Глава 8. Продолжение-4

            Продолжим разбор критических контраргументов.

         14). При одном, совокупном, капиталисте не действовал бы закон стоимости.

     При всей, казалось бы, простоте этого аргумента он тянет за собой большое количество тем. Поэтому ответ будет объёмным и немного сложным. Это не очень удобно, но другого выхода не вижу. Аргумент требует того.
    
     Итак, поговорим о законе стоимости.
   
     Говоря по-простому, закон стоимости состоит в том, что обмениваемые продукты имеют обменные соотношения, и не произвольные, а определёные, в зависимости от количества общественно необходимого труда. Если есть товарность, есть и закон стоимости. Чтобы доказать отсутствие закона стоимости, нужно доказать отсутствие товарности.
   
     Некоторые считают, что для действия закона стоимости, для товарности, обязательно необходимо множество взаимных продавцов-покупателей. Нет, и при взаимном обмене одного с одним, если этот обмен устойчив и длителен, тоже устанавливается это соотношение, иначе кто-то из них будет в ущербе. Для товарности нужна устойчивость, систематичность, длительность обмена между различными собственниками; массовость или немассовость собственников не имеет сущностного значения для товарности.

           Часто встречается безапелляционная фраза: "При одном капиталисте не может быть закона стоимости, потому что её не может быть при одном собственнике." Я уже разбирал эту ошибку. Но такое мнение очень устойчиво, и совсем недавно мне пришлось опять выслушать его в категорическом тоне от одного собеседника. Может быть, я недостаточно убедительно разъясняю эту тему, может быть, надо найти какие-то более доходчивые слова для опровержения этой фразы?
   
     Эта фраза состоит из двух частей: второй, абсолютно правильной, и первой, абсолютно неправильной. Эти две части совершенно нелогично соединяются выражением "потому что". Да, при одном собственнике действительно не может быть закона стоимости, эта часть фразы верна. Но причём здесь "потому что"?
   
     Давайте для примера сочиним другую фразу, построенную по той же логике. Ну, например, такую: "Незамужняя женщина не может иметь детей, потому что для рождения ребенка нужен мужчина." Вторая половина фразы абсолютно правильна, первая - абсолютно неправильна, ведь понятия "мужчина" и "муж" не совпадают.
    
     Так и здесь. При одном собственнике действительно не может быть закона стоимости, но при одном совокупном капиталисте закон стоимости всё же есть, потому что понятия "капиталист" и "собственники" не совпадают, потому что есть собственники и кроме совокупного собственника-капиталиста: многочисленный рабочий класс (собственник рабочей силы) и класс многочисленной буржуазии (собственники личных частей общего капиталистического дохода).
   
     Давайте же откажемся от этой неправильной фразы, чтобы никогда больше к этому не возвращаться.

                * * *

            Сначала посмотрим, как обстоят дела с товарностью, с законом стоимости при социализме?
   
     Принципиальная мысль здесь, конечно, такова: поскольку собственник и средств производства, и рабочей силы, и производимого продукта по определению один, общий, то товарности при социализме быть не может.
   
     Есть люди, которых сбивает многочисленность отдельных потребителей, и они пытаются вывести необходимость товарности из этой многочисленности. Но товаром называется лишь то, что меняет собственника в обмен на движение встречного товара по эквивалентному принципу. Здесь этого нет, движение продукта происходит внутри одного, общественного, собственника, и следовательно, мы имеем не товарообмен, а определённый способ распределения продукта среди многочисленных элементов одного собственника. То, что в деле этого распределения используется форма, внешне сходная с обычной куплей-продажей, сбивать не должно. Форма сходная, но суть уже иная.
   
     При социализме распределение общего продукта между потребителями основывается лишь на количестве продукта, поделённом на количество потребителей (с учётом количества труда каждого из них), и на определённых плановых соображениях.
             
            Некоторые считают, что обмен, товарный по сути, при социализме всё-таки есть, поскольку речь идёт, по их мнению, всё же об обмене между двумя собственниками: обществом (собственником всего продукта) и отдельным членом общества (собственником своей личной рабочей силы), - причём об обмене на эквивалентной основе. Но это мнение неправильно. Во-первых, здесь никоим образом нет разных собственников; при социализме, если это действительно социализм, собственником личной рабочей силы каждого всё же является общество, которое полностью вправе распоряжаться ею в своих, общественных, интересах. Во-вторых, отдельный член общества получает долю продукта, эквивалентную не затратам по восстановлению рабочей силы, как при капитализме, а количеству личного труда. Вот почему Маркс и говорит, что если форма тут и сходна, то содержание всё же изменилось.
   
    Всё это, конечно, хрестоматийно и общеизвестно, но об этом надо было сказать, потому что путаников развелось сейчас немало.

                * * *

            Но очень торопятся в выводах и те, кто на основе этих общетеоретических принципов обвиняет Сталина в ревизионизме - в допущении товарного производства при социализме. Сталин говорит не о социализме вообще, а о его конкретном состоянии на тот момент в нашей стране. Сталин говорит о неразвитой стадии социализма, о социализме ещё не в полноте своих свойств. На этой стадии товарное производство ещё остается, но остается уже не в полноте своих свойств, не такое, каким оно было при капитализме. Когда социализм приобретёт всю полноту своих свойств (а именно о таком социализме и говорят классики как о первой фазе коммунизма), товарности, конечно же, не будет.
    
            Попытаюсь попроще объяснить суть дела. Бестоварность при социализме основывается на наличии одного, общественного, собственника. Но давайте получше вдумаемся, что означает "один, общественный". Ведь дело здесь не в арифметической единице и не в конституционном провозглашении собственника общественным. Нужно овладеть экономикой как целым. Выражение "взять в свои руки" имеет двоякий смысл. Папуас может взять в руки компьютер - ну и что? Значит ли это, что он "взял его в свои руки" во втором смысле?
   
     Собственник становится одним, общественным, когда он овладевает экономикой как одним организмом, когда он научивается хозяйствовать общественно. Какое-то время это будет ещё не в полной мере. Это уже можно называть социализмом, поскольку есть диктатура пролетариата, поскольку нет эксплуатации наёмного труда, поскольку экономика объединена под этой диктатурой. Собственник действительно формально один. Но будучи один, он ещё не един. Он не может ещё действовать как один, не научился, не нашёл или не освоил методов, не изменил ещё так себя. Он ещё не может соединить объективное разделение труда в одно целое великой единостью своего управления.
   
     Это социализм, но социализм ещё не в полноте своих свойств. Он вынужден ещё использовать метод товарности, потому что ещё не изжил её, хотя движется в этом процессе. Он позволяет в допустимой мере определённую возмездную самостоятельность своих хозяйственных ячеек, контролируя при этом их ответственность.
   
     Поскольку сохраняется остаточная товарность, постольку сохраняется и действие закона стоимости. Но поскольку эта товарность остаточная, а не полномерная, постольку не полномерно и действие закона стоимости. Нет свободного колебания цен, нет разорительных последствий, нет полноты регуляторской функции закона стоимости. Есть сочетание с бестоварными методами, есть сознательное, а не стихийное определение величины общественно-необходимого труда, есть подчинение тактике и стратегии центральных планов.
   
     То, о чём Маркс говорит в "Критике Готской программы", - это нечто более близкое к коммунизму, это не высшая, собственно коммунистическая, стадия, но и не самая низшая стадия нового строя, это скорее, - если можно так выразиться, - высшая стадия социализма. Маркс не конкретизировал до такой степени точности этапы нового строя, он не мог ещё этого сделать. К тому же в этой работе Маркс высказывается лишь в контексте рассмотрения конкретного программного вопроса.
   
     Итак, при социализме до достижения какого-то, довольно высокого, его уровня товарность ещё есть, но уже, разумеется, не капиталистическая (не между частными собственниками, а внутри общественного собственника в силу ещё не полной степени его общественного характера). Далее последует этап, когда товарность уже будет преодолена, но это ещё будет социалистическая фаза, ещё будут  действовать несовершенства, указанные Марксом для хоть и развитой, но всё  же первой фазы.
         
            
            Как надо относиться к этой остаточной товарности? Относиться надо двояко. Метод этой товарности надо глубоко постигать и хорошо использовать, чтобы хозяйствовать эффективно на этом этапе. Надо умело использовать хозрасчёт и другие приёмы материального стимулирования, саморегулирования и самоконтроля. Но одновременно с этим неуклонно преодолевать остаточные товарные методы методами полносоциалистическими, бестоварными.
   
     В области средств производства бестоварные методы применялись более широко, благодаря наработанным централизаторским навыкам времен индустриализации и предвоенных, а тем более - военных, лет. Но всё же до полноценных форм и здесь было ещё много работы. В области же продуктов потребления остаточные методы проявляли себя шире, в том числе и по причине сохранения колхозной собственности, как правильно указано Сталиным.
   
     Остаточная товарность, хоть и не капиталистическая, тем не менее является той почвой, на которой может возрождаться, сохраняться и возрастать буржуазная психология и буржуазный образ действий. Это одна из причин неустойчивого, двойственного характера социализма, представляющая серьёзную опасность, если её проигнорировать. Усиление и объединение противников преодоления товарности к 50-м годам - очень тревожная, но вполне закономерная классовая контрреволюционная реакция на приближение социализма к своему более зрелому этапу.
    
     Нужно одновременно понимать две вещи. Если на этом, низшем, этапе социализма не использовать со всей эффективностью объективно остающиеся товарные методы, то это отрицательно скажется на развитии нашего хозяйства. Если же не видеть таящуюся в них опасность, шаг за шагом не вытеснять их и истолковывать тезис об их эффективном использовании в смысле их безудержного укрепления и расширения, то это подорвёт базу коммунистического строительства и погубит дело революции.   
    
     Сталин пишет: "Если средства производства составляют уже не частную, а социалистическую собственность, если системы наёмного труда не существует и рабочая сила не является больше товаром,.. можно ли считать, что товарное производство приведёт к капитализму? Нет, нельзя так считать."
    
     Хорошо было бы усилить эту правильную, конечно, мысль и заменить слово "если" словом "пока". Впрочем я думаю, что Сталин именно так и понимал этот вопрос.

     Итак, неполноценная, остаточная товарность по объективной необходимости ещё имелась в СССР, но не могла разрастись в капиталистический механизм, ПОКА сохранялась социалистическая государственность.
    
    
            Раньше уже говорилось, что из-за особых условий нашей революции сложившийся строй не только имел ещё недостаточно развитую социалистичность, но и наряду с этой социалистичностью включал в себя некоторые госкапиталистические элементы, подчинённые, впрочем, руководящей социалистической линии. К 50-м годам наше общество не только достигло основательной зрелости социалистических предпосылок, но и как раз поэтому стало заметно ощущать обострённое противоречие между уже социалистическими и ещё капиталистическими элементами. Задача совершенствования социализма, вытеснения госкапиталистических методов, подъёма нашего строя на более зрелую ступень встала на повестку дня самым актуальным образом. Это требовало и ряда изменений в партии и диктатуре, переорганизации трудящихся масс в соответствии с новой задачей, новых прорывов в теории, новых методов агитации, пропаганды и класовой борьбы. Неустранённое противоречие тормозило наше развитие, создавало определённые проблемы в управлении хозяйством, так как социалистические методы были ещё не всеобъемлющими, а госкапиталистические - уже не могли решать задачи нашей экономики достаточно эффективно.
      
     Хочу ещё раз повторить, что рождение нового ревизионизма, объединение и активизация сил маскировавшейся буржуазии, движение к захвату ими всей полноты власти именно в это время нашей истории было не случайностью, а неизбежным явлением, порождённым самим содержанием этого исторического рубежа.
      
               
            После изменения характера власти политическая линия по отношению к товарности начинает меняться. И дело здесь не только в классовых предпочтениях. Сложившееся противоречие, создававшее всё бОльшие проблемы для экономики, по-прежнему требовало своего решения. Могла ли взявшая власть буржуазия устранить это противоречие повышением уровня социалистичности, приданием нового качества диктатуре пролетариата, последовательным вытеснением оставшихся госкапиталистических элементов? Ответ, разумеется, ясен. Только на обратных путях, на возрождении классических капиталистических методов могли они выходить из этого противоречия.
    
     А противоречие в экономике  не только не ослабло, но и неизбежно значительно обострилось. Взяв власть в национализированной, централизованной хозяйственной системе, буржуазия оказалась в ситуации всё нарастающего тупика. По мере того как вычищались последние остатки диктатуры пролетариата, как росла антагонистическая дистанция между верхами и низами, как махрово забюрокрачивались управляющие и впадали в пассивность и обывательство низы, социалистические по форме методы управления хозяйством становились всё менее эффективными, так как являлись теперь формой, лишённой социалистического содержания.
    
     Бесхозяйственность, волокита, искажение отчётности, прямой обман и приписки, безответственность, разворовывание, стяжательство и паразитизм, поздно замечаемые диспропорции, необходимость громоздкого и тем не менее малоэффективного контроля, затоваривание ненужной продукцией и перебои материально-технического снабжения, потери от незавершённого строительства, низкое качество, неудовлетворительное положение с себестоимостью и производительностью труда, проблемы с внедрением новой техники, бюрократический волюнтаризм и некомпетентность, хроническая недогруженность производственных мощностей, - вот пороки, обрушившиеся на государственную буржуазию, уже сделавшую невозможным действие социалистического механизма, но ещё не внедрившую механизм классического капитализма.
   
            Раньше уже говорилось, что капитализм с одним капиталистом неминуемо является капитализмом нежизнеспособным, умирающим. Он возможен, но возможен лишь как нечто временное, пограничное, дегенеративное. Он сталкивается с максимумом проблем, не дающих ему нормально жить и развиваться. И по-другому не может быть, ведь такая форма капитализма означает максимальную степень классического противоречия капитализма - противоречия между общественным характером производства и частным характером присвоения. Такой капитализм под давлением этих бесвыходных проблем будет вынужден сравнительно быстро перейти к форме обычного капитализма (разумеется, если пролетариат, активизированный пороками этого строя, не сумеет ещё раньше сорганизоваться и вернуть страну к социализму).
   
     Вся дальнейшая история этого обречённого госкапитализма заключалась шаг за шагом в настойчивом и последовательном внедрении спасающих методов обычного капитализма. Учёные экономисты буржуазного толка услужливо выполняли заказ власть имущего класса. Учёные противоположных взглядов оттеснялись и обвинялись в консерватизме. Мысль, что будто бы некоторые "нехорошие" учёные сбили с правильного направления доверчивых руководителей государства, - наивна и примитивна (если не сказать грубее).
   
     Последовательность действий в 60 - 80-х была логически закономерной. Прежде всего - раздувание по отношению к прежней системе ярлыка "административно-командная". Затем, - опираясь на "антикультовую" кампанию, - критика положений "Экономических проблем социализма". Затем - хитрая, поначалу довольно замаскированная ссылка на необходимость использовать товарность, если уж она есть при социализме, прикрывая этой идеей отказ от строительства развитой социалистической системы и возрождение классической капиталистической системы хозяйствования. Участились восхваления НЭПа, заговорили о необходимости "возвращения к ленинским принципам ведения экономики на основах коммерческих расчётов". Подняли грандиозную шумиху в прессе (а это, кстати, ещё одно доказательство, кто был заказчиком) о пороках и изъянах нашего хозяйства и подавали как единственный путь их преодоления не социалистические методы пролетарского массового контроля, а закон стоимости в качестве регулятора и "социалистический рынок". Эти идеи вошли и в Программу КПСС 1961 года, начали всё шире внедряться на практике.
    
     Эта тема довольно широко раскрыта многими левыми авторами. Повторяться, видимо, нет смысла. Хочется только ещё раз указать на неправоту тех, кто считает внедрение этих методов досадной ошибкой некомпетентных руководителей. Не ошибки - а безошибочные классовые решения в сложившейся ситуации.
    
     Некоторые авторы подают как альтернативный выход ОГАС (Общегосударственную Автоматизированную Систему) академика Глушкова. Но если не отходить от политики в технократизм, то ясно поймём, что эта система дала бы прекрасный результат только при социалистическом или коммунистическом строе общества. При госкапитализме мы бы получили компьютизированный бюрократизм и не более того. Кто хочет улучшить хозяйствование с помощью ОГАС, то есть решить техническую сторону проблемы, прежде должен восстановить диктатуру пролетариата, то есть решить сначала политическую сторону проблемы.

            Спасла ли государственная буржуазия свою госкапиталистическую систему хозяйствования этими реформами? Нет, не спасла и спасти не могла. Закон стоимости в качестве регулятора, приоритет прибыли в качестве двигателя, другие рыночные механизмы могут заработать должным образом только при полноценном многособственническом классическом капитализме. Полумеры полурынка без разгосударствления собственности на капитал не только не избавят хозяйство от типичных пороков госкапитализма, но и добавят новые проблемы от эгоистического дробления формально целого.
    
     В 60 - 80-е годы на хозяйство воздействовали два фактора: инерция от социалистического времени и накапливание неминуемых проблем госкапитализма. Первый фактор со временем уменьшался, а второй нарастал. Кривая экономического развития сначала начала терять крутизну, затем  стала склоняться к горизонтали и наконец опускаться вниз. Весь этот период представляет собой сплошное лихорадочное корчение госкапиталистического руководства в неустанных попытках найти метод хозяйствования, позволивший бы соединить бюрократическую национализированность с рыночной подвижностью. Эта задача не разрешима, и шаг за шагом они всё ближе подвигались к обычному капитализму, всё радикальней выступали их экономисты, всё больше набирали политическую силу рыночные реформаторы. Происшедшее в конце 80-х - начале 90-х абсолютно закономерно, и его можно было бы без труда предсказать ещё в начале 60-х, если опираться на правильную марксистскую теорию.

                * * *

            И ещё о товарности при госкапитализме.

     При социализме рабочая сила работников - не товар, и таким же образом не товары те продукты, которые работники получают и потребляют (как уже говорилось, имеется в виду социализм в полноте своих свойств). Поскольку собственник один, нет обмена между собственниками, а следовательно, нет и речи о какой-то пропорции такого обмена. Соотношение цен и зарплат при социализме, упрощённо говоря, устанавливается только из того соображения, чтобы весь произведенный продукт был всеми раскуплен. Потребление трудящихся не ограничено никакой верхней планкой кроме общего объёма производства.
            
     А при госкапитализме? При госкапитализме такая планка есть. Если средства производства, а значит и продукт, снимаемый с этих средств производства, находятся в собственности отдельного класса, который поэтому является господствующим, то переход части этого продукта к противоположному классу, лишённому средств производства, не может не иметь верхнюю количественную планку.  Таковой планкой обязательно будет интерес господствующего класса. Следовательно, количество продукта, получаемого пролетариями, будет ограничено. Снизу оно не может быть меньше, чем норма, необходимая для более-менее сносного восстановления рабочей силы, а сверху - не может быть больше черты, за которой это уже шло бы за счёт потребления господствующего класса. Устанавливается определённое соотношение, являющееся ценой рабочей силы в этих условиях. Вот почему рабочая сила получает все признаки товара, как соответственно и продукт, идущий на потребление собственникам рабочей силы.
    
     Работающие производят продукт производственного и потребительского назначения. В условиях одного совокупного государственного капиталиста продукт производственного назначения, казалось бы, мог распределяться бестоварно. Теоретически это не противоречило бы капитализму: почему бы при капитализме какой-то части продукта (в данном случае - средствам производства) не быть бестоварной, если она движется в пределах лишь одного собственника-капиталиста? Но выше уже говорилось о неполноте единого собственника даже при первоначальном социализме, хотя там общий собственник более многочислен и демократичен. Что же говорить о буржуазном едином собственнике, который менее многочислен и гораздо более бюрократичен? Следовательно, применять формы частичной товарности и в сфере средств производства государственный капитализм вынужден ещё более, чем первоначальный социализм.
    
     Рассмотрим подробней движение продуктов потребительского назначения при госкапитализме. Этот продукт идёт всему населению. Но принцип его распределения в населении уже отличается от социалистического. Социалистический принцип основывался на условиях одноклассового подхода. Хотя и сохранялась остаточность буржуазии, но власть была у класса, заинтересованного в ликвидации классового деления, в устранении буржуазии. Новый же принцип основывается на условиях, когда власть находится у класса, заинтересованного в сохранении классового разделения и в сохранении себя как буржуазии.
    
     Движение потребительского продукта в этих условиях таково. Часть его, как уже сказано раньше, идёт пролетарским работникам, а прочее - буржуазии, причём принцип распределения продукта там и тут различен.
    
            (Здесь надо обязательно сказать, что при таком капитализме, а тем более только выходящем из социализма, на совокупного государственного капиталиста работают все: и пролетариат, и буржуазия. Какой-нибудь поверхностный остряк, может быть, заявит, что таким образом получается, что при госкапитализме и буржуазия является пролетариатом, раз она работает по найму у капиталиста. Но ведь наёмность или ненаёмность не является тем признаком, по которому определяют буржуазию и пролетариат. Сущностный признак пролетариата - отсутствие собственности на средства производства. Сущностный признак буржуазии - обладание собственностью, независимо от формы этого обладания. В данном случае у буржуазии собственность на средства производства не отсутствует, она лишь является не расприватизированной по отдельности, а национализированной всем буржуазным классом сообща.)
   
     Части продукта, идущие в обмен на рабочую силу наёмного пролетариата и наёмной буржуазии, имеют разные ограничительные планки. Если доля продукта пролетариата ограничивается сверху потреблением буржуазии, то потребление буржуазии ограничивается лишь требованием ненарушения отдельными представителями положения их класса как целого, поскольку стабильность положения класса как целого является важным условием для сохранения именно государственного характера капитализма. Понятно, что планка наёмной буржуазии выше планки пролетариата. Разница, лежащая между этими планками, представляет собой часть прибавочного продукта пролетариата, присваемую буржуазией. Таким образом, цена рабочей силы наёмной буржуазии по факту выше цены рабочей силы пролетариата.
    
            (Встречаются люди, которым почему-то трудно понять идею о наёмности буржуазии. Но ведь такая буржуазия в обычном порядке имеется и при классическом капитализме, любой классический капиталист нанимает разного рода управляющих. Буржуазия, не являющаяся капиталистом, но работающая по найму у капиталиста за добавочную долю прибавочного продукта, отторгаемую от пролетариата, - это совсем не новое явление.)
    
     Прибавочный потребительский продукт, созданный пролетариатом, присваивался этой буржуазией через завышенную оплату её труда, через другие полугласные или негласные дополнительные материальные добавки, льготы и возможности, и наконец, через самостоятельное использование буржуазией своего доступа к формально государственному продукту - явление, которое было широчайшим образом распространено и на которое буржуазное государство в значительной степени закрывало глаза. Наличие таких излишков у буржуазии порождало товарное же перераспределение этого прибавочного продукта уже в её среде, - своеобразный свободный рынок межбуржуазного обмена предметами и услугами, - явление тоже общеизвестное и тоже официально прикрываемое. Таким образом, прибавочный продукт также приобретал товарность, - как в обмене его на рабочую силу наёмной буржуазии, так и в обмене частей прибавочного продукта между его буржуазными собственниками.

                * * *
      
            Итак, мы видим, что товарность, и следовательно, действие закона стоимости при этом капитализме были, хотя, естественно, и с некоторыми особенностями соответственно отличиям государственного, одноцентрового, капитализма от классического, многоцентрового. Мы также видим, что эта товарность не была каким-то случайным нарушением формы распределения, а закономерно вытекала из положения с собственностью на средства производства при этом типе капитализма, из классовых отношений в этом обществе.
      
     Некоторые авторы добавляют к этому примеры теневых приватно-капиталистических отношений в советском хозяйстве или нечто подобное этому, но ставшее уже легальным в предперестроечное, а тем более в перестроечное время. Да, такого рода товарность тоже была в том обществе, но, строго говоря, её следует относить не к госкапиталистической товарности, а к товарности обычного классического капитализма, существовавшего внутри госкапитализма сначала нелегально, а затем всё более легализуемого по мере перехода госкапитализма к обычному капитализму.

         (Некоторые авторы толкуют понятие "государственная буржуазия" только как относящееся к разного рода управленцам совокупного государственного капиталиста. Эта неправильность происходит из традиций мелкобуржуазных трактований госкапитализма, заставляющих подобных трактователей видеть только пугало бюрократии и ничего больше.
   
     Под термином "государственная буржуазия при госкапитализме" следует понимать не только управленческую, а любую буржуазность, признающую госкапиталистическую совокупность и ведущую свой буржуазный образ жизни не в отрыве от неё, а через использование её. Такая буржуазия довольно разнообразна и существует в разных сферах общества. Сводить её только к управленцам означает перепевать даже не вообще троцкистских, а самых худших из троцкистских или околотроцкистских "теоретиков".)

         (Кстати, в начале 70-х мне пришлось пообщаться с человеком, проработавшим в торговле 35 лет, большим и опытным пройдохой. Я спросил у него, были ли в сталинские времена злоупотребления в деле распределения. Он ответил: "Конечно, были", - но через небольшую паузу добавил: "Но по масштабам, конечно, никакого сравнения с нынешним временем быть не может." А потом, ещё чуть подумав, он выдал очень великую мысль: "Количественная разница до такой степени громадна, просто непередаваемо громадна, что, наверное, можно говорить о качественном изменении." Я про себя подумал: "Да он прямо-таки марксистский философ!" И тут он рассказал для примера, как в конце 40-х коллектив магазина собрали в кабинете заведующего для прослушивания по радио речи Сталина, посвящённой, кажется, каким-то выборам. И в этой речи Сталин вдруг произнёс фразу в типично сталинском стиле: внешне простоватую и даже, вроде, наивную, но с потрясающим подтекстом. Сталин сказал: "Если на предприятии советской торговли есть ХОТЬ ОДИН коммунист или даже комсомолец, антисоциалистических злоупотреблений там, конечно, не будет." Типично сталинская фраза. "Фраза показалась мне до смешного наивной, - рассказывает этот человек, - но тут я посмотрел на заведующего и парторга - и увидел, что лица у них вдруг стали белые-белые." Вот такой интересный рассказ. Но закончил он его совсем хорошо. Ещё чуть помолчав, он гордо сказал: "Ну а теперь мы на коне!" )

(mvm88mvm@mail.ru)