Психология личности

Во всём ты виноват. Антон. Смотришь из-за кулис, почётный зритель. Но к концу представления даже декорации понимают, что ты – режиссёр.
А ведь был простым фанатом, как и все, от кого сейчас ты ждёшь услышать покорное «хозяин». Поддерживал клуб, веселился, колесил по стране. Футбол – это игра, помнишь? Так, какая же муха тебя укусила, что не нашлось вакцины от мании величия? Или ты по оптовой цене скупил наши фанатские души? Или у тебя под подушкой кнопка от ядерной ракеты? Мы не узнаем, пока ты патрулируешь стадион. «Боритесь с системой!»,- наверное, эта фраза звучит убедительней, когда ты произносишь её, приветливо кивая сотруднику милиции. Может, ты начал пить кровь фанатов, и собираешься жить вечно? Похоже на то. Нашего заводилу ты тоже укусил, иначе стал бы рядовой фанат, переводя дух после очередного заряда, бормотать: «Аз есмь царь»? Его звёздная болезнь налицо, но всем понятно, кто у вас в доме хозяин.
Часть моих друзей ушла со стадиона. Часть приходит теперь только для того, чтобы в знак протеста посидеть в сторонке и посмотреть игру. Оставшаяся армия зомби стали участниками шоу «Массовый гипноз», иначе не назовёшь. Многие были недовольны, но попасть в фирменную опалу от Антона не хотел никто.
А мне что было делать? Я не мог бросить свою команду, но и пресмыкаться не хотел. Оставалось только разорваться на части.
И я разорвался.
Не помню точно, когда это случилось. Просто я понял, что мне не нужно больше мучиться вопросом о долге и чести. Поначалу было непривычно видеть самого себя в другом конце комнаты или на улице. Или идти на футбол и знать, что ты ещё стоишь за стадионом с кружкой пива. Я мог быть уверен, что не пропущу ничего, связанного с футболом, и при этом не потеряю ни одного друга.
Мне нравилось, что нам не пришлось долго распределять обязанности – он всё понял без лишних слов. Теперь я одновременно мог размахивать над головой клубным шарфом и сидеть на несколько рядов выше, обсуждая с друзьями матч. Идти по центральной улице с флагом в руках и в условленном месте ждать фанатов клуба-оппонента. Ехать на выездной матч в клубном автобусе и добираться до другого города автостопом. Вездесущий я торопился жить, жадно глотая каждую секунду.
Помню, как мы сидели вместе в пабе. У нас обоих был напряжённый график, осложнявшийся учёбой, так что видеться нам удавалось редко. Но я был этому только рад, ведь каждый раз оставаясь с ним один на один, я чувствовал себя неловко. Нет, я не боялся, что он может читать мои мысли (это, уж извините, на грани фантастики). Но мне действительно не о чем было с ним говорить. В конце концов, что может быть общего у человека и его «второго я». И так мы молча сидели за одним столом, смущённо отводя друг от друга глаза.
- Ну, как у тебя дела?
- Хорошо.
- Правда?
- Да, отлично… А как твои?
- Замечательно.
- Ну, здорово.
И мы опять молча погрузились в пивные стаканы.
Я переживал, как к моему «альтер эго» отнесутся в институте, но, к счастью, никто не придал этому особого значения. В обители знаний мы появлялись по очереди, а чаще не приходил ни один из нас, так что моя непримечательная персона продолжала быть незаметной для однокурсников. Только хозяйка квартиры бурчала, что мы расходуем вдвое больше воды и электричества. Я объяснил ей ситуацию и пообещал, что собственноручно составлю график пользования услугами ЖКХ, но её это не успокоило. Не мудрено – руки до составления графика у меня так и не дошли. Так мы жили вдвоём, независимо друг от друга, и очень скоро у меня сложилось впечатление, что я никогда не был один.
Не знаю, как и когда это случилось, но я обнаружил, что у меня вдруг появился ещё один, на этот раз непрошенный, помощник. Я вернулся домой, а он уже сидел на диване и смотрел на меня совершенно невинными глазами. Не то, чтобы я был против его появления, просто не мог понять, зачем мне понадобился «третий я». Поразмыслив немного, я решил, что это знак – пора браться за учёбу (ведь не мог же он просто так появиться!). Эта мысль немного успокоила меня, хотя я понимал, как ужаснутся мои родители, узнав, что их ребёнок повадился без разрешения «делиться», и теперь у них уже не один, а три взрослых сына, которых нужно содержать. И хотя я считал себя уже взрослым самостоятельным парнем, откуда-то тянулись щупальца совести, и я решил загладить свою вину перед семьёй успехами в институте, которые, как мне казалось, были мне уже обеспечены.
Итак, я распределил обязанности следующим образом: я и «я номер два» продолжали заниматься тем же, чем занимались, а «я номер три» всю свою свежую энергию должен был направить на получение знаний. Меня охватил такой энтузиазм, что я даже составил график уборки по квартире, который мы все с неменьшим энтузиазмом игнорировали. К сожалении, моё повторное «деление» не прошло незамеченным. Безобидное бурчание хозяйки превратилось в уже совсем не безобидные истерики, доводившие меня до предела. Но я всё же каждый раз напоминал себе, что это пожилая одинокая женщина, и старался не грубить, искренне надеясь, что так же сдержанны будут остальные части меня. Вскоре, однако, у моей квартирной хозяйки появилась напарница по сверлению мозга, на этот раз в институте. Людмила Владимировна, вероятно, была уязвлена тем, что вместо себя я отправил на учёбу одно из своих «альтер эго», и наотрез отказалась принимать у меня экзамен. И хотя до сессии было ещё далеко, я на всякий случай поставил «новобранца» на моё место на стадионе, а сам стал активно посещать институт, надеясь таким образом избежать преподавательского гнева. К довершению всех бед, две трети меня возмутились произошедшим переменам. Я был настолько поражён их предательством, что засомневался, действительно ли я являюсь центром моей «троичной вселенной». Всё-таки, я взял себя в руки, и пошёл на мировую, поменяв их должности местами. Теперь новоиспечённая часть меня выражала протест против власть имущих, а другая – поддерживала свой клуб, не вдаваясь в политику. В какой-то момент я даже испугался – что будет, если они решат устроить против меня заговор? Но, присмотревшись к ним внимательней, я успокоился – они были совершенно разными, и общались между собой ещё менее охотно, чем со мной.
Так я и продолжал на треть заниматься нелюбимым делом. Оказалось, что учёба даётся мне с трудом. Осторожно раскрывая конспекты лекций, я уже слышал, как противно начинают скрипеть шурупы в голове. Несколько раз меня даже подмывало послать всё это к чертям, но видя немой укор в глазах остальных «я», осознавал ответственность за будущее, которая возложена на меня, и с пятном стыда на душе я возвращался к учёбе.
Однажды вернувшись с очередной умственной каторги, я застал дома своё «альтер эго», которое должно было в это время стоять на трибуне среди фанатов и высоко поднимать флаг. Я растерялся. За всё время своего существования он не пропустил ни одного домашнего матча. Я подумал, что ему нездоровится, но выглядел он бодрым, что меня окончательно смутило. На правах старшего я потребовал объяснений. Виновато пряча глаза, он сообщил, что это не первый матч, который он пропустил, и, кстати говоря, больше не собирается появляться на стадионе.
Как настоящий дипломат, я предложил ему поменяться со мной местами, но с ещё более виноватым видом он заявил, что и с учёбой не справится. Вот тогда я пришёл в бешенство, и пожалел об отмене закона о тунеядстве. В то же время, я понимал, что не могу ничего сделать. Заставить его повиноваться я даже не надеялся – себя-то еле заставил ходить в институт. Мне оставалось только выгнать его из дома. Но то ли я был альтруистом, и не мог выгнать на улицу вообще никого, то ли эгоистом, и не мог выгнать самое себя.
От этих размышлений меня отвлекло ещё одно моё «эго», явившееся в компании какой-то миловидной, но явно лишней здесь девицы. От них разило пивом и наглостью, и всю накопившуюся злость я выплеснул на них. От обиды у девушки надулись губы и поползли вниз брови. Они пообещали, что переедут жить к ней. Я немного остыл и извинился, но всё-таки прочёл себе молодому лекцию о том, что не собираюсь в случае чего платить алименты незнакомым мне особам.
Когда они ушли, я задумался, как отнесётся моя девушка (которая у меня непременно появится) к таким вот ситуациям. Будет ли это считаться изменой или есть в жизни справедливость, и мне не придётся отвечать за то, чего я (т.е. большая часть меня) не делал? Может, мне лучше вообще скрыть от неё две другие свои сущности? Я взглянул на себя, сидящего перед телевизором, и обрадовался, что теперь он всегда будет дома, а значит, сюрпризов хотя бы от него мне ждать не придётся.
Я вернулся на стадион. Теперь мне, как и раньше, приходилось совмещать учёбу и поддержку футбольного клуба. А я успел забыть, как это трудно. «Я номер три» прекрасно справлялся со своими обязанностями, хотя и не появлялся больше в нашей квартире. Я часто видел его на стадионе вместе с подругой, которая каждый раз лукаво поглядывала на меня (видимо, он проболтался, что диплом и деньги от родителей получаю именно я). От этой мысли мне становилось смешно.
Придя домой, я заставал свою обрюзгшую от круглосуточного безделья сущность. Поначалу это давало мне лишний повод позлорадствовать – на его фоне я выглядел ответственным и самостоятельным. Но и эта единственная положительная сторона ситуации перестала утешать меня, как только я подсчитал расходы за месяц. Оказалось, что прокормить раздавшегося вширь «второго я» уже невозможно на родительские деньги.
В бешенстве я швырнул ему стопку чеков и стал ждать реакции. Но он, как и прежде, смотрел на меня виноватым взглядом и молчал. Его жалкий вид не давал мне даже как следует разозлиться, чтобы перейти к решительным мерам. Выгнать его я не мог, убить, к сожалению, тоже. Оставалось посадить его на диету или устроиться на работу. Второе казалось мне более реальным.
Пробежавшись по нескольким вакансиям и получив отказ везде, я решил, что обращался к одному и тому же работодателю, рассадившему вокруг себя свои «альтер эго». В большинстве случаев причиной отказа являлась очная форма обучения, в некоторых других - отсутствие военного билета. Но просить родителей о помощи мне не позволяла совесть: сам кашу заварил, сам её и расхлёбывай.
На выездные матчи денег уже не хватало, и среди моих знакомых пробежал слушок, будто я намерен оставить поддержку клуба. К сожалению, не было денег и для того, чтобы развеять эти слухи за кружкой пива, поэтому мне оставалось только надеяться, что со временем их интерес ко мне пропадёт.
Сузившийся запас финансов имел и благоприятные последствия – моё «второе я» начало сбрасывать вес. Как бы жалобно он ни смотрел на холодильник, еды там не прибавлялось, и со временем вместе со стройной фигурой к нему пришло смирение. Глядя на происходившие с его комплекцией перемены, мне становилось страшно, и я старательно избегал смотреться в зеркало.
Вернувшись после отказа очередного «альтер эго» работодателя, я наткнулся на чемоданы в прихожей. На доли секунды счастливая мысль о том, что и вторая сущность решила всё-таки покинуть меня, окрылила, но голос из гостиной вернул меня к реальности. Я медленно и неохотно стал подходить к двери. Открыв её, я почувствовал, что человека всё-таки готов убить. На диване, рядом с прикованным к телевизору «вторым я» сидела подружка моей третьей сущности, о которой я уже давно забыл. Увидев меня, она разрыдалась, рассказывая душераздирающую историю о том, как родители отказались содержать её и её парня, который, не растерявшись в сложной ситуации, скрылся в неизвестном направлении. Рассказ завершался соблазнительной улыбкой, от которой при других обстоятельствах я бы растаял. Но для меня это было последней каплей.
Оставив озадаченных моим молчанием нахлебников, я заперся в своей комнате. Несколько часов я старался сконцентрироваться на одной мысли, но, то и дело, отвлекался на посторонние. В голове эхом отдавались скандирования, срывавшиеся с трибун, шелест лекционных тетрадей и грудной голос работодателя. К утру все эти звуки смешались в один мощный гул. От слабости у меня начинали слипаться глаза. Сушила жажда, но я не решался выйти на кухню. Через окно начал пробиваться слабый свет, и неожиданно я понял, что то, чего добивался, случилось. За спиной я услышал шуршание простыни и собственный сонный вздох. От радости я чуть не завопил, но опасаясь кого-то разбудить, осторожно прокрался в прихожую и, одевшись, с тихим хрустом закрыл за собой дверь.
На улице было уже светло. Освежившийся за ночь воздух, как прохладное пиво, лился в горло. Нужно было так много сделать, но я не торопился. Краем сознания я чувствовал, как просыпается моё «четвёртое я», как озирается и выходит в гостиную, где перед погасшим телевизором спят двое других обитателей квартиры. Представил – и, впервые за долгое время, улыбнулся.