железо.
 У парня дрогнули губы. Он буквально замер на месте.
 Она развернулась и направилась к выходу. Я пошел следом. Было ощущение, будто я бросаю утопающего.
 - О чем он просил? – спросил я, догнав ее. Она упрямо шагала вперед, быстро и решительно, не оглядываясь.
 - Об ужине.
 - Это твой бывший? – она кивнула. – Он выглядел совершенно убитым.
 - Угу…
 Раздался звонок – ей пришло сообщение. Она быстро написала ответ и оправила, затем отключила телефон и бросила в сумочку.
 - Это он? – спросил я, взяв ее за локоть и заставляя умерить шаг.
 - Да. Спросил, сплю ли я с тобой.
 - И что ты ответила?
 - Нет, - я уже открыл рот, чтобы выразить возмущение, но она продолжила равнодушно: - Я ответила, «нет, не сплю. Просто трахаюсь иногда».
 Я цокнул языком и покачал головой в знак неодобрения.
 - Что? – спросила она, - Ведь мы действительно не спим вместе.
 - Зачем так жестоко человека отшивать?
 - Я его не отшивала. Это он ушел. А прошлое должно оставаться в прошлом.


 Несколько дней после этой встречи я не видел ее. Что звонить бесполезно, понял после пятого раза, когда она не взяла трубку. Она и раньше, бывало, не поднимала, если не хотела говорить или была занята. И я никогда не беспокоился. Почему же сейчас меня это до такой степени бесило, что новый телефон даже прошел испытание на удароустойчивость?
 Внезапно я начал жалеть, что ни разу не проводил ее до дома. Теперь я не знал, где можно было ее искать.
 Как-то я гулял по городу и, мне показалось, увидел ее в отъезжающем троллейбусе. Был вечер, уже стемнело, моросил дождь. Я стоял на остановке, размышляя о том, о сем и, в общем, ни о чем конкретном. Поднял глаза, взгляд случайно упал на троллейбус. Мне показалось, она стояла возле заднего окна. Ветер, задувая в открытую форточку, подхватил ее волосы, взметнув их вверх. Будто ведьма, подумал я, бессильно опустив плечи. Она смотрела на меня, не моргая. И я не моргал до тех пор, пока троллейбус не исчез из виду, пустив пару искр на прощание.
 А потом подъехала моя маршрутка. Я сел на одно из сидений в полупустом салоне, прислонившись лбом к стеклу. Мы догнали и перегнали тот троллейбус. Но внутри никого не было, только печальный кондуктор с усами да какая-то бабушка в цветном платке.
 Во время одной из остановок, я увидел из окна мертвую девушку, лежащую возле автомобиля с разбитой фарой и помятым капотом. Вы видели когда-нибудь мертвых людей на улице? Это как оазис безмятежности среди общего водоворота спешки. Все бегут, торопятся, а он лежит. Жалкий какой-то. Извините, мол, что я тут крякнулся и отвлекаю вас, вот бывает – выпал чуток из жизни. А рядом милиционеры. Стоят, курят, и им будто неловко, озираются так нервно. А потом приезжает скорая. Мертвого забирают, и жизнь снова бежит, торопится…

 На третий день ожидания я решил, что с меня хватит. Я слишком стар для таких вещей. Я выбрал свободу и редкие встречи с женщинами ради секса и забавы. С ней же начиналось что-то такое, что я не способен был контролировать. И я хотел избежать этого всеми силами.
 С этими мыслями я лег смотреть какой-то тупой американский фильм, где все взрывается без причины.
 Около двух ночи раздался телефонный звонок.
 Она.
 - Ты один? Можно я зайду сейчас?
 Голос какой-то странный.
 - Один. Заходи.
 Тут же раздается звонок в дверь. Робкий и короткий – как всегда. Только она так умела звонить в мою дверь -  первое время я даже думал, что мне слышится, и ей приходилось звонить еще раз или два.  Но теперь я слышал.
 Она стоит на пороге, мокрая с головы до ног, дрожащая и заплаканная.
 - Я плеер разбила, - жалобно проскулила. Я втянул ее в квартиру за руку. Из разжавшейся ладони на пол посыпались куски разбитой пластмассы.
 - Да и черт с ним, - проговорил я в ее волосы.
 Как же я скучал по ним! Даже мокрые они были прекрасны.
 Она прижалась ко мне, обжигая голую кожу холодом одежды и горячими слезами. Такой контраст.
 Завернув ее в большое полотенце и отпаивая горячим чаем на кухне, я спросил:
 - Что случилось?
 Она то окунала пакетик чая в чашку, то вытаскивала его наружу.
 - Ничего.
 - Где ты была?
 - Встречалась с… одним человеком, - произнесла так, будто было сложно произнести это.
 - С каким человеком?
 - Просто человеком и все.
 Некоторое время я помолчал. Тяжело будет вытянуть из нее, что же случилось.
 - Он разбил тебе плеер? Твой… мужчина?
 - Я хочу спать, - она встала. Я дернул ее за запястье, усаживая к себе на колени.
 - Не хочешь объяснить?
 Она помолчала.
 Затем стала целовать меня, скользя руками вниз по телу.
 Нет, объяснять она явно не хотела.
 В эту ночь она впервые осталась со мной спать.

 Что-то болезненно сжималось внутри. Она молода и красива. А я… Нет, конечно, не старый пень. Но юность моя осталась позади, и ее не вернуть, как бы мне этого ни хотелось.
 Я смотрел, как она спит рядом, на моей подушке, на ее нахмуренные брови, тонкие руки и  длинные пальцы, и мне безумно хотелось курить.
 Я добрел до кухни и, не включая свет, открыл ящик обеденного стола. Нашарил рукой в самой глубине наполовину пустую пачку сигарет с вложенной в нее зажигалкой.
 Не нужно быть предсказателем или ясновидящим, чтобы точно знать – однажды она уйдет. Как песок сквозь пальцы.
 Взял сигарету в рот и щелкнул зажигалкой, прикуривая.
 Не важно, к этому сопляку или к другому сопляку. Но сопляк будет. Это неизбежно…
 Первая затяжка после такого долгого перерыва. Дым обжег горло и легкие.
 Она тоже стала первой после очень долгого перерыва. Она тоже обожгла горло и легкие…
 Внезапно я почувствовал, что у меня не хватит сил это пережить. Ровно относиться к потерям – прерогатива молодости. У меня же больше не было на это ресурсов. Зачем же я, черт возьми, подпустил ее так близко?!
 Я вздрогнул, когда ее руки вдруг обвились вокруг моего тела. Она бы положила голову мне на плечо, если бы доставала до моего плеча. Маленькая. Вместо этого она потерлась щекой о мой бок. Я повернул голову на бок, сделал еще затяжку.
 - Ты куришь? – спросила она.
 - Бросил, - ответил я, смяв сигарету в чашке из-под кофе. Некоторое время мы молчали. Потом она спросила:
 - Почему ты не спишь?
 Я выдохнул и обернулся к ней. Сжал ребра, проверяя их хрупкость и тонкость, провел руками вниз по талии. Она была одета в мою старую футболку, которая была ей такой длинной, будто платье, с длинными рукавами. Она откидывала их с запястий и кистей, стараясь держаться за мои предплечья. Некоторое время мы молчали.
 - Ты с кем-нибудь еще спишь? – спросил я, подняв на нее глаза.
 Ее пальцы замерли на моих руках, она попыталась высвободиться:
 - Зачем ты все портишь?
 Я не отпускал. Я поднял ее и посадил на стол позади меня. Мне пришлось наклониться, опираясь ладонями о столешницу, чтобы наши глаза были на одном уровне:
 - Порчу что?
 - Не надо, не задавай мне таких вопросов. Это все только сломает, - говорила она, не глядя мне в глаза и стараясь убрать мою руку, чтобы уйти. – У тебя есть другие женщины, ведь я не спрашиваю о них.
 - У меня нет других женщин.
 Это была правда. Как-то так случилось, что другим женщинам я стал предпочитать ее и постепенно они куда-то исчезли. Перестали звонить и назначать встречи.
 И я не скучал.
 - Есть только ты, - выдохнул я.
 Она покачала головой, не поднимая глаз:
 - Не говори мне таких вещей. Пожалуйста.
 Шептала, отворачиваясь. Боялась расплакаться. Как будто не я несколько часов назад вытирал ее слезы.
 Вместо разговоров я поднял ее лицо и поцеловал ее. Сначала она пыталась отстраниться, но затем ответила на поцелуй.
 Моя футболка упала  с ее тела на пол.
 Действительно ли так важно, с кем она спит, если сейчас она здесь, со мной?
 Я заставил себя поверить, что нет.
 Я понес ее в постель, покрывая поцелуями лицо и шею.
 Когда все кончилось, некоторое время я лежал на ее теле, уткнувшись лицом в ее плечо, переводя дыхание. Потом поднял лицо и замер. Ее глаза были закрыты, а по щекам текли слезы. Я осторожно взял в ладони ее лицо, и, поглаживая большими пальцами мокрые следы, прошептал:
 - Ты что? – она только отрицательно покачала головой.
 Я провел пальцами по ее губам. В них ничего нельзя было прочесть.
 - Не понравилось? – спросил я снова.
 Она сглотнула, затем еле слышно прошептала:
 - Слишком нежно.
 Я выдохнул и поцеловал ее губы. Перекатился на спину, прижимая ее к себе. Гладил волосы и спину, успокаивая. Но она все плакала. Наверное, такая выдалась ночь – она все время плакала.
 - Никогда так больше не делай, - попросила она жалобно. – Слишком нежно, я так не могу.

 Но я уже стал нежным. Как же затолкать в себя то, что изо всех сил рвется наружу? Слишком долго сдерживал себя, слишком долго. Теперь я готов был затопить ее этой нежностью с ног до головы и не знал, как «больше так не делать».
 Говорят, чтобы избавиться от своих проблем, нужно ехать на море.
 Когда мы приехали в маленькую рыбацкую деревушку, будто отрезанную от цивилизации, тихую и очень мирную, была еще ночь. Мы оставили вещи в небольшом доме, в котором снимали комнату у пожилой семейной пары. Больше в доме не было никого, потому что туристический сезон закончился. Мы оставили вещи и отправились к морю.
 Я предложил ей поехать совершенно спонтанно и неожиданно. Даже для себя. Нашел это место, билеты, потребовал ее паспорт и вот – у нас маленький отпуск на десять дней. Только я, она и море. Сначала она пыталась отказаться, ссылаясь, что не отпустят на работе. Но, в конце концов, плюнула и договорилась. В ней, как и во мне, был дух авантюризма.  Почему я повез ее на море? Потому что хотел удержать.
 Когда мы добрались до песчаного пляжа, как раз начинался рассвет. Она попросила меня оставить ее одну на некоторое время. Я кивнул, и мы разошлись в разные стороны вдоль берега.
 Каждый человек имеет право поговорить с морем один на один.
 Отойдя на некоторое расстояние так, чтобы не мешать ей, но и чтобы не потерять ее из поля моего зрения,  я сел на песок.
 Справа от меня небо все сильнее окрашивалось в красно-розовые тона, будто кто-то опрокинул на него краску.  Море было неспокойно. Оно кидалось к моим ногам волнами, как задиристый пес, защищающий свою территорию.
 Я повернул голову влево и нашел глазами ее маленькую фигурку в черных шортах и зеленой кофте-кингурушке.
 Она сидела ближе к воде, чем я, также согнув колени, и прижимала их к груди рукой. Другая рука была свободна и отчаянно жестикулировала в такт срывающимся с ее губ словам. Она плакала, и смеялась, и хмурила брови, сжимая губы, будто злилась. И море отвечало ей то легкими брызгами веселья, то сильным порывом ветра, бросающего его в отчаянии на сушу, то тихой песней сочувствия и понимания. Будто внимательный слушатель.
 Когда же слова кончились, она сидела молча, позволяя слезам свободно скатываться в песок. Тогда море, словно в успокоительные объятия, наконец, лизнуло ее босые стопы, окунув их в свои соленые воды. Забирая и слезы, и боль с собою.
 Она улыбнулась и коснулась уже откатывающейся воды пальцами. Будто погладила.
 Когда солнце, наконец, заняло прочную позицию на горизонте, она пришла ко мне. Я поднялся, заглядывая в ее красные глаза. Погладил ее по щеке, стирая остатки соли пальцами. Она опустила голову, вытерла лицо рукавом и посмотрела на меня, улыбаясь:
 - Пойдем поедим?
 Я улыбнулся в ответ, кивнул и взял ее за руку. Впервые она не попыталась убрать и спрятать свою ладонь.
  Мы отправились к нашему дому.
 - Что ты ему рассказала? Морю?
 Она пожала плечами:
 - Так… Жизнь.
 Жизнь. Все печали и все радости. Каждую встречу и каждое расставание. Каждую обиду, боль и каждое счастье. Теперь море знало о ней все. Самый молчаливый и надежный из собеседников. 
 Я сжал ее пальцы.
 Я так и не решился ничего ему рассказать. Может быть, просто нечего.

 Лучшие десять дней в моей жизни. Наверное, так. Десять дней, наполненные безмятежностью и счастьем. Будто кошка, она проводила целые дни на пляже, возле моря, грея свою спинку, слушая шум волн, практически не купаясь. Я оставлял ее там на некоторое время, чтобы принести еды или хоть на несколько часов уйти в тень. Она в тень не желала и скоро стала совершенно коричневой, как молочный шоколад. Не цветом, конечно, но точно такая же сладкая. Вечером я забирал ее домой, отмывал от соли в ванной, заворачивал в пушистое полотенце и укладывал на кровать. Я был очень нежен, хотя пытался себя сдержать первые несколько дней. Все напрасно. Это было сильнее меня. Но она не возражала, не просила прекратить. Только улыбалась, хотя глаза были печальными. Я старался игнорировать это, целуя каждый сантиметр загорелой, просоленной кожи. Доводил ее до самого края возбуждения и прекращал ласки, брал ее очень медленно, неторопливо. Это был словно секс на десерт наших отношений: нежный, сладкий и абсолютно порочный. Правда, тогда я этого не знал. Я думал… нет, я просто не хотел думать, вот и все. Я просто наслаждался счастьем и покоем.
 Тем мучительнее было возвращаться обратно, в Питер. Никогда еще он не казался мне таким серым и недружелюбным. Встретил нас холодным дождем, словно обиделся, что мы променяли его на тепло и солнце.
 Я хотел отвести ее к себе, но она возразила, что ей нужно зайти домой, разобрать чемодан и сувениры, которых она накупила целую кучу.
 Мы расстались у метро. Долго целовались перед тем, как разойтись в разные стороны. Целовались под питерским дождем, игнорируя его негодование и попытки выгнать нас с улицы.
 Я вошел в свою съемную квартирку, и никогда еще она не казалась мне настолько неуютной. Помню, однажды она сказала, что это настоящая холостяцкая берлога:
 - Логово, а не квартира. Ощущение, что ты здесь ешь, спишь, трахаешься, но вовсе не живешь.
 Теперь я понял, что она имела ввиду.
 Я бросил чемодан возле кровати, включил чайник и сел за компьютер, достав фотоаппарат. Фотографии перекочевали из маленькой электронной коробки в электронную коробку побольше. Я открыл файл и уставился на ее улыбающееся лицо, щурящиеся от солнца глаза и сгоревший нос. Фотографии сменяли одна другую на экране, чайник давно закипел и остыл, но я не мог заставить себя оторваться от просмотра. Кажется, я фотографировал буквально каждый ее шаг…
 Я уже скучал по этому времени. Мне нестерпимо хотелось обратно, в уютный домик с доброй старушкой, готовящей нам удивительно вкусные блюда из рыбы и овощей, и её вечно улыбающемуся старику. Я хотел вернуться обратно в нашу комнату, в нашу постель, целовать ее, соленую и загоревшую, требующую отпустить ее в душ. Я скучал, и никак не мог понять причины этой скуки. Ведь вот телефон – в нем ее номер. Нужно нажать пару клавиш и она будет здесь, со мной, рядом… Посмотрел на телефон – он показался вдруг недружелюбным и холодным, как и город. Стряхнув с себя оцепенение, я взял аппарат в руку и нашел ее имя в списке вызовов. Нажал на зеленую кнопку и стал ждать. Гудки казались бесконечными.
 Она не поднимала трубку. Будто не было этой недели. Все вернулось на круги своя.


 Он нашел меня сам и позвонил в дверь, заявив, что хочет поговорить. Я был так удивлен, что даже не смог послать его куда подальше.
 Я сидел напротив него, размешивал в чашке с чаем сахар и думал, какой же это будет долгий, нудный и неприятный разговор.
 Он выглядел чуть хуже, чем тогда, в магазине, когда она послала его к чертям.
 Вот уже пятнадцать минут он молчал, глядя на крошки хлеба на столе.
 Это начинало утомлять, и я, собираясь вышвырнуть его, начал было подниматься, когда он вдруг сказал:
 - Я… люблю ее…
 И сам нахмурился, поняв, как жалко и глупо это звучит. Я опустил глаза на стол и усмехнулся. У него загорелись щеки, словно от стыда, а глаза стали упрямыми:
 - Да, люблю. Ты ей нахер сдался. Просто ей неудобно и она потому от тебя не уходит.
 - Это она тебе сказала?
 - Я и сам это знаю.
 - Ммм... А я то думал, она не уходит, потому что ей нравится трахаться со мной, - я наблюдал, как его глаза звереют, как он пытается найти что-нибудь, чем можно было бы мне ответить. И наслаждался его беспомощностью. Затем сделал глоток остывшего чая: - Расскажи мне о ней.
 Он удивленно вскинул брови, изучая мое лицо. Потом опустил глаза на стол и снова замолчал на некоторое время, подбирая слова. Я ждал. Я хотел знать.


 - Каждый раз, когда я пытался стать ближе, она делала шаг назад. Будто пряталась в свою скорлупу. Никогда ни о чем не спрашивала. Но было очевидно – что-то ее мучает. Ей можно вопросы было задавать часами и не получить ни одного хоть сколько-нибудь проясняющего ответа. Она все время будто ускользала, никогда не отдавала себя полностью. Не оставалась на ночь, не просила о помощи, не навязывалась. Звучит, как мечта? Наверное. Если ты не влюблен. Но это было невыносимо, просто невыносимо. Однажды она сказала, что сто раз придумывала причины, чтобы уйти от меня до того, как я брошу ее. Была просто уверена на сто процентов, что я ее брошу… Помню, это так разозлило меня, что я стал кричать на нее:
 «- Почему, ну почему ты не можешь просто быть счастливой?
 Она растерялась, ведь я никогда не повышал голоса:
 - Как это?
 - Просто наслаждаться моментом. Не выискивать точки разрыва. Не пытаться сбежать от страха, что тебе сделают больно. Почему ты начинаешь зацикливаться на какой-то совершенно тупой, совершенно не важной херне? Что с тобой не так?!
 Она очень занервничала. Так заволновалась, что пальцы, лежащие на столе, ходили ходуном, даже чашка позвякивать начала. Я застал ее врасплох, и она не успела надеть свою любимую маску «я не здесь». Ее рот открывался и закрывался, но из него не выходили звуки. Глаза стали влажными, бегали по комнате и не могли ни на чем задержаться дольше секунды.
 - Я не знаю, я не знаю, - проговорила она, перескакивая взглядом со шкафа на телевизор, затем на занавески, рояль и, наконец, остановилась на мне: - Я не знаю! Понятно? Думаешь, мне это нравится?! Я ничего не могу с этим сделать!»
 Он помолчал:
 - И я ушел. Сделал то, чего она так боялась. Струсил. Обвиняешь меня?
 - В чем?
 - Не знаю… Ничего не знаю. Мы с ней виделись недавно, ночью…
 - Ты разбил ей плеер?
 - Это вышло случайно. Я умолял ее о встрече, чуть не на коленях ползал. И она пришла. Была такой холодной, равнодушной… На все мои слова улыбалась просто. И я из себя вышел, схватил ее за плечи и тряхнул, чтоб в себя пришла. Плеер выпал, разбился. Она вдруг заплакала, села на колени, осколки собирать… и кричала на меня, что сначала я ей сердце разбил, а потом еще и плеер. Что я все только ломаю… Я так и стоял, как вкопанный, глядя на нее. Не помню, чтобы видел ее плачущей. Она ведь всегда все эмоции под замком держала и тут – такое. Я даже не смог остановить ее, когда она машину ловила и уезжала. Просто стоял и смотрел, как дурак, - он сделал паузу. – Она меня любит. Так не реагируют, если не любят. Ты же знаешь, она меня любит, иначе бы не разговаривал со мной здесь сейчас.
 От его слов у меня разболелась голова.
 Я вспоминал, как она плакала в ту ночь, когда пришла ко мне с разбитым плеером.
 Я вспоминал, как она плакала, рассказывая свои истории морю.
 Неужели все о нем?
 А я служил громоотводом.
 Как неприятно…
 Раздался звонок в дверь, короткий и очень резкий.
 Он нервно посмотрел в сторону коридора. Я поднялся и пошел открывать ей дверь.
 Она встает на цыпочки, чтобы поцеловать меня в губы:
 - Представляешь, я потеряла телефон. Пока одолжила у подружки ее старый, пока симку восстановила. А твоего номера нет. Пришлось без звонка прийти. Я тебя не отвлекаю?
 Ее сапоги летят на пол, куртка и сумка – на стул. Глаза горят, на губах – улыбка.
 Черт возьми, как она прекрасна.
 Кладет ладони мне на живот, просунув руки под майку, поворачивает голову на шорох, доносящийся из кухни.
 И замирает, будто ледяное изваяние.

 Комедия положений в трех частях.
 Акт первый – город.
 Акт второй – море.
 Акт третий, заключительный – квартира.
 Действующие лица:
 Я, сидящий за кухонным столом и прижимающий пальцы левой руки к виску, потому что в голове моей пульсирует боль.
 Моя любимая женщина, застывшая на пороге кухни.
 И ее любимый мужчина, с чашкой чая в руках, которую он так и не донес до своего рта.
 Пауза затягивалась.
 В виске стучало все сильнее.
 Я поднялся со своего места, подошел к кухонному шкафчику и за горой каких-то приправ и чашек нащупал рукой то, что лежало там очень давно, ожидая своего выхода. Камень.
 Достал трубку, из которой когда-то серьезно накуривался по выходным. Поставил стул для моей любимой женщины посередине стола, как раз между нами. И сделал первую плюшку.
 Поехали.

 После третьей или четвертой скуренной плюшки атмосфера заметно разряжается. Мы перебираемся в комнату и усаживаемся прямо на пол. Не знаю, почему, но нестерпимо хотелось посидеть на полу. Мы смеемся над моими занавесками, потом смеемся над моим столом, затем – над кроватью.
 - Это диван-ветеран, он столько повидал на своем веку, - говорю я, уставившись ей в глаза. – Столько женщин на нем кончало, столько кричало в эту самую подушку.
 Почему-то я вспомнил, как брал ее сзади. Она лежала, совершенно не обращая на меня внимания, будто меня не было в комнате. Только она и ее ощущения. Тогда я впился зубами в ее шею, будто животное. Это понравилось нам обоим.
 - Вчера, сегодня, завтра, - пробормотал я.
 - Их было много? – подал голос он, насмешливый и звонкий.
 - Было. И будет. Ты знаешь, ты ведь не первая и не последняя. Нам есть, что вспомнить. Помнишь…
 - Не надо, - перебила она, нервно прижав колени к груди. Я усмехнулся довольно жестоко:
 - Боишься ранить чувства мальчика? Хорошо, не буду. Он ведь такой ранимый, - я снова засмеялся. – Представляешь, пришел ко мне просить, чтоб я оставил тебя в покое. Это смешно, правда. Как будто я тебя держу. Как будто ты мне нужна.
 Мой смех все усиливался, превращаясь в истерический хохот. Я смеялся, словно безумный, продолжая бросать ей в лицо слова: «просто от скуки», «не нужна», «играл»… Эти лживые слова, бьющие ее наотмашь. Они оба смотрели на меня в абсолютном молчании, а я тем временем уже валялся по полу в каком-то припадке. По щекам лились слезы, но мне было не остановиться.
 Первой встала она. То, что она ушла, я понял, когда услышал хлопок двери.
 Истерика тут же отступила и я с трудом сел на полу, вытирая мокрые глаза. Если смех продлевает жизнь, я только что стал горцем.
 Он поднялся с пола и вышел из квартиры.
 Наверное, если он поторопится, то успеет ее догнать.
 Наверное, они отправятся в постель…
 Может быть, ей даже понравится.
 Наверное, она будет счастлива.
 Я подошел к окну, заглядывая в темный осенний вечер. Слышалось лишь тиканье часов да шум ветра, запутавшегося в листве. Когда-то мои пальцы так же путались в ее волосах.
 Не знаю, сколько я так простоял, мечтая, что она поняла, какую чудовищную ложь я ей наговорил. Что вот сейчас она придет. Может быть, чтобы дать мне по роже и назвать идиотом. Я не буду против. Я схвачу ее и никуда больше не выпущу из этой квартиры, из этой кровати. Она скажет, что я идиот и не умею врать. И обнимет меня.
 Мы снова уедем куда-нибудь, к морю. Мы снова будем только вдвоем.
 Она обязательно придет…
 Мое сердце билось, как безумное. Было нестерпимо душно, мне не хватало воздуха, не хватало пространства.
 Стук секундной стрелки в голове отзывался тупой болью.
 Осень давила безнадежностью.
 Все неправда. Так неправильно!
 Это все так неправильно…
 Ведь она сама говорила мне, что прошлое должно оставаться в прошлом.

 Я вздрогнул, когда раздался резкий, короткий звонок в дверь...


Рецензии
Замечательно написано...на контрастах.
Наверное так и должны жить настоящие чувства....порывами.
Вдохновения и радости творчества.

Елена Ярцева   15.01.2012 16:51     Заявить о нарушении
спасибо, Елена! это всегда нужно)

Кот Нетрезвый   16.01.2012 00:10   Заявить о нарушении